Сердце мужчины

Глава 4

На какое-то мгновение Хилма была так ошеломлена и взволнована, что у нее не было сил обернуться, она словно приросла к полу.

— А вы не думаете, что ошиблись? — игриво спросила она.

— Нет, Милая, я наблюдал за вами. Неужели вы думаете, что я мог не узнать эти волосы, хотя вы так очаровательно и замысловато подняли их наверх? Кроме того, маска ведь не в состоянии скрыть эти глаза.

В ответ она только тихо произнесла:

— Мой жених сейчас вернется.

— Тогда давайте выйдем на воздух.

— Я… как я могу? Кроме того, я совсем не ориентируюсь здесь.

— Зато я вполне ориентируюсь. Надеюсь, вы понимаете, что нам надо поговорить. Пожалуйста, Милая… пока еще есть время.

— Хорошо. Идите вперед, я пойду за вами. Куда идти?

— Через левую дверь в конце залы и потом вниз по маленькой лестнице.

Она не подняла на него глаз, она и так знала, когда он отошел от нее. Ее охватил страх, что она не успеет уйти до того, как вернется Роджер. Он, конечно, начнет искать ее. Будет очень обеспокоен и сильно раздражен.

«Ну и пусть», — решила она с каким-то бесшабашным нетерпением и стала пробираться сквозь толпу.

Около двери она наткнулась на Барбару и, схватив ее за руку, твердо и уверенно проговорила:

— Если увидишь Роджера, скажи ему, что я слегка порвала платье и пошла в туалет, чтобы привести его в порядок.

— Хорошо. Сильно порвала? Жаль, такое красивое платье.

— Нет. Не очень сильно, но это займет какое-то время, а Роджер будет удивлен, куда я делась.

— Ладно, я скажу ему, не волнуйся, — кивнула Барбара, и Хилма быстро вышла из залы в левую дверь.

Прямо перед ней было несколько ступенек, внизу она увидела стеклянную дверь, ведущую наружу.

Сбежав по лестнице, она толкнула дверь и вышла в темноту ночи. Из-за внезапной смены света на мрак она ничего не могла разглядеть вокруг. Затем кто-то взял ее за руку, и голос произнес:

— Идемте сюда, вдоль тисовой аллеи. Там, в конце, каменная скамейка.

— Откуда вы так хорошо здесь ориентируетесь? — спросила она. Тени темных тисов казались таинственными и пугающими.

— Я иногда жил здесь мальчишкой. Я дальний родственник владельца этого дома.

— А, понимаю.

— Вот и скамья. А теперь садитесь сюда, здесь на вас будет падать лунный свет, и я смогу видеть вас. Вы не замерзли? — Он коснулся ее обнаженной руки.

— Нет, — поспешно ответила она, надеясь, что он не заметил ее дрожи от возбуждения.

— Разве вы не собираетесь снять свою маску? Она увидела, как сверкнули его глаза в прорезях его маски.

— Нет, — ответила Хилма. — Не думаю, что должна делать это. Тем более что это нарушает правила сегодняшнего вечера.

— О, сожалею. — Он откинулся назад со скрещенными на груди руками, и она увидела, как его губы под черной маской тронула добрая усмешка.

— Почему? Она вам не нравится? — Хилма была слегка огорчена.

— Она прекрасна, Милая. Только она делает вас, если хотите, несколько пугающей.

— Пугающей? — Она растерялась. — Почему же?

— Она придает вам какой-то холодный, отрешенный вид. В ней вы похожи на прекрасных властительниц Древнего Египта, на их смертные маски из чистого золота.

— О! — Она сорвала маску с лица. — Какое ужасное сравнение.

Он рассмеялся.

— Но зато каков результат! Она едва улыбнулась.

— Кроме того, я считаю, что отплатил вам за то, что вы так искусно притворились, будто не знаете меня.

Теперь рассмеялась Хилма.

— А вы правда решили, что обознались? — не удержалась она. — Вы сказали, что долго наблюдали за мной.

— Да. За вами и этим крупным мужчиной с несколько стесняющимся видом. Полагаю, что это и есть ваш жених?

— Роджер не любит подобные мероприятия, кроме того, ему не нравится, что пришлось надеть маску. Он считает это ужасно глупым.

— Так и есть, он прав. Но, может, поэтому нам с вами это и нравится?

Она засмеялась.

— Наверное.

— Значит, это был Роджер? — задумчиво проговорил он. — Должен заметить, что он кажется человеком вполне достойным.

— Он такой и есть. Собственно, почему бы ему не быть таким?

— О, безо всякой причины. Просто его вид и манера поведения служат как бы упреком тем, кто так же изменчив и легкомыслен, как я.

— Да, — согласилась Хилма. — Именно так он иногда действует и на меня.

Наступила небольшая пауза, во время которой они, казалось, размышляли над сказанным.

— Полагаю, что мы с вами намного хуже Роджера.

— Боюсь, что это так.

И она снова заметила в глазах под черной маской искорку лукавства.

— Скажите, а она… ваша нареченная, тоже сегодня здесь?

— Эвелин?

— Ее зовут Эвелин? Он кивнул.

— Да, она здесь.

— Интересно, я смогу узнать ее по описанию? Или это против правил?

— Нет, не против. Раз я, выражаясь фигурально.

«познакомился» с Роджером, не вижу причины, почему бы и вам не «познакомиться» с Эвелин. Она высокая, стройная, темноволосая, в красном платье. В целом, — задумчиво добавил он, — я бы сказал, что она самая модная женщина сегодняшнего вечера.

— Даже так? — Хилма с удивлением почувствовала, что это больно кольнуло ее. — Представляю, как должно быть приятно иметь такую эффектную невесту.

— Если не считать того, Милая, — ответил он с какой-то странной усталостью, — что это не то качество, которое привлекает меня больше всех остальных.

«Интересно, какое же качество привлекает его?» Она едва удержалась от вопроса.

— В любом случае, — холодно заметила она, — нищим выбирать не приходится.

— Совершенно верно, Милая. — Казалось, его искренне позабавило, что он ощутил на себе ее коготки. — Абсолютно правильно. Но очень уж резко и категорично.

— Весьма сожалею. — Ей стало неловко. — Надеюсь, вы понимаете, что я имела в виду нас обоих.

— Я польщен, что вы объединяете нас в чем-то, — успокоил он ее, и она почувствовала себя уязвленной.

— А вы не собираетесь снять маску? — спросила она.

Он молча снял ее. Она вдруг поняла, что без маски его глаза лишились своего блеска и казались усталыми и, пожалуй, разочарованными.

«Хорошо, что ни один из нас не питает никаких иллюзий», — подумала Хилма. И в этот момент он произнес:

— Дело нашего друга-шантажиста завершено. У полиции вряд ли будет повод интересоваться нами.

— Думаю, что не будет, — согласилась Хилма и вздохнула. — Все это было ужасно.

— Что именно? Вы имеете в виду все, что произошло?

— О, нет! — Она вдруг поняла, что совсем не это имеет в виду. — Нет, я подумала о той несчастной женщине, которая была в отчаянии, наверное, гораздо большем, чем я. Она не ошиблась этажом, но ее проблема не решилась, и ей пришлось пройти все до конца, вплоть до убийства.

— Я думаю, вы не могли бы дойти до убийства этого человека.

— Конечно, нет. Возможно, потому, что моя жизнь не настолько зависела от него. Если бы даже все разрушилось, я потеряла бы Роджера и не состоялось мое замужество… Но представьте себе, если бы я безумно любила Роджера… — Она замолчала и задумчиво уставилась в темноту.

— Вы хотите сказать… — его голос звучал насмешливо, — что в этом случае дело приняло бы более серьезный оборот?

— Ну, в общем-то… — Она попыталась засмеяться, но тут же поняла, что ее загнали в угол.

— Потому что в этом случае, — мрачно проговорил он, — вы изменяете своим убеждениям, которые так уверенно и решительно отстаивали.

— Вы тоже их поддерживали и разделяли, — быстро напомнила она.

— Разумеется. Именно поэтому я и уловил некоторое ваше отступление от них.

— Это вовсе не отступление. — Она вздохнула. — Я просто сказала, не подумав.

Он улыбнулся.

— Знаете, Милая, — он сокрушенно покачал головой, — главная наша с вами беда в том, что мы не законченные эгоисты или меркантилисты, называйте, как хотите. В нас, к сожалению, сохранилось чуточку романтики, и она-то нас постоянно и подводит.

— Когда я выйду замуж за Роджера, у нее не будет случая подвести меня, — убежденно сказала Хилма.

— Пожалуй. — Он серьезно задумался. — Да и я как-то не могу себе представить, что Эвелин будет поддерживать романтическую струю в нашей жизни. — И вдруг совершенно иным тоном он добавил: — Мне пришла в голову интересная мысль: у Эвелин и Роджера много общего, и мне почему-то кажется, что они чудесно подходят друг другу.

Хилма расхохоталась.

— Это чистейший абсурд, — сквозь смех проговорила она.

Но он только слегка пожал плечами.

— А что еще остается делать, Милая, в этом абсурдном мире?

Хилма не стала отвечать на это.

— Да, я хотела вас спросить. Этот кузен Эвелин, ваш сосед, уехал в Америку?

— Да. Он благополучно отбыл, не сделав никаких компрометирующих разоблачений.

— Он даже вам ничего не сказал? — У нее был обеспокоенный вид.

— Нет. По правде говоря, я с тех пор его не видел. Мне просто сказал мой слуга, что он уехал.

— А вы уверены, что он ничего не сказал, например, по телефону, до того как уехать?

— Дорогая моя, — сухо улыбнулся он. — Если бы это было так, я бы уже знал об этом от Эвелин.

— Да, наверное. — Она тихо вздохнула. — Будем надеяться, что все будет в порядке.

— Думаю, что так, — согласился он, чуть снисходительно улыбнувшись.

— И все-таки, когда он возвращается? — не унималась Хилма.

Он пожал плечами.

— К сожалению, мы не настолько с ним близки, чтобы он посвящал меня в свои планы.

— Но это не означает, что по возвращении он снова не станет опасен, — мрачно проговорила Хилма. — Во всяком случае, меня все беспокоит…

— Милая, вы всегда стремитесь перепрыгнуть все заборы до того, как упретесь в них? — с улыбкой спросил он.

— Вовсе нет. — Она откинула назад волосы характерным движением, которое всегда притягивало его взгляд. — Я только подумала…

— Что, моя дорогая? Что вы подумали?

— Что когда он вернется и решит, что должен вмешаться, вам тогда необходимо будет найти меня, не так ли?

— Да, очевидно. — На этот раз его улыбка была почти нежной. — Как это здорово, что вы нашли повод, из-за которого у меня возникнет необходимость найти вас. Теперь я не буду завидовать тому сержанту.

— Сержанту? — Она удивленно посмотрела на него.

— Ну, конечно. Надеюсь, вы помните, как резко поставили меня на место, когда писали свое имя и адрес этому полицейскому?

— Ах, вы об этом? — Она засмеялась. — Но ведь я была вынуждена так поступить, — пояснила она.

— Да, понимаю. По-видимому, я был недостаточно настойчив.

Она улыбнулась, но серьезное настроение уже вернулось к ней.

— Прошу вас, не шутите. Вам… вам действительно необходимо знать, как меня найти.

— Зачем?

— Ну, я же, по-моему, объяснила вам. Предположим, этот кузен, вернувшись, что-то предпримет, из-за чего у вас возникнут неприятности, тогда я должна буду вмешаться и объяснить ему все, потому что…

— Я уже сказал вам, что не допущу этого, — резко проговорил он. Так он с ней не разговаривал за все время, с того момента, как застал ее в своей квартире.

Он так сурово посмотрел на нее, что вокруг глаз собрались легкие морщинки, и она впервые подумала о том, сколько лет ему может быть.

— Вам придется тогда объяснять, что вы хотели проникнуть в квартиру убитого, чтобы заполучить компрометирующее вас письмо. По-моему, вам будет не совсем приятно объяснять это незнакомому человеку, не так ли? — тихо спросил он.

— Но почему же? Теперь ведь нет никакой опасности в такой откровенности. Я не замешана в убийстве, все закончилось. Кроме того, мне уже однажды пришлось объяснять все это незнакомому человеку. — На ее щеках снова заиграла лукавая ямочка. — Довольно ужасному человеку, который грозился послать за полицией, если я не расскажу ему все.

— О, Милая! — Он рассмеялся и взял ее за руку. — Я был очень груб с вами?

Она кивнула, не сводя улыбающихся глаз с его лица.

— Да, я помню. Я еще тогда подумал: «Она так прелестна, не теряй голову и не дай себя провести. Будь с ней тверд».

— Как это мило! Это составляет часть вашего «детского обаяния».

— Боже! Чего, чего?

— Да, да, детского обаяния.

— Во мне совершенно нет ничего подобного.

— Нет, есть. Вы очень хотели, чтобы я проявила к вам интерес, захотела что-то узнать о вас, словом, вы вели себя как маленький мальчик, который хочет, чтобы на него обратили внимание. Поэтому, — добавила она с улыбкой, — я и сделала то, чего вы так хотели.

— О, Милая, не надо, прошу вас. — Он прижался лбом к ее руке, которую продолжал держать в своей.

— Почему же?

— Просто потому, что от этого нестерпимо щемит сердце.

— О, мне очень жаль. — На мгновение ее рука потянулась к его склоненной голове, но она сдержала себя. — Мы несколько отклонились.

— Да, пожалуй. Так вы хотите назвать мне свое имя и адрес?

— Откровенно говоря, скорее всего не хочу. Это… это…

— Неразумно?

— Не столько неразумно, сколько, скажем, не в наших с вами интересах. Но с другой стороны, я не хочу, в конце концов, не имею морального права подвергать вас риску оказаться замешанным в чем-то таком, что может бросить тень на вас и сорвать вашу помолвку. И все это может произойти только из-за того, что вы не будете знать, как и где меня найти, чтобы я могла дать необходимые объяснения.

— Понимаю.

Он вытащил записную книжку, вырвал из нее листок и протянул ей.

— Напишите так, как писали нашему другу — сержанту полиции.

Она взяла карандаш, какую-то минуту с сомнением поглядела на него и, увидев, что он смотрит в сторону, написала «Хилма Арнолл» и затем быстро дописала адрес.

— Печатными буквами, чтобы было разборчиво, — улыбаясь, напомнил он, продолжая не смотреть на то, что она пишет.

— Я так и сделала, — сказала она. И, когда, подняв глаза, увидела его улыбающийся профиль, поймала себя на мысли, что очень завидует Эвелин…

— А теперь сложите листок.

Она с улыбкой выполнила его просьбу.

— Это что, такая игра?

— Нет, Милая. — Он повернулся к ней. — Все гораздо серьезнее.

Он снова вытащил записную книжку и, открыв, протянул ей.

— Положите, пожалуйста, сюда, под обложку. Я обещаю вам, — сказал он, убирая книжку в карман, — что не выну и не прочту ее, если только не случится то, чего вы опасаетесь.

Хилма от удивления широко раскрыла глаза.

— Вы хотите сказать, что сможете удержаться и не посмотреть?

Он кивнул головой.

— Ну, — медленно проговорила Хилма, — по-моему, это очень суровое испытание характера.

— Я тоже думаю, что это будет неплохим экзаменом, — серьезно согласился он.

Она рассмеялась.

— Мне кажется, нам давно пора возвращаться. Мы и так слишком долго отсутствуем. Я уверена, что Роджер уже ищет меня.

Он не поднялся, только смотрел на нее так, словно хотел навсегда запечатлеть в своей памяти, затем нагнулся и поднял что-то блестевшее на дорожке.

— Ваша маска, Милая.

— О, да. — Она испугалась, оттого что так легко забыла о реальности… Со щемящим чувством Хилма вдруг осознала, что все это время она страстно ждала его поцелуя. И хотя она прекрасно понимала, что в их ситуации не следует заходить так далеко, чувство разочарования не покидало ее.

Всю дорогу, пока они шли по темной тисовой аллее, он нежно держал ее за руку. Очень быстро, как показалось Хилме, они подошли к двери, и он тихо сказал:

— Идите вперед. Мы не должны возвращаться вместе. До свидания, Милая.

Он открыл ей дверь и пропустил вперед. Она оказалась на лестнице одна.

На какое-то мгновение она испытала острое желание повернуться и убежать снова в ночь… подальше от добропорядочного и надежного Роджера и всего того, что он собой олицетворяет…

Несколько секунд она стояла на лестнице не в силах справиться с нахлынувшим на нее чувством отчаяния и щемящей тоски. Наконец она взяла себя в руки и стала медленно подниматься по ступенькам.

Было бы не очень легко объяснить Роджеру такое долгое отсутствие, но, к счастью, Барбара, оказавшаяся рядом, пришла на помощь.

— Ты, наверное, довольно сильно порвала свое платье, дорогая? — с участием спросила Барбара.

— Платье? — Какую-то долю секунды Хилма даже не могла сообразить, при чем тут ее платье. К счастью, маска скрыла удивление на ее лице. — Да, пришлось повозиться, но служительница туалетной комнаты отлично справилась с этим. Прости, Роджер, мне очень жаль, что я так долго отсутствовала и заставила тебя поволноваться.

Роджер отреагировал на ее объяснение довольно спокойно, а Барбара с сочувствием подумала: «Бедная Хилма! У нее совершенно потерянный вид. Полагаю, что испорченное платье для нее большое несчастье. Ведь другого у нее еще долго не будет… Когда еще Роджер начнет покупать ей вещи! И тем не менее, какое счастье, что она выходит за него замуж!»

Хилма еще какое-то время потанцевала с Роджером. Больше здесь делать было нечего. Она почувствовала, что приподнятое настроение и веселость улетучились, все вдруг стало скучным и бесцветным. И эти без конца повторяющиеся в течение вечера мелодии, и это бесцельное кружение в танце, наконец, эти глупые маски. Роджер был абсолютно прав, не выражая восторга по поводу этого мероприятия.

Внезапно Хилма увидела среди танцующих стройную темноволосую девушку в изумительном ярко-красном платье. Ее партнер был высок, с темными, почти черными волосами и очень знаком Хилме…

Теперь Хилма твердо знала, что приехала сюда не зря. Конечно, она должна была быть здесь…

— Смотри, видишь эту девушку в красном платье? Обрати внимание, как она шикарно одета, — в каком-то возбуждении обратилась она к Роджеру.

— Дорогая, ничего удивительного. Это же Эвелин Мурхауз!

— Ты имеешь в виду дочь банкира?

— Ну, конечно. Будь уверена, что Оуэн Мурхауз оставил ей более чем достаточно средств, чтобы скупить не только все модные наряды, как ты понимаешь. Между прочим, пока ты отсутствовала, я был представлен ей. Она показалась мне очень обаятельной.

— Неужели?

Хилма едва не рассмеялась, вспомнив слова Незнакомца. Однако она тут же почувствовала, что ей совсем не смешно. Эвелин Мурхауз! Ничего себе! Да, конечно, она заманчивая невеста для любого искателя приключений. Хилма обрадовалась, когда наконец кончился вечер и пора было ехать домой.

Выйдя на улицу, они увидели полную неразбериху: все пространство вокруг дома было забито автомобилями. Хилма осталась ждать, а Роджер пошел искать свою машину. Она отошла в сторону от дверей, чтобы не мешать людям выходить из помещения, и в этот момент почувствовала, как чья-то рука сжала ее запястье.

— Милая! — Его голос прозвучал очень тихо. — Увижу ли я вас снова?

— О! Я поняла, что мы распрощались навсегда, — ответила она шепотом.

— Я тоже так думал. Простите меня, но… Она вдруг заметила в нескольких шагах от себя Роджера, пробирающегося через толпу. Он искал ее и в любой момент мог оказаться рядом. Не спуская с него глаз, Хилма прошептала:

— В воскресенье днем. В Ричмондском парке у ворот Робин Гуда, в половине четвертого.

Она едва расслышала ответ: «Я там буду» и устремилась навстречу Роджеру.

— Ах, вот ты где, — улыбнулся Роджер и взял ее под локоть. — Прости, что я так долго. Здесь как будто собралась половина всех машин Лондона, я едва нашел свою машину. Она там, в боковой улочке. Если ты не против немного пройтись, мы уедем быстрее, иначе нам придется ждать, пока можно будет подъехать к входу.

Хилма не возражала. Ее мысли были заняты Ричмондским парком и предстоящей встречей.

Всю дорогу до дома она молчала. Роджер же, наоборот, был более разговорчив, чем обычно. Вечер ему понравился гораздо больше, чем он ожидал, и теперь он был в благодушном расположении.

— Довольно неожиданно было повстречать здесь Тоби Элтона. Я понятия не имел, что он ходит на такие сборища.

— Что за Элтон? — Она поймала себя на том, что уже давно не слушает его, погрузившись в свои горестные размышления…

— Тоби Элтон, я ведь тебе о нем рассказывал, — с обидой сказал он.

— Ах, это тот самый Элтон, с которым ты учился в Кембридже? Удивляюсь, как это могло вылететь у меня из головы.

— Ну, конечно, тот самый парень. Великолепный крикетист. Правда, это было двадцать лет назад. — Роджер мечтательно улыбнулся своим воспоминаниям.

Двадцать лет тому назад он учился с Роджером! Значит, Роджеру около сорока! И он больше, чем на шестнадцать лет старше ее?.. Но, в конце концов, нельзя же иметь все.

Она обрадовалась, когда они наконец подъехали к ее дому. Роджер поцеловал ее на прощанье, пожелав спокойной ночи, как раз перед тем, как машина остановилась. Он никогда не проявлял своих чувств, не убедившись, что шофер занят своим делом и не обращает на него никакого внимания.

Хилма тихо открыла дверь и вошла в дом. Свет был везде погашен. Она знала, что отец и мать давно спят. Однако не удивилась, когда, не успев и наполовину раздеться, услышала, как скрипнула дверь их спальни.

Обычно, когда Хилма возвращалась с какого-нибудь по-настоящему интересного мероприятия, миссис Арнолл дожидалась ее и приходила расспросить, как прошел вечер. Услышав осторожный стук, Хилма улыбнулась и тихо сказала:

— Входи, мама.

Миссис Арнолл вошла в своем неизменном розовом халате.

— Дорогая, ну как ты повеселилась?

— Изумительно! — Хилма смотрела на нее блестящими глазами, что само по себе служило подтверждением ее словам. — Даже Роджеру понравилось, — добавила она.

— Ах, я всегда так радуюсь, дорогая, когда ты посещаешь приличные места, — с тоской в голосе сказала миссис Арнолл.

Под «приличными местами» она имела в виду места, которые они с отцом посещали в счастливые дни их благополучной жизни.

— Неужели ты не спала, ожидая услышать мой отчет о вечере? — спросила Хилма, снимая свои лучшие колготки.

— Нет, нет, я спала. Меня разбудила подъехавшая машина.

— О, прости мама.

— Это неважно, дорогая. Мне не терпелось узнать твои впечатления.

Хилма улыбнулась и закусила губу. Это любопытство матери выглядело так же трогательно и одновременно как-то беспомощно, как и бодрая уверенность отца, когда он отправлялся навстречу очередной неудаче. Мать говорила так, словно жила в чужой стране и ожидала новостей из дома.

— Это было великолепно. — Хилма постаралась подробно описать все, что было: комнаты, платья, даже освещенный луной сад. — Весь вечер царила такая атмосфера… приключения, будто вот-вот должно было произойти что-то необычное.

— Понимаю, — кивнула мать. — Знаешь, если все делается небрежно, кое-как, то и выглядит это довольно дешево и печально, но если с размахом, не жалея денег, да еще с фантазией, то так и должно быть.

— Да, пожалуй. — Хилма почти не слушала рассуждения матери. Она вновь и вновь переживала тот момент вечера, когда оказалась на скамейке сказочного парка, залитого серебристым светом луны.

— Знаешь, дорогая. — Мать сидела в низком кресле, обхватив колени руками. — У меня возникает глубокое чувство удовлетворения, когда я думаю о том, что Роджер имеет возможность предоставить тебе более чем обеспеченную жизнь. Мне ненавистна сама мысль, что могло случиться так, что после замужества тебе пришлось бы экономить, изворачиваться и постоянно беспокоиться о завтрашнем дне, как мне теперь.

— Ах, мама! — Быстро обернувшись, Хилма с состраданием посмотрела — на нее. — Я знаю, тебе очень достается. Это ужасно.

— Что ж, по крайней мере, сначала мне было очень хорошо, — призналась мать. — К сожалению, я не знаю, лучше ли мне сейчас от этого. Я имею в виду, что, может быть, лучше было бы вообще не знать, какой прекрасной и комфортной бывает жизнь, если ты богат. А возможно, что воспоминания о хорошей жизни служат утешением и дают силы мириться с сегодняшней нуждой. Впрочем, по-моему, когда становишься старше, это теряет свое значение, за исключением разве что постоянного раздражения… Но когда ты молода… — Она покачала головой.

— Но разве ты не считаешь, что, по крайней мере, в молодости есть сила духа, способность не сдаваться, наконец, надежда. — В голосе Хилмы прозвучала какая-то мольба. Как будто она просила мать подтвердить какую-то ее новую теорию, зарождающуюся у нее в голове.

Но миссис Арнолл снова покачала головой, и на этот раз еще настойчивее.

— Нет, Хилма, не могу представить себе ничего ужаснее, чем быть молодой, красивой, и не иметь возможности наслаждаться жизнью. Именно поэтому я так рада, что ты выходишь замуж за состоятельного человека, который обеспечит тебе достойную оправу. Ты сможешь иметь красивые наряды, ты хороша собой, чтобы показать себя во всем блеске. Ты сможешь путешествовать с комфортом, испытывать радость, вместо того чтобы сидеть на палубе или на веранде отеля, наблюдая, как другие развлекаются, наслаждаясь жизнью. Ты сможешь дать детям самое лучшее образование, не задумываясь, сколько это будет стоить… Словом, все, потому что ты будешь богата, — закончила миссис Арнолл не очень понятно, но выразительно.

Хилма угрюмо посмотрела на мать. Она знала силу всех этих доводов. Перечисляя преимущества, мать начала с нарядов и закончила детьми. Разумеется, она не имела в виду, что все будет буквально так. Она просто рассуждала о том, как хорошо иметь деньги, которые обеспечивают все это…

Конечно, в словах матери не было ничего того, что и она сама себе не раз говорила. Если тебе нравятся дорогие вещи — а Хилма с грустью призналась себе, что они ей очень нравятся, — то ужасно обидно постоянно обходиться без них. Как сказала мать, возможно, тогда лучше было бы не знать о них вообще. Но когда ты познала радость обладания ими и даже успела привыкнуть к ним, как к чему-то само собой разумеющемуся, а потом утрачиваешь все это, то становится понятным твое стремление вновь обрести все это любой ценой.

— … Так что видишь, дорогая, — ее мать уже довольно долго развивала какую-то тему, не замечая того, что Хилма ее не слушала, — именно поэтому я так обрадовалась, что ты решила принять предложение Роджера. Ну и, конечно, при всем прочем он просто очень приятный и достойный человек, — поспешила добавить она.

— Да, он достойный человек, мама. — Она вдруг поняла, что цитирует кое-кого, но в любом случае, это не совсем то, что обычно говорит невеста о своем женихе. — Он очень симпатичный, — добавила она, чувствуя угрызения совести.

Мать согласно закивала головой.

— Думаю, нам пора ложиться, — улыбнулась Хилма. — Уже, должно быть, очень поздно.

— Да, конечно. Ты там встретила кого-нибудь интересного?

Хилма уже повернулась к постели, так что мать не могла увидеть, как расширились ее глаза и слегка поджались губы.

— Никого особенного. Там было двое или трое новых друзей Барбары. Ах да, чуть не забыла, Роджер встретил Эвелин Мурхауз, дочь банкира. Меня не было рядом, когда их познакомили. Он сказал, что она очень обаятельная.

— Эвелин Мурхауз? Надо же, у нее, наверное, денег куры не клюют. Старый Оуэн Мурхауз оставил ей Бог знает сколько. Она, если память мне не изменяет, единственная дочь и наследница.

— Может быть.

Даже если бы от этого зависела ее жизнь, Хилма не могла сделать свой голос хоть чуточку теплее. Увидев, что дочь уже ложится в постель, миссис Арнолл пожелала ей спокойной ночи и вышла из комнаты.

Хилма выключила свет, но еще долго лежала без сна.

«Знаете, Милая, — вспомнила она слова Незнакомца, — наша с вами беда в том, что мы не абсолютно меркантильны. К несчастью, в нас есть чуточку романтики, она-то нам и мешает в осуществлении нашей цели».

Она вздохнула и перевернулась на другой бок. Она вспомнила, засыпая, что они оба согласились, что, когда вступят в брак, у них уже не будет возможности проявлять свой романтизм, и, кажется, их это не испугало…