Сезон обольщения

Глава 12

Джек думал, она догадается раньше, и тогда непременно попытается удрать или просто отгородится от него и от всего мира, забившись в угол кареты и закрыв глаза.

Наконец она выпрямилась и повернулась к нему:

— Разве нам не пора приехать в Мейфэр? Или хотя бы добраться до города?..

Джек ответил, осторожно подбирая слова:

— Но я везу тебя не в Деворе-Хаус…

— Как? — Глаза ее округлились.

— Ты же сама сказала, что хочешь уехать. Вот я тебя и увожу.

— Но я не могу покинуть Лондон! Кейт уже скоро…

Джек прижал пальцы к ее губам.

— Тише. Я известил леди Деворе, куда мы направляемся. Если что-то случится с твоей невесткой, нам немедленно сообщат.

Бекки уже открыла рот, чтобы возразить, тут же передумала, но потом все-таки снова решилась:

— Однако если кто-то… нас же выставят на посмешище перед всем светом.

— Чепуха. — Джек снова взял ее руку в свою и погладил пальцем нежную кожу запястья. — Никто не будет этого знать, кроме леди Деворе и Стрэтфорда, которому я отошлю обратно карету. Мы будем совершенно одни.

Она молча смотрела на него. Шок, страх, сопротивление, ожидание — все эти чувства волнами проходили по ее лицу.

— Ну а если даже и узнают, что такого? Разве ты сама не говорила, что тебе плевать на скандал?

— Да. Но я ошибалась. Когда речь идет о репутации всей моей семьи… — Она помялась немного, но все же закончила: — Это ранит.

Джек с трудом сдержал гримасу. Мучительно было думать о ее страдании. Невыносимо было знать, что о ней ходят сплетни. Да как они смеют?! Ведь она самая красивая, милая, умная и очаровательная женщина из всех, кого он когда-либо знал.

Джек был глубоко расстроен. Жаль, что невозможно добраться до каждого лондонского сплетника и вытрясти на помойку всю гадость, которой он напичкан: такое, конечно, неосуществимо, — но Джек надеялся, что сумеет обеспечить для Бекки хоть немного покоя.

— Мы едем в дом под Ричмондом, который я снял. Побудем вдали от Лондона, хотя и достаточно близко, чтобы вернуться по первому же зову, — Он сжал ей руку. — Тебе необходимо немедленно освободиться от этого города. Я помогу. Только разреши.

— Мой брат никогда не одобрил бы такое, — промолвила она.

— Но это твоя жизнь, а не его.

— Он разыщет нас. Ведь он уже однажды чуть тебя не убил.

Джек критически приподнял бровь:

— Почему ты решила, что он чуть меня не убил?

— Когда Гарретт нашел нас в отеле «Шеффилд», в его глазах была жажда крови.

— Жажда крови в его глазах — это еще не моя смерть.

— Ты не знаешь моего брата. Если он… — Голос ее дрогнул, и она отвела взгляд. — Если Гарретт что-то задумал, его уже не остановить.

— Я остановлю.

Она долго молчала, глядя в окно кареты. Ехали по берегу реки. Полная луна холодным сиянием освещала им путь, поблескивая в черных водах Темзы, видневшихся сквозь голые ветви кустов и деревьев.

Наконец она снова обратилась к Джеку:

— Ты по-прежнему хочешь жениться на мне?

— Да.

Джек почувствовал, как в ожидании ответа у него напряглась спина. Он боялся, что она прикажет немедленно отвезти ее обратно к леди Деворе, и надеялся, что она прямо сейчас согласится выйти за него.

— Так ты пытаешься… это уловка, чтобы заставить меня согласиться стать твоей женой?

Он не знал, что сказать. Цель оправдывает средства. Не так давно он просто сослался бы на философию Макиавелли, которую вполне одобрял.

Но при виде того, как она испугалась в липких объятиях француза, позабыв о всякой тактике, Джек захотел только одного — поскорее увезти ее куда-нибудь подальше, спрятать от сальных взоров и любопытных глаз, от злых языков и сплетен. Оградить, уберечь от всего этого.

Хранить ее… И он знал подходящее место — дом, в котором он надеялся жить с ней после свадьбы.

Он взглянул ей в глаза и сказал абсолютно честно:

— Это вовсе не уловка. Я не думал о свадьбе ни когда предупреждал Сесилию, что увожу тебя, ни когда объяснял дорогу кучеру. Я думал только о том, что ты хочешь подальше уехать.

Снова прошло несколько долгих минут молчания. Наконец она произнесла:

— Что, если бы ты преуспел, Джек? Предположим, ты убедил меня в том, что станешь мне хорошим мужем. Заставил поверить, что вместе мы будем счастливы. Вдруг я соглашусь? — Во мраке кареты ее глаза приобрели оттенок индиго и, казалось, светились. — Но если потом окажется совсем не так? Что, если ты забудешь все свои обещания, как только мы поженимся? Что, если счастье для меня невозможно? Что, если я вообще никогда не достигну его?

— Это неправда.

— Откуда ты знаешь?

«Потому что я когда-то решил то же самое про себя», — подумал Джек, а вслух сказал:

— Просто знаю.

О, как он ошибался, легкомысленно заявив Стрэтфорду, что ему ничего не нужно от Бекки, кроме ее денег! Нет, нужно. Много, много больше, чем деньги. Тогда он действительно надеялся просто спасти свою шкуру, но с того самого дня, когда его пригласили к ним в дом со всей его семьей, с того момента, как он остался стоять внизу лестницы, глядя вслед удаляющейся Бекки, что-то переменилось. В его груди как будто расцвел пышный цветок понимания, приятия.

Получается, он солгал Стрэтфорду. Он был смущен и не уверен, пытался убедить себя в обратном, держаться за свою юношескую клятву, которую дал себе двенадцать лет назад, — Что никогда не полюбит никого после Анны…

Бекки снова отвернулась от него к окну.

— Ты же торговец, Джек. Тебе должно быть понятно то, что я скажу: я — испорченный товар.

— Да я тоже, — ответил он, подразумевая под этим гораздо больше, чем она могла бы подумать.

— Почему бы тогда тебе не выбрать другую? Чтобы была попроще меня? И получше?

— Нет никого лучше, — решительно сказал Джек, потому что Бекки была единственная, о ком он мечтал. Единственная женщина в мире — для него.

Очаровательный уютный коттедж стоял на берегу Темзы. Когда они подъезжали, Джек объяснил, что взял его в аренду в то самое утро, когда сделал ей предложение, потому что намеревался жить здесь после их свадьбы. В доме явно не было никакой прислуги, но Джек сказал, что еду привезут утром.

Когда они вошли внутрь, он снял с плеч Бекки карнавальное домино и усадил на диван в приемной. Только тут она вспомнила, что у нее нет с собой никакой одежды.

Она взглянула на Джека, и ей показалось, что между ними полыхает жар костра. «Возможно, и не понадобится никакая одежда». При этой мысли Бекки вся вспыхнула.

— Побудь здесь, — сказал Джек и отошел зажечь светильник и развести огонь в камине.

Бекки не двигалась с места, исподтишка наблюдая за его действиями и медленно стягивая перчатки. Для такого крупного мужчины он был весьма грациозен, двигался ладно и ловко.

Как только огонь разгорелся, весело потрескивая, Джек взял светильник.

— Идем. Я покажу тебе дом, — позвал он Бекки, поднимая ее с места.

И повел из приемной через маленькую столовую в кухню. Затем они поднялись по лестнице, которая вела наверх, к трем спальням — двум маленьким и одной довольно просторной. Дом выглядел скромно, но опрятно, чисто и удобно.

Когда они вошли в большую спальню, Джек встал перед Бекки и провел пальцем по ее щеке. Она подалась вперед. Он смотрел на нее такими темными и искушающими глазами, что у нее в кончиках пальцев защипало — так хотелось прикоснуться к нему.

Но в тот же миг совершенно прозаически заурчало в животе.

Джек опустил руку и обхватил ее пальцы ладонью.

— Ты голодна?

Она уныло улыбнулась:

— Полагаю, вечерние приключения разожгли мой аппетит.

— Что ж, на горячее не рассчитывай, но несколько красивых яблок в кладовой я видел, когда был здесь в последний раз.

Он снова провел ее через полумрак кухни — в кладовку, где действительно стояла корзина с яблоками. Прихватив с собой еще и бутылку вина с двумя бокалами, они вернулись в приемную, где уже вовсю трещал огонь в камине. Бекки села на диван, поджав под себя ноги. Джек поставил корзинку на подушку рядом с ней, сел с другой стороны и, выбрав пару яблок, протянул одно Бекки.

— Спасибо.

Жар от камина ласкал ей щеки и уже проникал через толстую ткань платья. Бекки надкусила яблоко — его свежий бодрящий аромат так чудесно смешивался с дымом камина — и умиротворенно вздохнула.

Пока Джек откупоривал бутылку и разливал вино в бокалы, она с удовольствием рассматривала его красивый профиль. Упрямый подбородок, высокий лоб, прямая переносица и, Боже, какие же соблазнительные губы!..

Внезапно он поднял глаза и перехватил ее взгляд:

— Я скучаю по тебе, — тихо сказал он. — Мечтаю к тебе прикоснуться… Я ведь по-прежнему хочу тебя, Бекки. — Он сделал короткую паузу и еще тише спросил: — А ты меня хочешь так же, как тогда?

Она замялась:

— Тогда… тогда я хотела по-другому.

По лицу Джека скользнула тень.

— Я придавала этому меньше значения. — Бекки сделала смелый глоток вина. Оно было зрелым, с густым пряным вкусом. Аромат его прекрасно сочетался с яблоками.

— То есть ты хотела быть веселой вдовой, как леди Деворе? А ведь я поначалу даже поверил, что вы одинаковые, но ты меня удивила как раз тем, что совсем на нее не похожа.

Бекки от неожиданности хватила воздух ртом:

— А что ты о ней знаешь?

— Она цинична.

— Я тоже.

— Нет. Не так, как она. Она уже сдалась, а ты… в твоих глазах до сих пор светится надежда. Иногда ты пытаешься спрятать ее за ледяной маской, но она все равно пробивается наружу, молит о свободе.

— Я думаю иначе. — Бекки медленно закрыла, а потом открыла глаза, словно попыталась стереть то выражение, которое разглядел в них Джек.

На самом деле с надеждами было покончено еще четыре года назад. Она могла бы с точностью до минуты определить тот момент. Это случилось за день до смерти Уильяма. Тогда, посреди ночи, она потихоньку сошла вниз и притаилась на лестничной площадке, как только услышала, что он заговорил со своим слугой. И вот тогда она узнала правду. Она вовсе не нужна была Уильяму. Он женился на ней, чтобы только добраться до ее денег — денег, на которые он собирался увезти свою любовницу во Францию после того, как убьет Бекки.

Она сосредоточилась на своем яблоке, и какое-то время оба ели и пили молча. Тишину нарушал только хруст яблок да треск поленьев в камине. Наконец Джек произнес:

— Не надо меня бояться.

Но как она могла его не бояться? Она желала его, как еще ни разу в жизни ничего не желала. Силой этого чувства, которое он в ней возбудил, она и была напугана до смерти.

Джек положил руку ей на колено, пальцы перебирали тюлевый чехол платья на многослойных юбках…

Вдруг Бекки вскинула голову:

— Что это?

— Где?

Она взяла его руку и перевернула. Через всю ладонь проходил глубокий порез.

— Какая ужасная рана! Откуда?

Джек качнул головой и виновато улыбнулся:

— Да это я случайно раздавил стакан у Стрэтфорда. Не привык к тонкому хрусталю — у нас на «Глориане» таких хрупких вещей не было. — Он пожал плечами. — Уже заживает.

Допив свой бокал до дна, Джек посмотрел на каминные часы. Бекки проследила за его взглядом и увидела, что уже пробил час ночи.

— Поздно, — сказала она.

— Ты устала?

— Да. Надо ложиться, но… — Она не сводила грустного взгляда с очага. — Я не смогу расстегнуть пуговицы на платье.

— Что же нам теперь делать?.. — нерешительно проговорил Джек, но вдруг отважно произнес: — Я тебе помогу.

Повинуясь внезапному порыву, она поднялась и повернулась к нему спиной. Джек замер и не проронил ни звука. Лишь когда Бекки бросила на него вопросительный взгляд через плечо, он встал с дивана.

От него чарующе пахло яблоками и вином. Голова закружилась настолько, что Бекки покачнулась и вынуждена была вновь искать равновесие, чтобы не упасть.

Большие тяжелые ладони легли ей на плечи, удерживая от падения. С плеч они скользнули по пышным рукавам к запястьям — потом обратно вверх, к затылку, и там остановились на мгновение.

Погладив пальцами ее шею, Джек расстегнул верхнюю пуговку платья. Переходя от одной пуговицы к другой, все ниже и ниже, он не торопился, потому что каждое мгновение доставляло ему наслаждение.

Добравшись наконец до самого низа, он спустил оба рукава с плеч Бекки. Она помогла ему, совершенно освободив от одежды свои руки. Сняв лиф платья, Джек принялся расстегивать пуговицы нижних юбок. Когда же и юбки упали на пол, Бекки перешагнула через пышную груду шелка и кружев — того, что совсем недавно было ее карнавальным нарядом.

— Отличная работа. — Подняв платье, она повесила его на стул. — Видно, у тебя богатый опыт по раздеванию женщин.

И тут же пожалела, что сказала это. Ее не касается, скольких женщин он познал до нее.

— Я никогда не раздевал тебя, — тихим, но хриплым, почти рычащим голосом произнес Джек.

Бекки инстинктивно провела ладонями по бокам, стянутым тугим корсетом, и беспокойно подняла глаза:

— А что, теперь будешь?

— Конечно. Повернись-ка.

Она повиновалась, прижав ладони к жесткой передней стенке корсета, а он уже развязал узел, который вчера утром затянула Джози, и распустил перекрещенные шнурки на спине. Когда твердые ребра разошлись, Джек снял корсет через голову Бекки, а она, оставшись лишь в одной сорочке, обернулась и поскорее забрала его, пытаясь им прикрыться.

— Так лучше?

— Да. Спасибо. — Бекки прикусила нижнюю губу и, не отпуская корсета, отвела взгляд в сторону.

Тогда Джек осторожно отнял корсет и положил на стул.

— Тебе не надо меня стесняться.

— Не часто я оказываюсь в обществе мужчины, одетая в одну сорочку.

— А помнишь, что на тебе было в тот вечер?

— Да. — Бекки изо всех сил старалась не покраснеть.

— То платье просвечивало сильнее, чем сегодняшнее нижнее белье.

Однако тогда ее чувства к Джеку были еще совсем другими. Если она испытывала какое-то смущение из-за прозрачного платья, то оно не шло ни в какое сравнение с ее нынешними Чувствами.

Полуулыбка тронула ее губы.

— Ты прав.

Он нежно привлек ее, обнимая за талию одной рукой.

— Идем, я отведу тебя наверх.

Выйдя в узкий коридорчик, они очутились перед лестницей. Ступени были слишком узкие, чтобы подниматься бок о бок, поэтому Джек взял Бекки за руку и повел, наверх следом за собой, так что она поравнялась с ним, лишь добравшись до верхней площадки.

Они вошли в ту спальню, которая была больше других. Джек направился к столу — поставить светильник. Бекки стояла в ожидании, пока он прошел к окну, выглянул, как будто хотел убедиться, не прячется ли кто в темноте, и плотно задернул занавески.

Он пробуждал в ней такие сильные, противоречивые чувства, заставлял ощутить себя такой слабой и хрупкой, такой беззащитной! Ну как она могла не опасаться его, если от одного взгляда этих карих глаз превращалась в качающегося на тоненьких ножках новорожденного жеребенка и полностью теряла уверенность, точно стояла на краю смертельной пропасти?

Он взял ее за руку и проводил к маленькому туалетному столику с квадратным зеркалом врезной деревянной раме:

— Садись.

Она опасливо подчинилась и, присев на стул, вопросительно посмотрела на Джека снизу вверх, но он смотрел не в глаза, а на ее прическу. Его руки уверенно задвигались вокруг головы Бекки: пальцы, лишь слегка прикасаясь, вынули шпильки и расплели косы, распустив их по плечам до самой талии.

Потом он взял со столика расческу и начал распутывать пряди, одну за другой, такими ласковыми движениями, что она не только не испытывали никакой боли, но, наоборот, таяла от удовольствия. Бекки прикрыла глаза и чуть не замурлыкала — зубцы расчески массировали кожу на голове и распрямляли, разглаживали волосы.

— Точно как я думал, — пробормотал Джек.

Она моментально распахнула глаза и увидела, что он по-прежнему смотрит на ее голову.

— Твой волосы. Гладкие, шелковые, черные, даже с отливом в индиго. Как и глаза.

— У меня синие глаза. Темно-синие.

— Иногда кажутся темно-фиолетовыми. А в этом свете и у волос тот же оттенок. Я никогда такого не видел. Очень красиво.

Отложив расческу на столик, Джек запустил пальцы в эти гладкие пряди и провел между ними сверху донизу. Тяжелые широкие ладони остановилась на затылке Бекки. Джек улыбнулся ей в зеркало.

— О, — шепнула она, — как это приятно! — И когда он надавил подушечками пальцев на затвердевшие, скованные мышцы шеи, едва поборола искушение закрыть глаза и застонать от удовольствия.

Он продолжал массировать, пока шея совсем не разогрелась и не расслабилась. Бекки уже полностью размякла, а он разминал и растирал ее плечи, которые за долгие годы устали от постоянного напряжения. Наконец ладони его остановились, слегка обнимая ее.

— А теперь отнесу тебя в Постель.

Он подхватил ее под колени, поднял со стула и бережно уложил на кровать. Сильная рука скользнула по ноге Бекки к подвязке чулка. Развязав подвязку, Джек отложил ее в сторону и неторопливо скатал чулок. Пальцы его были грубы, но их прикосновение к обнаженной коже бедра, а потом и щиколотки было божественно.

Она хотела его, и не было никакой надежды избавиться от этого желания. Она хотела его отчаянно. И тогда, в Лондоне, и теперь, здесь, в этом доме. И ровно настолько, насколько тело жаждало принадлежать ему, разум восставал против. «Это неразумно, — подсказывала ей логика. — Ведь нынче совсем не то, что прежние вечера в отеле». Теперь она увлеклась им всерьез, и оттого Он был намного опаснее.

Джек между тем занялся ее вторым чулком, и от легких как перышко прикосновений его пальцев Бекки взмывала в вихре сладостных ощущений.

Он отошел на миг к туалетному столику, чтобы сложить чулки, и тут же вернулся.

Широкоплечее тело нависла над Бекки. Он погладил одним пальцем ее руку, чуть задержавшись на покалеченном локте. Обняв этот локоть ладонью, Джек склонил голову. Бекки смотрела на его квадратную мужественную челюсть с едва-едва пробившейся щетиной, на резкие выступы скул. Его губы — податливые, мягкие, розовые, но не более яркие, чем пристало мужчине, — решительно приближались к ее губам.

Коша они соприкоснулись, Бекки протянула здоровую руку, запустив пальцы в мягкие завитки его волос. Губы Джека и без того уже были совсем близко. Он потрогал языком верхнюю губу Бекки.

Их дыхания слились воедино — по лицу Бекки словно водили легким перышком, дразня и искушая. От Джека немного пахло вином, но куда пьянее был его мужской запах. Он оставил ее рот и скользнул ладонью к изгибу талии, потом ниже — по бедру и снова вверх — но ягодице.

Груди ее напряглись, соски уперлись в ткань сорочки, будто ждали… Жаждали волшебных прикосновений. Вожделели его поцелуев.

Бекки извивалась и изгибаюсь, сжимая ноги, чтобы успокоить растущее между ними желание.

Наконец, не выдержав, она жадно потянула голову Джека к себе — за затылок, обеими ладонями. И раскрылась, обмениваясь с ним прикосновениями языка и губ, покусываниями… С каждой обоюдной лаской желание и удовольствие все нарастали.

— Джек, — шепнула она, жажда становилась невыносимой. Хотелось быть совсем близко к нему. Хотелось потерять саму себя, потерять ту грань, где заканчивалась она и начинался он.

Рука его гладила ее тело, лаская крепко набухшие соски. Бекки вздрагивала, как будто электрический ток пронизывал ее, разряжаясь между ногами.

Его ладонь не задержалась на груди. Она скользила выше, по ключицам и плечам, по шее, подбородку — облегала ее щеку… Невероятный жар пылал между его пальцами и кожей Бекки, отзываясь легчайшим дрожанием в жилах.

— Ты мне доверяешь? — прошептал он.

— Не… — Бекки прикрыла веки. — Не знаю.

Джек крепко поцеловал ее в губы и осторожно высвободился из ее объятий.

— Спокойной ночи, Бекки.

Он погасил лампу и вышел вон, оставив ее одну в полной темноте.