Шагни в Огонь. Искры (СИ)

– Наследницу?

– Что за наследница? – удивился Тенки. На этот раз фраза вырвалась сама собой, без притворства.

– Ли, ты откуда свалился? – раздражённо отозвался Эвисто.

– И правда, Ли, ты же постоянно книжки лопатишь, – в голосе Тардиса слышалось лёгкое недоумение.

– Ну и что?

– Не слыхал разве?

Тенки напряг память. Ничего не отзывалось, будто голова в пустую коробку превратилась.

– А когда она родилась-то? – нинъе решил зайти с другого края.

– Наследница?

– Ага.

Дени-эльви переглянулся с Эвисто, залез свободной рукой в волосы и сказал, ероша чёлку:

– Да вот когда ты в Хиэй приехал, в тот год.

– Да, точно, в тот год в сентябре она не появлялась на празднествах, об этом весь город шумел, – подтвердил сокурсник.

– Ещё бы, наконец-то появление долгожданной наследницы. Одно время Огненный материк на ушах стоял. У Девы же и официального консорта никогда не было.

– А кто отец наследницы? – снова вмешался Тенки. Подвохи памяти объяснились – ещё бы, в тот год нинъе было не до новостей столицы, он и эльфийский-то едва понимал.

– Тише ты, разлюбопытничался, – шикнул Тардис, неизвестно на кого оглядываясь. – Так и мечтай, так тебе и скажут.

– На блюдечке преподнесут, – поддакнул Эвисто. – «На, драгоценный Ли, удовлетворяй своё любопытство. Вот тебе генеалогия, вот родословная».

– А это не одно и то же? – смутился Тардис.

Эвисто замолчал с полуоткрытым ртом, как прерванный на полуслове. Ирония на его лице сменилась лёгким замешательством.

– В любом случае, уж будущего отца наследницы явно отбирали с учётом всех факторов, возможных и невозможных, – утешающе добавил Дени-эльви, обращаясь то ли к Тенки, то ли к оплошавшему Эвисто. – Такое дело на самотёк не пустят.

Нинъе усмехнулся и устремил взгляд на ослепительно белеющую под ярким солнцем дворцовую террасу. Она возвышалась над площадью, и за подобное расположение невысокий Тенки был весьма благодарен. Появись королева на одном уровне с народом, нинъе не светило бы увидеть ничего. А так – ещё есть шансы.

– Идут! – а вот это было понятно и без слов Эвисто – толпа ахнула и сдавила их ещё сильнее, уже явно превышая предел возможности.

Тенки выругался по-нинъески, изобретательно и длинно, и упёрся руками в чужие спины. Земля ушла из-под ног; кажется, нинъе ухитрился поставить ступню на чью-то голень, а владелец уже потерял возможность следить за своими конечностями. Зато голова нинъе вынырнула на простор.

Визжали женщины. Тенки мельком глянул в сторону самых истошных криков – тут если какая тёлка лишится сознания, мигом затопчут, дуру. Не лезла бы.

И сразу же метнул взгляд на площадку – не до баб.

Или, вернее, не до простых баб – когда самая главная женщина страны выходит перед тобой на небольшую прямоугольную площадку.

На таком расстоянии он никак не мог разглядеть её лицо – да чего там, даже рост прикинуть не мог, хотя выглядела она, как и положено королеве, – впечатляюще.

Одета в длинное платье, блестящее на солнце и похожее на волны текучего света, ало-золотое, как пламя в окружающем дворец огненном кольце. Ало-золотое, как пламя – и Тенки неожиданно пригрезилось, что ткань, как и огонь, прозрачна, и тело королевы попросту пылает; а пламя сжимает её в объятиях, защищая и одновременно безраздельно ею владея.

Или нет.

Это было не платье. Что-то помимо него.

Ярким огненным столбом, жадно горящим пламенем к небу поднималась её сила. Покровительство Огня, магия Огня, наглядное свидетельство мощи Огня. Её по праву называли Хиэлие, и Огонь признал её своей дочерью.

Морской хрен, сколько всего можно сотворить, владея хотя бы одной сотой долью такой силы!

Дева остановилась у самого края, казалось, ещё шаг, и фигурка с длинными красными волосами упадёт вниз, сгинет, проглоченная толпой. За спиной королевы двумя линиями, сторонами равнобедренного треугольника, расходящимися от самой дальней точки к краю площадки, вытянулись тоненькие жрицы, за ними рядом чуть плотнее – жрецы, хранители Огня.

– Я так рада видеть здесь сегодня столько детей Огня и гостей из других стран, – голос королевы показался Тенки таким родным, каким не слышался даже материнский – хотя куда там материнскому. Дева обращалась именно к нинъе, смотрела ласковыми глазами, и пламя, живым вихрем обнимавшее её плечи, обдавало нежным теплом.

– Сегодня замечательный день для праздника. Солнце одаряет нас своей милостью. Понравились ли вам представления?

Тенки кивнул, не сводя с королевы жадных глаз, площадь согласно зашумела.

– Я рада, – она снова тепло улыбнулась. – Сегодня равны ночь и день, и свершается церемония коронования весны. Огонь наполняет моё сердце, и счастьем дышит воздух. Тёплым ветром весна несёт нам своё благословение.

Смысл доходил до нинъе с пятого на десятое, но он не обращал на это внимания, просто слушал, просто наслаждался звуком её мелодичного голоса, просто чувствовал в груди огонёк спокойного блаженства. Слова лились мимо ушей, баюкали, как баюкает колыбельная на незнакомом языке. Тенки забыл, что стиснут толпой и с трудом удерживается, чтобы не свалиться под ноги окружающим, да и вся площадь словно присмирела. Женские визги, брань, требования подвинуться утихли. Люди молчали, внимая голосу Хиэлие.

Очнулся нинъе только тогда, когда королева чуть качнулась в сторону, протягивая руку в приветствии. Рядом с ней появилась невысокая женская фигурка в ритуальных жреческих одеждах.

Это была Хиэнне, Жрица Храма Огня.

Тенки видел её в первый раз – уже почти десять лет Хиэнне не являлась народу. Её сила тоже подавляла, хоть и не так, как аура королевы.

Нинъе прищурился, стараясь разглядеть Жрицу – но, к сожалению, площадка располагалась слишком далеко, чтобы позволить увидеть подробности. Даже возраст Хиэнне не удавалось определить, а спускающаяся с головы накидка скрывала цвет волос. Только впечатляющая энергетическая аура и сила, спокойная сила – вот и всё, что мог чувствовать будущий маг.

Жрица говорила медленно, сдержанно, будто тщательно взвешивала слова. Элхеские фразы округлыми камешками опускались в толпу и тонули, не производя ни малейшего всплеска. Слушатели внимали в полном молчании.

– Я – Хиэнне, я представляю Храм, что известен вам как Храм Огненной Стихии. Больше тринадцати лет прошло с того дня, когда представительница Храма последний раз появлялась публично, но всё это время Храм не переставал наблюдать за своими детьми и хранить их.

Хиэнне помолчала, словно собираясь с мыслями. На миг Тенки показалось, что она немногим его старше – что-то было в её фигурке от растерянной девчонки, – но адепт сразу отмахнулся от странной иллюзии: перед ним стояла жрица Храма, существо из легенд, и никто не знал ни возраста её, ни происхождения.

– Я новая жрица, – снова рассыпались негромкие, но удивительно значимые в полной тишине слова. – С помощью Храма мне предначертано хранить Поток Жизни. Покуда милость Его с нами, не страшен гнев природы, не опустошат наш мир болезни. Покуда милость Его с нами, вечно будет благосклонен Огонь, богаты будут урожаи, счастливы потомством наши отцы и храбры сыновья.

Она всё говорила, отмеривая фразы, говорила ровным, тёплым голосом, застыв на самом краю площадки. Она всё говорила, а Тенки невыносимо захотелось оказаться рядом, сдёрнуть с её головы нелепое покрывало, всмотреться в лицо, узнать цвет глаз.

Нинъеский мальчишка в огромной многотысячной толпе, зачем тебе такие желания, шептал разум. Разве возможно для тебя когда-то оказаться на подобной площадке, встать под взглядами молчащего, жадно внимающего твоим словам народа?

Жрица Храма, Хиэнне, и Огненная дева, Хиэлие, – два величайших существа государства. Две властительницы, вечно повелевающие своим народом, вольные использовать жизни своих слуг, как будет нужно, как укажет Огонь. Единственное, на что может рассчитывать жалкий нинъе – это служить им.

Но хотя бы это счастье не отнимет никто.

***

После заполненной народом площади улочки казались приятно пустынными, когда уставшие от долгого дня адепты возвращались в школу. Подростки не торопились, шагали, лениво перебрасываясь репликами.

Тенки глазел по сторонам, наблюдая за спешившими домой прохожими. Парочки, одиночки, небольшие, как и группа адептов, компании – все выглядели удовлетворёнными и смакующими впечатления; увиденное сегодня, похоже, не забудется быстро.

Мимо прошелестела стайка нарий. Даже не нарий ещё, девчонок совсем, все элхе, не старше пятнадцати лет. Вспомнив недавние слова Тардиса, нинъе заинтересовался их одеждой, нашёл на белой ткани рисунки маленьких синих птиц – значит, эти тоже были из «Хоко».

Девчонка, одетая в птицы, словно почуяла наблюдение, обернулась, посмотрела на нинъе свысока – как это удалось такой мелочи? Впрочем, среди своих товарок она была самой высокой – и самой заметной: длинные, белые почти волосы, высокомерный светлый взгляд, тонкая талия, обвитая плотным высоким поясом их нарийского одеяния. Лицо девушки украшали обычные для нарий узоры – но это тоже отличало её от прочих, прятавшихся под масками, подружек.

Нинъе пригляделся – и ухмылка сама поползла к ушам. Нарии, верно, задержались на празднике и сейчас почти бежали, торопились вернуться, чтобы не досталось: и беловолосая, подхватив обеими руками полы длинного платья, целеустремлённо двигалась вперёд, не обращая внимания на удивлённые лица прохожих и сконфуженные гримасы товарок. Ткань задралась почти до коленок, и адепт с удовольствием проследил за движениями красивых ног. Потом ещё раз глянул на накрашенное лицо – девочка была симпатичная – и получил в ответ убийственный взор из рода «чего уставился?»

Нинъе хихикнул про себя, вскинул глаза на Ацу – тот шёл, будто крепко над чем-то раздумывал, не видя ничего вокруг.

– Слышь, Ацу, – шепнул адепт, хитро щурясь. Поймал небрежно брошенный взгляд. – Глянь, – и красноречивым движением бровей указал на высокую девицу. – Чем не твой тип?

Тенки хотел Ацу смутить, возможно, даже растормошить немного – тем более что элхе поразительно легко заливался краской, наблюдать за ним было забавно. Но в этот раз нинъе не повезло.

Ацу глянул на стайку, ушедшую вперёд, скользнул равнодушным взглядом по волосам, украшенным яркими заколками с изображениями цветов и птиц. Нинъе следил за его лицом, не желая пропустить ни малейшего изменения.

Однако Ацу не дрогнул. Посмотрел на длинноногую в синих птицах, снова на соученика. Приподнял одну бровь – опять его дурацкая манера.

– Жаль, малолетка, ага? – подначил его нинъе.

– Ничего, – подчёркнуто холодно ответил сокурсник, – это временный недостаток.

И отвернулся опять, придурок.

И почему Тенки показалось, что Ацу насмехается? Кто кого обвёл вокруг пальца?

Спереди донёсся смех Эвисто.

В ночной тишине шум шагов разносился далеко.

– Слушай, а откуда берутся Жрицы? – не выдержав долгого молчания, Тенки снова обратился к Ацу.

– Ну ты нашёл, чего спросить, – рассмеялся Тардис, среагировав раньше погружённого в раздумья соученика. – «Откуда Жрицы берутся», хех...

– Да я знаю, что они как бы из Храма, – нахмурился Тенки – раздосадовало непрошеное вмешательство, – но откуда они там появляются? Они вообще кто?

Во взгляде Тардиса читалось красноречивое изумление, он чуть ли рукой у затылка не повертел: совсем, мол, нинъе с катушек спятил?

– Может, тебе рассказать, как Земля вокруг Солнца крутится? – усмехнулся щингеец.

Тенки ожёг сокурсника презрительным взглядом, пожал плечами. Промолчал.

– Ты такие вопросы задаёшь, – пошёл тот на попятную, – кто ж знает? Жрицы всегда были, новые появляются, старые уходят.

– Ты видел прежнюю?

Тардис отрицательно качнул головой:

– Она давно исчезла, ещё когда я маленький был, перестала участвовать в церемониях. Может, у неё жизненный цикл к концу подошёл.

– Ну ты и выражаешься, – фыркнул нинъе, – как будто они и не люди вовсе.

– А с чего ты думаешь, что люди? – удивился Тардис. – Кто их знает, может, это всё время только одна и та же жрица, и когда приходит срок, она запирается в Храме и...

– Засыпает, – подсказал Тенки – кажется, ему удалось проследить ход Тардисовой мысли.

– Ну хотя бы. И через пару десятков лет выходит наружу, свеженькая и бодренькая, как огурчик.

– Зелёненькая и в пупырышках, – задумчиво добавил Тенки.

На время адепты замолчали, шли, тихо меряя шагами тротуар. Рассеянный взгляд Тенки упирался в спины идущих впереди Химилиэ и Эвисто. Едва слышно доносились звуки их разговора.

– А вот ещё насчёт Девы, – снова начал подросток.

– М-м?

– Она сегодня совсем другая была, чем когда на церемонии поступления.

– Это как?

– Ну, ты разве не заметил? На церемонии она обычная была... то есть насколько только могла бы быть обычной Дева, конечно. Но сегодня прямо вообще.

– Магия?

– Ты заметил?

– В ней купалась вся площадь, мудрёно было бы не заметить.

Тенки глянул на Тардиса с невольным уважением – почему-то привык расценивать познания сокурсника в магии ниже своих, но тут понял, что совершенно зря.

– Ага, магия, – кивнул.

– Ну неудивительно, – Тардис взглянул на дорогу, – там столько народу было. Удивительней оказалось бы, не воспользуйся они вообще магией, тем более успокаивающей. И привязывающей. Ты почувствовал? Как прямо захотелось сделать всё, лишь бы заслужить хоть один взгляд?

– Это ведь из приворотной магии, ага? Слушай, как же всё-таки много она даёт возможностей.

– Магия?

– Угу. Представь, магия бы вдруг пропала?

– Мир развалится...

– Это точно.

Июнь – Валиссия

Желудок ворчал, сурово намекая об обеде.

Наскоро подсчитав наличные и прикинув, что непритязательные блюда в какой-нибудь деревенской харчевне по пути не подорвут бюджета, Тенки перегнулся через высокий борт повозки, отделявший сиденья пассажиров от козел:

– Слушай, парень, подскажи, где на твоей трассе пожрать местечко поприличней?

Как приятно всё-таки не задумываться над словами, шпарить на родном!

Уже столько времени Тенки безвылазно просидел в столице, посвящая занятиям всё свободное время и сажая глаза над старыми манускриптами, – удивительно ещё, что нинъеский не вылетел напрочь из головы. Даже в эти летние каникулы полтора месяца подросток провёл в Королевской школе, чувствуя себя полноправным хозяином пустых коридоров. А ведь, казалось бы, надо было пользоваться возможностью – не зря же каникулы старших увеличиваются на целый месяц – но ехать домой Тенки никогда не хотелось.

– А «Белый куст» скоро проедем! – возница отозвался без промедления. – Тама неплохо кормят, как с берега еду, завсегда тама заправляюсь!

– Сбрось меня там, будь любезен, – заручившись готовным кивком парня с козел, Тенки примерно ровесника, – будущий маг откинулся обратно под навес.

Повозка шла хорошо, быстро – за час они уже одолели треть пути до морского берега, и даже если Тенки потратит на еду кучу времени, всё равно прибудет в деревню к середине дня – отлично.

Два года прошло с того лета, как он последний раз возвращался в Аксе, – и два года мать, не уставая, засыпала его письмами с одной и той же просьбой – прислать побольше денег. Десяти мен в месяц, которыми он исправно снабжал семью, матери явно не хватало, да и неудивительно – разве прокормиться двум женщинам на такую сумму, ведь ещё и за домом надо следить. Чтобы нормально питаться, Тенки приходилось тратить не меньше пятнадцати – и пусть в Огненном городе цены выше деревенских, стипендия Королевской школы не подразумевала суммы, достаточной на пропитание семьи из трёх человек.

Но мать не желала верить.

– Господин! – раздался голос с козел, и в треугольном проёме занавеса появилась взъерошенная возничья голова. – Сейчас подъедем, как заказывали, «Белый куст».

– Уже? – мимоходом удивился Тенки и стал шарить по карманам в поисках кошелька.

Когда два года назад он проделывал тот же путь, дорога вовсе не показалась будущему магу такой быстрой – хотя тогда он ехал напрямик, без привалов и обедов в придорожных забегаловках. А может, дело именно в этом?

Во всём надо находить удовольствие, философски сказал себе Тенки, расплатился с извозчиком и вошёл в шумный зал таверны.

– Господин заказывал печёную сёмгу? – около стола остановилась светловолосая девчонка с подносом в руках.

Место в самом углу Тенки облюбовал сразу при входе – и тише, и спокойнее, и мало кто будет обращать внимания на странного подростка, путешествующего в одиночестве. Уложил мешок на соседний стул, сел, с трудом удержавшись от желания забраться с ногами – несолидно, всё-таки свежеиспечённый третьекурсник, пусть жителям валиссийских деревень это ничего и не скажет. Достал книгу с историей погубленного демонами мага Ирьте-иле Авийе-Лассе и даже успел изрядно углубиться в написанное.

И наконец-то рядом со столиком выросла эта девчонка в холщовом платье, то ли дочь хозяина, то ли работница.

Сёмга? Тенки поспешно кивнул, убирая книгу.

Девчонка принялась расставлять принесённое. Пользуясь возможностью, Тенки исподволь её разглядывал. Волосы, пышные, светлые, льняные, были безжалостно обрезаны под корень, так, что лёгкие прямые пряди топорщились на затылке. Верхняя губа забавно, по-кошачьи вздёрнута. Годами немногим младше его, а может, и вовсе ровня. И она туда же: «господин» да «господин».

С тех пор как Тенки покинул Огненный город, никто не обращался к нему иначе. А ведь, казалось бы, обычный пацан, никакой не дворянский сынок, не богач, на лице написано. И уж точно никому не известно, что он маг. Ну пусть даже пока ещё ученик.

Ан нет, всё-таки «господинничают».

– Не будет ли других распоряжений? – она спрятала поднос за спину и внимательно взглянула на гостя – верхняя губа вздёрнулась, открывая два крупных белых зуба.

Тенки даже пожалел, что не кошачьи клыки, для полноты образа.

– Спасибо, – он отрицательно покачал головой, – это всё.

Она снова пришла, уже когда Тенки закончил есть, отодвинул опустевшие тарелки на край стола, вытер жирные пальцы гостиничной салфеткой и снова вцепился в книгу – уж больно захватывающими оказались приключения Авийе-Лассе и демонов, тщетно пытавшихся со своевольным магом совладать.

Девчонка околачивалась неподалёку. По уши захваченный книгой, Тенки её сперва не замечал. Потом уже стало смешно: она явно хотела убрать со стола, но медлила, опасаясь помешать гостю.

«Что за эльфийские церемонии, – подумал студиозус, переворачивая страницу, – подошла бы, покашляла, что ли, многозначительно...» – и метнул ещё один взгляд исподтишка на застывшую в растерянности гостиничную прислужницу.

Кажется, она тоже его разглядывала.

Круглое личико и такие же круглые глаза – Тенки невесть от чего опять стало смешно – чего она лупится-то?!

Оторвавшись от книги, он нахально показал девчонке язык. И чуть не покатился с хохоту, увидев её изумлённую рожу. Она словно Огненную деву в притоне узрела, круглые и без того глаза расширились до размера двух мен и забегали, обращаясь то на Тенки, то на возвышавшегося за стойкой полного мужчину-хозяина.

– Ну, чего? – не переставая скалить зубы, спросил Тенки. – Убрать тебе надо? Так и скажи!

Девчонка, помедлив, кивнула, несмело тронулась с места. Подошла к столу, начала укладывать на поднос тарелки, стараясь не встречаться взглядом со странным посетителем. И в то же время, не умея сдержать любопытства, шарила глазами по столу, мешку на стуле, раскрытой книге и тенкиным рукам на страницах.

– Тебя как звать? – решил гость воспользоваться моментом, поговорить со сверстницей-нинъе – такого шанса в Королевской школе ему не выпадет никогда, даже если забыть о том, что она девчонка.

– Юнха, – коротко ответив, девчонка таки осмелилась посмотреть ему в глаза, заострённым язычком облизнула губы. Всё же она до ужаса смахивала на кошку.

– Юнха? Это же «любовь» по-элхески, – Тенки приподнял брови. Чего-чего, а страсти валиссийцев к использованию элхеских слов в качестве имён он до сих пор не замечал.

Девчонка фыркнула. Опять по-кошачьи.

– А тебя?

– Тенки, – как же это замечательно – никаких уровней вежливости, никаких реверансов и многоэтажных конструкций!

– Тебе сколько лет?

Новоиспечённый третьекурсник Королевской высшей школы слегка замялся. Показалось, стоит признаться, – и всерьёз его уже не воспримут.

– А тебе? – решил он прежде поинтересоваться возрастом собеседницы.

– Шестнадцать, – ответила она то ли с превосходством, то ли с небрежением.

– Хе-е, – с удовольствием протянул Тенки, – мне семнадцать.

– Велика разница! – она снова фыркнула, на этот раз точно – с пренебрежением.

– Велика-невелика, но она есть, – с достоинством ответил адепт магических наук.

Девчонка, Юнха, продолжала собирать тарелки, теперь молча. Тенки тоже замолчал, вернулся к витиеватым элхеским фразам на раскрытых страницах.

– Ты что, по-элхески понимаешь? – она заглянула в книгу.

– Немного, – расплывчато ответил будущий маг.

– Ты откуда?

– Из Аксе, – не говорить же, что из Огненного города, из Королевской школы.

– Аксе? Это где вообще?

– На берегу, недалеко от Йокола, – надо будет когда-нибудь наведаться и в Йокола, полюбопытствовать, обретается ли там ещё магик, служит ли тот парень-сторож, как же его звали...

– А-а! Такая глухомань?!

– Сама ты глухомань, – обиделся Тенки за родную деревню. – Ты лучше скажи, кто тебе волосы обкорнал!

– Сама обрезала, – девчонка насупилась, взялась за поднос обеими руками. Бросила на гостя независимый взгляд. В ответ Тенки ещё раз показал ей язык, чтобы не сильно задиралась. Она снова фыркнула.

– Ой, кто это такой хорошенький? – высокий девичий голос раздался неожиданно.

У стола остановилась красивая девушка с длинными светлыми волосами, концы которых завивались крупными полукружьями. Та же вздёрнутая верхняя губа, то же – симпатичное – круглое личико, только глаза продолговатые, с длинными пушистыми ресницами, и от этого взгляд слегка пугающий, будто просвечивает насквозь. Старшая сестра, без сомнений.

– Проезжий, – буркнула Юнха.

– Откуда? – полюбопытствовала девушка, загадочно улыбаясь Тенки.

– Аксе вроде. Да? – Юнха оглянулась на будущего мага, тот поспешил кивнуть.

– Вот как, – безразлично произнесла сестра, окидывая Тенки взглядом, от которого сильнее забилось сердце. – Какой миленький!

И, ещё раз улыбнувшись, ушла, оставляя за собой едва слышный аромат лаванды.

– Это чем я ей миленький, – пробурчал студиозус себе под нос, тщательно пытаясь согнать со щёк только элхе подобающий румянец, и уткнулся, как в единственное спасение, в книгу.

Юнха вроде не расслышала, гневно смотря вслед сестрице. Подняла нагруженный поднос, бросила в воздух, словно ни к кому не обращаясь:

– Опять начинается...

Следующая повозка подкатывала, по приблизительному деревенскому расписанию, минут через пятнадцать, и, чтобы не пропустить не столь уж частый транспорт, Тенки устроился на крыльце.

Солнце взбиралось в зенит – скоро полдень, времени ещё предостаточно. Может быть, он успеет даже съездить в деревню и к темноте вернуться в столицу. В Аксе не хотелось задерживаться надолго.

Сегодня ночью деревня захлебнётся в празднике святого Йани, древнего монаха, приручившего, по преданию, огонь. В его честь зажжётся множество костров, деревенские усядутся вокруг пламени и станут травить байки, страшные сказочки о сверхъестественных существах.

В ночь Йани, считается, можно найти клад. К нему приведёт легендарное существо хейва, маленький зверь, похожий на движущуюся травяную кочку. Если последовать за хейвой – только обязательно в полном одиночестве – и найти его нору, то клад в твоих руках – достаточно лишь раскопать жилище зверька.

Только никакого хейвы не существует, и Тенки это знал – в Королевской школе не зря читали лекцию о придуманных человеком сущностях.

– Ждёшь повозку? – на крыльцо незаметно ступила Юнха, избавившаяся от передника и подноса.

– Угу, – утвердительно качнул головой Тенки. – По расписанию минут через десять.

– А она вечно опаздывает! – Юнха явно колебалась, присесть ли рядом или не надо.

– Жаль, хотелось бы скорей до Аксе добраться.

– Боишься к началу праздника опоздать? – она всё-таки решилась, аккуратно поддёрнула длинную юбку, опускаясь рядом. – Не терпится хювика поймать?

– Кого-кого поймать?! – это слово он первый раз в жизни слышал.

– Хювика! – Юнха взглянула как на идиота, грозно шевельнула бровями.

– Хейву, что ли?

– Кого? – настала её очередь пожимать плечами.

– Хейву. Зелёный такой зверёк, с длинной шерстью дыбом.

– Хювик он, никакая не хейва!

– Хейва он, никакой не хювик! – забавляясь её яростным протестом, Тенки гадко смеялся. Он уже понял, в чём дело – всего лишь в разнице диалектов. Но было смешно наблюдать за девчонкиным упрямством.

– Хювик!

– А вот и повозка, – пылящее облако Тенки углядел издалека.

Встал, подбирая мешок, поправил ремень на бёдрах. Юнха тоже поднялась. Её голова едва доставала Тенки до плеча – и почему-то это приятно пощекотало самолюбие. В Огненном городе и девушки элхеские по большей части смотрели на подростка сверху вниз: мало того что нинъе, так даже среди своего народа невысокий.

Повозка приближалась. Тенки закинул мешок за плечо, пощупал левый карман – с кошельком.

– Ну, желаю тебе поймать твоего «хювика», – взглянул на девчонку с показным превосходством.

Она не ответила, независимо дёрнула плечом, отворачиваясь. Тенки сбежал с крыльца навстречу повозке.

Ещё пара часов тряски, и он – «дома».

***

Как будущий маг и планировал, прибыть в Аксе удалось ещё засветло. Тележка остановилась у поворота к деревне, спрыгнул один лишь Тенки – больше желающих навестить ничем не примечательную мелкую деревушку не нашлось. Да и вообще народу в повозке было мало: многие сошли у Весты, станции на развилке двух дорог – оттуда каждые полчаса отправлялась телега в Йокола.

Впрочем, малой популярности родной деревни Тенки был обязан возможностью без помех вытянуть ноги в повозке. Из пассажиров, кроме него, оставался только хмурый мужик лет сорока, едущий куда-то далеко на юг. Единственный этот попутчик молчал, по сторонам не глядел и после поворота у Весты вообще начал заваливаться на бок, чуть слышно посвистывая носом. Погружаться в размышления и созерцать проплывающие мимо полузабытые пейзажи Тенки никто не мешал.

Покинув транспорт, адепт немного постоял. Летний ветер доносил запахи моря, раскрытые нараспашку деревенские ворота представлялись раскинутыми в объятиях руками. Всё здесь, буквально всё, до яркой зелени последней травинки казалось знакомым с детства. Родным.

До дома подросток добрался быстро. Да и расстояние было недалёкое: всего-то пройти по главной улице, отвечая на кивки взрослых, чьих лиц уже почти не помнил, усмехаясь взглядам, которые бросали на него дети, перешёптываясь между собой: «Маг!! Из столицы!».

Не прикладывая к этому усилий, Тенки сам не заметил, как из отпрыска бедняков Ли, голозадого мальчонки с сопливым носом, превратился в глазах обитателей Аксе в молодого господина, столичного франта, наведывавшегося в родные места не чаще чем раз в два года. Во взорах жителей деревни почтение мешалось с завистью, приветственное узнавание – с неодобрением. Чужие эти эмоции нахлёстывали слабыми, неглубокими волнами и вновь откатывали, заставляя беззлобно усмехаться.

Знакомое крыльцо Тенки увидел издалека и сам удивился: сердце отчего-то дрогнуло. Странно, некогда он на полном серьёзе был уверен, что живёт в высоком, большом доме, а тут вдруг посмотрел – и это двухэтажное строение когда-то казалось ему высоким? Даже дверь будто просела, уменьшилась в размерах, хотя как может уменьшиться дверь?

Перед тем как поставить ногу на деревянное, прогнувшееся под тяжестью лет крыльцо, Тенки невольно сглотнул. Ручка двери ушла вниз, сползла, словно осела, как сам дом, и крыльцо тоже будто вдавилось в землю, почернело от старости. Краска на стенах облезла, проглядывавшее в облупинах коричневое дерево казалось гниловатым. Но перед Тенки по-прежнему стоял дом, его родной дом, место, где появилась на свет сначала Алли, потом он сам, где жили молодые отец и мать, где умерла старуха-бабка, когда младенец Тенки ещё вопил в колыбели.

Дверь подалась с трудом, пришлось приложить силу, резко дёрнуть на себя.

Внутри было темно. Несло слабым духом плесени и кислой капусты.

– Мать! О-ой, – нерешительно окликнул подросток. Вместе с лёгкой прохладой, пахнувшей из сеней, причудилось вдруг, что дом давно заброшен, мать с сестрой уехали из деревни, а письма... а письма приходят неизвестно от кого.

Но стоило глазам привыкнуть к темноте, как слегка пугающая мысль исчезла: в сенях висела одежда, на полу нашлось несколько пар раздолбанных женских туфель, а из глубины дома лился слабый свет – была открыта задняя дверь.

Передумав заходить, Тенки закрыл дверь, вернее сказать – с размаху вбил в косяк, и направился в обход, на задний двор. И по-прежнему – стена дома по правую руку виделась непривычно низкой, тёмной, словно весь дом ссохся и уменьшился.

Мать и впрямь нашлась на заднем дворе. Стирала, встав к миру задом, согнувшись в три погибели, только мыльные хлопья летели во все стороны.

Тенки остановился у самого угла. Сердце колотилось, как сумасшедшее, и едва помогал рассудочный шёпот: «подумаешь, каких-то два года тут не был, с чего вдруг такие эмоции?». Чтобы превозмочь это странное состояние, подросток старательно прочистил горло, облизнул губы.

И позвал снова, негромко, будто опасаясь напугать склонившуюся над тазом женщину:

– Мать...

Сначала она не отреагировала, только коснулась рукой в мыльной пене волос, заправила выбившуюся прядь за ухо. Потом, решив, видимо, что не послышалось, обернулась. Как-то медленно, будто неуверенно.

И увидела его.

Тенки неловко, чуть вымученно улыбнулся.

Она постарела. Тени пролегли под глазами, по лицу побежали морщины. Неровно, клочьями подстриженные волосы потемнели, покрылись словно земляной пылью.

И она была маленькая, такая маленькая.

В руке она держала мокрую тряпку – вытащила из таза, машинально, не успев задуматься. Второй ещё раз заправила волосы за ухо – почему-то движения казались медленными, будто вокруг колыхалась стоячая вода.

– Тенки, что ли? – мать сощурилась.

Подросток кивнул. Спросил, едва выталкивая слова из горла:

– А где Алли? – против ожидания, голос не дрожал.

– Кто ж её знает, шастает где-то, – сообразив наконец, что в руке у неё не выстиранное ещё белье, женщина кинула тряпку обратно в воду. – А, я же её к Мирехе послала.

– Зачем? – Миреха – деревенская портниха, если Тенки помнил верно.

– Ну так мы ж ей вышиваем всякое. Алли вышивает, у меня-то глаза уже не те. Ты чего, будто не знаешь ничего?

– Ты разве писала?

– Все глаза тебе исписала! – мать сердито поджала губы, двинулась в дом.

Мыльная шапка на поверхности воды осталась колебаться, пена тихо истаивала, лопаясь мелкими пузырями.

Из тёмного проёма раздался материн голос:

– Ну а чего ты, будто не тутошний? Чай, не в гости приехал, складывай сумку, скидавай одёжу, городская небось? Неча её пачкать.

Тенки невольно усмехнулся. И шагнул в дом, стягивая с плеча сумку.

– Вымахал там, на ихних харчах-то, а силёнки прибавилось? – после солнечного света темнота ослепила, вместо лица матери он видел только чёрный силуэт. Но интонация её была знакомо испытующей, требовательной.

– Что делать-то надо? – ответил подросток привычно и снова усмехнулся.

Вот теперь он точно – дома.

***

– Тут тебе не столичные ресторации, ешь чего дают, – мать довольно усмехнулась, ставя перед ним миску с отбитым краешком – знакомую миску, сколько лет он хлебал из неё суп.

На сей раз в миске исходила паром картошка – крупные жёлтые картофелины, присыпанные укропом, – мать всегда сыпала на картошку укроп, по-другому не ели. В маленькой кастрюльке не единожды подогретое мясо, видно сразу, приготовленное впрок, много ли надо двум женщинам. Мясо, не привычная в морском посёлке рыба – стало быть, сегодня роскошный пир.

– Где ж эта дрянь, куда её морские юдья носят? – для приличия мать поворчала, пройдясь по кухонке, потом уселась и, не скрываясь, стала смотреть, как он ест. Подпёрла рукой голову, притихла.

– Чёй-то за слово, «юдья»? – улыбнулся Тенки с набитым ртом.

– Ха, поглядите на него, чему его там учат? Эльфийским штучкам, небось? А родного языка не знаешь, – она с превосходством хмыкнула.

– Не знаю, – признал сын, – чую, я там всё забуду. И раскланиваться начну на их манер.

– Так я тебе столько лет твержу! Чего тебе там, мёдом намазано? Поучился уже, хватит! – мать завелась с полуслова, будто не сидела только что задумчивая и даже какая-то умиротворённая. – Давно пора домой вернуться, работать, как все порядочные люди. Что ты? Взрослый ведь уже мужик.

Отвечать было рискованно, Тенки это отлично понимал. Уткнулся в картошку, словно не слышал ничего.

– Чего молчишь? – не успокаивалась мать. – Ухлестал в город, развлекается там, на девок деньги транжирит, в семью жалкие гроши шлёт! Подачками отделывается!

Мясо потеряло вкус. Тенки тем не менее тщательно пережёвывал, языком разминая получившуюся массу. Глянул на мать – похоже, зря.

– Чего? – в её глазах полыхнула ярость, самая настоящая, неподдельная ярость. – Я тебя родила, я тебя вырастила! Думаешь, отослал нам пару сотен, так и хватит?

– Чего ты взъелась? – не выдержал подросток. – Ты думаешь, на меня там тыщи с неба валятся?

– А ты думаешь, я не знаю, куда ты деньги тратишь? Только попробуй мне в дом притащить девку длинноухую, посмотришь у меня! – она погрозила сыну кулаком.

Тенки не успел ответить, не придумал ещё – как вздохнула задняя дверь, открывая начавшее темнеть небо и невысокий силуэт на пороге. Вернулась Алли.

Мать замолчала. Тенки тоже опомнился от скандала, от больно хлестнувшей, детской обиды, с жадностью уставился на сестру.

Алли была на пять лет его старше, значит, в этом году ей сравнялось двадцать два. Средней комплекции, обычная деревенская девушка, с ничем не выделяющимися светлыми глазами – Тенки никогда не доводилось смотреть на сестру как на постороннего человека, и, уж чего доброго, пытаться оценить её достоинства как женщины. Никогда – но сегодня, сейчас, когда она вошла в дом и прищурилась, пытаясь в тусклом свете разглядеть нежданного гостя, Тенки на миг – может, из-за двухлетней пропасти – удалось увидеть её совершенно иной.

Милой. Привлекательной. И почему-то – поразительно беззащитной. Жест, которым она поправила длинные русые, светло-серые, волосы, – выглядел до того женственным, что у брата ёкнуло сердце.

Тенки опустил глаза, растерялся, скользнул взором по её платью.

И понял, почему сестра показалась настолько беззащитной. Понял вдруг с неумолимой ясностью.

– Тенки вернулся, что ли? – слова её прошли мимо ушей, растаяли, невоспринятые.

Под лёгким летним платьем выпирал живот. Выпирал важно, основательно, по-хозяйски натягивая ткань.

Алли оказалась беременна.

– Ты не... – голос подвёл его, когда Тенки обратил растерянные глаза на мать. – Ты не говорила... Алли что, замуж вышла?

Мать презрительно фыркнула, сестра застыла.

– Замуж вышла, вот ещё! В подоле принесла! А ты чего думал, – и она снова напустилась на сына, – ты чего думал, когда я говорила, нужны деньги??

– Что вы... что… собираетесь делать? – от неожиданности Тенки стал запинаться и разозлился. Помогло. – Что ты всё к этим деньгам привязываешься?

– Закрой рот! – мать вскочила, подбоченилась. – Вот, смотри на неё! – она ткнула пальцем в сестру. – Кто её такую возьмёт, дуру дурой?

Алли молча стояла у порога, длинные волосы закрывали опущенное лицо. Сестра словно не хотела встречаться с ним глазами.

– Сколько надо-то? И для чего? – ох, ему совсем не хотелось слышать ответ. Наверное, поэтому на мать Тенки не смотрел, впился взглядом в тихую сестру.

– Для чего, для чего, – неохотно пробурчала мать. – Что с ней уже, ничего не сделаешь. Заплатить тому парню, пусть женится. Без денег он её брать не хочет.

– И сколько? – как ни странно, услышанное его успокоило. Самую малость – но успокоило. Значит, жизнь всё же не такая непоправимо жуткая штука.

Мать двинулась к шкафу, резким движением распахнула дверцы, схватила бутылку. Не глядя на сына, приложила к губам, запрокинула голову.

Она по-прежнему любила выпить.

– Тыща, – бросила мать наконец, оторвавшись от стеклянного горлышка. – Одна тысяча охреневших до зелёных осьминожек мен.

Хотелось улыбнуться. То ли от «зелёных осьминожек», то ли от невозможности прозвучавшей цифры.

– Откуда я возьму вам эти деньги? – не выдержал, губы сами сложились в сухую усмешку.

– Ты же маг, небось, зарабатываешь, – мать ответила глухо и устало, будто проиграла схватку с кем-то намного более сильным.

– Запрещена нам практика. Мы же ученики ещё, адепты, – Тенки пожал плечами.

– Врёшь, – обернулась мать, накинулась, как злобная, старая сука кидается на молодого дурня-щенка, пошла выплёвывать слова сквозь искривлённые губы: – Небось, жалко денег для родных. Не дашь – так она замуж не выйдет, кому она нужна такая, без денег.

– Пойми ж ты, нет у меня денег!

– Возьми у кого-нибудь, – теперь плечами пожала она, дёрнулась, как сломанная кукла, и снова потянулась к бутылке. – Если и впрямь нету, у тебя в знакомцах, небось, эговы всё да алорья, – её голос сменился бульканьем жидкости.

«Эговы да алорья» – откликнулось в груди. Толкнуло изнутри, требовательно, приказующе, и сознание тут же подсунуло картинку: белокожее изящное лицо, голубоватый гематит глаз, волосы переливчатого эльфийского цвета, непонятные, то ли чёрные, то ли нет.

Ацу.

Младший сын огонь знает насколько древнего рода, родился и вырос в отцовском замке. Живёт в Сорэнарэ – провинции, любимой самыми богатыми семьями материка. Носит по своей эльфийской моде серьги и обручи, браслеты и ожерелья – и среди них вещи из серебра с фиолетовым оттенком – хрень, известная на весь мир. Производство этого металла – или добыча? – тоже секрет рода.

«Ацу, не одолжишь мне тысчонку-другую?»

Тенки мотнул головой, избавляясь от наваждения. Поднял глаза на мать, и показалось, что та видит его насквозь: она словно сжалась, готовая прыгнуть, повалить жертву и вцепиться в горло, сверлила его яростными глазами, жидкость в бутылке плескалась – руки дрожали.

– Это невозможно, – холодно усмехнулся подросток. Попытался собрать всё спокойствие, всю силу воли, чтобы не отвести глаз. Не проиграть. – Нет ни у кого таких денег, они ведь все ещё дети, пойми.

Но мать справилась с ним играючи, одним словом.

– Врёшь.

Тенки выскочил из дома – «дома»? – проклиная всё на свете, и себя самого в первую очередь. Нёсся по деревне, не разбирая дороги, движимый одним лишь желанием – скорее добраться до ворот. Добраться до ворот, прыгнуть в тележку и укатить, забыть всю эту рыбой пропахшую деревушку, стереть из памяти материнский взгляд и её беспощадные упрёки. Привалиться к бортику, закрыть глаза, отдаваясь убаюкивающей тряске, и не вспоминать никогда, не ощущать, не чувствовать этой скручивающей неумолимой обречённости.

Эмоции подвели адепта: с расписанием он не сверился, повозка ещё не подошла.

Оставив ворота за спиной, Тенки зашагал по дороге. Телега подберёт в пути, а остановиться он физически не мог, тело требовало движения. Приходилось переставлять ноги, чтобы не взвыть от бессилия. Тенки знал: он не может оставить родных без помощи. Замершую, пряча глаза, у порога сестру, мать, вылаивающую обидные слова. Не может отвернуться и с лёгкой душой исчезнуть, вычеркнув из жизни существование Аксе. Не может – хотя бы просто потому, что речь идёт о его матери и сестре, единственных людях одной с ним крови.

Любой ценой – ему нужны были деньги.

Нет, не Ацу. Нет, он и правда не мог просить у Ацу. Только сам.

И сейчас уже другого выхода не оставалось. Выбор сделала за Тенки мать.

Вечерний морской воздух бил в лицо, трепал волосы, деревья беззаботно перешёптывались. Тенки шёл, не останавливаясь, и буря в душе постепенно утихала. Отчаяние и злость сменяло спокойствие, а к нему примешивались страх и одновременно будоражащий интерес.

Подросток никак не мог добыть тысячу мен законным путём – пусть этого не понимала мать, сам Тенки сознавал отлично. А чтобы действовать незаконно... и не оказаться пойманным, необходима была сила, которой адепт пока ещё не обладал.

Пока ещё.

Значит, её следовало добыть. Добыть единственным способом, которым Тенки располагал. Не зря он столько лет просиживал штаны в Королевской школе – заведение дало ему многое, очень многое. И вполне способно дать ещё чуть больше.

«Маска вора».

Попробовать, каково это на самом деле – быть магом. И уже не надо рассуждать, можно только действовать. Лететь вперёд, без оглядки, с замирающим сердцем.

***

К «Белому кусту» подъехали уже в темноте, часы горели на половине десятого ночи. Уже из повозки слышны были шумные крики, поднимались в ночное небо дымные столбы, деревенский народ гулял.

Разговор с матерью заставил Тенки совсем позабыть о ночи святого Йани. Это же значит, что вряд ли удастся сегодня выспаться. Наверняка народ будет гулять до утра, ведь этот праздник – раз в году. Нынешней ночью по всей Валиссии вряд ли найдётся местечко, где не отмечали бы, не жгли костров, не толпились вокруг огня, ожидая своей очереди выступить с рассказом о необычных событиях. Даже в Валиссе, без сомнений, сейчас горело пламя, собирая вокруг себя говорливых.

Возница предупредил заранее, что ночью по горам не поедет – небось, боялся оборотней. Тенки не настаивал: днём позже он вернётся в Хиэй, днём раньше – роли не играло.

Тележка остановилась у знакомого, освещённого по-ночному крыльца. Тенки выскочил, привычно подхватывая мешок, кинул вознице две уговорённые монеты.

Взбежал на крыльцо и чуть не столкнулся с выходившим – узнал сразу же. Та девушка с продолговатыми глазами и длинными светлыми прядями, завивающимися на концах.

– Вернулся? – она тоже его узнала, улыбнулась приветливо и немного равнодушно.

– А-а... – ответил Тенки междометием, опять отчего-то смутился и одарил себя замысловатым проклятием. – У вас ведь можно остановиться?

– Конечно, – ответила она легко, повернулась назад, снова юркнула в слепящую яркость общего зала.

Тенки последовал за девушкой.

Она двигалась быстро, юбки только вихрем кружились вокруг ног. Стучала деревянными каблуками по полу. Каблуки были горазды, больше длины указательного пальца. Вот почему она кажется такой высокой.

Разговор с хозяином – сёстры точно были его дочерьми, мало того что Тенки услышал, как старшая называет мужчину «отец», об этом говорило и явное сходство всех троих – завершился быстро, комнату Тенки получил без проволочек.

Юнха удивлённо посмотрела на него: откуда, мол, опять взялся? – наваливая на поднос всякой снеди, верно, для пировавших на заднем дворе гостей. Будущий маг нахально ей подмигнул. Получил в ответ презрительное фырканье, опять эта её кошачья привычка, и девчонка гордо отвернулась.

– Элья, проводи молодого человека, – велел хозяин, и старшая дочь послушно взяла свечу.

Поднимаясь вслед за девушкой по лестнице, едва освещённой колеблющимся огнём, Тенки вслушивался в звонкий стук каблуков. Дробь выбивала мелодию, настраивая на необычный покойный лад – и забывались беззастенчивые слова матери, упрёки во лжи, просящий, жалобный взгляд сестры.

«Элья», сказал хозяин. Похоже на элхеское имя Элие – «девушка, дочь». Похоже, в этой семье и впрямь любят элхеский язык, раз и Юнха, и Элие.

– Вот, – негромко произнесла девушка, отворяя перед ним дверь в тёмную комнату. Пропустив гостя вперёд, зашла следом, показала, где свечи, огниво. В столе обнаружилась даже стопка чистой бумаги – дочь хозяина выдвинула ящик, показывая содержимое, – но Тенки помотал головой – писать сегодня ночью он ничего не намерен.

Она ловко двигалась по комнате, привычно объясняя, где что находится. Сказала, что бельё свежее, показала, как открыть окно, если захочется подышать лесным воздухом: задний двор выходил на опушку леса. Правда, сейчас идея открывать окна не казалась мудрой, в комнату сразу же ворвались шумные вопли пирующих.

Тенки наблюдал за ней, пользуясь сумраком. Высокая на своих каблуках и тоненькая, в длинном холщовом платье, сером, однотонном, она ни минуты не стояла на месте. Юбка вилась у щиколоток. Из деревянных туфель-колодок торчали голые пятки.

– Вот и всё, – наконец сказала она, улыбнулась.

Будущий маг тоже улыбнулся – получилось как-то глуповато, – признательно ответил:

– Спасибо.

Реакция застала Тенки врасплох – Элья вдруг расхохоталась.

Подросток сжался, пытаясь понять, что брякнул такое смешное. Выходило, что ничего особенного. Но девушка смеялась.

Потом замолчала. Окинула его хитрым взглядом, подняла брови домиком, словно едва сдерживая новую усмешку. Вышла из комнаты, чуть задев Тенки краем платья.

В воздухе остался слабый запах лаванды.

– Морской хрен, – пробормотал адепт магических наук, опускаясь на кровать.

За окном горланили песню. По потолку плясали оранжевые всполохи, переплетались тени.

Ночь святого Йани только начиналась.

Сидеть в своей комнате и слушать хвастовство рассказчиков Тенки быстро надоело. Прикинув, что празднующие не успокоятся ещё часа три-четыре, он решил, что с большей пользой проведёт это время внизу, в общем зале, откуда все как раз удалились – именно на задний двор.

Авийе-Лассе поднимался по извилистым путям к вершинам магического искусства; демоны пытались ему помешать, но Огонь хранил смельчака. Удачливый наглец придумывал и претворял в жизнь всё новые и новые заклинания, пользуясь ужасающей смесью магических традиций всех четырёх материков. Ночевал в горах с целью познать аскезу и напивался в знатных домах, дабы проверить свою стойкость к мирским развлечениям.

Словом, веселился, как мог.

Мимо то и дело бегала Юнха: во двор – с заставленными полными кружками подносами, со двора – с угрожающими вот-вот рассыпаться стеклянными пирамидами. Элья не появлялась: видно, девушка прислуживала пирующим во дворе, и оттуда её не отпускали.

Хозяин совсем будто не волновался за судьбу старшей дочери. Неужели настолько уверен, что ничто не может грозить ей на заднем дворе родного дома?

Авийе-Лассе... что там Авийе-Лассе?

Тенки уставился в книгу, разбирая вьющиеся перед глазами строчки. Дробный весёлый стук каблуков заставил его вздрогнуть.

Пахнуло лавандой.

– Чего читаешь? – она вдруг склонилась перед ним, заглядывая прямо в лицо – от неожиданности Тенки отпрянул. Это движение снова заставило девушку захихикать.

От её волос шёл запах костра и хмеля.

– Книгу, – ответил Тенки, видя перед собой тёмно-голубые глаза, прикрытые просто невразумительным количеством длиннющих ресниц.

– Какую книгу, глупый? – она выглядела слегка пьяной. И насмехалась.

– Тебе не понять, умница, – ядовито ответил Тенки, выразительно приподнимая одну бровь – этому трюку он научился у Ацу.

Девушка снова захохотала – свободно, заразительно, пробирающим до корней волос смехом.

Выпрямилась, глянула сверху вниз, приказала:

– Дай руку!

Тенки послушно протянул ладонь, недоумевая, зачем ей. Вокруг кисти обвились тёплые тонкие пальцы, потянули повелительно:

– Иди сюда.

Ведя его за собой, она толкнула незаметную дверь в широком коридоре гостиницы, втащила подростка внутрь.

Тут пахло то ли крысами, то ли кошачьей мочой – впрочем, если не принюхиваться, не так шибало в нос. Тенки увидел мельком какие-то инструменты, похожие на черенки лопат, составленные друг на друга вёдра, непонятные мешки.

Элья закрыла дверь, и Тенки вмиг ослеп. Прислушался, пытаясь определить, где она. Прошуршала юбка, и на плечи ученика Королевской высшей школы легли прохладные девичьи руки.

Её дыхание пахло вином.

Её губы отдавали вином.

Она долго его целовала, не произнося ни слова. Только целовала, как-то жадно и в то же время по-взрослому, ведя за собой. Распустила шнуры Тенкиной рубашки, запуская внутрь руки. Пальцы её прохладно щекотали кожу.

Тенки коснулся длинных застёжек холщового платья, неумело справился с воротом. Обнажил грудь, потянув вверх облегающую маечку.

Её поцелуи стали ещё более будоражащими – оказывается, это было возможно.

Одной рукой она обхватила его за шею, другой ерошила волосы. На каблуках она была выше Тенки, а так – прижимая к стенке, заставив опуститься под лавандовой тяжестью на узкую полочку, тянущуюся вдоль стены, – и вовсе вынудила задрать голову, чтобы отвечать на прикосновения губ.

– Элья! – приглушённый крик из глубин таверны раздался внезапно. – Элья, мать твою, ты чего гостей оставляешь?!

– Отец! – она отстранилась, ужаснулась жарким шёпотом: – Меня ищет!

Тенки молча смотрел на неё, в хмельные глаза, на вздёрнутую губу, приоткрытый рот с двумя крупными передними зубами, на обнажённую в разрезе платья полную грудь с маленьким тёмным кружком.

Элья опустила ткань майки, пряча кружок, быстро, ловко застегнула ворот. Раздражённый голос отца слышался неподалёку сквозь тонкие стены. Девушка замерла, прислушиваясь, не отрывая рук от шеи подростка, склонив набок голову. Длинные светлые волосы щекотали лицо.

Голос стих, удаляясь.

Она снова хихикнула. И опять приникла к его губам, заставляя тонуть в запахах лаванды и дыма.

Вновь раздевать её Тенки не стал, ограничился прикосновением к груди сквозь ткань – было приятно ощущать в пальцах живую мягкую тяжесть.

– Элья!

Дверь распахнулась, бросая на пол четырёхугольник света.

– Да! – Элья бросилась навстречу зову, выскочила из комнаты.

Свет исчез. В коридоре послышались голоса:

– Ты чего там пропадала, Огонь тебе в глотку?!

– Ведро с картошкой искала, забыла, куда поставила!

Тенки усмехнулся. Медленно затянул ворот. Кожа ещё хранила следы прикосновений. Завязал шнуры небрежным узлом. Опустил руки, коснулся ладонями узкой полочки, на которую опирался.

Ещё чуть-чуть подождать... и можно выйти.

После темноты каморки яркий свет в коридоре ослепил.

Тенки зажмурился, яростно заморгал – аж по глазам ударило. Пошёл по коридору, возвращаясь в общую комнату – между прочим, он оставил там свою книгу.

На пороге стояла младшая, Юнха.

– Где ты был? – спросила она обвиняюще.

– Слегка заблудился, – ответил Тенки, нахально глядя в её зрачки.

Прошёл мимо, вынуждая освободить дорогу. Подобрал никого не заинтересовавший мешок, засунул книгу внутрь.

Полежи, славный друг, старый добрый Авийе-Лассе.

– Ты куда? – осведомилась Юнха с интонацией судьи.

– Прогуляться.

– Пойдёшь искать мою сестру? – ого, как грозно это звучало.

– Вот ещё, – Тенки пренебрежительно усмехнулся.

– Она меня достала! – суровость внезапно сменилась беспомощностью. – Она меня всё время достаёт!

– Чем же? – поинтересовался Тенки равнодушно.

Юнха насупилась, замолчала. Стояла тихо, не спуская с него взгляда из-под нахмуренных бровей.

– Она тебя на два года старше! – крикнула девчонка вслед будущему магу, когда тот поравнялся с открытой нараспашку дверью на улицу.

Тенки в ответ только ухмыльнулся, не оглядываясь.

На небе горели острые колкие звёзды. Ночь святого Йани оказалась безоблачной – хорошая примета.

С заднего двора доносились возбуждённые пьяные вопли вперемешку с девичьими визгами. Там праздновали.

Элья, наверное, тоже...

А, неважно.

Тенки перемахнул через ограду, углубился в лес. Кажется, через задний двор можно было срезать дорогу, но появляться там не хотелось. Ещё подумают что-нибудь... или, того хуже, усадят в круг и заставят пить.

Да ни в жизнь.

Хватит и матери.

Перед глазами снова встала её яростная гримаса, в ушах послышался скрипучий голос: «Врёшь!» Взгляд сестры, взгляд забитого животного. Её выпирающий под платьем живот.

Фу, гадость.

Тенки поморщился, хотел было сплюнуть – передумал. Всё равно ничего не исправишь.

Ночной лес молчал.

Темнота и тишина.

Забыть бы обо всём.

Тенки потерял счёт времени, бродя среди высоких прямых деревьев. Часы доставать не хотелось, да и ни к чему было торопиться: если прислушиваться, можно было уловить отзвуки пьянки у костра. Веселье ещё не кончилось.

Шорох в траве донёсся внезапно, прогоняя по позвоночнику холодную дрожь.

Подросток застыл, насторожился.

Дикий зверь не подойдёт так близко к человеческому жилью, да и оборотень не такой дурак, чтобы переть в деревню. И шум для оборотня слишком тих, едва заметное шуршание.

Впереди слева на чёрной земле что-то двигалось.

Что-то маленькое, поросшее длинной шерстью, живое.

Хейва?!

Тело двигалось само, независимо от воли хозяина. Ледяная энергия скатилась в почти невидимый маленький шар, Тенки развернулся и прицельно метнул шар в тёмный шерстистый комок.

Он попал. Животное застыло, как и должно было после удара «арссе» – парализующего жертву.

Будущий маг приблизился, раздвинул траву, жадно всматриваясь в зверька.

Морской хрен!

Перед ним лежал ёж. Обычный лесной ёжик со стеклянными после удара глазами.

Идиотизм. Горе-кладоискатель, огонь на голову.

Со стороны деревни послышался шорох. Кто-то пробирался по лесу, путаясь в высокой траве. Отблески костра пылали сквозь ветви.

На корточках Тенки затаился у тела зверька.

Узнал её скорее по силуэту – тонкая фигурка, длинные волосы с завивающимися концами.

Элья приблизилась, взглянула на него, не удивляясь. Тенки видел пляшущее в её глазах опьянение, лихой огонь, зажжённый на ночь святого Йани. Девушка подошла поближе, присела, схватилась за плечо адепта, чтобы не упасть.

– Что это? – спросила, слегка заплетаясь в словах.

– Ёж, – ответил Тенки.

– Что с ним? – в её волосы и платье впитался запах дыма, уничтожив лаванду.

– Не знаю, – будущий маг задумчиво наклонил голову. – Может, дохлый?

Она нетрезво захохотала, закинула обе руки ему на шею, опрокидывая в траву.

Земля твёрдо распростёрлась под его телом. Лёжа на спине, Тенки увидел среди чёрных ветвей тёмно-голубое небо.

Элья опёрлась о его грудь, поднялась над ним, заслоняя небо.

– Тебя как зовут? – спросила вдруг вполне осмысленным голосом.

– Тенки, – отозвался подросток.

– Надо будет запомнить.

– Много у тебя таких запомненных?

– Ревнуешь? – Элья усмехнулась.

– Интересуюсь...

– Таких хорошеньких, – она снова хихикнула, – ты один.

Тенки не нашёлся, что ответить. Лежал, придумывая, пока она не потянулась к его губам, сначала ткнувшись куда-то в щёку, то ли по хмелю, то ли от темноты.

Вкус вина на этот раз чувствовался сильнее.

Они целовались в темноте, пока Элья не легла рядом, обнимая его, спрятала лицо на его груди. Тенки не шевелился. Не двигался, пока не услышал, что она задышала ровно, размеренно.

Заснула.

Тогда повернулся на бок, устраивая на сгибе руки её тяжёлую голову с длинными волосами, обхватил непослушное спящее тело.

Прошептал на ухо:

– Девчонки... с вами даже, – подбирая слово, замешкался, – и мужчиной как следует не станешь.

В траве недалеко от них зашевелился ёж – действие заклинания проходило. Поднялся и побежал, шурша чуть слышно.

В синее небо далёкими иголочками впивались звёзды.

Июнь – Сорэнарэ

«Прибывают, прибывают», – по ряду вытянувшихся в струнку людей прошёл шепоток. Ацу понял это и без реакции слуг: предупреждающие огни побежали по раме, – и продолжал смотреть прямо перед собой, заставляя взгляд тонуть в невнятном тумане портала.

Ито-Хиносе, виновники сегодняшнего приёма, прибывали самыми последними: таможенные формальности, которые им пришлось пройти в Хиэй, отняли немало времени. Впрочем, никто не ждал их рано. Путь с другого материка просто не мог не оказаться хлопотным. Хлопотным и долгим, невзирая даже на порталы.

Ито-Хиносе возвращались в Сорэнарэ.

Пять лет прошло с той поры, когда Ацу, тогда пятнадцатилетний, вежливо попрощался с кузиной – именно здесь, в этой зале, во время визита вежливости, обязательного перед таким большим событием, как переезд семьи на другой материк. Пять лет он не видел никого из Ито-Хиносе, даже главу семьи – только в огне хрустального шара, – и вот сегодня древний род вновь собирает своих членов: со всех уголков не только Огненного материка – всего мира.

Туман полыхнул молочной голубизной, готовясь протянуть нить между Хиэй и замком Мурасе-Ито. Шевельнулась, вздохнула сила.

Первым появился глава Ито-Хиносе, отец Ллии, как водится, охраняя жену и дочь от врага, что мог бы ожидать на месте выхода. Встал перед рамой портала, высоко поднял голову, осмотрелся. Встретившись глазами с Ацу, еле заметно кивнул. Только тогда портал снова зашумел, загудел энергией, открывая путь для женщин.

Слуги склонились в ритуальном поклоне – скрещивая руки перед собой и раскрывая ладони, чтобы показать, что в них ничего нет, и Ацу повторил поклон, нагнувшись почти так же низко. Долгожданных гостей ни в коем случае нельзя было обидеть случайным небрежением.

– Прошло немало времени, – Ито-Хиносе чуть склонил голову в приветствии. По положению отец Ацу, глава рода, был выше кузена, но второй сын Мурасе-Ито по статусу считался младшим. Поэтому приветствие – хоть и от гостя к хозяину замка – было коротким.

– Мы рады лицезреть Вас в этом жалком замке. Соблаговолите простить за неудобства, которые вы можете испытать, пребывая в наших тесных помещениях, – не поднимая глаз, ответил Ацу.

– Где Мурасе?

– Отец вместе с матерью сейчас находится в зале празднеств. Оба нижайше просят извинения, что не смогли, как того требуют обычаи, встретить Вас в этом зале.

Настал щекотливый момент: положение Ито-Хиносе всё же было выше младшего сына Мурасе-Ито, и кузен отца мог бы по праву хмурить брови. Но его дочь, Ллия, являлась наречённой Ацу, так что, с другой стороны, кто как не будущий супруг должен встречать семью невесты?

Мгновение Ито-Хиносе размышлял, потом, видимо, пришёл к тем же выводам, сухо кивнул.

– Поторопитесь, – обернувшись, бросил он женщинам. – Негоже заставлять хозяев ждать.

Слуги дома Мурасе-Ито захлопотали вокруг прибывших, помогая им разоблачиться.

Ацу метнул короткий взгляд на Ллию и её мать, больше на Ллию – неудивительно, прошло пять лет, его снедало любопытство. Шар не мог дать изображение, точное до самых мелочей, как не мог показать собеседника с разных точек зрения; шар, в общем, был всего лишь средством связи, а сейчас Ллия стояла перед ним, живая и весёлая, пугающе реальная.

Перебрасываясь с матерью пустыми фразами, улыбаясь предвкушению праздника, кузина скинула короткую чёрную пелерину, открывая платье, пышное платье теплоцветного жёлто-оранжевого шёлка, с тонким, обтягивающим грудь лифом. В лицо дохнуло непрошеным жаром, и Ацу поспешил опустить глаза, скользнув быстро по фигуре Ллии – взгляд выхватил ещё ворох чёрных кружев из-под оранжевого подола и тонкие щиколотки в чёрных же чулках – кузина меняла дорожную обувь на туфли для танцев.

Миновало пять лет – ей исполнилось, кажется, четырнадцать в тот год, когда уезжали Ито-Хиносе. А сейчас ей девятнадцать, да, на полтора года кузина младше него.

– Ацу! – завязав ленты, она поднялась, шагнула к наречённому, приветственно протянула руки. Обратилась к нему даже раньше матери, противореча этикету.

Ацу осторожно дотронулся до кончиков пальцев, склонил голову.

– Ацуатари, – подоспело приветствие и леди Ито-Хиносе. – Мы так рады наконец-то встретиться с вами. Эллиния считала дни.

Ллия хитро усмехнулась уголком рта, быстро пожала плечиком. Чёрные крупные кудри рассыпались по её плечам, вились вокруг лица, придавая ему – вместе с этим фиолетовым взглядом – опасно-кокетливое выражение.

Младший сын Мурасе-Ито низко поклонился обеим дамам. И, отстраняясь от Ллии, уходя от излишней близости, качнулся в сторону и вежливо произнёс, встретившись глазами с главой семьи:

– Позвольте мне показать вам путь.

Разумеется, Ито-Хиносе отлично знали, где находится зала празднеств, но – этикет не позволял гостям своевольничать.

***

Огромное помещение для празднеств, холодная и гулкая в обычное время, подавляюще просторная зала, что занимала почти целый этаж родового замка Ито, сейчас полнилась гостями. Смех, отзвуки разговоров, переливчатый звон наполненных вином бокалов; визги детей, ещё не умевших вести себя тихо; шелест дамских платьев, музыка, лёгкий стук каблучков, летящих в танце, – сегодня в замке собралось более шестидесяти человек, принадлежащих роду Ито. Главы семей Мурасе, Каринэ, Асуэ, их жёны, дети, племянники, внуки, представители Мисте, Риви, Ине и, конечно, Хиносе, – семь родов, составлявших костяк Ито, ветви огромного дерева, ведущего счёт своим поколениям с незапамятных времён.

Ацу осторожно глянул наискосок, на третье от него окно, как и все прочие, убранное тёмно-вишнёвыми бархатными гардинами, с тщательно выложенным узором из хрусталя и разноцветных фруктов на широком столе-подоконнике. Взглянул из-под чёлки, почти не поднимая головы, делая вид, что пробует на вкус голубоватое вино Воздуха.

Там, у третьего отсюда окна, стоял отец. Его собеседником был глава семьи Каринэ. Племянница главы, Эстене Каринэ-Ито, являлась невестой брата Ацу. И скоро уже придёт время свадьбы – возможно, главы семей беседуют сейчас именно об этом.

Ацу не в первый раз пожалел, что не умеет читать эмоции, написанные на чужих лицах – хотя и отец, и Каринэ-Ито были достаточно искушены в правилах этикета, чтобы не выказывать истинных чувств, следовательно, проку в пристальном наблюдении оказывалось немного. И тем не менее младшему сыну Мурасе-Ито очень хотелось определить предмет разговора.

Если речь и в самом деле идёт о будущей свадьбе... значит, близок уже тот день, когда Эстене Каринэ-Ито войдёт в их семью. А потом – потом настанет черёд его, Ацу – жениться на Ллии.

Конечно, не раньше, чем он окончит Королевскую школу – ещё три года, а потом, может, придётся повременить ещё года два, проходя обычную для новоиспечённых магов практику – и только после того Ацу станет формально свободен располагать собой. Неплохо всё-таки, что королевских магов обучают так вдумчиво и тщательно. И так долго.

Удивительно, раньше Ацу приходилось лишь сетовать на слишком затянутый курс обучения: ведь в Королевской школе целых девять лет вбивают знания в головы учеников – и вдобавок ещё два года практики – намного дольше, чем в обычной школе. Ллия, к примеру, закончила свою учёбу в этом году, а ей исполнилось всего девятнадцать.

Впрочем, Ллия девушка, этим всё сказано. Ей нет нужды получать определённую профессию, овладевать каким-то мастерством, учиться зарабатывать на жизнь. Будущее Ллии – как и любой другой представительницы рода Ито – расписано заранее, разложено по полочкам, определено – хоть гобелен вышивай, узор уже не изменить: ей суждено оставить семью, войти в дом мужа, стать частью чужого уклада и поддерживать его всеми силами. Как мать Ацу, урождённая Ито-Асуэ, как будущая жена брата, Эстене Каринэ-Ито, как прочие женщины рода, воспитанные с осознанием неизбежной разлуки, прощания с родной семьёй.

А прощание неминуемо.

Водный материк, куда переселились Хиносе, – расстояние отсюда слишком велико, чтобы возможно было постоянно навещать друг друга. Если Ллия станет его женой, она не сможет, стоит только захотеть, видеться с родными. Даже сегодня, хотя собравшиеся находятся тут по случаю выпускного дочери Ито-Хиносе, из всех представителей этой семьи присутствуют лишь трое: глава, его жена и сама Ллия. Через несколько десятков лет с ними произойдёт то же, что с родом Ито-Ине, породнившимся с Земными: сейчас это дальняя ветка, почти не имеющая веса в семейных вопросах.

Впрочем, Ито-Ине спасает многочисленность. Ито-Хиносе не доступно даже это: вместе с Ллией их не больше двенадцати человек, от деда и бабки Ллии до недавно появившегося на свет малыша Инивена.

– Ацу, – дальнейшее погружение в родовые связи прервало внезапное обращение: прямиком, без церемоний, по одному только короткому имени.

Ллия, больше некому.

Адепт Королевской школы поднял голову, мимоходом окидывая взглядом помещение. Каринэ-Ито по-прежнему стоял у окна неподалёку, только теперь его собеседником был не отец Ацу, а двое из рода Ито-Мисте, кажется, супруги одной из побочных ветвей. Бездумно Ацу поискал отца и тут же спохватился: некрасиво оставлять Ллию без внимания.

– Ацу, я... – начала было девушка и замялась.

Глаза их встретились: вопросительный, выжидательный взгляд Ацу и настороженно-лукавый, как будто чуть испуганный – Ллии. И, словно спровоцированная этим столкновением, кузина вспыхнула, сверкнула глазами и – рассмеялась.

– Вот, – будущий маг не сразу сообразил, что ему вручают: на раскрытых ладонях кузины стоял небольшой продолговатый ящичек, лучше сказать – узкая коробочка, обтянутая чёрно-фиолетовым бархатом.

– Что это?

– Это мой подарок Вам, – слова вылетали из её рта, звеня чёткими открытыми гласными, отскакивали от зубов, будто торопились стать услышанными.

– Это я должен был подумать о подарке, – смутился адепт, – ведь праздник проводится по случаю Вашего выпускного. Простите мою неуклюжесть в вопросах этикета.

– Что Вы, – улыбнулась кузина, возвращая себе утраченную было уверенность, – не надо, прошу Вас, официальных слов. Примите.

– Спасибо, – просто ответил Ацу, осторожно снял коробочку с ладоней девушки. – Могу ли я сразу же открыть его?

– Конечно, – она кивнула с готовностью, чуть зарумянилась – оценила жест кузена. Подарки от близких людей можно было смотреть в их присутствии; спрашивая разрешения, Ацу показывал, что считает Ллию «своей».

На чёрной мягкой ткани в обтянутой бархатом коробочке покоился длинный кинжал. В глаза Ацу прежде всего бросились тонкие, завораживающие переливы света на серебристом лезвии, и потом только – изящные узоры водной каллиграфии, выписывающие чеканные волны на рукоятке.

Будущий маг не сумел сдержать лёгкого вздоха восхищения. Возможно, одного лишь этого хватило бы кузине в качестве благодарности. Но в следующий же миг в сознании Ацу вспыхнуло воспоминание, встала картинка в учебнике, урок магических традиций мира, часть «Водные»: острые лезвия кинжалов для ритуальных жертвоприношений. На мгновение перехватило дыхание.

– Спасибо, – и в нехитрое это слово адепт вложил намного больше чувств, чем предписывалось обычной вежливостью.

Конечно, в руках его яростным беспощадным металлом на чёрной ткани сверкало не то самое оружие, не оригинал – да и не позволил бы никто вывозить с Водного материка одно из национальных сокровищ, – нет, это было всего лишь умелой работой, отбирающей дыхание безделушкой, всего лишь слепящим глаза подражанием. И тем не менее – неизвестный творец воспроизвёл ритуальный кинжал идеально, до самой последней мелочи.

Даже в Королевской школе им показывали только рисунки и гравюры, давали читать полные убористого текста листы описаний; держать в руках настолько точное подобие Ацу довелось впервые.

– О, Вы изволили обрадоваться! Я так счастлива! – ещё чуть-чуть, и преувеличенная вежливость фразы заставила бы заподозрить насмешку. Но похоже, кузина всего лишь растерялась от долгой разлуки и не определила ещё, на каком уровне ей следует вести разговор с наречённым, оттого и перемежала близкое обращение с высоким стилем. – Я боялась, быть может, не сумею угадать Ваших предпочтений.

– Любой подарок, полученный из Ваших рук, заставил бы меня обрадоваться, – ответил Ацу общепринятым выражением. – Спасибо.

Ллия чуть наклонила голову, смутилась. И, на мгновение отведя глаза в сторону, шевельнула было губами, как её прервал чужой голос:

– Ацуатари! Эллиния!

Ацу обернулся, уже зная, кого увидит: кузена Миттемиэна из рода Асуэ, по возрасту ровесника им с Ллией.

– Миттемиэн-диэ, – как и подобало девушке, Ллия склонилась в поклоне первой.

Ацу повторил движение: хоть с кузеном он был на равных, положение встречающей стороны, хозяина замка, обязывало.

– Эллиния, поздравляю ещё раз! Теперь Вы свободны от гнёта учителей – право же, я так Вам завидую! – Миттемиэн улыбнулся девушке и обратился к Ацу, согласно этикету: – Впрочем, я завидую и Вам; должно быть, обучение на королевского мага не оставляет времени скучать.

– Увы, – качнул головой Ацу, вежливо улыбаясь в ответ, – в стенах Королевской школы далеко не так занятно, как это преподносят слухи. Порой приходится изрядно поскучать.

– Неужели? – Миттемиэн потянулся к графину с вином, плеснул в свой кубок.

– Простите, из меня никудышный хозяин, – тут же поспешил извиниться Ацу, – заставляю гостей самим прислуживать себе.

– Оставим церемонии, Ацуатари, – отмахнулся кузен. Повернулся к Ллии: – Не расскажете ли о Водном, кузина? Мне никогда не доводилось выезжать за пределы Огненного.

– По большей части наши страны ничем не отличаются, – Ллия ловко выхватила из рук Ацу бокал, вмиг наполнила, подала, и, поймав его взгляд, улыбнулась как-то насмешливо и вызывающе.

Миттемиэн скрыл усмешку: Эллиния ухаживала за Мурасе-Ито по праву наречённой. Иначе ей, как гостье, полагалось бы ждать приглашения со стороны хозяина, либо же, как поступил Миттемиэн, налить себе самостоятельно, благо родственные отношения позволяли. Но Эллиния обозначила своё положение, обозначила весьма чётко и доходчиво, – и кузен явно смутился подобной заботой.

– Что же могло бы Вас заинтересовать, – девушка призадумалась, потом встряхнула головой, отчего чёрные кудри её запрыгали по плечам, по кружевам платья и жёлто-оранжевому шёлку: – Знаю! На Водном есть замечательные легенды...

***

Улучив момент, Мурасе-Ито тихо оставил собравшийся вокруг Ллии кружок. Кузина сидела на низкой кушетке и, смеясь, рассказывала о Водном: среди его поверий действительно оказалось немало замечательных и даже презабавнейших. Звонкий голос Ллии привлёк ровесников из многих родов, и кузина, ничуть не смущённая вниманием – вовсе наоборот, казалось, даже польщённая, с возбуждением повествовала о проведённом на другом материке времени.

Слушать её было интересно. И впрямь интересно, только...

Только Ацу, периодически обводя взглядом просторный зал, вдруг понял, что не видит отца. Вместо него гостей обходил, не давая скучать, Сора-дии – поступал согласно своим обязанностям наследника. За братом следовала его невеста, Эстене из рода Каринэ-Ито; вдвоём они умело развлекали собеседников. Мать тоже находилась в помещении, двигаясь по высшему кругу: видимо, на её попечении оказались старшие гости. Сейчас она разговаривала с главой рода Асуэ, откуда происходила сама, старшим братом собственного отца. Собеседник её, Игинистае Ито-Асуэ, также являлся старшим братом и бабушки Ллии, приходясь самой Ллие, соответственно, двоюродным дедом, и так же его мог называть и Ацу.

А отца нигде не было.

Будущий маг подошёл к столику с угощениями, сделал вид, что набирает на тарелку сооружённые умельцами-поварами лодочки с чёрной икрой – одно из вкуснейших лакомств. И под прикрытием огромной вазы с ниспадающими виноградными гроздями внимательно оглядел зал.

Кто ещё отсутствует, кто незаметно исчез, чтобы без помех уединиться для беседы с отцом?

Глава Каринэ, глава Малиэ, глава Асуэ – на месте. Роды Риви... Мисте... Ине... есть. Кого же не хватает? Ведь отцу не о чем разговаривать с женщинами рода, когда присутствуют мужчины, как и не имеет смысла вызывать из зала кого-то младшего – о чём рассуждать с детьми?

Риви... Мисте... Ине...

Конечно!

Не хватает Хиносе!

Вот мать Ллии, а самого Ито-Хиносе нет. Супруга его улыбается словам женщины из семьи Ито-Мисте, покачивает головой, тёмные волосы туго заплетены, как подобает достойной матроне, жене и матери. Забавно, мать Ацу гордо встряхивала распущенными чёрными кудрями – у Ллии похожие, видно, сказалась кровь Асуэ. Мать любила посмеяться над бездумным соблюдением приличий.

Но Ацу отвлекается. Сравнивать свою мать с матерью наречённой – занятие довольно-таки бессмысленное, тем более в эту минуту, когда есть размышления и поважнее.

Значит, отец сейчас с Ито-Хиносе.

Ушли от возможного наблюдения, покинули зал, чтобы без помех обсудить дела. И – без сомнений – они говорят о них: о нём и Ллии.

Ацу глянул на нагруженные икрой лодочки – аппетита не было.

Ллия. Он никогда не понимал, что означает для него Ллия. Он попросту никогда о ней не думал – не больше, чем того заслуживала верная подруга, товарищ по играм. А потом она уехала – чтобы пять лет провести в чужой стране и вернуться вот так вот: повзрослевшей, вытянувшейся, навсегда переставшей быть ребёнком. Уже не привычным и лёгким в общении другом – будущей невестой.

И Ацу никак не мог окончательно понять их отношений – как Ллия в начале вечера не могла определиться, на каком уровне вести беседу.

Отец и Ито-Хиносе сейчас обсуждают их судьбу. Подводят последние итоги, вспоминая о старом обещании, об уговоре между семьями. И назначают дату – через пять лет или семь, а может, через три; ещё не точную, не твёрдую, пока что примерную дату. Решают, где будет жить Ллия, вероятно даже, что она поселится тут, в этом замке, если церемонию назначат на скорое время.

И всё неуловимо изменится.

– Ацу, куда Вы исчезли? – от неожиданности темноволосый элхе слегка вздрогнул.

Объект его размышлений стоял перед ним, чуть хмуря брови и постукивая туфелькой по полу – негодующе.

– Простите, – поспешил извиниться Ацу, не зная, почему оправдывается. – Я... проголодался.

Слегка расстроенное выражение её лица не изменилось, однако, похоже, долго сердиться Ллия не намеревалась. Помедлила, произнесла решительно:

– Разрешите тогда о Вас позаботиться, – лукаво улыбнулась, вскинула голову, так что волосы снова дрогнули, рассыпаясь чёрными волнами. И, не дожидаясь ответа, даже кивка, отобрала из его рук тарелочку с водружённой для отвода глаз парой икряных лодочек.

– Вам неинтересны рассказы о Водном? – нагружая тарелку снедью, полюбопытствовала девушка. Словно бы невзначай.

– Вовсе нет, – запротестовал Ацу, запоздало осознавая, что уходом обидел кузину. – Я просто...

Он не успел ещё придумать ответ, как увидел Ито-Хиносе. Отец Ллии зашёл в зал, брови его хмурились, а рядом со ртом пролегла недовольная складка.

– Куда Вы смотрите? – Ллия оглянулась. – Что случилось?

Значит, они договорились. О чём? На чём порешили? Почему отец Ллии выглядит будто не в духе?

– Ацу, Ацуатари!

Младший сын Мурасе-Ито с трудом заставил себя обратить внимание на собеседницу. Ллия уже не скрывала обиды. И тарелочку с едой вручила резко, словно желая поскорее отделаться.

– Спасибо, – виновато кивнул Ацу. Потянул в рот скрученное морской раковиной крабовое «эльти» – хотя есть и не хотелось, обижать кузину ещё больше не представлялось возможным.

Молчание длилось, безошибочно свидетельствуя, что Ллия не собирается заговаривать первой.

– Очень вкусно, – похвалил Ацу, стараясь вернусь себе расположение девушки. – Прекрасный выбор.

– Это заслуга Ваших замечательных поваров, – она всё-таки ответила, хотя интонации звучали прохладно.

– Ацу, Ллия, – неуклюжие попытки Ацу склеить беседу спасло появление молодой женщины, черноволосой, как почти все из рода Ито, и желтоглазой – отдалённый признак крови Оте-Кари, семьи-побратима Каринэ.

– Эсте-нии, – обрадовался Ацу. Невеста брата, Эстене Каринэ-Ито, ему весьма нравилась: добрая и нежная, и вправду словно старшая сестра.

– Эстене-оони, – присела в приветствии Ллия.

– Зови меня коротким именем, – улыбнулась ей Эстене, – ведь через несколько лет мы станем настоящими сёстрами.

– О, я не смею, – потупила было Ллия глаза, но сразу же с улыбкой их вскинула. – Эсте-нии!

Обе рассмеялись.

– Эсте-нии, когда ваша свадьба? – в голосе Ллии слышалось жадное любопытство: похоже, она, как все девчонки, любила поболтать о свадьбах и праздничных нарядах.

– А я и не знаю, – Эстене то ли шутила, то ли нет. Но, во всяком случае, улыбалась. – Что-то они медлят, никак не могут решиться. Надеюсь, хоть после сегодняшнего вечера что-нибудь прояснится.

– Но ведь? – Ллия сделала страшные глаза.

– Нет-нет, пожениться мы безусловно поженимся, да и поздно уже что-то менять. – Ацу не понял выражения её лица, но Ллия, кажется, сообразила, заговорщически хихикнула. – Только они никак не придут к согласию по поводу времени и места. Право же, нудные стариканы!

Девушки опять засмеялись: старшие рода и впрямь порой вели себя так, что чудилось – такие никогда не были молоды.

Адепт королевской школы почувствовал себя чужим. Слушать девичьи разговоры о любви и перемывать косточки старшим – избавьте! Ацу не вытерпит и скончается в середине беседы. Или того хуже – не выдержит и зевнёт, навлекая на себя гнев уже не только Ллии, но и невесты брата.

– Прошу меня извинить, – поклонился адепт поспешно. – Я совсем забыл подойти с приветствием к главе рода Асуэ, а ведь он дядя моей матери.

– Ах вот как, – вежливо отозвалась Эстене – на Ллию кузен старался не смотреть, – поклонитесь ему от нас.

С облегчением Ацу затерялся среди родственников.

– Эсте-нии, – Ллия глядела наречённому вслед, надувая губки, – я так огорчена. Мы не виделись с кузеном столько лет, а стоило наконец встретиться, как я понимаю – он меня избегает!

– Ты преувеличиваешь, – мягко улыбнулась старшая. – Я думаю, Ацу-диэ очень рад наконец тебя увидеть.

– В таком случае он весьма умело это скрывает, – обиженно произнесла Ллия. – Какая жалость, что он не похож на Соратанери-ооди.

– Что ты! – Эстене открыто рассмеялась. – Они как две капли воды!

– Ацу и Соратанери-ооди? – наречённая младшего сына Мурасе-Ито широко раскрыла глаза.

Эстене кивнула.

– Что же, неужели и Соратанери-ооди так же пытался избежать Вашего общества?

– Сора... Знаешь, ведь принято считать, что мужчина должен быть защитником, покровителем, сильным. Принято считать, что ему неприлично выказывать свои эмоции, как неприлично чего-то стесняться или бояться.

Ллия внимательно слушала, накручивая чёрный локон на указательный палец.

– Но ведь мы все – простые люди. И мужчины, и женщины. И всем нам свойственно чего-то желать, а чего-то бояться.

Дочь Ито-Хиносе кивнула, показывая, что внимает.

– И Ацу-диэ, я думаю, немножко боится.

– Чего? – не смогла Ллия удержаться.

– Тебя.

– Меня? – фиолетовые глаза раскрылись, казалось, ещё шире. – Почему? Отчего?

– Потому что ты девушка. Существо противоположного лагеря, чужое, непонятное. Возможно, враг, – Эстене мягко усмехнулась. – Возможно, друг.

Младшая опустила голову. Вот как. Значит, Ацу и впрямь перестал ощущать её своей верной напарницей. Что же, неудивительно, столько лет они провели в разных странах.

– И что же делать? – вопреки желанию Ллии, в голосе её прозвучали жалобные нотки.

– Убе... ждать? – сказала Эстене задумчиво, как будто сама не была уверена. – Дать привыкнуть, прийти в себя, приспособиться к изменившемуся положению.

– Как?

– Я думаю, это с каждым человеком иначе. И в данном случае… продумать способ действий, должно быть, легче всего тебе самой, ведь у тебя так много общих воспоминаний с Ацу-диэ. Как бы то ни было, надо показать, что ты ему не противник и не чуждое, враждебное существо. И не торопись – ведь впереди ещё так много времени, – Эстене замолчала.

Ллия тоже молчала, видя, что старшая не закончила.

Эстене продолжила, слегка усмехаясь, похоже, своим собственным мыслям:

– Только вот ещё. Не всегда надо смирно ждать, ошибочно предполагая, что мужчина обязан сделать первый шаг. Иногда можно шагнуть навстречу.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности, – Эсте-нии хитро улыбнулась, тёмно-жёлтые глаза на миг сложились смеющимися полумесяцами с чёрной каймой ресниц.

– Какие длинные у Вас ресницы, – произнесла Ллия неожиданно для самой себя.

– Кто бы говорил!

***

Неспешно прогуливаться по залу, изредка останавливаться, обмениваясь репликами с кем-нибудь из гостей, Ацу быстро наскучило. Сделав пару-тройку кругов по обширному помещению, будущий маг почувствовал, что устал от лавирования между людьми и столиками, от приветствий и ни к чему не обязывающих бесед. Хотелось подняться наверх, упасть на свою кровать и бездумно лежать, уставившись в потолок.

Но покидать залу, пока в ней ещё остаются гости замка, было не к лицу сыну принимающей семьи. Тем более если речь шла о Мурасе-Ито, официальном центре рода. И Ацу продолжал бродить среди родственников, отвечать на кивки, махать рукой ровесникам, вежливо улыбаться. Пока не заметил за длинной бордовой гардиной приоткрытую дверь на балкон.

Балкон. Балкон, проходивший по наружной стороне залы, просторный и тихий. Дверь открыта, значит, предполагается, что гости могут выходить туда, устав от яркости освещённого помещения.

Отлично, то, что надо. Ацу как раз чувствует себя поразительно усталым.

Стараясь не оказаться замеченным, адепт остановился у окна, сделал вид, что любуется звёздами. Потом шагнул в сторону, притворившись, будто заметил кого-то на балконе. И опустил за собой гардину, осторожно прикрывая дверь.

Если отец его видел, должен подумать, что сын решил составить компанию одному из гостей. Пусть так и думает.

После искусственной прохлады замка влажная жара летнего Сорэнарэ охватила со всех сторон, жадно сжала в объятиях. Воздух плыл вокруг, казалось, его можно пить, воздух с тяжёлыми ароматами тропических цветов. Знакомый с детства запах.

Ацу подошёл к перилам, коснулся тёплого камня. Ветра не чувствовалось, невзирая на высоту, а ведь зала для празднеств располагалась на третьем этаже замка.

Сквозь щель в неплотно прикрытой двери доносились звуки музыки, смех собравшихся. Домашняя вечеринка, строгая и скромная, для увеселения гостей даже не пригласили никого, кроме музыкантов.

И тем не менее выматывающая.

Или же дело всего лишь в его характере? Ацу никогда не любил шумные сборища.

Голоса и музыка стали громче, словно шире отворили дверь. Ацу обернулся.

Оставив портьеру тяжело колыхаться, на балкон скользнула Ллия. Глаза их встретились, Ацу чуть нахмурился, недовольный вторжением.

– Это мой праздник, а вы уединяетесь, – голос Ллии был обычен, она говорила с лёгкой улыбкой, но в словах звучал укор.

Ацу замялся, не зная, что ответить. Ллия не спускала с него взгляда.

– Вокруг Вас полно слушателей, – попытался он всё-таки. – Зачем Вам ещё и я?

– Без Вас скучно, – девушка подошла поближе, всё так же не отпуская его глаза своими. Встала рядом, наконец отвернулась, всматриваясь в ночь.

Будущий маг вздохнул облегчённо: ему было не по себе, когда Ллия вот так сверлила его фиолетовым взором.

– Как я тосковала по Сорэнарэ, – в темноте он не мог чётко разглядеть выражения её лица, но по голосу послышалось, что кузина улыбается. – На Водном мне снились здешние ароматы. И эта влажная, можно сказать, даже одуряющая жара – я просыпалась в слезах, мечтая вновь почувствовать её прикосновения.

Ацу понимающе кивнул, забыв, что Ллия не может видеть этого движения. В Огненном городе ему тоже порой снился замок. Сорэнарэ проникал в кровь, не давая забыть себя, пульсировал в жилах, единовластно царствуя над душами своих детей.

– Помните, – голос Ллии снова разбил тишину, – как мы бегали от нянек по алорским лесам.

Слова кузины не были вопросом, ответа она не ждала.

– А как я свалилась в ручей, помните? – девушка негромко рассмеялась. – Я так испугалась, оцепенела от ужаса. Думала, что умру.

Ацу опять кивнул – он помнил. Давным-давно, более десяти лет назад. Тогда они с Ллией, как обычно, удрали от воспитателей, намереваясь пробежаться до дальнего леса. Только упустили из виду, что лишь буквально пару дней назад закончился период дождей, почва размокла, а многочисленные реки, речушки и ручейки покрупнели, наполняясь водой.

Ацу двигался впереди – как старший по возрасту и сын хозяина замка, выполняя роль провожающего. Или же – как мальчишка – был попросту намного быстрее изящной кузины. Сейчас ему было уже не вспомнить тех своих чувств.

Услышав вскрик девочки, поначалу Ацу не принял его всерьёз. Остановился, поняв, что Ллия отстала, крикнул негодующе, чтобы поторапливалась. И только потом, когда до слуха донёсся слабый, испуганный – даже не голос – какой-то писк, поспешил вернуться, разыскивая среди деревьев знакомый силуэт.

Когда сообразил, что кузина, поскользнувшись на мягкой земле, слетела в ручей, Ллия уже, кажется, прощалась с жизнью – в глазах её, что почти заливала вода, крутился смертельный ужас. Таких огромных глаз Ацу за свою жизнь больше ни у кого не видел.

Недоумевая, в чём дело, – сам-то он плавать умел, и просто в голову не пришло, что кузина тонет, – протянул руку. Тогда ещё, вот это он помнил явно, проскользнула мыслишка, что задаст он ей, когда девчонка выберется: а зачем она пытается над ним подшутить?

Но сила, с которой Ллия вцепилась в протянутую руку, прогнала лишние мысли.

Помочь ей вылезти на берег труда не составило, вытянуть лёгкую девочку оказалось несложно – однако Ллия продолжала сжимать его кисть мёртвой хваткой, пока не оказалась на твёрдой поверхности. Только потом, убедившись, что всё позади, что вода уже не затянет, не накроет с головой, она отпустила руку кузена, съёжилась на корточках спиной к страшному ручью и разревелась.

– Даже стыдно вспоминать, – в словах девушки послышалось смущение: возможно, сейчас перед её внутренним взором предстали те же события – лишь с другой точки зрения.

– Когда кажется, что вот-вот умрёшь, не до здравомыслия, – попробовал Ацу её успокоить.

Однако при этой фразе вспомнились вдруг собственные переживания – и резкая ясность в сознании, когда он понял, что в ловушке, что сработала «звезда Юрисаэ», светловолосый противник поймал его. Когда же это было? Кажется, уже так давно, а ведь прошло... не более трёх лет.

– Ацу, – удивительно, как мог её голос надломиться на таком коротеньком слове?

– Да? – отчего-то в горле пересохло. Как-то сразу, вмиг.

Ллия повернулась, снова устремляя на него глаза. Нахлынуло пугающее напряжение.

Кузина стояла так близко, совсем близко. Слишком близко.

– Тари-тиэ, – он вздрогнул – столько лет не приходилось слышать детское прозвище. – Поцелуй меня.

***

В кабинете было темно, шторы раскрыты, в окно вливался неверный звёздный свет. Игне шагнул к столу, пошарил рукой по боковой поверхности. Над столешницей и небольшим диваном у стены зажглись ласковые медово-жёлтые лампы. «Присядь», – кивком муж указал на диван, отодвинул стоящее перед столом кресло.

– Мия, я хочу услышать твоё мнение.

Женщина опустилась на указанное место, подняла на супруга внимательные глаза.

Кресло чуть слышно вздохнуло под тяжестью тела. Игне положил локоть на стол, подпёр голову. На жену он не глядел, верно, собирался с мыслями.

– Хиносе с ума сошёл, – проронил наконец.

Мия хранила молчание. Муж ещё не высказался до конца.

– Сегодняшний праздник... ведь мы намеревались объявить официальную помолвку. Об этом и договаривались, весь этот год обсуждая последние мелочи, – Игне метнул взгляд на жену, проверяя, слушает ли. Продолжил, нетерпеливо, с ледяными интонациями: – Но он же изменил своё мнение; как всегда, неожиданно. Сказал, что нет нужды официальничать, когда они и так – с детства считаются обручёнными.

Он снова посмотрел на Мию:

– Не сумасшествие ли? – взгляд светло-голубых глаз почти ощутимо резал холодом. Высокомерным гневным недоумением.

– Быть может, у него свои причины? – женщина наконец разомкнула губы.

– Какие же?!

Мия молчала, раздумывая.

– Впрочем, помолвка помолвкой, можно обойтись и без официальностей. Тем более что весь род и без того знает: Ацу и Ллия поженятся, – лишь по яростному блеску глаз мужа становилось ясно: он не на шутку захвачен эмоциями. – Но Хиносе отказывается назначить дату. Убегает от ответа, ничего не говоря определённо.

– Вот как, – вздохнула черноволосая женщина. – Как же ты расцениваешь подобные действия?

– Тут нечего расценивать, – Игне раздражённо тряхнул головой. – Всё ясно, этому безумцу отказала способность рассуждать трезво. Подумай, он сказал «нет», когда я предложил взять его дочь!

– Ты хочешь сказать, предложил ему оставить Эллинию под нашей опекой?

– Именно, чтобы со временем они тихо, без особой помпы поженились. Он сказал, пока что дочь слишком мала, чтобы войти в чужую семью. Как же она мала, когда уже закончила обучение?!

– Но ведь ей и правда всего девятнадцать.

– Для женщины в самый раз. При согласии родителей она уже может вступить в брак. Да и возраст вполне детородный.

– Но и Ацу всего двадцать. Неужели ты уже хочешь, чтобы они?..

– Нет, я не предлагаю устроить свадьбу прямо сейчас. Поживёт тут два-три года. Привыкнут друг к другу.

Мия покачала головой.

– В конце концов, во времена наших прадедов браки заключались и в гораздо более раннем возрасте! – вспылил муж.

– Тебя огорчило только желание Хиносе повременить? – мягко осведомилась женщина.

Игне замолчал. Повернулся на кресле, опустил глаза на поверхность стола, гладкую, пустую, без малейшей пылинки. Кабинет всегда блистал чистотой, вещи находились строго на своих местах. Игне любил порядок – и как же, должно быть, сейчас ему не хватало подобного порядка в своём сердце.

– Нет, – признался он с неохотой. – Мне... уже не первый год кажется, что Хиносе не прельщает мысль о воссоединении семей.

– Ты хочешь сказать, он обдумывает мысль отказаться от брака?

– Да.

– Вот как, – женщина задумчиво откинулась на спинку дивана. Возложила на подлокотник кисть – прохладная кожа приятно пощекотала обнажённую руку. – Забавно, возможно, он думает о том же, что и я.

– Что?!

– Твой отец и мать Ито-Хиносе – родные брат и сестра. У Ацу и Ллии общий прадед. К тому же мать Ито-Хиносе – из рода Асуэ, как и я. У детей слишком много общей крови.

– Мы должны сохранить род!

– Я не спорю. Но есть и другие девочки, из более дальних семей. Брак с Ллией ведь должен укрепить связи Мурасе с Ито-Ине? Сора послужит мостиком между нами и Каринэ, а для Ацу можно найти хорошую девочку среди Ине. Ллия же Ине лишь по матери.

Кривая, едва заметная усмешка появилась на лице Игне и тут же исчезла. Он покачал головой.

– Да, ты была бы абсолютно права, – муж сделал паузу, – если бы речь шла о восстановлении отношений с Ине.

– О чём же идёт речь? – настала её очередь изумиться.

– Сколько человек сейчас насчитывает Мурасе-Ито?

– М-м, кажется, восемнадцать. Если не считать Эстене и Эллинию.

– А Ито-Хиносе? – муж спрашивал со скучающей интонацией, все цифры он отлично знал и сам.

– Погоди, дай припомнить. Что-то около десяти. Не двенадцать ли?

– Двенадцать. Каринэ – пятьдесят один. Ине – пятьдесят шесть. Остальные ветви пусть не столь многочисленны, в каждой из них от восемнадцати до почти тридцати человек. Понимаешь?

Мия молчала, выжидательно смотря на супруга.

– Когда Ито распались на Мурасе-Ито и Ито-Хиносе, – муж говорил о событиях, случившихся около трёх поколений назад. Тогда младший сын Ито ушёл наследником в семью Хиносе, а его старший брат неожиданно погиб, и сами Ито остались без наследника. Так им пришлось породниться с Мурасе. – Фамилия Ито исчезла, но мы по-прежнему считаемся центром рода, ибо сейчас наша семья напрямую наследует изначальному прародителю.

Женщина согласно кивнула.

– Мурасе-Ито и Ито-Хиносе теперь расценивают как отдельные семьи. И авторитет их – наш! – зависит от количества человек в семье. Ты понимаешь? Ещё немного небрежного легкомыслия, и Каринэ либо Ине поглотят нас.

– Поэтому ты выбрал для Соры девушку из Каринэ?

– Чтобы укрепить отношения, – подтвердил Игне. – Но если сейчас мы свяжем второго сына с Ине, я опасаюсь, мы окажемся меж двух огней. Нам нужна поддержка.

– Поддержка Хиносе?

– Слияние. Воссоединение, – ровный голос супруга смолк, комнату залила тишина.

Эллиния – единственная дочь главы Хиносе. Неженатых мужчин в семье – двое, не считая маленького Инивена, – и оба происходят из побочных веток. Будущий муж Ллии, пользуясь своим положением, действительно сможет предложить семье слияние. Вобрать малочисленную фамилию Хиносе в свой род.

И Игне очень хочет, чтобы этим родом стали Мурасе.

Июль – Хиэй

Огненный город встретил Ацу достойной своего имени жарой. В отличие от влажности Сорэнарэ, проникающей повсюду, от его словно водой напоенного воздуха, жара столицы была горячим ветром, иссушающим жителей и изнутри, и снаружи.

Окна в июле держали плотно запертыми, спасаясь от солнца, усиленного дыханием пламени, охранителя столицы. На улицу выходили лишь самые закалённые, а ученики Королевской школы, особенно некоренные обитатели Хиэй, предпочитали проводить дни и ночи в прохладном, защищённом благословенной магией школьном здании.

Шла вторая неделя, как начались занятия, но Ацу никак не мог войти в учебный ритм. Младшекурсники, чьи каникулы закончились на месяц раньше, уже вовсю зубрили, мечтая о приближении ноября, а Ацу – и многие другие старшие – скучали на лекциях, по утрам едва одолевая очередной соблазн проспать.

Если бы не надзиратели, лишь истинно больных допускавшие оставаться в комнатах, вряд ли все старшеклассники послушно являлись бы в учебное крыло. Да и вообще, говоря начистоту, интереса к содержанию лекций не проявлял никто, кроме разве что светловолосого нинъе. Про этого, однако, с самого начала было ясно, что у бедняги не все дома.

Впрочем, лекции лекциями – за посещением следили, но вот за отношением к учебным заданиям во внеурочное время ни один надзиратель проследить не мог. Как не имел права и упрекнуть в безделии, хоть весь день в общей комнате околачивайся. Всё-таки статус старшего имел свои преимущества, и, надо сказать, не так уж и мало.

Сегодня снова – стоило гимну Огня отзвучать, как Ацу устроился на третьем этаже общежитского крыла, в одном из уютнейших чёрных кресел. Из-за жары не хотелось ничего делать, даже читать, и блаженная лень подобного рода опасно затягивала. Элхе разлёгся в кресле, задумчиво размышляя, чем всё же заняться: то ли сходить поесть, то ли поспать, то ли навестить библиотеку и заставить себя наконец порыться в учебниках, или вовсе отправиться в тренировочную, поразвлекаться боевыми заклинаниями.

Дрёма лениво возилась рядом, таилась в подлокотниках кресла, в его мягкой, податливой спинке, выжидала момента напасть. Предвкушение сна плавало в воздухе.

Идиллию прогнал неожиданный хохот. Элхе вздрогнул: смеялись совсем рядом, в коридоре. Успевшие смежиться глаза распахнулись.

– А потом сказать, что уборщицы оставили! – донёсся чей-то до отвращения жизнерадостный голос.

Тардис.

– Жаль только, Виллемис сразу расколет, – а это Тенки.

– Эх, в кои-то веки ментальная магия, и такой придурок в учителях, – огорчённо отозвался щингеец.

Ацу чуть усмехнулся: мнение Тардиса разделял весь третий старший.

Две недели назад, на первом уроке неизвестного ещё адептам предмета, «ментальной магии», Йисх появился не один. Рядом с плотным черноволосым мужчиной, показавшимся от подобного соседства ещё выше и плотнее, мялся тщедушный жалкий субъект. Волосы субъекта были отпущены низко, доходя до середины спины, и отливали явным голубоватым оттенком – цвет редкий и привлекающий внимание. Прозвище новому учителю потому сыскалось сразу – «Небесный» Виллемис. Тем более что на первый взгляд он действительно казался небожителем – такой и мухи не обидит.

Адепты третьего старшего жестоко ошибались.

Хилый тонкоручка забирал круто. С момента его появления в классе общемагических дисциплин прошло две недели – лекции шли по два раза в неделю; и завтра вновь настанет его черёд. Прошло две недели, следовательно, всего четыре встречи с Небесным – но старшекурсники уже поняли, кто из учителей в этом году заслужит титул «Щётки унитазов» – переходящее звание самого отвратительного преподавателя.

Да, новый учитель забирал круто – или же профильный его предмет, эта самая «ментальная магия» – просто обязывала.

На первой же лекции, демонстрируя преимущества ментальной, иначе говоря, бессловесной, магии, Виллемис прошёлся взглядом по лицам учеников. Скользнул по светловолосой голове Тенки, сразу распознав в подростке нинъе, чуть задел Ацу, прочертил линию между макушками Эвисто и Намари и остановился на Тардисе.

– О, – произнёс новый учитель бесцветным голосом, – на уроках мы размышляем о девочках?

Тардис вскинулся, выкатил на Виллемиса изумлённые глаза. И – совершенно неожиданно залился впечатляюще густой краской, от самой шеи до кончиков ушей.

– Ха-ха, – оживился рядом с Ацу светловолосый нинъе, зашептал, скабрёзно ухмыляясь: – Щингеец наш, небось, сейчас Облако после ванной представлял.

Лучше бы он молчал. Небесный, словно слышал это приглушённым шёпотом высказанное мнение и, мало того, отлично понял, о чём или ком идёт речь, пригвоздил нинъе к стулу ледяной усмешкой:

– Вы, кажется, что-то хотели сказать? Быть может, поделиться опытом? Так расскажите классу, я уверен, у Вас были захватывающие летние каникулы.

Поднятый с места Тенки, похоже, слегка растерялся, взирая на любопытные лица окружающих. Ацу молча возблагодарил Огонь, что внимание Виллемиса его помиловало – окажись он вот так вот, навытяжку перед собственными соучениками, с приказом рассказать о лете, того и гляди, покраснеет не хуже Тардиса.

– Молчите? – как-то даже ласково осведомился Виллемис. – Правильно делаете, зачем смущать невинные умы рассказами о своих похождениях.

Класс тихо, но заметно загудел, соученики стали переглядываться. Ацу тоже с интересом глянул на нинъе: что за похождения? О чём говорит новый преподаватель?

– О, у меня были замечательные каникулы, – Тенки во всю ширь ухмыльнулся, устремляя на Виллемиса кристально чистые зелёные глаза. – Новые знания, новые умения. Неоценимый опыт.

На мгновение Ацу показалось, что между широко распахнутыми глазами Тенки и сощуренными презрительно – Виллемиса – сверкнула молния, ломкая тонкая нить связала обоих. Ощутимо пахнуло магией.

Небесный, отвернувшись, как ни в чём не бывало, шагнул к преподавательскому столу, и язвительно-ровным голосом заявил:

– Большое спасибо за сотрудничество. В течение этого курса вы познакомитесь с умением устанавливать мысленные связи, закрываться и поддерживать защиту. Также вы научитесь посылать короткие образы, оформленные в предложения мысли и нащупывать ментальный уровень собеседника. Помимо того мы пройдём понятия единичной атаки, осознанного потопа и другие интересные вещи. У нас много занятного впереди. Надеюсь, впредь вам будет не до девочек на моих уроках, мои драгоценные Дени-эльви и малыш Ли.

Ацу смотрел на маленького длинноволосого преподавателя в старательно отутюженном костюмчике со смешанным чувством отвращения и странного любопытства. В груди тяжко ворочалось нехорошее предчувствие. Кажется, адептам-третьекурсникам придётся распрощаться навсегда с миром и покоем, царившими доселе на уроках.

Никому не хочется вторжения в личные эмоции, но, похоже, считаться с этим новый учитель не намерен. Небрежный, словно бабочка, порхающий с предмета на предмет взгляд Виллемиса как будто вслух всем обещал: своё право на сокрытие информации адептам придётся защищать.

– О, Ацу! – Тардис заглянул в общую комнату. За его спиной маячил Тенки. – Что делаешь?

Темноволосый элхе неопределённо качнул головой, выпрямляясь. Тардис продолжил, перемежая слова смехом:

– А мы сейчас, представь, думали, как хорошо бы на дверь поставить ведро с мыльной водой!

– На дверь?

– Ага, перед началом урока! – соученик захихикал. – А Виллемис зайдёт, а ведро бац! И наш чистюля станет в два раза чище! Потом ещё и спасибо должен сказать!

Застрявшего у порога Дени-эльви обошёл Тенки, присел на подлокотник соседнего кресла, уставился на Ацу, подперев рукой подбородок. От этого нагловато-задумчивого взгляда элхе слегка поёжился.

– Вам не надоело ещё с ним воевать? – попробовал он узнать у Тенки.

– Что ты, мы вовсе не воюем, – благодушно улыбнулся тот. – По-моему, так мы с ним в восторге друг от друга.

– Мне он сразу не понравился, – Тардис присоединился к соученикам, старательно закрыв за собой дверь: ещё не хватало попасться на глаза надзирателем во время перемывания косточек Небесному. – Сразу-сразу, как только появился. Вы вообще видели, во что он одевается?

Ацу не сообразил – разве Виллемис одевался как-то неприлично? Вовсе наоборот, перед каждым уроком новый преподаватель, должно быть, тратил немало усилий, чтобы выглядеть идеально: его зачёсанные назад бело-голубые волосы лежали волосок к волоску, чистая кожа чуть ли не сияла, серьги в ушах были скромны и не вызывали нареканий, да и отвороты шёлковой рубашки торчали тщательно отглаженными уголками.

– Ага, – подтвердил Тенки резким кивком, – выёживается.

– Франтит, – согласился Тардис. – И вообще, меня достало, что он лезет в мои личные дела.

Отвлечённо Ацу отметил, что Тардис явно поддаётся влиянию Тенки – подхватил, похоже, его стиль выражать мысли. Однако поразмышлять над пагубным воздействием общения с нинъе Ацу не дали.

– Ну вот как он может читать чужие мысли, скажите мне? – риторически вопрошал Тардис.

– Но он же не мысли читает, – поправил сокурсника Ацу. – Он улавливает общий фон, он же сам объяснял на прошлой неделе.

– Общий фон?! Какого пламени он тогда понял, о ком... – щингеец замялся.

– Облако? – усмехнулся Тенки.

Дени-эльви посерьёзнел, возмущение сменилось угрюмостью.

– С Облаком всё кончено, – отрезал он, глянув на Ацу.

– Как? – не сдержался тот, вырвалось изумлённое.

– Вот так, – отрезал Тардис. И тут же прибавил, чтобы смягчить ответ: – Ну, мы... не сошлись характерами.

Мурасе-Ито вопросительно глянул на Тенки. Нинъе, как ни в чём не бывало, пожал плечами, мол, кто знает этого щингейца.

Повисла неловкая тишина: сам Тардис ничего рассказывать не собирался, Ацу не умел спросить, а единственный среди них человек, которого не беспокоили приличия, Тенки, казалось, темой ничуть не интересовался.

– Ну я пойду, – двинулся к двери Дени-эльви.

Пытается избежать расспросов? Неужели случилось что-то, о чём неудобно рассказывать? Быть может, это Облако дала желторотому ухажёру отставку?

Ацу проводил взглядом сокурсника, так и не придав размышлениям словесную форму. За Тардисом закрылась дверь.

– Чешется в одном месте, да? – ухмыльнулся нинъе. Он так и остался сидеть на подлокотнике кресла, водрузив одну ногу на сиденье, а другой покачивая в воздухе.

– Прости? – холодно осведомился Ацу: когда этот невежа научится говорить нормально?

– Прощу, так и быть. Любопытно, ага? Прям огоньки в глазах бегают, – Тенки не переставал покачивать ногой и нагло ухмыляться. Бесцеремонный нахал.

Ацу нахмурился, глянул неодобрительно и поднялся с кресла, отошёл к окну. Солнце уходило к западу, косыми лучами било в оконные стёкла, приходилось щуриться, выглядывая наружу.

– Она же нария, – философски обронил нинъе за спиной. – Это было, как в книжках пишут, предрешено.

– Что именно? – себе Ацу лгать не стал: отношения Тардиса с Облаком его и впрямь интересовали. Самую малость.

– Ну, насколько мне известно от нашего лохматого друга, она нашла себе покровителя.

Тардис не такой лохматый, автоматически хотело возразить сознание. Поморщившись, элхе прогнал несвоевременную мысль. Вот как, Облако нашла покровителя. Неудивительно, что Тардис как на иголках, и неудивительно, что так легко реагирует на мелкие раздражители.

– И порвала с ним отношения?

Сзади зашевелились, видимо, нинъе устраивался поудобнее.

– Поссорились они вроде.

– Отчего?

– Как обычно, – Тенки словно ничуть не волновало то, о чём он рассказывал, – деньги.

Элхе обернулся. Освещённый жёлто-оранжевым уходящим солнцем, привольно раскинувшийся в кресле нинъе вдруг показался не просто взрослым – пожилым мужчиной, многое повидавшим в жизни.

– С какой лёгкостью ты говоришь об этом, – против воли Ацу допустил упрёк прозвучать в голосе.

– А что же делать? – соученик пожал плечами. – Деньги крутят миром. И любовью-тра-ля-ля в том числе. Или вам, богатеньким, это для понимания недоступно?

Тенки не пытался затеять ссору, как не хотел и оскорбить собеседника – Ацу это понимал. Да и в интонациях его не читалось намерения напасть, нинъе скорее размышлял, особо не задумываясь над оформлением фраз.

– Я же говорил тебе, быть рождённым в обладающей определённой материальной независимостью семье не означает наличия неограниченного доступа к средствам оной семьи.

– Повтори для дураков, – с ленцой отозвался Тенки.

– Когда ты выучишь элхеский? – вопросил Ацу с лёгким раздражением.

– Твой элхеский даже Тардис не всегда понимает. Никогда не пробовал обходиться словечками попроще?

– Я хотел сказать, что, скажем, даже будучи сыном Мурасе-Ито, я не обладаю возможностью сорить деньгами. Отец никогда не допустит сына к семейному бюджету, пока не докажешь ему, что в состоянии сам зарабатывать на жизнь. Даже Сора-дии только недавно стал пользоваться доверием. А мне ещё до выпуска три года...

– Ну да, и Тардис это знает. Поэтому он к тебе и не обратился.

– Облако требовала денег? – торчать у окна под жарким солнцем Ацу наскучило, он опустил плотные тёмно-зелёные шторы. В комнату вполз искусственный полумрак.

– Не то чтобы требовала, настолько мне известно, – нинъе развернулся на сиденье, чтобы оставаться лицом к собеседнику, когда Ацу вернулся к покинутому креслу. – Это скорее сам Тардис вбил себе в голову, что должен делать ей подарки и часто навещать, ну и всё такое прочее.

– То есть у него не было денег на подарки?

– Ага, но я не уверен, что Облако его как-то этим попрекала. По его рассказам, она своя в доску, человек понимающий. Ну, может, поддразнила пару раз.

Ацу покивал: произошедшее между соучеником и его пассией более или менее прояснилось. Отсутствие денег не позволило Тардису отнимать время у Облака, ведь разговоры с посетителями являлись её работой.

– Ну если честно, я его не понимаю, – признался Тенки, уставившись в пространство.

Темноволосый элхе глянул на сокурсника.

– Если она согласна, так чего на ровном месте кочевряжиться? По мне, так он зря пыжился, пытаясь выглядеть настоящим мужиком, – нинъе по-прежнему задумчиво смотрел в сторону, словно размышлял о чём-то совершенно ином.

– Но это было бы неэтично, – возразил Ацу.

– Что? Она же не против? Ну так и пользовался бы.

– Тенки, ты морально неадекватен.

– Хочешь сказать «извращённое мышление», так и говори, – Тенки усмехнулся, развернулся в кресле, закидывая обе ноги на его широкий, обтянутый чёрной кожей подлокотник.

Отвечать Ацу не стал, ему пришло на ум другое.

– Скажи, – поднял он глаза на соученика, – о чём упоминал Виллемис на позапрошлой неделе?

– То есть? – Тенки отреагировал как ни в чём не бывало, но лёгкая пауза перед ответом заставила усомниться в его искренности.

– О летних каникулах. Мне показалось, или вы и впрямь разделяли в тот момент общую тайну?

– Ну ты и выражаешься, – нинъе снова растянул губы в быстрой призрачной улыбке и вдруг выпалил неожиданно сердито, словно задетый за живое: – Что этот придурок о себе думает, пытаясь заглянуть в чужие головы?!