Шанс Гидеона

Глава ОДИННАДЦАТАЯ

В час ночи в Мертон-Холл прибыл доктор Малтраверз. «Роллс-ройс» высадил его у парадной лестницы под удар часов в холле, пробивших первый час после полуночи. Пиблз, прислушивавшийся, не едет ли машина, тут же открыл дверь, и кардиолога приветствовал доктор Давенпорт, пока Гидеон и Чарлз ожидали, что их представят.

Вечер для Ким тянулся бесконечно долго. Нерисса настоятельно просила ее не уходить к себе, да и в любом случае Ким не смогла бы отправиться спать, пока не приедет специалист, после осмотра которого могли бы появиться более обнадеживающие сведения о состоянии больной.

После обеда Нерисса была как на иголках. Она переоделась в темное вечернее платье и выглядела элегантно, хотя, не могла ни минуты усидеть спокойно. Нерисса металась по библиотеке, в то время как Чарлз играл сам с собой в шахматы, обдумывая какую-то хитрую комбинацию, требовавшую от него максимальной сосредоточенности, а Гидеон приклеился к книге, которую выбрал на полках. Ким торопливо вязала, словно ее жизнь зависела от того, сумеет ли она довязать свитер до завтрашнего утра, а наверху возле хозяйской комнаты на стуле, выставленном в коридор, сидела Траунсер с таким удрученным видом, что даже Пиблзу ее стало жалко, когда он тихо подошел к покоям больной, чтобы узнать, не нужно ли чего прислуге. Всякий раз, неожиданно появляясь в коридоре, медсестра чуть не падала, наткнувшись на Траунсер, и доктор Давенпорт попросил, чтобы она отправилась в комнату экономки или еще куда-нибудь.

В перерывах между поручениями, поступавшими из верхних тихих покоев, Пиблз носил подносы с кофе в библиотеку. Нерисса несколько лихорадочно набрасывалась на кофейник, наливая себе чашку за чашкой, но Чарлз требовал чего-нибудь покрепче, а Гидеон вообще ничего не пил. Только когда часы пробили без четверти двенадцать, Ким отложила в сторону вязание на короткое время и заметила, что Гидеон держит книгу вверх ногами. Значит, все это время он и не думал читать.

Кто касается Чарлза, тот явно был поглощен шахматами, потому что удовлетворенно крякнул, когда черному коню удалось, наконец, поставить шах.

С аллеи донесся шум подъехавшей машины, и Гидеон моментально вскочил и бросился в холл, за ним последовал Чарлз. Нерисса осталась в библиотеке вместе с Ким.

— Вот и все, — сказала Нерисса так, словно ее нервы были на пределе. — Теперь мы узнаем самое худшее… или самое лучшее, на что можно надеяться…

Ким с удовольствием покинула бы библиотеку, но она знала, что не имеет на это права. Поэтому когда Нерисса велела ей разузнать, готова ли комната для доктора Малтраверза, она с удовольствием отправилась выполнять поручение. Ким украдкой пробралась наверх по черной лестнице и оказалась у комнаты для гостей на втором этаже, в которой зазывающе горел яркий свет, и кровать была застелена хрустящими простынями, а затем вернулась на главную лестницу, выбрав окольный путь. Но к несчастью для нее — так как в ее планы входило избежать встречи с доктором Малтраверзом — вся компания, покинув покои миссис Фейбер, собралась на лестничной площадке. Миновать их незаметно не было никакой возможности, тем более что доктор Малтраверз обернулся и тут же узнал ее.

— Мисс Ловатт! — удивленно воскликнул он. — Ким! Что вы здесь делаете?

Ким замерла в шаге от него и едва понимала, что ей следует ответить. В последнюю их встречу она отдала бы все на свете, лишь бы твердо знать, что однажды вновь увидит его, а теперь единственное, что имело значение — это неловкость, возникшая при случайном столкновении. Ральф Малтраверз так же изысканно выглядел, как прежде, был так же уверен в себе, серьезен, всесилен и привлекателен; тем не менее у нее возникло только одно желание — убежать. Первым заговорил Гидеон, нахмурив брови:

— Вы знакомы с мисс Ловатт, доктор? Она секретарь моей матери.

— Вот как? — Доктор протянул Ким руку, но прикосновение его пальцев не возымело на нее никакого действия.

— Вы были отличным секретарем, Ким. Должен признаться, мне вас очень не хватало, когда вы покинули меня в беде.

— Я не покидала вас в беде…

Он улыбнулся и поднял руку. Эта улыбка согревала сердца матрон, утешала пациентов, заставляла мечтать молодых сестер в свободные от дежурства часы и часто помогала им продержаться трудный день, словно одна мысль о том, что совсем скоро они вновь увидят ее, была как обещание повышения по службе или как морковка, протянутая ослику, и даже более закаленный медперсонал начинал слегка трепетать, стоило Малтраверзу появиться в дверях их отделения. Именно эта улыбка совсем вскружила голову девятнадцатилетней девушке, впервые принятой на службу. Хотя теперь, когда Ким снова увидела ее спустя почти три года, ей стало непонятно, почему стоило Малтраверзу оказаться рядом, как у нее слабели колени, иногда даже приходилось искать опору.

— Конечно же, вы не покидали меня в беде! Просто у меня возникло такое чувство после вашего ухода!

У него были очень темные глаза, как у латиноамериканца, временами они становились меланхоличными и нежными. Казалось, делая выговор, он собирается лишь слегка ранить человека. Скорее царапнуть, чем упрекнуть.

— Как самочувствие миссис Фейбер? — спросила Ким с ноткой облегчения в голосе, поняв, что он потерял свою власть над ней и больше никогда не посеет смуту в ее сердце.

Тем более теперь, когда она душевно окрепла и стала менее уязвимой.

— Гораздо лучше, чем я ожидал, — признался врач. — Ее организм находит удивительные силы, чтобы сопротивляться болезни, и при абсолютном покое, тишине и правильном уходе, мне кажется, она скоро поправится.

— Как я рада! — совершенно искренне произнесла Ким и повернулась к Гидеону Фейберу. — Даже не могу выразить словами, как я рада, — бесхитростно добавила она.

По коридору быстро прошла медсестра и ненадолго отвлекла внимание обоих врачей, которые вместе с ней устроили тайное совещание. Гидеон Фейбер шагнул к первой ступеньке лестницы, а Чарлз и Ким последовали за ним. Чарлз Фейбер искоса посматривал на Ким и улыбался так, что ей становилось немного не по себе, и вовсе не потому, что в этой, улыбке сквозила насмешка.

— Как тесен, мир, — заметил он. — У матери сильный приступ, из Лондона вызывают врача, и оказывается, что вы когда-то работали у него! Поразительное совпадение, как говорится.

— Не такое уж поразительное, — поспешно ответила Ким. — Когда работаешь у людей, занятых медициной, потом то и дело приходится встречаться. А у доктора Малтраверза я проработала три года.

— В самом деле? Ну и повезло же ему! — прокомментировал Чарлз.

Когда они вернулись в библиотеку, Гидеон почти не обращал на Ким внимания. Он пересказал заключение доктора Нериссе, которая так и стояла возле камина, бледная и напряженная, затем вызвал звонком Пиблза, чтобы тот принес новый поднос с кофе и сандвичи для консультанта. Затем он посоветовал сестре отправиться спать и с теми же словами обратился к Чарлзу, а потом объявил, что сам не намерен ложиться, потому что должен оказать гостеприимство доктору Малтраверзу. Доктор Давенпорт будет ночевать у себя дома.

— Вам лучше тоже идти спать, мисс Ловатт, — обратился он к Ким.

Чарлз налил себе большую порцию коньяка с содовой и, неприятно улыбаясь Ким, предложил:

— А почему бы нам не остаться и не посмотреть, как доктор примется уплетать свои сандвичи, мисс Ловатт? Уверен, он предпочтет, чтобы за ним присматривали вы, а не Гидеон. Я бы так и сделал на его месте! Кажется, возникли кое-какие сомнения о причине вашего ухода. В этой библиотеке, где тепло и удобно, вы могли бы все выяснить, а мы бы на цыпочках удалились…

— Уже два часа ночи, и мисс Ловатт пойдет к себе в комнату, — отрезал Гидеон, словно отдал приказ.

Чарлз ему улыбнулся.

— Я просто подумал, мисс Ловатт — молодая женщина, которая явно пользуется успехом, или, скорее, производит неизгладимое впечатление. Я до сих пор не могу забыть, как удивился, когда понял, что сегодня днем вы с ней совершали прогулку верхом! Ты должен позволить ей обменяться несколькими словами с глазу на глаз с тем, у кого она работала, так как утром, скорей всего, он уедет. В конце концов, он уже осмотрел маму и вынес заключение…

— Чарлз! — воскликнула Нерисса почти таким же резким тоном, каким говорил Гидеон. — Ты весь вечер пил коньяк, теперь тебе, несомненно, следует отправиться в кровать. У Гидеона есть свои обязанности, мисс Ловатт больше не нужна сегодня вечером… или, вернее, утром!

Ким восприняла эти слова, как разрешение уйти, быстро выбралась из комнаты, прежде чем появился кто-то из врачей. Она так и не поняла, пожелал ли Гидеон ей спокойной ночи, но Чарлз подмигнул ей, приканчивая свой коньяк, а Нерисса плотно сжала губы. Ким бегом взлетела вверх по лестнице, умудрившись избежать встречи с доктором Малтраверзом и доктором Давенпортом, и, оказавшись в своей комнате, твердо решила: что бы ни случилось, она изо всех сил постарается не видеться с Ральфом Малтраверзом перед его отъездом. Чарлз Фейбер привел ее в негодование, потому что ему явно доставляло удовольствие изводить Гидеона, и уж, конечно, его абсолютно не касалось, что в тот день она отправилась на прогулку вместе с человеком, который платит ей жалованье.

Что касается Нериссы, когда дошло до разделения на два лагеря, она стала на сторону Гидеона, а Чарлз, скоре всего, вызывал у нее лишь чувство презрения. Трудно было решить, к какому типу людей принадлежит Чарлз, но, видимо, стоило ему увидеть в доме привлекательное женское личико, как взор его затуманивался, и Ким все еще не остыла от возмущения, потому что он завладел ее рукой и настоял, чтобы она присоединилась к ним в библиотеке после разговора с врачами. Но еще больше ее возмутило подмигивание, когда он желал ей спокойной ночи. Она была уверена, что Гидеон все видел.

Утром Ким проснулась от шума проехавшей под окном машины, а дорожные часики возле кровати показывали только семь часов. Это означало, что доктор Малтраверз хотел успеть к раннему поезду, и Ким, как обычно, приняла ванну и оделась к завтраку, испытывая чувство облегчения, потому что теперь могла не опасаться ненужной встречи. Не то чтобы она боялась ее, но тот эпизод был уже в прошлом, и она хотела, чтобы и дальше он оставался только в прошлом.

Небольшая обшитая дубом комната, в которой семья собиралась на завтрак, была пуста, но виднелись следы того, что доктор Малтраверз побывал там до нее — небрежно отброшенная салфетка, остатки томатного сока и тоста. Доктор Малтраверз не был любителем плотных завтраков.

Нерисса завтракала в своей комнате, и Ким не видела ее до одиннадцати. Но еще раньше она натолкнулась на Гидеона, вернувшегося с прогулки вместе с Макензи и Джессикой, которых он держал на поводках. Он молча занимался собаками, пока Ким смотрела на его мрачное неподвижное лицо.

— Как сегодня чувствует себя ваша мама? — тихо спросила она. — Вы думаете, мне разрешат ее навестить?

Гидеон пожал плечами.

— Если вы будете осторожны и ничем не расстроите ее, то разрешат.

Ким внезапно охватил приступ негодования.

— Я абсолютно не собиралась расстраивать миссис Фейбер, — сказала она. — Просто хотела повидать ее. Возможно, и ей хотелось бы увидеть меня.

Гидеон, который в эту минуту расстегивал ошейник на одной из собак, как-то странно посмотрел на Ким снизу вверх. В серых глазах промелькнула не только враждебность, но и высокомерие.

— Почему вы так решили? — спросил он. — Или вы считаете, что всем становится лучше, стоит только взглянуть на вас, мисс Ловатт? Похоже, вы думаете, что действуете как лекарство, которое назначает врач, чтобы пациент быстрей поправился? Боб Дункан, если верить Монике Флеминг, был совершенно выбит из колеи, когда познакомился с вами… Мой брат Чарлз не прочь пофлиртовать с вами, если вас не смущает, что он женатый человек! Мой брат Тони, случись ему оказаться здесь, почти наверняка захотел бы сделать вам предложение, так как он у нас очень впечатлительный, а доктор Малтраверз вчера просто засиял, столкнувшись с вами в коридоре. Редко можно увидеть, чтобы человек, который проделал длинный путь ради серьезной консультации, так открыто радовался. Чарлз думает, что он знает, почему так происходит! Ким до крови прикусила губу.

— А вы, мистер Фейбер? — спросила она тихим голосом, в котором, однако, слышалась угроза, — что думаете вы?

Он опустил в карман поводки собак и бесстрастно посмотрел на Ким.

— Я вернулся к тому, с чего мы начали, мисс Ловатт. Я не знаю, что думать о вас.

Ким снова прикусила губу.

— А вчера, когда приглашали меня на прогулку, вы ощущали то же самое? — спросила она.

Он подошел к окну и устремил неподвижный взор в серую даль… День был очень мрачен, совсем не похож на предыдущий, предвещавший весну — лужайки и озеро сковал мороз, деревья выглядели еще более черными. В такой день нет ничего приятного за окном, и мало что приятно в комнате, заставленной книжными шкафами, в которой огонь только недавно развели и он еще не дает тепла, а освещение всегда довольно скудное из-за величины комнаты и отделки темными панелями.

— Я уже точно не помню, что чувствовал вчера, — холодно ответил он. — Возможно, я опасался, что вам здесь наскучит и вы сбежите, прежде чем мать сумеет как следует воспользоваться вашими услугами, когда я взял на себя труд выбрать вам лошадь. Теперь, тогда она выбрана, вы, конечно, можете пользоваться ею, когда захотите. — Он обернулся и вновь посмотрел в лицо Ким с тем же жестоким блеском в глазах, который так испугал ее при первой их встрече.

— Между прочим, доктор Малтраверз вернется через несколько дней, чтобы еще раз взглянуть на мать, и он надеется, что снова увидит вас. Он приедет пораньше и останется на ночь. А еще он просил передать вам вот это, — Гидеон Фейбер вынул из кармана конверт. — Если вы все еще хотите навестить мою мать, я советую прежде пройти к себе и прочитать свою корреспонденцию!

Ким взяла конверт и вышла из комнаты, не видя ничего перед собой. Ей редко доводилось встречать такую надменность в холодных мужских глазах, и, поднимаясь по лестнице, она все никак не могла прийти в себя.

Оказавшись в своей гостиной, Ким вскрыла конверт и ознакомилась с содержанием короткой записки. Сомнений больше не осталось. Доктор Малтраверз, крупный специалист, знаток своего дела, вызывавший у людей уважение и уверенность и даже какое-то благоговение, мог ошибаться, как обычный человек. Он так и не поверил, что молодая женщина, которую он часто приглашал потанцевать и угощал на славу, если не считать того, что дал ей работу, сумела преодолеть свою давнишнюю к нему привязанность. И хотя он предпочел связать себя помолвкой с совершенно другой молодой женщиной — Ким до сих пор не знала, женился он на ней, или нет — дочерью одного из его самых влиятельных и состоятельных коллег, он, видимо, не переставал с удовольствием возвращаться мысленно в те дни, когда Ким тоже занимала место в его сердце.

Прошло три года с тех пор, как мы в последний раз виделись, — написал доктор перед отъездом из Мертон-Холла, — и я не могу выразить словами, как обрадовался, когда неожиданно вновь увидел тебя сегодня. Я все время думаю, как замечательно, что мы вновь встретились, и хотя я уеду очень рано, когда ты еще будешь спать, мы обязательно встретимся очень скоро.

Пожалуйста, Ким, забудь обиды! Мы были такими хорошими друзьями и могли бы стать кем-то гораздо большим друг для друга, если бы я не сглупил. Но еще не поздно. Через несколько дней я вернусь в Мертон-Холл:

Послание было подписано просто: Ральф.

Ким порвала письмо на маленькие кусочки и разбросала их по пылающим поленьям. У нее не осталось и тени желания возобновлять отношения с Ральфом Малтраверзом, и было абсолютно все равно, женат он или нет. Это был просто доктор Малтраверз, хороший кардиолог, которого пригласили к миссис Фейбер, и Ким достаточно высоко оценивала его знания, чтобы верить — больная попала в хорошие руки.

Избавившись от письма, Ким отправилась в спальню миссис Фейбер и тихо постучала в дверь. На стук вышла Траунсер, и по ее лицу стало ясно, что все хорошо. Медсестра в очень аккуратной накрахмаленной форме сидела возле кровати больной и читала книгу, а Траунсер, радуясь, что миссис Фейбер провела ночь спокойно, прибирала в комнате и расставляла вещи хозяйки по своим местам. Она посмотрела через плечо на медсестру, словно спрашивая разрешения, и та, увидев, кто пришел, кивнула. Ким тихонько подошла к кровати. Вначале ей показалось, что миссис Фейбер спит, но старая дама, лежавшая высоко на подушках, открыла глаза. Как только она узнала Ким, лицо ее озарилось радостью.

— Садитесь, дорогая, — сказала она голосом, который был ничуть не слабее обычного, а медсестра подвинула Ким стул.

— Как вы? — спросила Ким, и серые глаза миссис Фейбер весело сверкнули.

— Я ничуть не жалею о том чудесном обеде, когда я удивила всех, появившись внизу, — ответила она. — Знаю, Гидеон считает, что я заслужила это заточение, но я не жалею. Во-первых, уже очень давно трое моих детей не собирались под одной крышей!

— И ваша внучка тоже скоро приедет, — мягко произнесла Ким, так как теперь это перестало быть секретом. — Возможно, даже сегодня днем. Вы довольны?

Миссис Фейбер кивнула.

— Я очень люблю Ферн, но ей совсем не обязательно приезжать… И если на то пошло, то и Чарлзу. Я ведь поправлюсь.

— Разумеется, поправитесь, — поспешила заверить ее Ким.

Маленькая старая дама задумчиво разглядывала ее.

— Значит, вы знакомы с доктором Малтраверзом, — пробормотала она. — Мне рассказала Нерисса.

— Я когда-то у него работала, — призналась Ким.

Серые глаза засверкали, выдавая, что их обладательница — неисправимый романтик.

— Он очень хорош собой, — прошептала она, словно полагая, что ее тонкий голосок не достигнет ушей медсестры, которая опять склонилась над медицинским справочником. — Гораздо красивей доктора Давенпорта, который, боюсь, уже начинает лысеть. Гораздо красивее Боба Дункана, который всегда напоминает мне великовозрастного школьника, но, думаю, что он не красивей моих сыновей. А вы как считаете? — Яркие глаза неподвижно уставились на Ким, словно то, что думала девушка, было чрезвычайно важно.

Тут вмешалась медсестра.

— Мне кажется, вам не следует так много разговаривать, миссис Фейбер…

Но миссис Фейбер лишь отмахнулась от нее тонкой белой ручкой, не сводя с Ким глаз.

— Вы согласны? — настаивала она. — Гидеон хоть и утомителен, но очень красив, не правда ли? И Чарлз… хотя не так, как Гидеон. Он слишком много пьет, но в любом случае он никогда не выглядел, как Гидеон… Это ведь мой первенец, знаете ли, — пробормотала она мечтательно. — Такой восхитительный был ребенок, но, к сожалению, каждый ребенок обязательно вырастает. А теперь эта женщина, Флеминг, сходит по нему с ума… Не дай Бог, он женится на ней, — произнесла миссис Фейбер, словно эта мысль давно беспокоила ее. — Вы согласны, что Моника Флеминг не годится в жены моему Гидеону?

Медсестра решительно поднялась.

— Мисс Ловатт, мне кажется, вам лучше уйти, — строго сказала она. — Больная чересчур разволновалась, а это никуда не годится. Возможно, вы еще раз заглянете к ней ненадолго сегодня днем, если и дальше пойдет на поправку.

Ким кивнула, но прежде чем уйти, склонилась над хозяйкой и ласково похлопала теплыми пальцами хрупкую белую ручку.

— Вы совершенно правы, миссис Фейбер, — с трудом произнесла она. — Совершенно правы! Но я не хочу, чтобы вы волновались из-за этого.

— А мы можем как-то помешать?

— Не знаю. Не думаю.

— Возможно, вы сумеете придумать что-нибудь!

Медсестра ждала, что она уйдет, и Ким выпрямилась, быстро улыбнувшись миссис Фейбер. Слегка кивнув ей, как бы обещая подумать над этим вопросом, она вышла в коридор, сознавая, что произвела на медсестру не очень благоприятное впечатление, так как от ее визита больная сильно разволновалась. Пока Ким шла по длинному коридору, глубоко задумавшись, она поняла, что это волнение возникло совсем недавно, а потому могло принести еще больший вред. А еще она поняла, что если силы позволят, миссис Фейбер вновь вернется к этому вопросу. И возможно, даже не один раз! За поворотом коридора она натолкнулась на Гидеона Фейбера, который направлялся в комнату матери, держа в руках целую охапку свежих цветов из оранжереи. Он резко остановился и с острым любопытством посмотрел ей в лицо.

— Как она? — спросил он.

Ким взглянула на него своими голубыми глазами, которые стали еще ярче благодаря темной голубизне шерстяного платья, и сразу поняла, что его мать права. Его мать абсолютно права: должно быть, он, в самом деле, был восхитительным ребенком. И сама того не сознавая, она мягко улыбнулась.

— Гораздо лучше, — заверила она его. — Мне кажется, ей гораздо лучше!