Шанс Гидеона

Глава ТРИНАДЦАТАЯ

Перед чаем Ким посидела недолго с миссис Фейбер, затем удалилась в свою комнату, где к ней присоединились собаки и разделили с ней одинокую трапезу. Джессика явно страдала от недостатка физических упражнений, и Ким решила отвести ее и Макензи на прогулку, прежде чем стемнеет. Она выходила из леса, окаймлявшего озеро, когда к парадной двери подкатила машина с Ферн Хансуорт и ее матерью.

Секунду спустя к парадной лестнице подкатила и машина Гидеона Фейбера — неброский, но мощный «бентли», — которую он водил, когда приезжал домой. Когда Ким вошла в холл, вся семья была здесь, а Ферн висела на руке своего дяди, ласково заглядывая ему в глаза. К большому своему удивлению Ким увидела совсем другого Гидеона Фейбера, который отвечал на умоляющий взгляд племянницы. Взглянув на дочь Нериссы, Ким поняла, что более очаровательного создания ей видеть не приходилось — девушка была одета в мягкое леопардовое манто, черные волосы, почти как у матери, были уложены в красивую прическу, обрамлявшую лицо, самыми яркими чертами которого были глаза, как у лани, и кораллово-розовые губы. Она унаследовала тонкую грацию Нериссы, смешавшуюся с собственным очарованием котенка. Сразу было видно, что дядя — один из ее самых преданных рабов. Будь она его собственной обожаемой дочерью или любимой женщиной, он и тогда бы не смог смотреть на нее более снисходительно.

— Что это еще за разговоры о замужестве? — произносил он, когда Ким появилась в холле. — Ты же знаешь, я не позволю тебе этого. Моя любимая племянница не может быть такой жестокой, чтобы найти какую-то замену любимому дядюшке! Ким едва поверила своим ушам. Это было так непохоже на Гидеона, и все же… Наверное, она о нем ничего не знает! Если это Гидеон, тогда Ральф Малтраверз тоже о нем ничего не знает, потому что никакая он не гранитная глыба, недоступная для женского влияния.

— Дядюшка Гидди, я сейчас не хочу об этом говорить, — запротестовала Ферн. — Я хочу знать, как себя чувствует бабушка? Ей лучше?

Макензи, как всегда полный дружелюбия, бросился вперед, чтобы начать атаку на ее тонкие чулки, а Джессика просто стояла и лаяла. Гидеон повернулся немного нетерпеливо и увидел, что привела собак Ким, при этом его лицо выразило не что иное, как тщательно скрываемое раздражение. Он заговорил так, словно температура, достаточно низкая на улице, стала еще ниже, по необходимости представив вошедшую. Ким, слегка растрепанная и промокшая после прогулки в лесу, потому что уже начинало моросить, неловко протянула руку новой гостье.

Казалось, Ферн Хансуорт не заметила этого. Она ограничилась тем, что небрежно кивнула.

— Бабушкина компаньонка? Да, я уже слышала о ней. А что, она и собак прогуливает?

Даже Нерисса была слегка огорошена грубостью дочери. Она подчеркнуто дружелюбно заметила Ким, какая та отважная, что вывела собак в такой день, а также поинтересовалась состоянием матери, хотя Ким была почти уверена, что дочь посещала больную после нее. А затем Нерисса велела дочери отправляться наверх в свою комнату, напомнив ей, что если та хочет увидеть бабушку, то следует переодеться во что-нибудь более подходящее.

— Бабушка еще очень слаба, и ты не можешь просто так ворваться к ней и объявить — вот, мол, я приехала. Тебе следует обращаться с ней нежно… как и всем нам.

Ферн слегка встревожилась.

— Я не очень хорошо знаю, как ведут себя у постели больного, — объявила она. — Больные люди пугают меня. Как ты думаешь, дядюшка Гидди, не выпить ли мне, прежде чем отправиться наверх? — спросила она с лукавой улыбкой, все еще прижимаясь к его руке. — Совсем капельку.

— Чаю? — предложил он, хитро улыбнувшись ей.

Она скорчила недовольную гримаску.

— Я предполагала что-нибудь покрепче… для храбрости! Кроме того, я уже пила чай в поезде.

Продолжая улыбаться, он подвел ее к двери в библиотеку, за которой они вдвоем исчезли. Нерисса тоже удалилась, чуть смущенно улыбнувшись Ким и пробормотав несколько слов о том, что увидит ее за обедом.

Ким ушла в свои комнаты, закрыла за собой дверь и решила, что здесь она и останется до тех пор, пока обед не будет в самом разгаре, чтобы можно было спокойно пойти к миссис Фейбер, не встретив никого из них в коридоре.

Горничная, которая следила за порядком в ее комнатах, была удивлена, когда Ким вызвала ее звонком и попросила принести еду на подносе в гостиную.

— Но за сегодняшний день это уже второй раз, — сказала девушка. Она вовсе не была против того, чтобы забрать поднос, но новый порядок показался ей не совсем обычным.

— В будущем, — сказала ей Ким, — я, вероятно, всегда буду есть здесь, наверху.

Горничная ушла, еще более сбитая с толку. Ким не стала переодеваться в этот вечер, но сделала новую прическу, освежила косметику на лице и добавила немного лаку на ногти, чтобы убить время. Затем она направилась в комнату миссис Фейбер. Больную занимал только приезд внучки, доставивший ей, видимо, огромное удовольствие.

— Она такая хорошенькая, не правда ли? — спросила миссис Фейбер у Ким, когда та склонилась к ней с доброй улыбкой на лице. — Совсем как Нерисса в детстве! Когда видишь такого ребенка, к тебе словно возвращается твое собственное дитя.

Ким согласилась, что внешность у Ферн очаровательная, и миссис Фейбер самодовольно продолжила:

— Насколько я поняла, Гидеон отговорил ее от этой глупости. Гидеон такой умный, и она согласилась подождать с замужеством. У меня просто груз с плеч свалился. Тот молодой человек ей абсолютно не пара.

Ким вновь согласилась, что есть повод порадоваться, но про себя подумала, что Гидеон поступил не совсем справедливо. Ферн была явно предана ему всем сердцем, и он обвел ее вокруг пальца.

Миссис Фейбер вытянула руку и легко дотронулась до щеки Ким.

— Хорошо, что вы так часто приходите проведать меня — сказала она. — Буду откровенна и признаюсь, что больше всего мне по душе, когда рядом вы… Нерисса такая беспокойная, а Гидеон очень изменился за последние дни. Не знаю почему… но он изменился. В чем-то стал гораздо человечнее и поднимает такую суету вокруг меня, что порой я думаю, он боится, как бы я внезапно не скончалась, и поэтому хочет успокоить свою совесть. — Она тихо рассмеялась. — Нет, конечно, я знаю, что на самом деле это не так.

— Вы имеете в виду, что он ведет себя чересчур заботливо, чтобы возместить невнимание в прошлом? — предположила Ким, решив, что точно угадала смысл слов, сказанных старой дамой.

— Не то что невнимание… Гидеон всегда был хорошим сыном, но временами он казался чересчур суровым… даже склонным к презрению. — Она снова засмеялась. — Глупо как, правда?

— Очень глупо, — на этот раз Ким легко дотронулась до ее щеки.

— А если он когда-то и презирал меня — совсем чуть-чуть! — то с тех пор, как я заболела, он старается загладить свою вину. Взгляните на все эти цветы, которыми он меня окружил, книги, журналы и все остальное…

Больная повела рукой, указывая на них, и Ким пришлось согласиться, что комната была полна знаками внимания хозяина дома. Или это были дары примирения? Предназначенные, чтобы успокоить собственную совесть! Если это так, то он заставил садовника расстаться с самыми редкими экземплярами. Ночной сиделке теперь прибавилось хлопот убирать их из спальни, готовя больную ко сну.

— Кстати, дорогая, окажите мне любезность отнести назад книгу в библиотеку и принести мне другую того же автора, — попросила миссис Фейбер, прежде чем Ким вышла из комнаты. — Она мне очень понравилась. — Лицо больной осветилось улыбкой. — Вы знаете мой вкус.

— С удовольствием, — ответила Ким.

Миссис Фейбер бросила на нее загадочный взгляд.

— Сказать вам что-то? — спросила она. — Я все здесь лежала и думала… когда я поправлюсь и смогу путешествовать, мы с вами отправимся куда-нибудь вместе. У меня такое чувство, что неплохо бы еще раз побывать на юге Франции или, возможно, в Италии. Впрочем, у нас впереди еще много времени, чтобы выбрать.

— Да, очень, — улыбнулась ей Ким. — Чудесная мысль.

Но оказавшись за пределами комнаты, Ким глубоко вздохнула, потому что совершенно не была уверена, что сможет так долго оставаться в Мертон-Холле. То, как стал обращаться с ней Гидеон, выглядело немного странно, а через какое-то время и вполне могло оказаться невыносимым… Ким стояла в коридоре и, прикусив губу, думала, не применил ли по отношению к ней Гидеон свое искусство небрежной жестокости — искусство, о котором его матери было известно довольно много! В то же время она вспомнила, как он обнял за плечи племянницу и почти с нежностью и восхищением смотрел на нее.

Очевидно, некоторые люди пробуждали в нем самые лучшие чувства. Но не Ким, и даже не та, которая должна была быть ему ближе всех — миссис Фейбер.

Когда Ким вернулась в то крыло дома, где находилась ее комната, она увидела Флоренс, горничную, прислуживающую ей. Та успела передать ее просьбу повару, а теперь с растерянным видом стояла возле двери в гостиную.

— О мисс Ловатт, — сказала она, когда Ким подошла поближе, — мистер Фейбер хочет, чтобы вы обедали внизу вместе с остальными. Он только что просил меня передать вам, чтобы вы не принимали во внимание его предыдущие слова.

Если Ким удивилась, то виду не подала. Она только тихо, но очень твердо ответила горничной:

— Очень хорошо, Флоренс. Сообщи мистеру Фейберу, что ты выполнила его поручение, но я уже распорядилась подать обед наверх.

Ким подождала, пока полностью не удостоверилась, что несколько затянувшийся обед подошел к концу, и вся компания, собравшаяся в столовой, перешла в гостиную пить кофе. Только тогда она спустилась в библиотеку, чтобы поменять книгу для миссис Фейбер. Проходя через холл, она столкнулась с Бобом Дунканом, который возвращался в столовую забрать забытый там портсигар. Боб посмотрел на нее с таким укором, что она совсем смутилась.

— Что это значит? — решительно заговорил он. — Почему вы обедали наверху? Я понимаю, миссис Фейбер больна, и кто-то должен быть рядом, но у нее есть сиделка и личная горничная, так зачем еще и вы? Насколько я понял, вы приехали сюда, чтобы исполнять обязанности секретаря?

Он был так возмущен и раздосадован, что это даже позабавило ее. Но чтобы он не подумал, будто владельцы Мертон-Холла поступили с ней несправедливо, она попыталась объяснить ситуацию.

— Я решила поесть наверху. К обеду пригласили нескольких гостей, поэтому я подумала, что так будет лучше.

— Нескольких гостей? — Боб чуть не поперхнулся. — Одним из них был я! А вам даже не пришло в голову, что я буду искать встречи с вами! Или нет? — Он подозрительно взглянул на нее. — Надеюсь, вы не избегаете меня, — спросил он, слегка покраснев. — Знаю, что порой бываю очень прямолинеен. Я ждал, когда миссис Фейбер станет немного лучше, чтобы пригласить вас куда-нибудь — вы, наверное, догадываетесь об этом! Но я вовсе не бесчувственный, и если вы предпочитаете избегать меня…

— Конечно, нет, — сказала Ким и для большей убедительности прикоснулась к его руке. — Как вы могли такое подумать?

Боб печально пожал плечами.

— Это оттого, что я немного неотесан, сам знаю — Стоит мне только пригласить девушку на танец, как я тут же наступаю ей на ногу, а если не танцевать, то ей быстро становится скучно со мной. Я хорош только на своей работе — вот и все мои достоинства. Спросите любую местную девушку — и она вам скажет!

В голубых глазах Ким внезапно заплясали огоньки, а на щеках появились ямочки.

— Итак, вы самый настоящий сэр Галахад (один из рыцарей Круглого стола), не так ли, мистер Дункан? — игриво произнесла она. — Спросите любую местную девушку?… А сколько всего этих местных девушек?

— Я имел в виду совсем другое. — Стремясь убедить собеседницу, Боб крепко схватил руку, касавшуюся его рукава.

Ким двинулась в сторону библиотеки, а он вместе с ней. Смеясь, она попыталась высвободить пальцы, но никак не отпускал их.

— Вы меня совершенно неправильно поняли! Я вовсе не настолько самоуверен, чтобы вообразить, будто любая девушка захочет пойти со мной, но были одна или две… Хотя совсем не такие, как вы, — воскликнул он, пожирая ее глазами. — Я до сих пор не встречал таких, как вы, Ким…

— Кажется, я вам не давала разрешения называть меня Ким.

Видимо обед прошел очень хорошо, наверняка подавали отличные вина, включая шампанское, и несколько вольные манеры Боба свидетельствовали о том, что он отдал ему должное и, безусловно, той же самой причиной объяснялся его отказ отпустить ее руку. Она сказала, что ей нужно поменять книгу, и Боб сумел открыть дверь библиотеки, все еще крепко сжимая ее пальцы и громко выражая свое мнение, что Ким — совершенно восхитительное имя, когда они оба поняли, оторопев, что библиотека вовсе не пуста, как предполагалось. Наоборот, в ней было даже очень людно, потому что перед камином стоял сам владелец дома с Моникой Флеминг, одетой во что-то огненное и блестящее, наподобие горного хрусталя. Моника легко сплела руки на шее Гидеона Фейбера, и свет от огня позволил прочитать выражение ее глаз. Откинув голову, она все внимание сосредоточила на том, кто стоял с ней рядом.

— Простите, сэр!.. Я не знал! — извинился Дункан, выпуская руку Ким.

Но Гидеон обернулся и, прищурившись, рассматривал непрошеных посетителей.

— Вы что-то хотели? — резко спросил он.

— Я пришла, чтобы поменять книгу для вашей матери… — чуть сдавленно ответила Ким.

— Ну так поменяйте ее!

— Я встретил мисс Ловатт, когда проходил через холл, — объяснил Дункан, а затем счел необходимым ретироваться. — Я вернусь к остальным!

Ким подошла к полкам. За те несколько минут, что она ставила на место книгу и выбирала другую, соответствующую вкусу миссис Фейбер, она чувствовала, что к ней прикованы взгляды оставшейся в комнате пары. За спиной послышался шелест платья, а дошедший до нее запах духов вызывал легкую тошноту. Низким, чуть сипловатым голосом Моника потребовала сигарету.

— Спасибо, дорогой. — Зажглась спичка, и женщина тихо пробормотала: — Как жаль, что нужно уезжать… Но ты ведь отвезешь меня домой?

— Конечно.

— И постараешься встретиться со мной завтра? Нам нужно о многом поговорить!

— Знаю.

Ким, словно привидение, выскользнула из комнаты, не извинившись за вторжение и даже не взглянув в их сторону. Как только за ней закрылась дверь, она представила, что они снова кинулись в объятия друг друга. Оказавшись наверху в своей гостиной, она не стала зажигать свет. Просто подошла к окну. Несмотря на то, что вечером собирался дождь, стояла прекрасная ясная ночь, и луна высоко светила среди великолепных быстрых облаков. В озере, как в зеркале, отражались бегущие облака и бледный круг луны. Даже в самом густом кустарнике отливал серебром проникший туда лунный свет. Ким неподвижно стояла перед окном, чувствуя, как будто видит все это впервые… и что-то ей нашептывало, что, возможно, в последний раз. Завтра облака закроют луну, и не будет больше ничего, кроме тьмы. На следующую ночь все может повториться опять, и опять… А потом луна начнет убывать, и снова будет темно. Поэтому сегодняшнюю красоту, возможно, больше никогда-никогда не придется увидеть.

Подвинув стул к окну, и опускаясь на него, Ким ощутила холод, но не подумала включить электрокамин. Достаточно, что работало центральное отопление. Холод был у нее внутри… холод и потрясение. Она не обратила особого внимания на слова миссис Фейбер, когда та утверждала, что Моника Флеминг представляет собой угрозу… Моника превратится в угрозу, если однажды появится в Мертон-Холле в качестве его хозяйки, и миссис Фейбер придется смириться с ней как с невесткой.

А теперь уже можно не сомневаться: Моника станет невесткой миссис Фейбер. Как она там сказала?.. «Нам нужно о многом поговорить!» Объявить о помолвке? Сколько она просидела перед окном, прежде чем услышала шум машин, проезжавших по аллее, Ким не имела ясного представления, но как только этот звук достиг ее ушей, она ближе прижалась к стеклу и увидела яркие задние фонари, исчезающие за поворотом. Затем она прошла в спальню и, не зажигая света, начала готовиться ко сну. Она двигалась машинально, не понимая, что делает. Наверное, взяла щетку и расчесала волосы, наверное, повесила платье в гардероб и, наверное, хотела раздеться дальше. Но вместо этого накинула халат и обдумывала вопрос, принять ли ей ванну еще раз. Она как раз размышляла, стоит ли включать воду, когда по аллее быстро проехала вернувшаяся машина, и почти сразу вслед за этим в ее окно швырнули горсть гравия.

Вначале Ким от испуга и удивления даже не шевельнулась. А затем медленно подошла к окну и раздвинула шторы. В ярком лунном свете она разглядела хозяина Мертон-Холла, Гидеона Фейбера, который стоял в смокинге с белым шелковым шарфом вокруг шеи и подавал ей знаки открыть окно. Она сделала это неловко, от волнения пальцы плохо слушались, и до нее донесся ясный, холодный, повелительный голос Гидеона:

— Наденьте пальто и спускайтесь… Мне нужно с вами поговорить! Оденьтесь как следует. Ночь холодная.

Сначала она подумала, что у нее разыгралось воображение, и внизу на террасе вовсе не Гидеон. А затем, так и не решив, Гидеон ли это или нет, сделала так, как ей велели. Надела теплое темное платье, а сверху пальто. На ней были легкие туфли, но переобуваться она не захотела. Размышляя, что подумают, если увидят ее во время этого таинственного похода, она украдкой спустилась вниз.