Эльвира
Рома приступает к осмотру кухни с полной отдачей. Проверяет холодильники, довольно кивает на товарное соседство, хвалит за свежее масло во фритюрнице. Подходит к вытяжке, проводит пальцем и цыкает:
— Когда в последний раз мыли?
— Две недели назад, — вру, не моргая. Да, я сказала месяц назад помыть, но не проверила, Вилле, судя по всему, уже мысленно был в Финляндии, не стал заострять внимание.
— Помыть, — бросает Рома.
— Помоем, — отвечаю нехотя. Косяки начинают сыпаться один за другим: сколотая тарелка, плохо протёртые стаканы, высохшая зелень… Щёки и шея полыхают, от стыда хочется испариться. Понимаю — злиться на Рому мне не за что, он действует, как настоящий профессионал, подходит к делу тщательно, дотошно. Но обида на то, что место досталось не мне, продолжает глодать, ещё обиднее от того, под чьим руководством придётся работать.
— Под мойкой грязь, — замечает Рома, присаживаясь. Приходится сесть рядом, заглянуть. Да, пара пятен от масла, но в основном чисто.
— Может, тебе перчатки белые выдать, Татьяна Прыгучая? — Ну, правда, нашёл, к чему докопаться! Взгляды пересекаются в опасной близости, но я не чувствую возбуждения, только раздражение.
— На кухне должно быть чисто, как в операционной. Это не обсуждается. Завтра все недочёты должны быть устранены.
— Предлагаешь мне самой кухню мыть? — шиплю возмущённо.
— А, что, переломишься? — ехидно улыбается.
— Это не прописано в моей должностной инструкции.
— Если я отдаю приказ, ты должна сказать: «Да, шеф!», поняла?
— Иначе что?
— Иначе вынесу тебе первое предупреждение.
— Выговор с занесением в трудовую книжку? — мне вдруг становится весело. Такой серьёзный, суровый. Прям начальник-начальник.
— Я не шучу, дисциплина превыше всего. Не нравится — я тебя не держу.
— Вот, значит, как заговорил?! И двух часов тут не работаешь, уже увольнять собрался? — опираюсь ладонью о пол, тянусь к нему, почти касаюсь носом носа. — Будь ты хоть поваром от Бога, с таким отношением к персоналу не задержишься здесь ты, не я.
— Проверим?
— Проверим!
— Вилле, ты тут? Эля? Есть кто живой?
Отшатываюсь от Ромы, ударяюсь затылком о мойку, поднимаюсь, потирая голову. Поставщик Ефим заходит на кухню с большой коробкой в руках. Водружает её на стул, с интересом смотрит на выбравшегося из-под мойки Рому.
— Наш новый шеф, Роман, — представляю, забирая лист приёмки. Удивлённый взгляд, который Ефим перевёл с меня на Рому, согревает душу. Да, тут все были уверены, что место будет моим. Живи с этим, захватчик!
— Ладно, был рад знакомству. Я пошёл. — Ефим собирается уходить, но Рома останавливает, хмурится.
— Сперва я проверю продукты, а потом подпишу лист.
— Вообще-то мы тут привыкли доверять друг другу, — замечаю едко. На лице Ефима недоумение — его за годы работы ни разу не проверяли, а он, в свою очередь, никогда не подводил. Своим недоверием Рома заполучил если не врага, но обиженного поставщика точно. Я едва заметно пожимаю плечами, всем своим видом говоря: человек новый, остаётся только понять и простить. Рома взвешивает каждый кусок мяса, каждую рыбину, замечает, что некоторые не соответствуют весу по накладным — весят больше.
— Я не торгуюсь за копейки с друзьями, — возмущённо сопит Ефим в ответ на предложение доплатить.
— За что мы особенно тебя ценим, — спешу сгладить неловкость. Рома молчит, только глубоко вздыхает. После ухода Ефима трёт лоб, бормочет:
— Как в другой мир провалился. Вы тут всем на слово верите?
— В основном тут живут честные люди. С нечестными никто не станет иметь дела.
— Поразительно.
— Привыкай, — говорю, а про себя добавляю: или проваливай.
Конечно, не жду, что Рома просто так возьмёт, и сдастся. А когда он достаёт набор своих ножей, глаза загораются: о таких мечтаю уже несколько лет! Могла бы хотя бы один из набора купить, но отдала накопленные деньги на планшет Сёме… Дура.
— Первое время будем работать по картам вашего прежнего шефа, — деловито говорит Рома, глядя в меню и параллельно перебирая технологические карты. — Потом начну вносить изменения. Тут есть что-то твоё?
— Есть, — отвечаю с гордостью. — Сульчины с морошкой, калаурока с ягелем и сосновыми почками, подаётся со сканцами, калитки…
— Стоп! А можно по-русски?
Снисходительно смотрю на него, подпирая мойку бедром.
— Как же ты собрался готовить традиционную кухню, если не знаешь основных блюд?
— Я знаю, — бросает с досадой, — просто названия пока не запомнил.
— Ладно, — вздыхаю. — Сейчас всё объясню. Сульчины — это блины, калаурока — уха, сканцы — лепёшки с начинкой…
Я показываю каждую карту, подробно расписываю рецепт, вспоминая, сколько экспериментировала со вкусом, чтобы добиться своего, неповторимого. Пусть меняет у Вилле что пожелает, свои рецепты буду отстаивать до последнего. За готовкой забываются распри, мы оба сосредоточенны. Не могу не восхищаться его сноровкой, это эталон, к которому хочется стремиться. Не смотря на обиду, признаю, что он невероятно сексуален за готовкой. Нож так и мелькает, каждое движение выверено до мелочей, ничего лишнего. Настоящий уау-эффект, круче любого секса.
— Почем ты решил остаться? — спрашиваю, нарезая кусочками язя. — Ты же приехал из Москвы, так?
— Надо было перезагрузиться, сменить обстановку.
Гложет любопытство: что могло случиться в его жизни, раз ломанулся из Москвы в глубинку? Прикусываю язык, чтобы не спросить, нечего лезть в душу, если не просят. У меня своих скелетов в шкафу достаточно, один Сёма чего стоит. Что-то я не замечаю в нём особого стремления съезжать, у самой банально нет времени, чтобы заняться его проблемами, хотя бы вещи собрать.
— А ты? — он бросает короткий острый взгляд. — Почему не хочешь работать в другом месте, переехать?
— Пробовала уже, вернулась. Пять лет в Питере прожила, не моё.
— Значит, амбиций нет?
Это я себя накрутила, или он спросил с нотками высокомерного превосходства? Иголки моментально вылезли, ощетинилась.
— Меня всё устраивает, — отвечаю холодно. На мои амбиции сегодня кто-то наступил, даже не знаю, кто это?..
— Постой… Погоди, ты метила на место шефа?
— Браво, капитан Очевидность. — Бедный язь под моим ножом превращается в фарш, вместо аккуратных кусочков.
— Ты же понимаешь, что я не знал.
— Если бы знал, не принял бы предложение? — ссыпаю рыбный фарш в кипящий бульон, где уже варится окунь. Ничего, обновим рецепт.
— Эль, — он осторожно касается плеча, — посмотри на меня. Мне правда нужна эта работа.
— Со своими навыками ты мог с лёгкостью устроиться в любой ресторан в городе.
— Но я уже здесь, и ради тебя не уйду.
— Я не прошу таких жертв. Мы не в таких отношениях, чтобы ты делал такие широкие жесты.
— М, а в каких мы отношениях? — его бровь насмешливо изгибается.
— Ни в каких, — отворачиваюсь, меняю доску, нож, беру зелень.
— Врёшь.
Короткий поцелуй в шею застаёт врасплох. Пробивает током, возмущённо смотрю на него, тяну угрожающе:
— У меня нож в руке. Не боишься, что случайно воткну не туда?
— Втыкать куда-то должен я, не ты, — почти мурлычет Рома, выразительно глядя на губы.
— Пошляк.
— Тебе нравились грязные словечки. Ты и сама на них не скупилась. Напомнить особенно горячие?..
— Я выпила и себя не контролировала. — Кровь заливает щёки, шею, уши, и пульсирует в висках. Почему мы не можем просто всё забыть, зачем напоминать?
— Мне понравилось, как легко ты теряешь контроль, — шепчет змей, кончиком языка дразня мочку. Глаза прикрываются, я почти сдаюсь, тяну носом воздух и взвизгиваю: — У тебя горит!
Рома моментально бросается к сковороде, снимает прижаренный кусок сёмги, качает головой.
— Так не пойдёт.
— Согласна.
— Ты меня отвлекаешь.
— Аналогично.
— Продолжим с места, на котором остановились?
Он серьёзно? Не собирается же заняться сексом на кухне посреди дня?! Но Рома слишком понимающе усмехается, как будто считал мои мысли, и достаёт новый кусок рыбы.
— Я про готовку, — говорит насмешливо. — Но то, о чём ты подумала, тоже продолжить не прочь. Позже.
— Моё условие не изменилось. Я не завожу отношения на работе. Как видишь, это слишком сильно мешает.
— Кто говорит про отношения? Дружеский секс, чтобы снять напряжение.
— Ты так сильно в себе уверен… Даже не думаешь, что могу отказать?
— Не вижу причин для отказа, — весело говорит Рома, переводя внимание на рыбу на сковородке. Закатываю глаза и горячу прошу небеса дать мне терпения. И выдержки, потому что под таким натиском будет сложно устоять.