Глава 11

Воспользовавшись двумя ковриками, чтобы устроить уютное гнездышко на песке, Джулиет уперлась головой в седельную сумку и стала наблюдать, как Мурад готовит обед.

Это был день отдыха. Следовало передохнуть перед последним и самым изнурительным отрезком пути, и Абдул Вахаб распорядился на три дня остановиться в оазисе близ города Мары. Путников было слишком много для небольшого караван-сарая, поэтому большинству путешественников пришлось разбить лагерь под пальмами. Джулиет это пришлось по нраву: она предпочитала спать на свежем воздухе, нежели в переполненных клетушках караван-сарая.

Даже в тени было жарко, и Джулиет разморило — она несколько раз подряд зевнула. При этом ей не приходилось прикрывать рот рукой — и в этом заключалось едва ли не основное преимущество покрывала. «Если я разленюсь, то, наверное, превращусь в скалу», — подумала она.

Женщина посмотрела на площадку, где был разбит лагерь, и заметила Росса с Салехом, направлявшихся к ней. Они несли продукты с городского базара. Ее освободили от этой обязанности из-за руки, хотя сегодня она чувствовала себя намного лучше, чем накануне. Видимо, через несколько дней все уже пройдет.

Разобрав покупки, мужчины уселись у огня и завели ничего не значащий разговор о городе. В прошлый раз, путешествуя по Каракумам, Росс не заезжал в Мары, посему город был для него незнакомым.

Джулиет не особенно прислушивалась к разговору, она с удовольствием наблюдала за мужем. Вот еще одно достоинство покрывала: если очень постараться, то никто не заметит, куда устремлен твой взгляд. Джулиет вовсю пользовалась этим, находясь рядом с Россом. Поскольку светлую бороду скрыть невозможно, он был всегда начисто выбрит, и его красивое, бронзовое от загара лицо в сочетании с азиатской одеждой придавало ему облик лихого исследователя пустыни. Джулиет мрачно подумала, что, возвращаясь из дальних странствий, он наверняка производил фурор в лондонских гостиных.

И она пустилась в привычные размышления о своих непонятных отношениях с Россом. Например, о том, как они держались за руки после того поединка. Оба крепко спали, пока их не разбудил утренний призыв к молитве, и лишь тогда молча высвободили свои переплетенные пальцы. С тех пор ни один из них ничем не намекнул, что они провели ночь, держась за руки. «Будто наше молчание подразумевает, что ничего такого не было». Джулиет не то чтобы жаловалась, напротив, она была благодарна за такую поддержку, но весь этот эпизод определенно был весьма странным.

Правда, она по крайней мере, проснувшись, уверилась, что на сей раз не обвивала его, как плющ. Ее утешила бы мысль, что она выработала иммунитет к его привлекательности, и в то же время все было совсем не так. Скорее всего у нее сильно болела раненая рука, и она не знала, как ей лучше устроиться, чтобы не побеспокоить ее.

Джулиет снова зевнула. Скорей бы уж поесть. В первый раз после Серахса у них на обед было свежее мясо, и невзирая на то, что ягненок не слишком велик, в таких условиях и это благо. Мурад тушил баранину с рисом и овощами, от блюда шел восхитительный запах, хотя до готовности еще ждать и ждать. Учитывая это, Джулиет решила вести себя, как образцовый погонщик верблюдов, и, натянув покрывало на глаза, мирно задремала.

Росс удивленно поглядел на уснувшую жену. То, что в ней совершенно отсутствовала женская суетливость, всегда наиболее подкупало. Она настолько убедительно разыгрывала роль погонщика верблюдов, что даже Карлайл забывал о ее титуле маркизы.

Неожиданно Салех прервал размышления Росса:

— Сегодня утром я говорил с кафилой-баши о Хабибе.

— Ну и?.. — повернулся Росс к товарищу.

— Абдул Вахаб сказал, что прошлой ночью он выгнал Хабиба из каравана и строго-настрого предупредил, чтобы он больше не беспокоил ни вас, ни Джелала. Похоже, Хабиб, покидая караван, был очень напуган.

— Сомневаюсь, что надолго, — сухо заметил Росс. — Но все равно здесь мы пробудем еще целый день. И дай Бог, чтобы Хабиб занялся лечением своей ноги и не смог особенно навредить нам, прежде чем мы тронемся в путь.

Мурад заварил чай, и мужчины, погрузившись в задумчивое молчание, стали сосредоточенно наслаждаться напитком. На самом деле Россу совершенно не улыбалась перспектива провести еще день в Марах. «Возможно, Хабиб сейчас на костылях, но своим злым языком он вполне может навлечь на нас беду. Надо быть начеку».

Кто-то тихо кашлянул поблизости, и, подняв глаза, Росс заметил низкорослого туркмена в ветхой одежонке и с всклокоченной бородой. Этот человек слонялся по лагерю, останавливаясь то тут, то там и перекидывался со всеми путешественниками короткими фразами. И вот теперь он добрался до их костра. Он смахивал на монаха, хотя его облачение не было похоже ни на один орден дервишей, известный Россу.

Туркмен поклонился.

— Салаам алейкум.

— Мир тебе, — пробормотали в ответ все трое.

— Я слышал, что ты, ференги, проделал весь этот путь из Англии, чтобы узнать о судьбе брата. Говорят, ты бывал уже в Бухаре, — заговорил мужчина, обращаясь непосредственно к Россу. — Меня зовут Абд. У меня никогда не было случая поговорить с человеком твоего народа. Ты не расскажешь мне о чудесах твоей земли?

Росс прищурился. «Наверняка обо мне рассказал Хабиб, и в результате меня собираются подвергнуть очередному экзамену на знание теологии. Что ж, с прежними я справился неплохо, а этот дервиш кажется вполне невинным».

— Меня зовут Кхилбурн. Добро пожаловать к нашему очагу. Для меня большая честь рассказать тебе о чудесах моей страны, и прошу тебя, в свою очередь, рассказать мне о твоем народе.

Росс представил дервишу своих спутников, Мурад налил ему чаю, и туркмен уселся на корточки с видом человека, собирающегося завести долгий разговор.

— Вы христианин, господин? — Когда Росс кивнул, Абд попросил:

— Расскажите мне о вашей вере, чтобы я лучше понял, в чем отличие наших религий.

Решив, что это небезопасно, Росс предложил:

— Я бы предпочел обсудить, в чем их сходство.

Лицо дервиша осветилось радостью.

— Ты и вправду мудрый человек. И как по-твоему, в чем?

— Пустыня стала домом трем великим религиям — иудаизму, христианству и исламу, — начал Росс. — На этой скудной, но прекрасной земле слишком малое отделяет человека от Бога и его силы. Я думаю, поэтому книжные люди так свято верят в Единого Бога.

Абд склонил голову набок, словно любопытная птица.

— Поскольку я невежествен и не знаю, что лежит за пределами пустыни, я не совсем понимаю значение твоих слов.

— В Британии, где я вырос, земля влажная, плодородная, кишит жизнью. Повсюду там деревья, растения и животные. Может, оттого древние бритты верили во многих богов сразу — они были окружены такими свидетельствами Божьего творения, что чаще видели божество в каждом ручье и в каждом дереве, не замечая в этом руки Господа, — продолжил Росс в соответствии со своей теорией. — Потребовался сильный удар — люди узнали, что существует пустыня, — для того чтобы ясно понять, что Бог един.

— Ах, что за новую и занимательную мысль ты мне подарил, — произнес дервиш, зажмурившись от удовольствия. — В этой простой пустыне человек и вправду может оказаться наедине с Богом, как утверждали мои предки-кочевники. И вот понятие, рожденное от этой простоты, потом разнеслось по всему миру.

— Так оно и было, и потому твоя и моя вера имеют много общего. Все книжные люди по-прежнему несут в своем сердце чистый взгляд на пустынного Бога, — сказал Росс. — Как большинство англичан, я чувствую большее родство с сыновьями Пророка, нежели с индусами, у которых множество богов, или буддистами, чей Бог кажется мне абстрактным и далеким.

— Это хорошо, — задумчиво кивая, произнес Абд. — Ты думаешь, что индуисты и буддисты поклоняются ложным богам?

Росс покачал головой.

— Я бы так не сказал, поскольку недостаточно знаю их веру, чтобы правильно судить о ней, и мне доводилось встречать индусов и буддистов, которые были по-настоящему набожными людьми. Возможно, они по-своему тоже почитают Единого Бога. Но магометанского Бога я могу понять сразу, мне не надо растолковывать, поскольку он — Бог моих предков.

Казалось, что испытание Росс выдержал, поскольку, кивнув несколько раз головой, Абд принялся воодушевленно рассуждать о природе воды и огня. От Бога ли они, поскольку могут быть гибельными, а Бог — справедлив?

Дервиш все еще излагал свои взгляды, когда Мурад убедился, что обед готов. Молодой перс вопросительно поглядел на Росса.

Росс тотчас пригласил к столу дервиша:

— Мы собираемся обедать. Не окажешь ли нам честь и не разделишь ли нашу скудную трапезу?

— Это честь для меня! — чуть ли не ликуя, отозвался Абд.

Дервиш так обрадовался, что в голове Росса тут же промелькнуло: главной целью визита туркмена была вовсе не теология, а простое желание выклянчить бесплатный обед. Росс не возражал: Абд — приятный собеседник и вполне может довольствоваться скромной пищей.

Мурад же сожалел, что барашка придется делить еще, но тем не менее беспрекословно выложил еду на общее блюдо. В традициях ислама было делиться едой, и Росс считал, что неплохо бы и христианскому миру позаимствовать этот обычай.

Уловив какую-то суету у стола, Джулиет мгновенно проснулась и, скрестив ноги, уселась подле. Росс представил Джелала, добавив, что он, Джелал, плохо говорит по-персидски.

Пробормотав благословение, Абд заметил:

— В Туркестане очень редко можно встретить тарги.

— Я удивлен, что вы вообще их видели, — ответил Росс.

— Да, проезжали один или два через Мары. Караванные пути — это дорога жизни для исламского мира, они перевозят сынов Пророка с одного конца земли на другой.

Дервиш пустился в объяснения, каким образом караваны и пилигримы распространяют и развивают единство в мусульманском мире. Эта тема переросла в общее рассуждение о средствах передвижения. После того как Росс описал железные дороги, старик озадаченно спросил:

— Но по мне это совсем противоестественно. В чем же ценность такой скорости?

— Время путешествий сокращается, перевозки производятся намного быстрее, так что люди смогут зажить лучше.

Абд решительно покачал головой.

— Шаг верблюда или осла дает человеку возможность созерцать, размышлять, понимать — а именно благодаря этому улучшается жизнь. На взгляд простого человека вроде меня, кажется, что все эти твои ференги слишком сосредоточились на том, чтобы делать и иметь. А в исламе мы больше заинтересованы в том, чтобы просто быть.

Мнение Росса о дервише еще более укрепилось.

— Как я подал тебе сегодня интересную мысль, так и ты сослужил мне такую же службу. Спасибо тебе, добрый человек.

В целом это был очень приятный обед. Они уже заканчивали трапезу, когда в лагерь галопом ворвалась банда туркменов, поднимая вокруг себя пыль, наводя страх и ужас. В своих высоких черных бараньих шапках всадники очень походили на кавалерийский полк. Перепуганные козы и куры разлетелись в разные стороны. Конники передвигались от одного костра к другому, и путники каравана испуганно следили за ними. Одежда их указывала на то, что они из местного текинского племени и не являются грабителями из враждебных туркменских банд, но Росса почему-то охватило беспокойство.

Тревога его усилилась, когда стало ясно, что туркмены кого-то ищут. Потом вожак всадников приблизился, и, узнав его, Росс тихо выругался.

— Этот человек, что скачет сюда, — Дил Асса, вожак туркменов, которых я встретил возле Серевана.

Вспомнив, что Росса тогда едва не убили, Салех с Джулиет разом подняли глаза, a Myрад, которого в случае нападения могли бы взять в рабство, изо всех сил старался стушеваться. И только Абд ничуть не встревожился. Отвернувшись от вновь прибывших, он невозмутимо подчищал остатки мяса кусочком хлеба.

Едва только Росс заговорил, Дил Асса тут же узнал свою добычу. Издав торжествующий вопль, туркмен направил свою лошадь к их костру и еле остановил коня, чтобы не сбить ничего не подозревающего дервиша.

— Это британский шпион! — взревел Дил Асса, устремив взгляд на Росса. — Воистину милосерден Господь, раз он снова отдает его в мои руки. На сей раз я убью тебя, ференги.

Джулиет отскочила в сторону и схватила свое ружье, но Росс тотчас выбросил вперед руку, чтобы остановить ее.

— Нет! Если мы будем драться с помощью ружей, то пострадает слишком много невинных. — Поднявшись, он добавил:

— Я тоже помню тебя, Дил Асса. Почему у тебя такая страсть убивать англичан?

— На это не нужны причины. Готовься к смерти, собака!

Дил Асса уже было поднял свою винтовку, как встал Абд и повернулся лицом к туркменам. И перед зачарованным взором Росса старый монах словно вырос на несколько дюймов и приобрел особую осанку и властный вид. Голос его пронзил взбудораженный лагерь подобно удару хлыста:

— Если ты хочешь смерти ференги, то сначала тебе придется убить своего калифа!

Росс затаил дыхание. «Господи Боже, этот гость в изодранных лохмотьях — калиф из Мары, духовный лидер туркменов и единственный человек, который может влиять на их необузданный нрав!»

Лагерь успокоился, едва лишь старик заговорил, и слышалось только сдавленное дыхание Дил Ассы.

— Абд Уррахман! — Он неловко слез с лошади и низко поклонился дервишу, и все люди бандита последовали его примеру. — Ваша милость, я не узнал вас.

— Еще бы, вы слишком были заняты злыми делами, — сурово ответил старик. — Ты опозорил меня, Дил Асса. Я сломал хлеб с ференги и понял, что он достойный человек. Если ты убьешь его, мое проклятие падет на тебя и твоих потомков.

Дил Асса побледнел.

— Но вы никогда не возражали, когда мы брали в рабство персов, ваша милость, — слабым голосом произнес он. — В самом деле, вы милостиво принимали десятую часть нашей добычи.

— Это совершенно другое дело, — с достоинством отозвался калиф, — поскольку туркменский разбойник не лишает жизни своих пленников, но относится к ним с отцовской нежностью. Ведь мертвые они ничего не стоят. Кроме того, персы — шииты, и сражаться с ними — большее благословение, чем паломничество.

Перс и шиит Мурад отпрянул и прижался к Салеху, который был суннитом, как туркмены. Удивительно, но Абд Уррахман оказался более терпимым к христианину, чем к своему же собрату-мусульманину! Впрочем, Росс был признателен калифу за то, что тот вмешался и выяснил противоречия религий.

Абд Уррахман продолжал:

— Я хочу, чтобы ты дал слово, что не будешь снова пытаться причинить вред ни этому ференги, ни его слугам или его друзьям. — Старик пронзительным взором смотрел на туркменов. — Я хочу, чтобы то же самое пообещали мне все вы, кто находится здесь, и все ваши сородичи в каждом роду.

Дил Асса с трудом перевел дыхание.

— Даю вам слово, ваша милость, и передам ваше пожелание остальным соплеменникам.

— Прекрасно. — Лицо калифа смягчилось. — Это хорошо, что ты боишься Бога, Дил Асса, поскольку, говорят, никого из людей ты не боишься.

Принимая эти слова за комплимент, Дил Асса немного приободрился, но лицо его оставалось сумрачым. Он исподлобья взглянул на Росса, прямо как шкодливый кот. «Давным-давно в Итоне мальчишки таким образом утверждали себя друг перед другом», — вспомнил Росс.

И тут в глазах Дил Ассы зажглась опасная улыбка. Он осмотрел толпу зевак: для Востока типично, что любое происшествие привлекает широкую аудиторию.

— В качестве дружественного жеста по отношению к ференги я приглашу его разделить один из туркменских праздников, — Он помолчал, чтобы достичь большего эффекта. — Завтра я устраиваю специальный матч бозкаши в его честь. И мало того, ференги будет играть с нами.

После того как он произнес «бозкаши», в толпе раздался взволнованный ропот, слово это повторялось вновь и вновь, передавалось из уст в уста. Росс догадался, что это игра верхом на лошади, но больше он ничего не знал. Карлайл недоверчиво спросил:

— А что такое «бозкаши»?

Дил Асса улыбнулся волчьей улыбкой.

— Это великая игра, в которую играли наши предки с незапамятных времен. Название ее в переводе означает «поимка козла», поскольку мужчины соревнуются, кто захватит обезглавленного козла, перекинутого через круп лошади. Невдалеке будет стоять каркас, потом его должны принести обратно и швырнуть в круг справедливости. Кто бросит козла в круг, объявляется победителем. Разумеется, мы не ждем, что ференги обязательно выиграет, но я все равно разрешаю тебе сыграть с нами.

Не обязательно было быть гением, чтобы догадаться, сколько угрозы содержалось в этом кратком описании.

— Вы делаете мне честь, но у меня нет лошади и я не понимаю сути игры, — невозмутимо ответил Росс.

— Не важно, — беспечно ответил Дил Асса. — Бозкаши — настолько простая игра, что ее может постичь даже ференги. А я одолжу тебе одну из своих лошадей.

Росс огляделся по сторонам: все выжидающе смотрели на него. «Я уже снискал довольно хорошее к себе отношение среди путников каравана, но если откажусь играть в эту варварскую игру, то разочарую многих. Невозможно выйти из этого положения, не нарушая приличий. Ведь даже калифу это пришлось по душе».

— В таком случае я с удовольствием приму участие в игре.

— Прекрасно! — Дил Асса вскочил на лошадь. — Приходи завтра к нашим шатрам, когда солнце будет на полпути к зениту. И приводи своих друзей, чтобы они смогли восхититься твоим мастерством наездника. — Он нарочито лихо поднял лошадь на дыбы, потом пришпорил ее и ускакал прочь, сопровождаемый своими людьми.

Росс сделал вывод, что этот раунд выиграл Дил Асса. Он повернулся и поклонился калифу.

— Большое спасибо за то, что вмешались, ваша милость. Я усматриваю промысел Божий в том, что он привел вас к нашему костру.

У Абд Уррахмана сверкнули глаза.

— Это не дело случая, хотя, без сомнения, Бог хранит вас. Сегодня утром ко мне пришел погонщик верблюдов и поведал о злых выходках ваших и вашего слуги-туарега. По его просьбе я должен был приказать замуровать вас обоих заживо, но мне хотелось рассудить самому. Также я полагаю, что Дил Асса начал разыскивать вас, как только узнал, что в Мары прибыл ференги, поскольку его брата в Афганистане убил англичанин. Он хороший парень, этот Дил Асса, но очень вспыльчивый. — Старик изящно склонил голову. — Беседа с вами доставила мне огромное удовольствие, Кхилбурн. Ваша теология — неизведанная, она плод мечтательного сердца. Желаю вам насладиться завтра утром бозкаши.

Калиф ушел, а костер Росса оказался в центре внимания путников каравана. Подойдя поближе, они с воодушевлением принялись описывать все матчи бозкаши, которые им когда-либо доводилось видеть. Перспектива завтрашней игры привела всех в веселое расположение духа.

Уже стемнело, путники разошлись, и Джулиет, поднимаясь на ноги, внезапно пробормотала:

— Пойдем прогуляемся.

Несколько минут спустя Росс легкой походкой двинулся из лагеря. Так же, как в Серахсе, караван-сарай находился на окраине, и Джулиет он нагнал в пустыне. Они осторожно пробирались между освещаемых луной песчаных дюн.

— Во что я себя втянул? — поинтересовался Росс.

— Думаю, бозкаши — это нечто среднее между охотой на лисиц и битвой при Ватерлоо, — сухо ответила она.

— Неужели все так скверно? — засмеялся он.

— Хуже. Поскольку Дил Асса пообещал не убивать тебя, это для него лучший шанс устроить тебе несчастный случай с роковым исходом.

— Уверен, он не будет печалиться, — согласился Росс. — Но полагаю, что больше всего он жаждет унизить меня, чтобы потешить свою уязвленную гордость. А ты много видела матчей бозкаши?

— Только один. Никто не сомневался, что я мужчина, но я решила не испытывать судьбу и не пошла вместе с остальными. Правда, если бы меня обнаружили, мне пришлось бы туго. — Она умолкла и сорвала светлый цветок пустыни, распустившийся после кратковременного дождика прошлой ночью. — Мужчины обожают бозкаши; можно сказать, что слово это распространено по всей пустыне. Сотни, а может, тысячи придут завтра посмотреть эту игру. Обычно состязаются зимой, и наверняка эта игра окажется последней до наступления осени, поскольку уже слишком жарко.

— А каковы правила?

— Их нет. Участвовать может сколько угодно человек — от дюжины до сотни, и каждый играет за себя. Я полагаю, что в истоках бозкаши лежат воинственные игры, устраиваемые между соперничающими ордами монголов. Очень жестокая игра — вся основана на дикой силе и умении ездить верхом. — Она нерешительно посмотрела на Росса. — Ты отличный наездник, но уже знаешь, что представляют собой туркмены.

— Похоже, все они родились в седле и вряд ли обременены какой-либо джентльменской чепухой насчет честной игры, — пожал плечами Росс. — Я не испытываю потребности соревноваться и обставлять их в их же игре. Удержаться бы на лошади до конца игры, и я сочту, что сохранил свою честь.

— А ты не забудешь об этом завтра, в самый разгар игры?

Он улыбнулся и сорвал еще один цветок, потом вложил его в складочку покрывала Джулиет, у самого уха.

— Конечно. Я никогда не сходил с ума от каких бы то ни было игр.

Проигнорировав его жест, Джулиет сказала:

— А я думала, что в Итоне ты считался героем-атлетом.

— Да, — признался он. — В Итоне у человека нет особого выбора — играть или нет, но у меня никогда к этому душа не лежала.

— Мой отец потерял бы дар речи от таких сантиментов, — с еле уловимой смешинкой в голосе произнесла Джулиет. — Он не уважал тех людей, которые не интересовались спортом.

Росса разобрало любопытство, да и вообще он не желал прерывать драгоценные минуты их общения с глазу на глаз, поэтому он уселся на землю с подветренной стороны холма, откуда открывался вид на извилистую речушку Мары, и как бы ненароком взял руку Джулиет в свою. Она не возражала, и он решил удерживать позиции, несмотря на то что лучше бы ему этого не делать.

«Удивительно, если бы я только что познакомился с Джулиет, то изо всех сил постарался бы приволокнуться за ней, потому что это все та же женщина, в которую я когда-то влюбился. И надо же — тот факт, что мы были женаты, а потом разъехались, воздвиг между нами непреодолимый барьер. По крайней мере я не знаю ни одного способа преодолеть прошлое, равно как и не уверен, что будет мудро с моей стороны пытаться это сделать. Все равно она мною не интересуется. С того первого невинного ухаживания, когда мы не боялись открыть друг другу сердца, прошла уже целая вечность».

Как бы невзначай он сказал:

— Ты знаешь, я, кажется, впервые слышу о твоем отце. Помню только, что он занимал дипломатические посты в каких-то экзотических странах и умер, когда тебе было шестнадцать, но больше я ничего не знаю. Похоже, никто из членов твоей семьи никогда о нем не рассказывал.

Джулиет вздохнула. Потянуло легким ветерком, и женщина стянула покрывало, чтобы мягкий ночной воздух остудил ее разгоряченное лицо.

— Он был тяжелым человеком, а дети ему нужны были для сохранения фамилии. Его почти не интересовали сыновья, дочь — еще меньше. Блестящий человек, но в чем-то страшно упрямый. Видимо, двенадцать лет назад воспоминания о нем были еще настолько свежи, что никто в нашей семье не мог с легкостью о нем говорить. Теперь, когда прошло столько времени, я могу спокойно рассказать о нем, вглядываясь в даль прожитых лет.

— А что ты к нему испытывала?

Она замялась.

— Я отчаянно хотела, чтобы он гордился мною, но мы постоянно ссорились. Да и братья тоже, кроме бедной мамы, которая оказалась между двух огней: с одной стороны — дети, с другой — муж. Она чувствовала себя беспомощной, как только что вылупившийся цыпленок.

— Любопытно!.. — пробормотал Росс. Он не сводил глаз с ее бледного лица. Ему так хотелось протянуть руку и прикоснуться к ней, что он боялся непроизвольного движения своей руки. Потому-то он схватил полную пригоршню крупного песка и пустил его струйками между пальцев. — А может, он оттого мало интересовался дочерью, что ты вечно бегала со своими братьями и выучилась таким же вещам, как они, да и попадала в такие же переделки?

Джулиет помолчала, удивленная этим замечанием Росса.

— Весьма похоже на то, хотя я никогда не задумывалась об этом. В то время мне казалось, что мальчикам гораздо интереснее жить на свете, чем девочкам. Кроме того, когда мы жили в Триполи или в Тегеране, я играла только с братьями и больше ни с кем, поскольку там не было европейских семей с девочками моего возраста. Так что подруг у меня не было.

Еще больше, чем когда-либо, Россу захотелось прикоснуться к ней, но он не стал рисковать и разрушать хрупкое взаимопонимание между ними. В последние несколько минут она рассказала ему о своем внутреннем мире и о детстве больше, чем открыла во время его ухаживания, короткой помолвки и свадебного блаженства, вместе взятых. «Возможно, после того как я открыл эти новые стороны ее жизни, я наконец разгадаю эту тайну, которая зовется моей женой».

— Ничего удивительного, что тебе было так трудно в английской школе для девочек после смерти отца.

— Это было ужасно! — порывисто воскликнула она. — Я хотела завести подруг, но не знала, как это сделать. По крайней мере до того, как Сара не взяла меня под свою опеку. Когда мы подружились, я стала увереннее, поскольку ее очень уважали в школе. Более того, она обучила меня правильно вести себя. Английский высший свет — это настоящий лабиринт сложных ритуалов и правил, что можно и чего нельзя. Стоит только ошибиться, и тебе навеки присвоят ярлык изгоя.

— Но ты же не была изгоем, — заметил он. — Твои родители — и мать, и отец — родом из так называемых добропорядочных семей. Ты имела право занять свое место в обществе, как и любая другая девушка из вашей школы.

Джулиет невесело засмеялась:

— Что ж, теоретически это так, но на практике все было по-другому. Не только потому, что я была невежественной, не знала правил и сплетен, а еще в потому, что была шотландкой, самой высокой девушкой во всей школе, да еще эти ужасные, неуправляемые волосы! Я даже не умела правильно смеяться! Если бы не Сара, я обязательно убежала бы.

Сердце Росса дрогнуло: он представил себе, какой несчастной девчушкой была Джулиет в те далекие годы.

— Но ты всегда так забавно рассказывала мне о школе. Я и понятия не имел, что ты была так несчастна.

— Я не люблю жаловаться. Кроме того, я сомневалась, что ты бы меня понял. Ты вырос в самом средоточии высшего общества, умел себя вести, и это было твоей второй натурой, ты инстинктивно знал, что делать и каковы будут последствия, если не подчинишься, — криво усмехнувшись, ответила она. — Со временем я разобралась и питала иллюзии, что также принадлежу к этому обществу, но тем не менее ошиблась.

— Я этого не замечал.

— О нет, замечал, — ласково возразила она. — Когда я слишком отклонялась от общепринятых правил, ты всегда мягко указывал мне, в чем я не права. При этом из-за своей самонадеянности или неразборчивости, а может, из-за того и другого я нарушала эти проклятые маленькие правила. — Теперь пришла очередь Джулиет зачерпнуть пригоршню песка, а потом следить, как он течет между ее гибкими пальцами.

Она отнюдь не обвиняла его, но Росса как будто ударили под дых, ибо сейчас она открыла ему один из тех моментов, что разделяли их. Боль полоснула его чуть ли не до костей.

— Проклятие! — выругался он. — Не могу вспомнить, когда я хотя бы раз критиковал тебя, но, похоже, здорово обидел этим, верно?

Она резко повернулась к нему. В бледном свете луны на глаза ее упала густая тень.

— А теперь я сделала тебе больно, упомянув об этом. Прости меня, Росс, не надо было ничего говорить. Даже тогда я понимала, что проблема не в тебе, а в моей неуверенности и чувствительности. Когда Сара корректировала мое поведение, я была ей за это благодарна, но когда поправлял ты, я чувствовала себя… подавленной. Какой-то безнадежно неуклюжей. Я не сомневалась, что ты бесконечно сожалеешь о нашем браке.

— В таком случае я был совсем бесчувственным, иначе бы понял, что расстраиваю тебя. — Он огорченно сжал кулаки и хлопнул ими о скрипучий песок. «Лучше знать, чем пребывать в неведении, хотя иногда трудно задавать вопросы из страха получить нежелательный ответ». — Значит, ты уехала из-за того, что я критиковал тебя?

— Это только одна из причин, но самая маленькая, — ответила она, тщательно подбирая слова. — Я убедилась, что никогда не стану той женой, которая тебе нужна, а то, что я пыталась переделать себя, только сильнее угнетало.

— Но я не хотел, чтобы ты менялась! — произнес Росс, и в голосе его прозвучали горечь и самоосуждение. — Ты мне нравилась такая, какая есть, а получается, что из-за своей дурости я оттолкнул тебя.

Она на миг коснулась его руки.

— Не казнись, все гораздо сложнее. Я потерялась… была в жутком смятении. И не важно, сделал ты что-то или нет, вряд ли результат был бы другим.

Росс, не в силах больше сдерживаться, потянулся к жене и очень нежно провел по щеке Джулиет.

— Значит, наш брак был обречен с самого начала? — тихо спросил он.

В какой-то миг он почувствовал теплую влагу, оросившую ее гладкую, как лепесток цветка, щеку. Джулиет тотчас встала и отстранилась.

— Нет смысла говорить о давно ушедшем прошлом. Только расстраиваться, ничего ведь не изменить, — срывающимся голосом произнесла она. — Очень юная Джулиет Камерон была совершенно не готова к тому, чтобы стать женой или английской леди. Жаль, что она этого не понимала, поскольку брак с английским лордом в окружающих вызвал нежелатель-ное разочарование. — Она помедлила немного, а потом чуть ли не шепотом добавила:

— Я получила хороший урок. И весьма сожалею, что поняла все слишком поздно и мне не удалось уберечь тебя от страданий из-за моих грехов.

Росс медленно выпрямился.


— И потому ты похоронила себя там, где являешься изгоем до такой степени, что никто не счел бы тебя такой, как все. А как же внутренняя проблема, что ты не принадлежишь этой земле?

Своим молчанием, последовавшим за его вопросом, Джулиет устранила этот краткий миг родства душ с почти осязаемой силой: она открыла ему ровно столько, сколько хотела, по крайней мере сегодня. И она непринужденно рассмеялась, холодно и отстраненно, как сделала бы любая светская женщина в собственной гостиной.

— Хуже всего в тебе, Росс, то, что ты всегда прав. Это твое качество может просто свести с ума!

«Если бы у нее в руках был веер, она могла бы им ударить. И наверняка бы при этом сломала проклятую безделушку пополам. — Росс мрачно встал. — Но если я всегда прав, то она бы никогда не бросила меня».

— Пора немного отдохнуть. Мне надо набраться сил. Не позориться же перед этим буйным наездником Дил Ассой.

Джулиет снова натянула покрывало на лицо и вытащила пустынный цветок из складки ткани у самого уха. Бросив его в песок, она сказала:

— Только помни о своем решении и не пытайся выиграть. За время этого путешествия треволнений и без того хватает.

С этим Росс уж никак не мог не согласиться.

Загрузка...