Джесси попридержала свою лошадь, дожидаясь, когда Галлахер поравняется с ней. Она чувствовала себя неловко за то, что говорила с ним резко и надменно в конюшне.
Когда он нагнал ее, она снова пустила Симмерию рысью. Всадники скакали теперь бок о бок по дороге, пролегающей между полей.
– Я хочу попросить у вас прощения за свое поведение, – нарушила она молчание и тут же добавила: – А теперь ваша очередь извиняться. Вы надерзили мне!
Лукас искоса взглянул на нее с непроницаемым выражением лица.
– Если вас задели за живое мои слова, значит, я попал в точку.
Он, конечно, прав, хотя ему не следовало говорить таких слов. Он поступал не по-джентльменски. Однако Лукас не придерживался правил, принятых в светском обществе, где царили ханжество и лицемерие. Такая прямота одновременно притягивала Джесси и отпугивала.
Она наблюдала за Лукасом из-под полуопущенных ресниц. Сдвинув шляпу на макушку, он смотрел на раскинувшуюся вдали горную цепь, покрытую тропическим лесом и прятавшуюся за пеленой тумана. День выдался удивительно теплый для весны. Длинные темные волосы Лукаса поблескивали на солнце. Он щурился от ослепительного света, и в уголках его глаз залегли крохотные морщинки. Лукас как будто улыбался, но его губы оставались плотно сомкнутыми. Порыв теплого ветра распахнул его серую куртку, и рубашка из грубого полотна прилипла к мускулистому телу. Все-таки он удивительно красив. Джесси понимала, что поступила опрометчиво, поехав с ним на прогулку. Она боялась своих чувств к опасному для нее человеку.
Тропа круто пошла в гору. Вдоль обочин росли высокие буки и сосны. Через некоторое время всадники оказались под сенью густого леса. Здесь царили прохлада и полумрак. Джесси пустила свою лошадь шагом. Лукас все также ехал на своем мерине серой масти рядом с ней, сохраняя мрачное выражение.
– Почему вы спасли мне жизнь? – неожиданно спросила она.
Он с невозмутимым видом посмотрел на нее.
– А вы, наверное, думали, что я позволю этим ублюдкам изнасиловать вас?
Джесси, наклонившись, потрепала Симмерию по горячей потной холке.
– На вашем месте многие слуги не стали бы вмешиваться. Зачем рисковать собственной жизнью, спасая человека, которого презираешь?
Лукас не сразу ответил. Некоторое время они ехали молча. Тишину нарушал лишь топот копыт, звучавший приглушенно во влажном тяжелом воздухе тропического леса.
– Почему вы решили, что я вас презираю? – наконец откликнулся Лукас.
Стараясь не смотреть на Лукаса, Джесси сосредоточила свое внимание на покрытых мхом стволах высившихся впереди деревьев.
– Вы ирландец, а я – англичанка. Вполне достаточно для того, чтобы вы ненавидели и презирали меня. Ведь я пытаюсь соблюдать принятые в обществе законы и правила, которые вы отрицаете. И еще вы презираете меня за то, что я скрываю от близких свою истинную натуру, свои сокровенные помыслы и мечты. Я тайком от них посещаю свою подругу, и вы, наверное, думаете, что я стыжусь ее? Нет, к вашему сведению, я не считаю для себя позорным общаться с ней!
Джесси почувствовала на себе взгляд Лукаса, но не повернула головы в его сторону.
– Я понятия не имею, кто такая ваша подруга Женевьева Стржецкая и что она натворила, – заявил Лукас. – Кстати, почему вы считаете, что родственники выступили бы против вашего общения с ней?
– Когда-то Женевьева влюбилась в одного польского графа, – ответила Джесси. Историю ее любви знали многие на острове, и Джесси не было никакого смысла утаивать ее от Лукаса.
– И общество сочло ее любовь недопустимой для англичанки, – высказал предположение Лукас. Теперь он снова говорил с преувеличенно сильным ирландским акцентом.
Джесси рассмеялась.
– Возможно, вы правы. Боюсь, что именно так и обстояло дело. Родители уже просватали ее за хорошо образованного и очень богатого торговца из Хобарта.
– Он оказался богаче, чем польский граф?
Джесси покачала головой:
– Как раз наоборот.
Лукас удивленно посмотрел на Джесси из-под полей надвинутой на лоб шляпы.
– Так почему же ее родители отдали предпочтение какому-то торговцу из Хобарта, а не состоятельному графу голубых кровей? Неужели им не понравилась национальность графа и его принадлежность к другой конфессии?
– Родители Женевьевы, несомненно, не возражали бы против брака дочери с польским графом, если бы не одно «но». Дело в том, что граф уже был женат.
– А! Теперь мне все понятно!
– Графа в свое время тоже заставили жениться по расчету. И брак не принес ему счастья. Они с женой давно уже расстались и жили отдельно.
– Значит, граф тоже влюбился в Женевьеву. И что же произошло дальше?
Джесси удивлялась тому, что так откровенно говорила сейчас с Лукасом. Она не могла бы подобным образом разговаривать с Харрисоном, обсуждая тему несчастного брака и роковой любви. Странно, но каторжник, слуга, грубый ирландец понимал ее. Ей легко общаться с ним.
– Женевьева знала, что никогда не сможет выйти замуж за графа, – продолжала Джесси. – Но она всем сердцем любила его и не могла без него жить. Поэтому убежала с ним. – Джесси помолчала, потупив взор. Девушка не могла даже вообразить себя в такой ситуации. Как бы поступила она на месте Женевьевы? Тяжело вздохнув, Джесси снова заговорила, как будто размышляя вслух: – Я не могу представить, что бы я делала, если бы родители запретили мне выйти замуж за любимого человека. Убежала бы из дома, бросив семью и друзей? Но тогда я превратилась бы в изгоя общества. Мне пришлось бы порвать со всем, что так дорого моему сердцу. Такой поступок подобен смерти.
– Тем не менее ваша подруга решилась. Она, должно быть, считала, что любовь стоит подобной жертвы.
Джесси бросила на Лукаса удивленный взгляд, но его лицо сохраняло невозмутимость.
– Разве может хоть что-нибудь на свете стоить подобной жертвы! – воскликнула она.
Задумчивая улыбка тронула губы Лукаса, и у Джесси сладко заныло сердце.
– Очевидно, вы ни разу в жизни не любили, – грустно предположил он.
«А вы?» – хотела спросить Джесси, но сдержалась. Тем временем они въехали в чащу тропического леса. Здесь царил полумрак. Кроны деревьев переплелись над тропой и пропускали мало света. Воздух стал более влажным и прохладным. Темно-коричневые стволы отчетливо выделялись на фоне сочной зелени папоротников и мхов. Кругом цвели благоухающие цветы сассафраса в виде белых звездочек.
– Вы давно дружите с Женевьевой? – спросил Лукас.
– С двенадцати лет, – ответила Джесси, следя взглядом за порхающим с ветки на ветку попугайчиком. – Моя подруга Филиппа Тейт всегда считала мое желание изучать науки своеобразным протестом, формой сопротивления матери, хотя она не права. Мама действительно не одобряет моего увлечения, но она никогда всерьез не препятствовала моему желанию учиться. Но когда речь зашла об общении с Женевьевой, она твердо стояла на своем…
– Ваша мать запретила вам поддерживать отношения с ней? Неудивительно.
Джесси тихо рассмеялась.
– Вы правы. Еще совсем ребенком я не понимала, кто такая Женевьева и что она наделала. Я даже не знала ее имени. Ее все называли «падшей женщиной с мыса Последней Надежды». Но я не понимала смысла слов «падшая женщина» и думала, что несчастная упала со скалы и так покалечилась, что теперь одним своим видом пугает людей. Мне казалось, что именно поэтому мама велит мне держаться от нее подальше.
– Тогда-то вы и решили во что бы то ни стало увидеть таинственную обитательницу мыса Последней Надежды? Ведь запретный плод сладок, а вы, по-видимому, всегда стремились нарушать запреты родителей.
– Нет, я в отличие от Уоррика вовсе не строптива.
– Так что же произошло дальше?
– Однажды я бродила в окрестностях в поисках окаменелостей и случайно встретила ее. Мы разговорились… – Джесси пожала плечами. – И вскоре стали друзьями.
– А что произошло бы, если бы вы спокойно сообщили матери и вашему жениху, что Женевьева Стржецкая – ваша подруга?
– Их бы потрясла такая новость. С ними, пожалуй, случилась бы истерика. Родные запретили бы мне близко подходить к Женевьеве.
– И вы бы послушались их и прекратили ездить к вашей подруге?
– Нет. – Джесси тяжело вздохнула. – Конечно, нет. Но моя жизнь превратилась бы в кошмар.
– Поэтому вы стали наведываться в дом Женевьевы тайком. Вы изо всех сил стараетесь соответствовать требованиям ваших родных, но иногда нарушаете принятые в обществе правила поведения и запреты тайно от всех. На мой взгляд, в том, что с вами происходит, виноваты ваши родственники. Они не хотят принимать вас такой, какая вы есть на самом деле, и заставляют притворяться. Вы боитесь лишиться их любви, и вам приходится лукавить и изворачиваться, скрывая от них правду.
Лукас помолчал. Подняв голову, Джесси увидела, что он смотрит на нее в упор из-под полей своей шляпы.
– Я не презираю вас, – мягко заметил он. – Кто я, чтобы презирать такую женщину, как вы? Или судить вас за ваши поступки? – Лукас вдруг широко улыбнулся, и у него на щеках появились ямочки. У Джесси дрогнуло сердце. – В конце концов вы не виноваты, что родились англичанкой.
Она звонко рассмеялась, но тут же опомнилась и посерьезнела. Джесси не желала поддаваться его обаянию. Она не хотела любоваться им и превозносить его за мудрость и понимание. Для нее лучше, если бы она продолжала считать Лукаса грубым варваром, жестоким преступником, опасным человеком, с которым не стоит связываться. Что вдруг на нее нашло? Зачем она завела с Лукасом разговор по душам? Почему она оставила всякую осторожность? Как она могла обсуждать с каторжником, человеком с темным прошлым, такие темы, как любовь и несчастный брак?
– И все же мне кажется, нам не стоит туда идти, – предостерег Лукас, поднимая свечу так, чтобы ее пламя осветило серые стены и низкий потолок пещеры, у входа в которую они стояли.
Здесь журчала вода горного ручья, и его звуки отдавались гулким эхом в таинственной глубине пещеры. Они оставили лошадей на берегу протекавшей рядом с пещерой речушки, привязав их к деревьям. После откровенного разговора в дороге Джесси и Лукас долго молчали. Каждый перебирал в памяти сказанные и услышанные слова.
– Вы боитесь углубиться в пещеру, мистер Галлахер? – спросила Джесси, с вызовом поглядывая на Лукаса.
Он усмехнулся:
– Я просто думаю, разумно ли это с нашей стороны?
– Я уже не раз бывала здесь! – убеждала Джесси и, запрокинув голову, стала рассматривать потолок. – Здесь настоящий лабиринт из проходов, галерей, залов и коридоров. Но если мы пойдем вдоль ручья, то не заблудимся.
По лицу Джесси скользили отсветы, отбрасываемые пламенем свечи. На ее нежные щеки падали тени от длинных густых ресниц. Лукас залюбовался изящной линией ее белоснежной шеи. Она очень женственная и в то же время сильная и отважная. В ней бурлила неуемная энергия. Наблюдая за Джесси, Лукас невольно улыбался. Но тут вдруг на него нахлынули воспоминания о родине, и у него защемило сердце.
– У нас в Комрахских горах тоже есть подобные пещеры, – уведомил он и двинулся в глубь пещеры вдоль протекавшего здесь горного ручья, держа в руках зажженную свечу. – Комрахские горы находятся в графстве Уотерфорд, недалеко от того места, где я родился. Там постоянно пропадают люди, потому что в пещерах легко заблудиться.
– Вы имеете в виду похитителей скота и разбойников с большой дороги, которые там прячутся? – спросила шедшая за ним Джесси.
– Не только их. В пещерах часто пропадают англичане, так называемые ученые, странные типы в очках и с курительными трубками.
Лукас услышал обиженное сопение Джесси у себя за спиной и улыбнулся.
– Мы здесь просто гуляем или вы рассчитываете увидеть что-то интересное? – спросил Лукас.
– Наберитесь терпения, мистер Галлахер.
Лукас хотел еще что-то сказать, но тут они завернули за угол и оказались в большом зале, сверкавшем и переливавшемся всеми цветами радуги в тусклом свете их свечек. С потолка зала свешивались похожие на огромные сосульки прозрачные сталактиты.
– О Боже, какая красота!.. – прошептал Лукас, затаив дыхание. Сталактиты искрились и мерцали, зачаровывая их.
Джесси остановилась рядом с Лукасом, любуясь неземной красотой, открывшейся их взору. Очарование увиденного, восторг, который они сейчас испытывали, сближали их не менее сильно, чем откровенный разговор в пути.
– Что вы теперь скажете, мистер Галлахер? Стоило входить в пещеру?
Лукас внимательно взглянул на свою спутницу. Она подняла руку со свечой и повернулась вокруг, освещая зал. Лукас заметил, что у Джесси испачкана одна щека, а волосы слегка растрепались. Теперь она не казалась высокомерной и неприступной. Глаза Джесси горели восторгом. Она с восхищением, доходящим до подлинного благоговения, осматривалась кругом. Лукас почувствовал, как в глубине его души зарождается неведомое ему доселе чувство к этой девушке.
– Да, незабываемая картина. Такое стоило увидеть, – заверил он.
Джесси взглянула на него, и ее вдруг охватила дрожь.
– Вам холодно? – спросил он и поставил свечу на выступ в стене пещеры.
Джесси покачала головой:
– Нет.
– Возьмите мою куртку, вы простудитесь.
– Но в таком случае вы сами замерзнете.
– Я привык к холоду.
Он быстро скинул куртку и протянул ее Джесси. На ее дрожащих губах появилась робкая улыбка.
– Ну хорошо, спасибо.
Джесси протянула руку, чтобы взять куртку, и случайно коснулась его пальцев. Лукаса обдало огнем, он почувствовал, как в его крови разгорается пожар страсти. Его охватило неистовое желание любви. Те же самые чувства он увидел в широко распахнутых глазах Джесси. Ее грудь взволнованно вздымалась и опускалась, дыхание стало прерывистым. Она попятилась. Однако каменистый пол пещеры оказался гладким и скользким. Джесси оступилась и, пошатнувшись, потеряла равновесие.