Шиншилла

Последняя потеря

Дэниэл поковырялся в машине, чтобы окончательно оформить видимость насильных действий Химчана; Красная Маска хитроумно и яростно вырвался, принудив помочь ему с побегом. Когда всё было сделано, молодой человек помчался в участок, сообщать о случившемся. Я ехала с ним, не принимая ни в чем участия. Понимая моё состояние, он не лез ко мне, и даже не обращался. А может, просто не хотел или не знал, о чем со мной говорить. В любом случае, мне это было на руку. Уже подъезжая, мы опомнились и начали сочинять версию, как я оказалась на крыше и что там делала. Я не соглашалась ни на какие версии, если бы мне пришлось свидетельствовать против Химчана. Я физически не смогу сказать, что это он замышлял убийство и выполнял их. Я скажу правду и выдам Сунён, но одновременно с тем я понимала, что Химчан не хотел бы, чтобы я сдала его сестру.

- Если мы скажем, что ты появилась в последний момент, позже Хима, то твои показания разойдутся с показаниями Сунён. Мы же не знаем, что она уже сказала. – Я промолчала. Мне нечего предложить. У меня нет никаких идей на сей счет и мыслей. У меня есть здоровенная боль в груди и боль в душе. Больше ничего. И никого. Ощущение пустоты и безысходного одиночества. – Ладно, посиди тут, я пойду, всё узнаю…

Дэниэл оставил меня в машине, и я словно отключилась на неопределенное время. Мне было так плохо, что я не чувствовала себя. Голова гудела и всё ещё слышала гул аэропорта. Руки безотчетно сжимались, боясь потерять последнюю ощупь жесткой кожи куртки Химчана. Губы сомкнулись и по щекам, мимо них, стекали молчаливые слезы множившегося страдания. За окном сыпал снег, а я увидела в нем дождь, под которым однажды подбежала к автомобилю Химчана и попросила подвезти. А потом он так грубо со мной разговаривал… я улыбнулась воспоминаниям. Мне тогда было немного страшно ехать за город, но с первого же раза я неосознанно доверилась ему. Целиком и полностью. И не зря. И все те открытия, которые каждый раз происходили, когда я была с ним! Любитель животных, связь с бандитами, прошлое убийцы, разбитое сердце в теле хладнокровного преступника, боязнь крови, несмотря на род деятельности. Всё в нем удивляло и поражало, завораживало, привязывало ещё сильнее с новыми знаниями о нем. А та сорвавшаяся ночь любви? Боже, ну как такое могло случиться? Почему же это закончилось ничем? Если бы мы тогда всё-таки соединились, он бы сильнее почувствовал мою любовь, он бы ответил мне взаимностью. Повторится ли когда-либо подобная возможность? Всё зависит от моей мачехи. Ненавижу, когда моя судьба зависит от людей, которых я ненавижу. К счастью, кажется, я теперь избавлена от Ти Сола. Делает ли это меня безработной? На что я буду жить дальше? Неважно, это всё сейчас так неважно по сравнению с тем, что я должна получить возможность улететь в Нью-Йорк, как можно быстрее, и найти Хима. Всё остальное потом, когда я буду там. Уж я-то не пропаду нигде, а вот как же он без меня? Его обреченное лицо, едва окрасившееся бледной прозрачной одухотворенностью в последний миг… как он там будет один?

- Нам повезло, - Дэниэл плюхнулся рядом, вернувшись. – Сунён ещё не пришла в себя и молчала, не сказав ничего. Её попросили приехать завтра для дачи показаний, я, надеюсь, успею сговориться с ней, чтобы она нам подыграла. Это в её интересах, мы же её отбеливаем тут. Шилла?

- Да? – повернулась я к нему, плутая глазами по пейзажу за лобовым стеклом.

- Ты меня слушаешь?

- Да, конечно.

- Я поеду сейчас к Сунён, поговорю с ней. Будем держаться того плана, которого ты хотела. Что ты появилась там последней и не видела, что происходило. Тогда тебе не придется никого обвинять или подтверждать какую-либо информацию. Завтра в обед привезу тебя сюда, чтобы ты дала показания, – прокурорский сын завел машину. – А сейчас, куда тебя отвезти?

- Домой, на съемную комнату, – я назвала адрес. – Посплю пару часов, переоденусь, и пойду к мачехе. Блин! – тряхнув головой, я схватилась за неё. – А Херин как же? Нужно ей рассказать об этом всем…

- Я расскажу, – Дэниэл нажал на педаль газа, и мы двинулись по дороге. – После Сунён поеду в особняк. Полиция-то её не может оповестить. По тем документам, которым жил Химчан, он ей никто и никакую официальную связь между ними они проследить не могут. Дом на её имя, а он где жил будет выглядеть областью мифов, чувствую. Хотя, если они докопаются, что он тот самый её брат, который погиб, да добавят его убийство два года назад, да сегодняшний побег… его можно объявлять всемогущим и бессмертным, накинуть на него убийство Кеннеди и все прочие неприятности.

- Дэн, это не смешно, – покосилась на него я. Он убрал нехотя улыбку.

- Ладно, – он быстро посмотрел на меня в ответ. – Не расстраивайся. Безвыходных ситуаций не бывает.

Мне хотелось верить ему и не чувствовать той бесперспективной надежды, которая отмирала всё сильнее с каждой секундой, но когда я поднялась в квартиру и увидела не спящих Джело и Энтони, внутри меня опять все заболело. Они о чем-то тихо говорили, но увидев меня поднялись. Джело пошел мне навстречу. Заметив мой горестный и отстраненный вид, он не стал обнимать меня, как обычно, замерев с разведенными руками.

- Ну что? – вкрадчиво поинтересовался он.

- Пошли на кухню, там поговорим, – в другой день, раньше, я брала его за руку и вела за собой, но теперь просто кивнула головой и пошла вперед. Он прошел следом. Я не хотела говорить при посторонних. Только когда дверь на кухне прикрылась, и мы встали возле незашторенного окна, смотрящего в ночь, я решилась посмотреть в лицо Джело, начиная разговор. – Химчан улетел в Америку… навсегда.

Мне показалась, что в его глазах начинает светиться радость от этого известия, поэтому поспешила замотать головой и зажмурить глаза. Нет, я бы хотела видеть радость Джело, но только основанную на чем-то другом, не на этом. Пусть будет другой повод, ведь на чужой беде ничего хорошего не построить. Я продолжила:

- Я хотела улететь с ним. – Джело замер. Я это почувствовала не глядя. – И всё ещё хочу. Но пока не могу. Но я улечу. Прости, – закончила я, открыв веки и уставившись в темноту за окном.

- Шилл, - он протянул руку и взял мою ладонь, нежно приподняв, – я люблю тебя.

- Не надо, – мне показалось, что я говорю, как Химчан. Во мне говорил он. Я стала слишком сродненной с ним, чтобы вести себя иначе. – Не надо любить меня, пожалуйста. Я… я тоже тебя люблю, но ему я нужна больше. Может, конечно, я себя обманываю и я не нужна ему совсем, но он мне очень нужен. Очень.

- А я? – Я сжала руками виски, высвободив вторую руку из его мягкой хватки.

- Ну, зачем ты так? Зачем ты это спрашиваешь? Мне и так трудно! Трудно и больно! Я люблю и тебя, и его, но я должна сделать выбор и я его делаю! Не потому, что мне это просто или потому что ты мне не дорог больше… Да как ты можешь такое подумать?! – я двинулась к нему, обняв вокруг талии и задрав высоко голову. – Но у тебя есть друзья, есть спокойная, пусть и не легкая, жизнь. А без меня она явно станет легче. А у него… у него даже жизни собственной нет! Ничего! Кто ему это даст? Его никто не понимает, не хотят понять. И полюбить никто не может. По крайней мере, он так думает, а разубедить его никто не пытается.

- Ты хочешь расстаться? – всё сильнее печалясь, задал вопрос Джело. Почему мужчины так бессердечны? Зачем нужно обязательно произносить что-то, подводить итоги, озвучивать? Меня и без того выворачивало душой наружу, зачем же говорить то, что и так становилось ясно? Нет, не моё желание – я не хотела расставаться. Но ведь был же очевиден факт, что нам придется это сделать. Почему я должна сказать это? Почему нельзя позволить мне промолчать?

- Я не хочу! – не выдержала я, уткнувшись ему в грудь и зарывшись в ней. – Не хочу! Я не могу представить, что ты будешь с другой. Это… черт, это же так больно! Так же, как быть сейчас здесь и не знать, что с Химчаном. Переживать за него. Я умру от этого выбора… Я люблю и тебя, и его. Как так можно? Не могу, не могу…

Джело промолчал, поджав губы. Его ладонь прошлась по моей короткой стрижке. Я дрожала в его руках, а он о чем-то думал. Что он вертел в голове? Хотелось бы знать, но у меня не осталось сил спросить об этом. Из-за меня ему тоже больно, и я не могу простить себе этого. Если так продолжится, то я не смогу улететь, я не смогу оставить его, потому что иначе всю жизнь буду чувствовать себя виноватой. Оттолкнувшись от него, я выбежала из кухни и, войдя в комнату, не глядя на Энтони, повалилась на тахту и, забившись к стенке, попыталась уснуть.

Когда я проснулась, никого уже не было, но, посмотрев на часы, я увидела, что времени тянуться нет, и мне нужно скорее собираться к мачехе, до того, как Дэниэл потащит меня в прокуратуру для судебных разбирательств над Красной маской. Одно испытание было хуже другого. А без Химчана не было энтузиазма и энергии противостоять всему этому. Конечно, был Джело, но незаконченный разговор и разрывающиеся отношения скорее усугубляли всё, чем облегчали мою участь. Надо будет договорить с ним вечером, когда он вернется со школы, и поставить все точки над i.

Отбросив подальше свою обычную одежду, я перерыла всё, что у меня было: юбки, брюки, свитера в поисках чего-то приличного и вызывающего положительное впечатление. Мне с трудом удалось совместить более-менее со вкусом что-то достойное. Я совсем не стала краситься и напялила единственные сапоги без платформы и каблуков. Очень хотелось, чтобы весь мой вид говорил о том, что я пришла с миром. За три года я ещё ни разу не поговорила с мачехой без ссор и криков. Чаще их начинала именно она, на ровном месте и из-за какой-нибудь бытовой мелочи. Что же будет сегодня?

Я пошла до станции метро, где спустилась на эскалаторе в подземку и быстро дождалась электрички. Ехать было не далеко, поэтому я не успела уйти в свои мысли и лишь разглядывала надписи и таблички в вагоне, даже не обращая внимания на пассажиров вокруг. Люди для меня перестали существовать. Лишь конкретная цель, а пока она не достигнута, ничего другое и волновать меня не может. Ноги шли сами, руки запахивали пальто поплотнее, потому что с утра ударил крепкий мороз. Вот я уже спешила по знакомой улице, на которой прошло моё детство, на которой я выросла. Тут почти ничего не поменялось, кроме сменившихся вывесок и одного нового выстроенного дома. Всё было знакомым и напоминало о прошлом, когда у меня не было проблем и близко подобных тем, что были сейчас. Тут же, недалеко, я познакомилась с Джело. Но эта ностальгия не умиротворяла, а, напротив, разжигала внутри горечь.

Разминувшись в подъездных дверях с бабушкой с третьего этажа, я поздоровалась и вошла внутрь. Лифт ещё стоял на первом и при нажатии кнопки тут же распахнулся. Я вошла, стала подниматься вверх. Спокойствие, доброжелательная улыбка и настрой на победу. Хоть бы у мачехи было хорошее настроение! Набравшись смелости, я подготовила кое-какую речь и позвонила в дверь. Судя по тому, с каким лицом она появилась на пороге, мачеха глянула предварительно в глазок и увидела меня. Я застыла, насторожившись от её презрительно скривившихся губ. Язык прилип к нёбу, не в силах начать то, что задумал.

- Явилась! – женщина посильнее запахнула халат, запихав его под поясом, одну половину поверх другой, поглубже. – Чего тебе нужно?

- Я хотела поговорить, – как можно отчетливее произнесла я. – По делу.

- По делу, так говори быстрее, – она что-то крикнула на детский голос своей младшей дочери. Да-да, недаром я упоминала в сравнении с собой Золушку. У этой мегеры тоже было две дочери. Всё как по писанному. Им было двенадцать и девять лет.

- Я хотела попросить кое о чем. О мелочи…

- Попросить? Я что, должна тебе что-то? – она хмыкнула, осмотрев меня, но, видимо, для себя не найдя разницы по сравнению с тем, как я выглядела в свои нормальные будни проститутки. – Ты тут месяцами не появляешься, и вдруг с просьбами пришла?

- Это ничего не стоит, мне нужна только ваша подпись… - Она опять перебила меня, не дав договорить:

- Подпись? Чего тебе подписать? Может, квартиру или всё своё имущество? Нашла дураков!

- Да нет же! – начала злиться я, но сдерживалась ради достижения необходимого. – Это разрешение о выезде за границу. Нужна подпись опекуна.

- Разрешение о выезде? А вдруг ты врешь? – женщина прищурилась. – Не буду я для тебя ничего подписывать! Ты маленькая шалава, которая зарабатывает деньги дрянью всякой. Может, ты ещё и мошенница?

- О чем вы? – я округлила глаза, открыв рот. – Какое мошенничество? Клянусь вам, это всего лишь разрешение, которое должно быть оформлено у нотариуса, и ничего больше!

- Зачем тебе за границу, а? – она вышла за порог, прикрыв дверь в квартиру, в которую так и не собралась меня пустить. Естественно, если дочки были дома, то недопустимо их соседство со шлюхой. – Зачем?

- Надо, – сухо отрезала я. Буду ещё объяснять этой горгулье, для чего мне в Америку! Рядом с ней просто непозволительно произносить имя Химчана, а то оно замарается.

- Надо? Просто так? Прямо так я и поверила? Говори, зачем тебе из Кореи выезжать?

- Сказала же – нужно! Какое вам дело? – повысила голос я, едва не топнув ногой.

- Какое мне дело? А такое! – она нырнула в прихожую и, порыскав рукой на тумбочке, вернулась обратно, тряся бумажкой. – Меньше часа назад из суда приходили, повестка тебе, как свидетельнице в каком-то деле. Ты же тут прописана, вот и принесли. Тоже не скажешь, что это за дело?

Я прикусила язык. Проклятые приставы, или как их там. У них не заржавеет припереться с утра пораньше, чтобы уведомить о том, где и во сколько меня ждут. Черт! Нет уж, я не хочу рассказывать подробности произошедшего, всё равно она не поймет и всё вывернет наизнанку.

- Какая разница? Я там просто свидетель, – поджала губы я, отведя глаза.

- Просто свидетель? Я так и знала, что ты впутаешься во что-нибудь! И давно тебя надо было в полицию сдать! Проститутка! Колония для несовершеннолетних по тебе плачет, а ты по городу гуляешь! Ничего я тебе не подпишу, потому что не хочу брать на себя никакую ответственность за то, что за этим может последовать. А если ты подозреваешься в чем-нибудь? Наркотики или чего похуже? От таких как ты надо общество ограждать! – она разве что не плевалась ядом, глядя на меня. Это было взаимно, потому что мне хотелось вцепиться в неё и выдрать все волосы, по одной волосинке, разодрать её лицо. Я почти плюнула в него, но сделала ещё один вдох, чтобы удержать себя в руках. Она бросилась в мою сторону ещё несколькими оскорблениями.

- Что вы хотите? Денег? Я заплачу! – крикнула я. – Сколько вы хотите за эту проклятую подпись? Я соберу и заплачу столько, сколько вы скажете!

- Не нужно мне твоих грязных денег, заработанных мне известно как! – погрозила она пальцем перед моим носом. – И меня хочешь впутать в своё болото? Возьму деньги, подпишу, и меня посадят? С такими как ты свяжись! Ничего хорошего не выйдет! Пошла прочь отсюда!

- Пожалуйста! – я выставила ногу, не дав ей закрыть дверь. – Я прошу вас! Это не обман, я ничего плохого не делала и вам зла не хочу! Я просто хочу уехать!

- Сказала тебе – проваливай! – заорала она, выпихивая меня.

- Прошу вас! Вы не понимаете… постойте!

- Убирайся!

- Я подам на вас в суд! Я лишу вас опекунских прав! – в ярости закричала я.

- Давай! Попробуй! В суд она на меня подаст! – мачеха сильно толкнула меня и выглянула из-за двери напоследок. – Я быстро напишу заявление, что ты есть и чем занимаешься! Тебя посадят, не отмоешься!

Она захлопнула дверь и скрылась. Несколько мгновений я находилась в немом шоке, что так быстро, резко и неудачно закончилась моя попытка договориться. Я ведь ни слова плохого не сказала, ничего ей не сделала. Но так было всегда. Осознав, что шанс получить возможность улететь в Америку упущен, я разразилась рыданиями, шатаясь зашагав к лестнице. Тело надламывалось напополам, теряя последнее, что давало надежду на благополучный исход. Больше не оставалось запасных ходов, других путей. Лишить её прав на меня, действительно, сложно. Для этого нужно предоставить доказательства плохого обращения или непригодных условий жизни. Но ночевать дома она мне не запрещала, даже ключ у меня свой был, просто мне не хотелось им пользоваться, кормить она меня тоже кормила, когда я приходила, просто создавала такую атмосферу, что пробыть больше получаса дома было невозможно. Я понимала, что она не хочет меня видеть и брезгует мной, вот и уходила. Да и я её терпеть не могла. Она меня не била никогда. Что же я против неё предложу? И судя по её настрою, она и в правду может подать встречный иск и меня загребут за проституцию в институт коррекции поведения*.

Я села на ступеньки и безутешно плакала, не представляя, как жить дальше и какой в этом всём смысл? Нет, конечно, можно было продолжать жить, как раньше, но я не смогу не думать о Химчане и о том, как он, что с ним? Если бы он подал о себе знать оттуда, из Нью-Йорка, возможно, мне бы стало легче. Но я хотела быть рядом с ним. Это труднообъяснимое ощущение, когда тебя расслаивает от недостаточности определенного человека рядом, когда ты смотришь на себя будто сквозь, потому что без его присутствия содержимого в тебе нет. Эта безумная привычка, образовывающаяся при влюбленности, что ты можешь увидеть, услышать, превращается в зависимость, в наркоманию по употреблению голоса и взгляда. И меня физически ломало без возможности насладиться ими ещё хоть минуту. Я тёрла свои ладони друг о друга, пока на них капали слезы. День рождения у меня летом, значит, до совершеннолетия у меня два с половиной года**. Два с половиной года. Достав мобильный, я открыла калькулятор и стала считать дни, каждый день, что остался до моего совершеннолетия. Считанные оставшиеся дни этого года, сто семьдесят пять дней до моего восемнадцатилетия и ещё два раза по триста шестьдесят пять. У меня вышло девятьсот восемь дней. Девятьсот восемь дней. Я принялась делить их на недели. Это почти сто тридцать недель. Тридцать два месяца. Я сбросила все результаты и убрала телефон обратно. Хватит рыдать, хватит рыдать, Шилла! Два с половиной года – это не вечность. Химчан жив, он есть, просто далеко. И два с половиной года не остановят меня. И мою любовь. Она настоящая, а потому проживет гораздо дольше. Вот она-то как раз проживет хоть сколько. Если понадобится – дольше вечности.

Внезапный звонок мобильного заставил меня несильно подскочить. Я достала мобильный опять.

- Алло?

- Ну что, готова ехать в суд? – это был Дэниэл. – Я договорился с Сунён, она скажет всё, как надо. Ей тоже сидеть не охота, а на Хима ей, видимо, как-то ровно. Не успела проникнуться родственными чувствами.

- Можно я её застрелю?

- Да ладно тебе. Как у тебя дела там?

- Отлично. Хочется убивать. Я так хорошо понимаю семейство Джунвона! На кого-нибудь я точно спущу пар. – Я назвала Дэниэлу свой домашний адрес по прописке и стала ждать, когда он за мной заедет. Взяв волю в кулак, я приказала себе не превращаться в размазню, а терпеливо ждать, когда же настанет лучшее время.

Я проторчала несколько часов в следственном отделе, походив по нескольким кабинетам и то и дело, пересекаясь с Сунён, которую мне хотелось отпинать ногами. Меня сдерживало не то, что она бы меня явно победила, а то, что это ничем бы не помогло, да и Химчан бы мне спасибо не сказал за грызню с его сводной сестрой. Дэниэл отъезжал по своим делам, а когда вернулся, сказал, что, как и предполагал, своей второй работы он лишился. Ему из чувства уважения предложили самому подписать заявление об уходе, но было ясно, что это приказ и увольнение. Людей, проморгавших убийцу века, вряд ли захотят держать хоть в одном ответвлении службы государственной безопасности. А вот я убедилась, что Дэниэл прекрасный человек, на которого можно положиться. Если его одобрил Хим, то я тоже одобряла. Не слишком ли моё мнение стало зависимо от мнения Красной маски? Да. Полностью.

Я шла по коридору на выход, когда навстречу мне показалась богато разодетая дамочка. Вернее, девушка лет двадцати пяти. Она была на шпильках, в обтягивающей, но не короткой юбке, в стильном пиджаке с золотыми пуговицами. Включившийся мозг, будто отряхнувшийся от зимней спячки, опознал в ней ту самую личность, которую мы с Химчаном видели когда-то в питомнике. Она была там с мужем… значит, это и есть та самая госпожа Стоун? Видимо, она тоже заканчивала здесь решать какие-то дела с полицией, накатившей на неё лишнего из-за клеветы Ти Сола. Накопившиеся гнев и злоба за несправедливость нашли мишень. Я сжала кулаки и, не обращая ни на кого внимания, налетела на неё, толкнув в грудь, да так, что она отлетела спиной к стенке. Я оказалась её ниже сантиметров на пятнадцать-двадцать, но это меня не остановило. Мне хотелось выцарапать глаза этой девушке. Потому, что она была моей соперницей, и потому что она причинила много страданий Химчану. В большей степени по последней причине.

- Ты! Ненавижу! – Она непонимающе взглянула на меня, явно видя впервые. Но мне плевать. – Это всё из-за тебя! Из-за тебя Химчан попал в эту задницу! Живешь в своём богатом и беззаботном мирке, и тебе нет дела до парня, который тебя любит! Ты ничего о нем не знаешь! Ничего!

Она не находилась, что сказать мне, после имени Химчана вонзившись в меня глазами, как в найденный клад. Меня догнал Дэниэл, схватывая и пытаясь оттащить в сторону. Он поздоровался с девушкой. Она едва кивнула ему, продолжая смотреть на меня. Я прищурилась, хлюпая носом от разочарований, усталости и желания, чтобы ей стало больно, как и ему. Ведь он так любил её! Я видела, я знала.

- Даже в самые трудные минуты он думал о тебе и спрашивал! А ты… ты недостойна его! Ты причинила ему столько боли, а он даже не решился тебе напомнить о себе или сказать! Он считает, что не имеет права вмешиваться в твою жизнь, хотя это ты не имеешь права не знать об этом всем! – пнув ногой воздух, я ткнула в неё пальцем, пока Дэниэл пытался меня угомонить и повести дальше. – Он совсем один, ни во что и никому не верит, никого не любит, и всё из-за тебя! Тебя!

Молодой человек выволок меня на улицу, тряхнув и поставив перед собой.

- Шилла, что это такое? Хочешь за мелкое хулиганство за решетку? – Я пыталась отдышаться, злясь и пыхтя.

- Да плевать мне! Хоть бы и туда! Ближайшие два с половиной года я абсолютно не занята, – вновь чуть не заплакав, я собралась и выдохнула большое облако пара. – Ненавижу, всё вокруг ненавижу! Убить готова эту стерву! И ещё кого-нибудь! Хочу что-нибудь сломать! Взорвать! Порезать!

- Тише, тише! – Дэниэл засмеялся и похлопал меня по плечу. – Могу предложить пострелять в тире, хочешь?

- Хочу! Нет, не хочу, – тут же передумала я, вспомнив о том, как Химчан схватился за винтовку Сунён. Оружие вызвало отвращение. Если он перестал убивать, то и я ничего подобного в руки не возьму. Но так хотелось уничтожить хоть что-нибудь! – Не знаю, Дэн, я не могу думать, не могу решать, ничего не могу… я не знаю, что будет дальше, что мне делать? Ти Сола скоро посадят. Значит, я могу больше не выходить на работу. Но мне нужна работа. Кем мне работать? Надо найти что-то, устроиться куда-то…

- Тебе надо школу закончить, Шилла, – Дэниэл поддержал меня на скользком спуске возле крыльца, и мы подошли к его машине. – Разве нет?

- Ну, это в параллельной Вселенной, где мне не надо было бы ещё и деньги самой зарабатывать, – я пожала плечами. – Я знаю, что Химчан тоже хотел, чтобы я училась, но теперь… мне надо оплачивать комнату. Не до учебы.

- Давай заключим сделку? – парень открыл дверь и положил на неё руки, опершись сверху. – Я ночью был у Херин. Объяснил всё. Она в расстройстве, конечно. Очень переживает. Я предложил ей перебраться ко мне… обосновал не только как моё желание, но и с прагматической точки зрения. Она одна не потянет этот особняк, зачем он ей? Там столько животных, которых развел её брат. Было бы логичнее, если бы она переехала в мою квартиру, она большая, да и к её работе близко, но она отказалась, – Дэниэл цокнул языком, завертев ключи на пальце, - если поможешь мне уговорить её перебраться ко мне, то мы тебя возьмем к себе. Будешь учиться, и работать не нужно будет.

- А вы типа будете мои мама и папа? – невольно улыбнулась я, глядя в это наглое и настойчиво добивающееся своего лицо. Парень азартно поиграл бровями.

- А тебе не нравится? По-моему, я отличный буду отец. Кстати, не очень строгий.

- Зашибись. Ничего, что мы спали? – напомнила я, хотя сама извлекла из глубин памяти лишь смутный образ. Это меня уже не волновало и не коробило. – И что ты меня грохнуть пытался?

- Так, кто старое помянет!.. – Дэниэл молитвенно сложил ладони. – Ну, помоги уговорить Херин.

- Может, она тебя не любит? – прищурилась я, садясь в машину после него.

- Любит, просто боится признаться себе в этом, – улыбнулся он.

- Что ж… я, в общем-то, не против вас. Но мне всё равно нужно домой. Поговорить с Джело. Подкинешь?

Я открыла нашу комнату и поразилась тишине. И пустоте. Там был наведен порядок, нигде не валялось ничего лишнего, и никого не было. Ни Джело, ни Энтони. Может, ещё не пришел со школы? Хотя нет, тут явно кто-то был. Прибрался и ушел на свою смену? Туда ему ещё было рано сегодня. Я огляделась, не видя нигде его вещей. Меня пробрало страшное подозрение. Увидев на столе сложенный листок бумаги, я ахнула, охваченная нехорошим предчувствием. Подкравшись к столу, я несмело зашуршала листком, разворачивая его текстом к себе. Я тут же узнала почерк Джело, хотя он никогда не писал мне писем. Я видела только его школьные тетради.

«Привет, Шилла! А впрочем, скорее прощай. Да, я решил попрощаться именно так. Прости за трусость. Ты улетишь к тому, кого по-настоящему любишь, а у меня не хватит смелости отпустить тебя вживую. Я буду хвататься за тебя до последнего, если такая возможность представится, если я увижу тебя, но я не хочу делать тебе больно. Ты сказала, что тебя разрывает выбор, поэтому я возьму на себя эту ответственность. Поверь, мне совсем не проще уйти, чем тебе решить, как поступить. Я не буду писать того, что ты просила не говорить, поэтому лучше лишний раз извинюсь. Прости меня за всё, что было не так. Будь счастлива, Шин Шилла!»

Я держала это короткое послание и давилась эмоциями. У меня не было слов. Он подумал, что я уеду не сегодня – завтра, и ушел, не выдержав, не дождавшись того момента, когда я махну рукой и брошу его ради другого. А это теперь должно было произойти не раньше, чем через девятьсот восемь дней, после которых меня ждал долгий и упорный поиск Химчана, потому что он отказался, улетая, дать когда-нибудь какой-нибудь знак и сообщить о себе. Уже отходя от стола, я заметила лежавшие деньги и вытащенную из телефона сим-карту. Джело оставил всё, чтобы не оставить себе и мне пути обратно. Я опустилась на стул, сжав в руке его прощальное письмо. Я догадывалась, что он, наверное, сменит работу и уедет куда-нибудь, чтобы забыться. Я знала Джело, он так и сделает. Ещё один человек, которого я любила, исчез, оставив меня по моей же собственной вине. И не на кого было злиться. Нужно было просто жить, переживать время без них, без изменений, которые были не в моей власти. В моей власти было только терпение и ожидание. И уверенность в себе, чтобы не сойти с ума, пока счастье не удостоит меня своим вниманием.

* в Южной Корее так называют тюрьмы

** В Южной Корее совершеннолетие в 20 лет