Личный кабинет короля столь же великолепен, сколь и все остальные комнаты в замке. Мебель из темного красного дерева почти полностью отделана лиловым бархатом, потолок расписан затейливыми узорами. Даже стены здесь будто пропитаны запахом денег.
С виду помещение довольно просторное – по размеру не уступает моим покоям, – но даже несмотря на масштабы, воздуха здесь не хватает.
Возле стола, где расположился Майкл, стоит, вытянувшись по стойке смирно, высокий худощавый королевский стражник; глаза его блуждают из стороны в сторону, следят за безостановочными перемещениями Ксандера по ковру.
Королевы-матери и след простыл – я ни разу с ней не встречалась, – а принц Тристан испарился сразу после происшествия с отрубленной головой. Честно говоря, я удивилась его появлению, ибо меня убеждали, что он редко бывает на людях. Что ж, это довольно странное мнение, поскольку за два дня своего пребывания в замке я уже успела дважды с ним повидаться.
Мышцы живота напрягаются. Я ерзаю на стуле, благодарная судьбе за то, что сейчас его нет в этой комнате. Он меня будоражит. Смотрит на меня так, будто видит самые темные закоулки души. Или, может, это его тьма тянется ко мне в поисках компаньона?
– Ксандер, ты себя изводишь. Закури уже и успокойся, – призывает Майкл, раскрывая кедровую шкатулку в углу стола. Одну сигару он вкладывает в рот, вторую передает настороженному Ксандеру.
Мой двоюродный брат чем-то обеспокоен – это видно по «елочкам» в уголках глаз и по более глубоким морщинам, которые с каждой секундой все больше покрывают лицо. Его костлявые пальцы бороздят поредевшие волосы с проседью, а в перерывах поправляют очки в круглой оправе, сползающие на переносицу от его резких движений.
– Мне нужно переговорить с дядей Рафом, – вклиниваюсь я в диалог.
После сцены в парадном зале я больше ни о чем не могу думать. Я не ожидала, что на периферии вспыхнет восстание, что найдется человек, посягнувший на трон, и мне непременно хочется разузнать все подробности. Меня завораживает слепая преданность, истекающая кровью из души изменницы, ее готовность пожертвовать многим ради своего предводителя. Но мне также нужно понять, не помешает ли этот нюанс моим планам.
Самое страшное неведение – это то, от которого можно себя уберечь, но ты нарочно выбираешь путь беззаботности. Вот уж не позволю себе попасть в эту ловушку.
К тому же мой дядя точно знает, какие шаги нужно предпринять.
Ксандер, повернувшись в мою сторону, обращается к королю:
– Сир, не думаю, что это безопасно – допускать общение на столь деликатные темы.
В ответ на несогласие двоюродного брата в груди поднимается жар.
– Я доложу отцу, – обещает он мне.
– Я бы хотела поговорить тет-а-тет. Новости его встревожат.
Ксандер хмурится:
– Сара, ты приехала не для того, чтобы высказываться. Ты здесь, чтобы стать женой короля. Все, что от тебя требуется, – сидеть смирно, роскошно выглядеть и не мешать мне. Отцу важно знать, что ты в безопасности, и я позабочусь об этом.
Хотя меня и разрывает от обиды, я безропотно откидываюсь на спинку кресла и складываю руки на коленях.
Майкл наблюдает за мной сквозь облако клубящегося дыма:
– Ксандер, ты слишком строг к леди.
– А вас разве ничто не тревожит, сир? – Ксандер всплескивает руками, повернувшись лицом к королю. – Реджинальд мертв. Гнусная гиена проникла в стены замка и бросила к вашим ногам его отрубленную голову, разглагольствуя о короле-мятежнике.
Майкл выпрямляется, стиснув челюсти:
– Да. Мы все там были, все слышали.
Я смотрю то на одного, то на другого. Мне ведь не послышалось? Ксандер только что назвал эту женщину гиеной? От такого унизительного прозвища меня передергивает. Далеко не секрет, что в этой стране именно так называют неимущих, но слышать подобное в открытую, как будто они недостойны имени или уважения только из-за своего положения, – это как удар, разжигающий во мне пламя гнева.
– Так или иначе, этот разговор не для ушей прелестной особы, – подмигивает мне Майкл.
– Разумеется, – соглашается Ксандер, запуская руку в волосы. – Тимоти, – командует он, обращаясь к королевскому стражнику, который стоит в углу комнаты, – сопроводи леди Битро в ее покои.
Я, может, и раздосадована, но ничуть не удивлена. Я ведь не глупая. Они не станут обсуждать при мне важные вопросы, особенно до свадьбы, – а уж если говорить начистоту, то, скорее всего, и после. Женщинам не оказывают равного с мужчинами уважения, как будто отсутствие мужского полового органа имеет какое-то отношение к работе мозга или способности воспринимать информацию.
Ладно, в любом случае от болтовни этих двух болванов у меня уже чуть кровь из ушей не пошла.
Я поднимаюсь с кресла, направляюсь к королю Майклу и делаю реверанс:
– Ваше величество.
В ответ он прижимает пальцы к моему подбородку, разрешая подняться:
– Сара, милая. Мне так жаль, что нам не удалось познакомиться ближе. Но, как говорится, все лучшее приходит к тем, кто умеет ждать.
Я натужно улыбаюсь:
– Меня всегда учили, что терпение вознаграждается.
Глаза у него загораются, а это значит, что слова я выбрала верные.
Шелестя юбками, я ступаю к тяжелой деревянной двери; Тимоти, королевский стражник, следует за мной. Черно-золотая форма подчеркивает темный цвет его кожи, столь непохожий на бледно-бежевый, который чаще всего встречается в этих краях.
– Тимоти, верно? – Мой голос эхом отражается от холодных каменных стен замка. Тот смотрит на меня исподлобья, но хранит молчание. – Ты местный? – Стражник по-прежнему безмолвен. – Из Саксума?
Спустя несколько долгих мгновений тишины я вздыхаю.
– Ладно. Вижу, ты не слишком общителен. Помнишь, Ксандер рассказывал о женщине? Об этой… гиене… – Слово режет язык, но я слежу за реакцией Тимоти. На ответ я, конечно, не рассчитываю, но все же надеюсь, что он выдаст подсказку мимикой.
Но нет. Он великолепно обучен.
– Ты немой? – Я поджимаю губы. – Или тебе запрещено разговаривать?
Уголки его губ подрагивают.
– Какой ужас, – продолжаю я. – Как вообще ты живешь? Неужели запрет на общение тебя не задевает?
Мы подходим к крылу, где расположены мои покои. Тимоти, искоса на меня поглядывая, останавливается возле двери.
Я протягиваю руку к грубой металлической ручке. Стражник отходит в сторону, держа спину прямо и внимательно изучая пространство. Я приостанавливаюсь, чувствуя, как подступает тревога.
– Ты всю ночь собираешься здесь стоять?
Тот выгибает бровь.
– Ах, да, конечно. Никаких бесед, – улыбаюсь я. – Поняла.
Склонив голову в почтительном прощании, я проскальзываю в спальню и закрываю за собой дверь. Теперь мне не до шуток.
Я ищу Шейну в гостиной, но ее нигде нет: судя по всему, она уже ушла спать.
Вот и прекрасно.
В темницах заключена женщина, и, если никто не даст мне ответов, я найду их сама.