Глава 10.То, что вы не ходите не значит, что вы какой — то не такой

Удивительно, но спустя три дня эта Надя не появилась, а спустя ещё два я поняла, что уже и не появиться. Не знаю, какая из причин повлияла на решение Егора, но душу греет то, что этим катализатором стала я. Правда жаль, что на наши отношения это никак не повлияло. Мы, как обычно, практически не видимся, а если видимся, почти не разговариваем. Я уже привыкла к загробной тишине в доме, к отсутствию телевизора и хоть какого то развлечения. Зато большую часть времени веду переписку с Максимом. У нас, оказывается даже общие интересы есть. Так что теперь он мой двигатель настроения. Вот просыпаюсь утром и уже жду от него «Доброе утро», а перед сном пожеланий спокойной ночи. И пусть общаемся мы совсем мало, как оказалось, к хорошему привыкаешь быстро. А еще на мои плечи легли временные обязанности по кухне. У Зинаиды Семеновны заболел внук и минимум две недели мы будем вынуждены кормиться чем придется. Именно по этой причине я сейчас захожу в гостиную, где у окна сидит Егор. Сегодня на нем черные шорты и такого же оттенка футболка. Волосы на голове играют своей жизнью, а на глазах у него очки в тонкой оправе. Он читает очередную книгу, но из — за плотной обложки понять, что именно так завладело его вниманием, не удается.

— Мне нужно в город — говорю, как только оказываюсь рядом, остановившись на расстоянии вытянутой руки.

— А я тут причем? — Пробурчал он, даже не глядя на меня. Иногда это раздражает.

— При том, что по договору я не могу выезжать за пределы территории без вашего присутствия.

— Договор заключался не со мной, поэтому и правилам следовать не обязательно. Можешь спокойно ехать, я не против.

— Зато я против. Вы что, думаете, мне совсем плевать?

— Думаю, что да — он захлопывает книгу и кладет на колени. Затем снимает очки, трет пальцами глаза и только потом поднимает на меня уставший взгляд. Ощущение, будто он не спал как минимум пару суток. Об этом свидетельствуют синяки и припухшие веки. Меня распирает любопытство, чем он все время занимается. Укладываясь спать, я слышу, как Егор выезжает из комнаты, но не слышу, когда возвращается обратно. Возможно ночью, возможно утром. Это настолько таинственно, что порой хочется проследить за его передвижениями и узнать о нём чуточку больше.

— Вы очень сильно ошибаетесь, Егор Павлович — мой голос звучит твердо, но видимо не настолько, раз на мужских губах появляется насмешливая ухмылка. — И что же смешного я сказала?

— Ничего — он вскидывает руку и тут же закрывает ей рот, продолжая надо мной надсмехаться. Я хмурюсь, задыхаясь от возмущения. Да что он себе позволяет? Где в моих словах этот сноб услышал смешную фразу? Или у него новый способ поиздеваться? Сначала молчал, теперь вот ржет, а потом что в ход пойдут оскорбления? Не знаю почему, но меня это задело. Я искренне, от всего сердца переживаю за постороннего мне мужчину, а в ответ получаю откровенное унижение.

— Ну, знаете, Егор Павлович, это уже перебор! Кто вам дал право смеяться надо мной?

— Я не смеюсь — сквозь улыбку отвечает он. — Просто у тебя..

— Что у меня? — сощуриваюсь. — Не того размера глаза? Или голос слишком писклявый? От чего вы так развеселились, когда я с вами говорю о серьезных и важных вещах?

— У тебя просто усы.

— Какие ещё усы? — Не понимаю я, ещё сильнее нахмурившись. Нет, он точно надо мной издевается! — У вас белая горячка, Егор Павлович?

— У тебя под носом усы — указал он на меня пальцем. Я быстро достала из кармана шорт свой телефон и включила фронтальную камеру. И правда. Над губой у меня была нарисована черная полоска, похожая на усы Гитлера. Я тут же принялась тереть её пальцем, чувствуя, как щеки заливаются краской.

— Это сажа — поясняю шепотом. Боже, какая же глупая ситуация. — Я утром случайно опрокинула мангал. Пока ставила на место, испачкала руки и, видимо, случайно пальцем провела.

— Бывает.

— Вы извините, что накричала — я перевожу на него взгляд, полный сожаления, и в ответ получаю всё ту же насмешку, которая и становится двигателем моей реакции. Проходит несколько секунд, прежде чем я начинаю заливисто хохотать до слез в глазах и колик в животе. Смотрю на Егора. Он улыбается: искреннее, с задоринками в глазах. И это приятно, ведь причиной его веселья стала я. Значит, всё не зря. Значит, ещё не все потеряно и есть возможность наладить сломанный в его организме механизм. Потому что, оказывается, видеть Егора, расслабленного и веселого, в сто раз лучше, чем хмурого и холодного. Хотя я уже и ко второму варианту привыкла. Но всё же…

— Егор Павлович — обращаюсь к нему, стоит только успокоится. Я действую интуитивно. Кажется мне, сейчас самое время. — Ну так что, может быть, вы поскупитесь своим принципам и сопроводите меня в город?

Полтора часа спустя.

— Эти или эти? — Я демонстрирую два вида помидор, один из них желтый, и получаю в ответ полный отчаяния взгляд. Вся эта рыночная суета Егору не по нраву. Он вновь закрылся в свою ракушку и нахмурился, готовый вот — вот выпускать невидимые иголки. Но я была бы не я, если бы просто вот так сдалась. — Егор Павлович, будьте поактивнее, иначе мы здесь застрянем минимум часа на два.

— Бери оба — буркнул он, косясь на проходящего мимо мужчину. Честно? Когда Егор согласился поехать со мной, я на несколько секунд потеряла дар речи. Это было не просто неожиданно. Это было ого — го как неожиданно. Но вот мы здесь, в городе, бродим по овощным рядам. Оказывается, не такой уж он и бука, раз пошёл мне навстречу.

— Давайте тогда вы красные наберете, они как раз рядом с вами. А я желтые. — Я оторвала два пакета, один из которых протянула Егору. Он вскинул бровь, но пакет все же взял. — Только выбирайте тщательно, чтобы гнилых не было.

Я подошла к своей стойке и пока набирала желтый овощ в пакет, не сводила любопытного взгляда с Егора. К вопросу выбора помидор он подошел со всей тщательностью, что, несомненно, вызывало улыбку. Он и щупал, и нюхал, и визуально осматривал, прежде чем отправить в пакет.

Я быстро набрала нужное количество, забрала у Егора его пакет и подошла к весам.

— Долго ещё? — услышала ворчание, когда мы отправились к стойке с болгарским перцем.

— Вам так не терпится поехать в свою безлюдную лачугу? — Усмехнулась я, забрасывая в пакет два зеленых перчика.

— Не люблю, когда многолюдно — признался он.

— Почему? Что плохого в людных местах? Вы же как то жили до того… кхм, до того как перестали ходить. Теперь пойдемте к картошке.

— Вот именно, что до. Сейчас всё иначе. И мне не нравится находиться в подобных местах.

— Ясно. Не хотите, чтобы вас видели в таком виде. — Я останавливаюсь и смотрю на него. Он тоже тормозит. — Не нужно стесняться своего состояния. То, что вы не ходите не значит, что вы какой — то не такой. Нужно принимать себя настоящего и наслаждаться каждым мгновением жизни. Она не бесконечная.

— Легко философствовать, будучи здоровой — он усмехается и продолжает движение. Я следую за ним.

— А что, разве я говорю неправильные вещи? За все время моего нахождения в доме к вам ни разу не приезжали друзья. Только Зинаида Семёновна и медсестра. Разве это нормально?

— Много ты знаешь. Может, у меня нет друзей.

— А я не верю. Мне кажется, вы достаточно общительный человек — он косится на меня хмуро. — Когда то были. И вообще, пора бы вам прекращать так себя вести.

— Как так?

Я отрываю пакет и принимаясь накидывать картофель.

— Грубо, по — хамски. Вам очень идут улыбки. Делайте это почаще.

— Не имею привычки быть для кого — то клоуном.

Боже, ну почему он такой сложный?

— Причем тут это? Вы слишком категоричны.

— А ты через чур болтлива.

— Конечно, потому что приходится говорить за двоих. Теперь на кассу.

Расплатившись, мы отправились к машине. Пока Егор пересаживался в салон, мы с Алексеем, его водителем, складывали в багажник коляску и пакеты с продуктами.

— Давайте заедем в парк на Горького — шепнула мужчине, прежде чем сесть в машину. — Хочу немного погулять. Только Егору Павловичу не говорите. Это сюрприз.

— Если что, я скажу, что вы меня заставили — улыбнулся он, открывая водительскую дверь.

Загрузка...