Сиделка

Глава 15.Если это урок жизни, который я должен извлечь, то он чертовски жесток

— Активнее Егор Павлович — кричу, в прыжке ловя ракеткой мяч. Отцепляю от липучки и запускаю в воздухе. Егор на вытянутой руке с легкостью его ловит. Вот что значит мужик. Даже в сидячем положении умудряется выигрывать. Всего лишь на два очка. Но моя задница уже начинает подгорать.

— Каши мало ела? — Язвит он, бросая в обратку.

Несмотря на вечер, солнце нещадно жарит, отчего я вся красная и мокрая. Егору повезло больше — он в тени.

— А вы, видимо, всё детство растишкой питались — фырчу, принимая удар. Сделав козырек из ладони, с прищуром смотрю на Егора. Он сияет как начищенный самовар. — Рано радуетесь. Ещё всё может измениться — пуляю ему со всей дури. И снова ловит. Создал же Бог такого длиннорукого. Прям как жираф, только вместо шеи руки.

— С такой коротышкой вряд ли. — Во всю ржет, заметив, как раздуваются мои ноздри.

— Лучше быть коротышкой, чем таким ружафом как вы!

— Ру кем?

— Ружафом. Это моя интерпретация вас, как длиннорукого задиры. Кидайте дальше.

Мы долго играли, часа полтора, не меньше, и практически без остановки. Я не чувствовала рук и, кажется, получила сотрясение после падения во время ловли мяча, но была настолько счастливая, что это всё виделось мне мелочами. Егор тоже был на позитиве. Его звонкий смех до сих пор стоит в моих ушах.

— В следующий раз я вас сделаю.

Пыхтя, я уселась на стриженную траву, упирая в неё руки. Ноги согнула в коленях.

— Это вряд ли. Если ты полторашка, с этим ничего не поделать.

В моих глазах вспыхнули две молнии и, схватив с земли рядом лежащий мячик, я метнула со всей дури в Егора. Он попал ему прямо в плечо.

— Так вам и надо — показала язык.

— Дурная — подхихикивал он, потирая плечо.

— Какая есть, Егор Павлович.

Подул ветерок и, прикрыв глаза, я подставила лицо потоку, наслаждаясь прохладой.

— Егор.

— Что? — Не открывая глаза, переспросила я.

— Зови меня просто — Егор. И давай уже на ты.

Теперь мой взгляд молниеносно уткнулся в его лицо с едва уловимой улыбкой. Сама я была серьезна и растеряна, а сердце скакануло в груди, как давление при гипертонии. Это ведь не просто виток в наших отношениях. Это намного больше, ценнее, важнее. Когда начинает появляться доверие, а это именно оно, значит, следующим этапом будет — откровение. Маленькими шажками Егор позволяет мне становиться к нему всё ближе, и я не могу не порадоваться такому исходу. Хотя, казалось бы, всего — то предложил перейти на ты, но нет. Для нас обоих это важный этап.

— Хорошо — кивнула я всё ещё находясь в легком потрясении. Посмотрела на розовый закат с оранжевыми переливами, на синее небо и вновь на Егора. Он уже не улыбался, но его глаза по особенному горели. Как будто в них поместили маленькие огоньки. В какой то момент я поняла, что мы смотрим друг на друга относительно долго. Это заставило меня немного смутиться и отвести взгляд.

— Хорошо поиграли — сказала я, проведя ладонью по мягкой траве. — Надо как — нибудь повторить.

— Я не против уделать тебя во второй раз — ухмыльнулся он, и мои губы растянулись в озорной улыбке.

— Не обольщайтесь. Новичкам всегда везет. Таков закон фортуны.

— Это не везение, а ловкость рук и умение правильно сформировать силу удара.

— Не умничайте.

— Я думал, мы на ты перешли.

— Мне пока непривычно.

Поднявшись с земли, я отряхнула шорты и поправила футболку. Уперев в бока руки, выгнула спину. А затем подняла руки над головой, потянувшись.

— Ммм, как же здесь всё — таки хорошо. Воздух чистый, вокруг красота и тишина. Вы…ты давно здесь живешь?

— Чуть больше двух лет.

— После аварии, да? — Я посмотрела на него сочувственно. Егор уставился перед собой отрешенным взглядом. Кажется, зря я затронула эту тему. Ещё слишком рано. — Если не хочешь, можешь не отвечать.

Егор молчал, и я даже подумала, что мы вернулись к тому, с чего начали. Но вдруг раздался тихий, слегка хрипловатый голос, от которого плечо обдало мурашками:

— Я никогда не отличался хорошим поведением. В детстве мама ещё пыталась воспитывать, но после её смерти мои тормоза отказали напрочь. Сначала я сбегал из дома, пока отец не приставил ко мне охрану. Затем в качестве протеста сделал татуировку и проколол ухо. А когда отец махнул на меня рукой, связался со старшиками и начал двигаться с ними. Пробовал всё, что предлагали. Жизнь била ключом. Алкоголь, девчонки, тусовки до утра. Школу закончил благодаря папиным деньгам. Институт в принципе так же. Я видел себя свободным от всей этой чепухи вроде каждодневной работы, обязанностей, ответственности. Каждый мой день проходил в клубах, на мотогонках, в квартирах друзей. Меня все устраивало. Отец давал деньги, условий не ставил, не требовал ничего в взамен. Кайф. — Он сделал паузу. Я видела, как ему сложно дается откровение. Как глубоко вздымается его грудь, как крепко сжимаются пальцы в кулаки. И глаза, полные грусти, я тоже видела. Прочистив горло, Егор продолжил: — Всё закончилось в тот день. В день аварии. Жизнь разделилась на до и после. Прикованный к койке и перевязанный с ног до головы, я переосмыслил всё. И понял, что в свои года не имею ни хрена. Ни друзей, которые чудесным образом исчезли. Ни семьи, ни даже работы. У меня высшее юридическое. А какой толк, если мой диплом — просто фантик от конфеты. Это страшно — в один миг лишиться того, что раньше было твоим смыслом. Мне казалось, я был счастливым, но это как выяснилось, такая же фальшь, как и мой диплом, который годиться лишь для подставки под кружку.

В его словах столько боли, столько отчаяния, раскаяния, что стало невыносимо тяжело это слушать. Горло сдавило спазмом, сердце застучало в бешеном ритме. Я втянула носом воздух и выдохнула через рот.

— Мне не понять твою жизнь до — шепотом произнесла я, усаживаясь обратно на траву. Егор смотрел перед собой, сцепив пальцы в замок. — И то, что произошло после, я тоже не могу прочувствовать. Но я знаю одно: порой жизнь нам подкидывает испытания не просто так, а чтобы извлечь из той или иной ситуации определенный урок. Ты тратил впустую годы, прожигая их за всякой хренью. Думал, что у тебя есть те, кто всегда поддержит. Чувствовал себя уверенно в той оболочке, которую сам же и создал. Но ты сам сказал, что это фальшь. И не просто фальшь, а иллюзия, в которую мы так любим верить. Авария же вернула тебя в реальность. Показала, кто ты и кто твоё окружение.

— Если это урок жизни, который я должен извлечь, то он чертовски жесток — с грустью отозвался он, запустив пальцы в волосы.

— Все не так плохо. Могло быть и хуже. Смерть, например.

— Могло. — Кивнул, и, подняв голову, посмотрел на потемневшее небо.