ГЛАВА 5

В роскошном загородном особняке Наташиных родителей мы, как могли, боролись с нарастающей депрессией и не унимающейся физической болью. Если бы я знала, что будет так трудно, ни за что не решилась бы добровольно на этот шаг. Мое лицо распухло и по ощущениям представляло собою один сплошной фиолетовый синяк. Зеркал я старалась избегать, да и деликатная Наташка задрапировала большинство из них плотными шелковыми тканями. Из-под гипсовой маски торчал распухший толстый кончик носа – такого душераздирающе-сиреневого цвета, словно я была не нежной барышней, а выпивохой с карикатуры в журнале «Крокодил».

Что я наделала? Могла ли я подумать, что блондинконенавистничество обернется такой каторгой?

Мои черты никогда не отличались совершенством линий, но и болезненного внимания любопытных к себе не притягивали. А что начнется, когда я выйду на улицу с таким негритянским толстым носом? Наташка, прошедшая через ринопластику, утверждала, что все у меня идет по плану, скоро отек спадет, и нос станет маленьким и изящным, как и обещало компьютерное моделирование.

Целыми днями мы сидели на тенистой веранде и тупо просматривали очередные глянцевые журналы, которые Наташа пачками заказывала по Интернету. И все равно я не высыпалась так, словно кутила всю ночь напролет. Я люблю дремать, свернувшись калачиком, но после пластической операции на носу необходимо целый месяц спать только на спине.

Мне нельзя было загорать, пить спиртное и горячий чай, курить, есть мороженое и носить темные очки.

– Еще тебе теперь нельзя беременеть, – подмигнув, заговорщицки сообщила Наташка, – как минимум полгода, а лучше год. А то из-за гормонов шрамы могут не зарубцеваться. Я видела одну такую девушку, еще когда оперировалась в первый раз. С пузом и красными рубцами на лице. Врачи только руками разводили. Не знаю, что стало с бедняжкой потом.

– Спасибо, что предупредила, – ехидно ухмыльнулась я, – но боюсь, что в данный момент я пользуюсь самым верным средством контрацепции в мире – стопроцентным воздержанием. А непорочное зачатие таким оторвам, как я, светит едва ли.

Мой нос под гипсом то пульсировал тупой ноющей болью, то отчаянно чесался.

Однажды в детстве мне уже приходилось носить гипс – катаясь на коньках, я сломала руку. Помню, тогда я почесывала недоступную конечность с помощью длинной вязальной спицы, ловко вставляя ее в пространство между гипсом и рукой.

– Наташ, у тебя чего-нибудь для вязания нет? Спиц или длинного крючка? – однажды спросила я.

– А зачем тебе? – удивилась она. – Нет, но можно по интернет-каталогу заказать, какие проблемы.

– Даже не вздумай, – мрачно сказала Ксения, прочитавшая мои мысли, – это же твое лицо. Ты что, не понимаешь, что тебе нельзя это трогать?

Надо сказать, самой Ксюше приходилось не легче моего. Нижняя часть ее лица была заточена в тяжелый ватный корсет, поддерживающий подбородок. Как назло, тот июнь выдался жарким. Хорошо, что в Наташкином доме были кондиционеры – находиться под солнечными лучами всем троим было категорически запрещено.

Наташка держалась бодрее всех. Хотя объективно она больше всех и пострадала. Ее перепеленутая крест-накрест грудь выглядела распухшей и почему-то располагалась под мышками. Честно говоря, ей даже руки прижать к телу не удавалось – мешал силикон. Когда Наталья распахивала халат, намереваясь продемонстрировать новообретенную красоту, я брезгливо отводила глаза.

– Дурочки вы, – хохотала Наталья, которой наша реакция доставляла какое-то особенное извращенное удовольствие, – скоро буду выглядеть так, что Памелу Андерсен впору будет отправить в клинику неврозов.

Она была единственной из нас, кто не унывал. Хотя иногда, тайком за ней наблюдая, я видела, что ее врожденный оптимизм изъеден физическими страданиями, как старая шуба стайкой моли. Она болезненно морщилась, поднимаясь по лестницам, с трудом надевала через голову свитер и однажды расплакалась, уронив на пол карандашик для губ, – наклоняться вниз тоже было нестерпимо больно.

Так и жили. Горстями заглатывали антибиотики, вечерами пили безалкогольное шампанское на веранде под соломенным тентом, вели разговоры о любви (Ксения), о безответной любви (я), о любви, которой нет, зато ее можно компенсировать изобилием секса (Наташка).

* * *

Современные московские золушки не нуждаются в феях с их ненадежным волшебством и исчезающими в полночь каретами. Мы и сами вполне можем о себе позаботиться – была бы сила воли да денежная заначка. Не только туфельки хрустальные купим, но и данное природой неснимаемое платье – тело собственное – обновим. Чтобы всем принцам этого мира мало не показалось.

– Есть у меня одна подруга, сейчас живет в Монако со своим третьим мужем, – Наташа сидела на краешке массажной кровати, болтая ногами, обутыми в дизайнерские шлепанцы, – я ее с детства знаю. Всю жизнь была дура дурой. Богатые родители, столько возможностей, полная свобода. А с личной жизнью – полный ноль. Почему-то никто ею не интересовался. Сначала она расстраивалась, потом привыкла. У нее на лбу было написано: воздержанка-безгрешенка.

– Воздержанка-безгрешенка! – прыснула я, – надо это записать. Отличный титул!

– А потом она сделала себе грудь. И понеслось. Оказывается, к ее сексуальности был ключик – импланты фирмы… размер… Вроде со стороны и не изменилось ничего. А вот, поди же – что-то перещелкнуло внутри.

– И воздержанка превратилась в шлюшку класса люкс?

– Да ну тебя! – поморщилась Ната. – Нормальной девчонкой стала. С нормальными девичьими интересами.

В Наташкиных словах не было ни доли сарказма: она и правда искренне считала, что три кита «нормальных девичьих интересов» – отовариваться, напиться и потрахаться.

– Нагулялась и вышла замуж. Потом развелась и опять вышла замуж. Потом…

– Развелась, опять вышла замуж и живет в Монако, – перебила я, – ты об этом упоминала. Думаешь, все дело было в груди?

– Думаю, нет, – покачала головой она, – у нее нормальная грудь была. Просто операция – это не только изменение тела, но и психотерапия… Знаю, тебе с твоими жуткими ботами, – она покосилась на мои Мартенсы, – будет трудно понять. Но, может быть, ты слышала, что женщины чувствуют себя немного по-другому, если на них дорогое шелковое белье, хорошие туфли?

– У меня есть дорогое белье, – оскорбилась я, – мне просто удобнее в спортивном.

– Ничего, мы это исправим. Но возвращаясь к теме груди… Представляешь, если банальные туфельки Miu Miu способны изменить настроение, то что же говорить о теле! О новой роскошной груди! Представляешь, как торкает девчонку, которая смотрит в зеркало на свой новый третий Б и понимает, что это навсегда! Девочки, это же философский акт! Катарсис! Вы и сами это поймете, когда время придет.

* * *

И вот наконец настал тот день, когда я решилась рассмотреть свое новое лицо.

Свидание с самой собою. Со своей новой сущностью. Какой она окажется – демонической ли, милой. Кем будет новая девушка в зеркале – мною ли, привычной старой доброй Алисой, или совсем чужой? Смогу ли я к ней привыкнуть? Смогу ли каждой клеточкой своего организма осознать, что она – это я и есть?

Приходящая медсестра еще две недели назад освободила меня от необходимости носить повязку. Мне было ужас как любопытно добраться до зеркала и увидеть себя, но Наталья настояла на том, чтобы такое событие было праздничным, а не будничным. Зеркала в доме так и остались задрапированными до тех пор, пока она сама не решила, что торжественный момент наступил.

У этого действа не было свидетелей. И все же Наташка настояла на моем полном перевоплощении. Мне было выдано шелковое платье цвета молочного шоколада, массивная золотая цепь и золотистые босоножки, состоящие из нескольких переплетенных друг с другом ремешков. «С ума сошла? Я такое не ношу!» – попробовала было возмутиться я. «Теперь носишь» – был мне ответ.

Наталья прошлась по моему лицу пуховкой для пудры, слегка тронула скулы бежевыми румянами, мазнула губы прозрачным блеском, завила ресницы с помощью специального агрегата, больше напоминающего инструмент для изощренных пыток.

– Зажмурься, – шепотом скомандовала Наталья, – и не открывай глаза, пока я тебе не разрешу.

Направляемая ею, я на ощупь брела по длинному коридору, видимо, в ванную ее родителей – там было двухметровое зеркало. Ничуть не преувеличу, если скажу, что это были самые длинные минуты моей жизни. Хотя, если разобраться, я всю жизнь бреду на ощупь – то управляемая случайными людьми, милостиво принявшими меня на орбиту своего притяжения, то просто подчинившись течению, именуемому судьбой.

– Не открывай… Не открывай… Остановись, – она помолчала, видимо, для того, чтобы я прочувствовала всю торжественность момента. – Можешь открыть.

Девушка.

Красивая девушка.

Очень красивая девушка – и притом чем-то похожая на меня.

Я медленно провела ладонью по зеркальной глади. Неужели все дело в носе? Неужели единственный штрих способен так изменить лицо?

– Ну как? – не дождавшись ожидаемых воплей восторга, Наташка решила вмешаться в мое знакомство с девушкой из зеркала.

– Красиво, – мой голос отчего-то сел, наверное, выпила слишком много ледяного шампанского, – только вот… Наташа, она же чужая.

– Ты называешь себя «она», – усмехнулась Наталья, – не волнуйся, это нормально. У меня такое сто раз было. Вернее, двенадцать раз. Я называю это «эффект чужака». Ты привыкнешь.

* * *

Ксения была не из баловней судьбы, которым все дается легко. Она тяжело и кропотливо отрабатывала каждую крупинку своего успеха. Ее выживание в аквариуме московского модельного бизнеса, населенного пираньями, акулами и хладнокровными крокодилами, было сплошным карабканьем по наклонной плоскости вверх. И зубы приходилось показывать, и когти (и даже один раз обнаженный бюст – сластолюбивому кастинг-директору одного рекламного агентства, но о той покрытой мраком истории Ксения вспоминать не любила).

А тут словно мир повернулся к ней другой, солнечной стороной. Словно она участвовала в реалити-шоу «Стопроцентное везение».

Не успела она, очухавшись от пластической операции, сделать новые фотографии для портфолио, как Даррен примчался к ней с умопомрачительным известием. Оказывается, обновленная Ксюшина физиономия заинтересовала американский косметический концерн, который по всему миру искал новое лицо для обширной рекламной компании.

Ксюша никогда не видела его таким. Даррен бегал вокруг стола, тряс перед ней какими-то журналами, брызгал слюной, повизгивал на гласных, тараторил, с чем-то ее поздравлял.

– Ты не понимаешь! Это будет бомба! – восклицал он. – Если они действительно выберут тебя, то ты проснешься топ-моделью! Наоми и Кристи повесятся на собственных чулках, а Клаудия сляжет с приступом печеночных колик! Ты же знаешь, что от зависти более других органов страдает печень?

– Постой! При чем тут Клаудия и печень?

– Притом, что моя девочка будет мегазвездой! Ты в отличной форме, и у тебя офигительное лицо. Только не вздумай никому проболтаться об операции.

– А что, это так страшно? – удивилась Ксения. – Я привыкла считать Америку свободной страной.

Половина ее знакомых моделей успели хоть раз наведаться в клинику эстетической хирургии – кто носик подправлял, кто губки. И никто не стеснялся рукотворности своей красоты. Наоборот – девчонки хвастались своими хирургами, делились впечатлениями и координатами больниц, сравнивали цены.

– Не так страшно, но лучше не надо, – поморщился Даррен, – сами они никогда не спросят. В общем, послезавтра у тебя кастинг, я договорился. Постарайся выспаться. Сходи к косметологу. А впрочем, можешь особенно не стараться. Просто будь собой, этого достаточно.

Кастинг проходил в арендованном офисе в шикарном бизнес-центре на Фрунзенской набережной. Кроме Ксении в нем участвовало всего четыре девушки. Одна из них, мулатка русского происхождения Даша, была с ней шапочно знакома. Даша – из детей Олимпиады. Ее легкомысленная мама познакомилась с темнокожим бегуном, и через девять месяцев на свет появилась очаровательная девочка с кожей цвета кофе, слегка разбавленного молоком. У Даши было узкое длинное тело, черные волосы в жестких негритянских кудельках, полные африканские губы и… голубые мамины глаза. Никто даже не верил, что противоречащая цвету кожи синева подарена Дашке природой. Как модель она пользовалась бешеным успехом. В раннем школьном возрасте ее дразнили за то, что она выглядела иначе. В модельном же бизнесе оригинальная внешность помогла ей без особенного труда взлететь на самую вершину. Ни один более-менее значимый показ не обходился без прекрасной синеглазой мулатки; Даша была одной из немногих представительниц профессии, вполне прилично зарабатывающих на modeling.

Странно, что ею тоже заинтересовались американцы, подумала Ксюша. Это в России Дашкина южная красота кажется чем-то экзотическим, а в Калифорнии своих смазливых полукровок цвета мокко должно быть предостаточно.

Даша словно ее мысли прочитала.

– Не думаю, что у меня есть шанс, – сказала она, отпивая из стеклянной бутылочки эксклюзивную минеральную воду Voss, – говорят, у них есть одна ставленница. Чья-то подстилка. Может, вон та?

Она кивнула в сторону белокожей анемичной девушки с ярко-рыжими волосами и россыпью бледных веснушек на строгом правильном лице. Никто не назвал бы ее красивой, но в ее внешности было что-то завораживающее.

– Чья подстилка?

– Какого-то америкоса, продюсера, – беспечно махнула рукой мулатка.

Ксения ничего не ответила. Неужели ее отношения с Дарреном возможно упрятать в сосуд столь унизительной вербализации?

И менеджер со стороны американцев, и кастинг-директор были женщинами слегка за сорок. Типичные успешные жительницы Манхеттена – винировые улыбки, прически волосок к волоску, строгие костюмы Donna Karan. Тихо переговариваясь друг с другом, они долго рассматривали портфолио Ксении. Рядом с ними сидел переводчик – подрабатывающий третьекурсник иняза, который не сводил с нее восхищенного взгляда. Это немного ставило в тупик: Ксюша не привыкла, чтобы на кастингах к ней относились как к красивой женщине. На кастингах она была просто телом, совершенной оболочкой, потенциальной рекламной кампанией.

«Я здесь значительно дольше, чем другие девушки», – с некоторой надеждой подумала она. И мулатка Даша, и другие конкурентки пробыли в кабинете не более десяти минут. Ксения же находилась здесь уже четверть часа, а с ней даже не начали разговаривать.

– Замечательно, – наконец сказала одна из американок. – Ксения, позвольте задать вам несколько вопросов.

– Конечно, – улыбнулась она.

– Вы сидите на диете? Вам легко поддерживать такой вес?

Она на минуту задумалась. Ответишь легко, подумают, что слабохарактерная. Ответишь, что, мол, пашу круглосуточно в спортзале, подумают, что в любой момент может сорваться.

– Я от природы худенькая, но стараюсь ничего вредного не есть. Даже не ради внешности, а для здоровья.

Ответ явно пришелся им по вкусу.

– Вы курите?

– Нет.

– Употребляете алкоголь?

– Может быть, «Пинаколаду» по субботам, – ей не хотелось казаться стопроцентным ангелом.

У американок был такой вид, словно они только что сорвали джекпот. Глядя в их улыбающиеся лица, Ксения вдруг отчетливо осознала: бинго. Прав был Даррен: им нужна именно такая девушка, как она. Нет у нее больше никаких конкуренток, оставшиеся в коридоре модели не в счет. Решение уже созрело в их головах: они выбрали ее, Ксению, а вопросы – всего лишь формальность.

И когда она почти угомонила радостно рвущееся наружу сердце, одна из американок вдруг спросила:

– Вы когда-нибудь прибегали к услугам пластического хирурга?

Ксении пришлось схватиться за бутылку минеральной воды, чтобы объяснить секундное замешательство и разливающийся по лицу румянец спонтанным дискомфортом в горле. Перед глазами стоял образ Даррена: «Ни в коем случае никому не говори об этом. Не то чтобы это преступление, просто они не любят связываться с переделанными. Сначала подпишем контракт, а уж если потом что-нибудь всплывет – ну и ладно».

Откашлявшись, она с ангельской улыбкой ответила:

– Конечно нет.

* * *

«Личико у тебя, Алисочка, невзрачное, зато волосы – твой капитал», – говорила, бывало, мама. Наперекор ей я и сделала в свое время ультраэкстремальную короткую стрижку. С точки зрения классических канонов эстетики это было полное и безоговорочное банкротство моей красоты. Но я плевать на это хотела.

В детстве носила косы – толстые, тугие, блестящие. У большинства людей с возрастом шевелюра редеет, вот им и приходится маскировать временные отметинки градуировками и мелированиями. Я бы вполне могла позволить себе носить длинные косы и сейчас. Жаль только, что косы – это пошло.

В то утро я отправилась в один из самых дорогих московских салонов красоты. Об этом заведении я слышала от Наташки. Она утверждала, что банальное мытье волос занимает здесь не меньше сорока минут и стоит пятьдесят долларов. Это в голове у меня не укладывалось. И все же словно невидимый черт толкал меня в спину.

Сидевшая на reception блондинка клонированно-глянцевой наружности посмотрела на меня испуганно, ее рука непроизвольно дернулась к телефонной трубке. Видимо, решила, что я – антиглобалист и собираюсь разгромить благоухающий духами рай своими тяжеленными грязными ботами. Я взглянула себе под ноги – черт, надо было и правда ботинки помыть. Новая жизнь как-никак. Ничего, привыкну.

Подняв на блондинку глаза, я примирительно улыбнулась.

– Я хотела бы записаться на… не знаю на что. Мне надо что-то сделать с головой.

Администраторская вежливость боролось в ней с нарастающим дурным предчувствием. Я ее понимала – от девушек моей наружности ничего хорошего ожидать не приходится.

Забросив на мраморную стойку рюкзак, я достала паспорт в потрепанной обложке и кошелек.

– Я вас понимаю, и мне не обидно. Вот мои документы. Деньги у меня тоже есть. Вот, убедитесь.

Она немного расслабилась.

– Простите. Так вы хотели стрижку?

– Стрижку. Может быть, – затаив дыхание, я выпалила, – покрасить волосы. В общем, я хочу стать другой.

Ее улыбка была одновременно испуганной и покровительственной.

– Что ж, я могу предложить вам прийти завтра в восемнадцать ноль-ноль. Алик – замечательный мастер, топ-стилист.

– Боюсь, я до завтра передумаю, – честно призналась я, – а прямо сейчас никак нельзя?

Нахмурившись, она уставилась в тетрадку.

– Боюсь, что… Хотя, вот у Гоши есть окно, клиентка отказалась. Но Гоша – самый дорогой вариант, – она с сомнением посмотрела на мою секонд-хендовскую ветровку.

Нервно сглотнув, я решила, что отступать поздно. Деньги у меня еще оставались. Видимо, с мечтой о поездке к морю на мотоцикле Harley придется распрощаться бесповоротно.

Ну и что!

Ну и ерунда.

Детские мечты – они на то и существуют, чтобы никогда не сбываться. Сентиментально уставившись вдаль, о них рассказывают в набирающих теплый градус компаниях. А вы знаете, ведь в детстве я мечтала… (стать пожарным, выйти замуж за Майкла Джексона, танцевать на сцене Большого, съесть сразу сто пломбиров в вафельном стаканчике).

– Я согласна, – немного охрипшим голосом подтвердила я.

– Тогда проходите в зал. Чай, кофе, какао, апельсиновый сок, шампанское? – заученно улыбнулась блондинка.

По мраморному полу цвета кофе латте за мною тянулась цепочка душераздирающе грязных следов.

* * *

Нет, я не стала ни веселой, как щенок лабрадора, гламурной блондой, ни роковой цыганкой с басовитым смехом и взглядом, художественно обрамленным зелеными тенями Chanel. Разрекламированный Гоша, азартно жестикулируя, пытался склонить меня к какому-то разноцветному мелированию всех оттенков карамели и меда. Но я не хотела походить на виджея Муз-ТВ или девушку из рекламной кампании очищающего тоника. В образе ухоженной милой кисоньки я бы не продержалась и двух часов.

Мои волосы стали красными. Как в фильме «Беги, Лола, беги!».

А стрижка вроде бы радикально не изменила форму, но все же заметно облагородилась. Ядреные блестящие пряди, зафиксированные лаком с запахом апельсиновой жвачки, агрессивно топорщились на затылке и плавными локонами спускались от лба к подбородку. Ненарочитый коктейль из экстрима и благородной ухоженности.

За эту роскошь я отдала – не может быть! Не может быть!! – четырнадцать с половиной тысяч рублей.

Не бери в голову, Алиса. Потраченные деньги не имеют материальной ценности, даже чисто теоретической. О них никогда нельзя вспоминать с сожалением – иначе раньше времени наживешь невроз и прободную язву желудка.

Зато в толпе мелированных москвичек я смотрелась ярким пятном!

Зато на меня таращился каждый встречный прохожий!

Зато из проезжающего мимо «хаммера» мне просигналил томный брюнет, похожий на Киану Ривза!

Зато на Тверской мне улыбнулись два иностранца в потертых джинсах и с картой Москвы в руках, а один из них даже поднял вверх большой палец и выкрикнул вслед что-то пошлое, но ласкающее вслух. Белла рогация!

Зато тот безумный день должен был получить достойное завершение в ночном клубе – в том самом, куда, по словам Георгия, таких, как я, и на пушечный выстрел на подпускают.

Воодушевленная нехилым напором новых подруг, я все-таки решилась на этот отчаянный шаг. Кажется, я внутренне доросла до того, чтобы увидеть Георгия еще раз.

Мое существо словно раскололось на две половинки. Одна из них, объединившись с глухо клокочущим в горле сердцем, почему-то ждала этой встречи с романтическим трепетом. Как это похоже на сценарий сказки – облагороженная Золушка появляется на техно-транс-рейв-балу, и сраженный наповал принц падает к ее ногам. Причем причиной падения являются внезапно нахлынувшие чувства, а не то, что он в очередной раз неразумно смешал алкоголь с энергетиками.

Зато вторая половинка, разумная, знала наверняка, на 100 процентов, что ничем особенным этот многообещающий вечер не закончится. В лучшем случае взволнованная Золушка просто увидит принца издалека. Он будет окружен силиконовыми беловолосыми принцессами и в кокаиновом угаре Золушку просто не заметит.

А если и заметит, то максимум вежливо поздоровается.

И все равно я ждала вечера с нарастающим трепетом, словно экзамена, от которого зависит дальнейший жизненный расклад.

* * *

Внимание: типичная городская драма. Я знаю, как это бывает.

Ты дорожишь Им, как будто Он – брильянтовый перстень из магазина Tiffany. Трясешься над Ним, холишь Его, как избалованное тропическое растение, чудом прижившееся в горшке на твоем стылом подоконнике. Обсуждаешь с подругами каждый Его жест, находишь сотню толкований каждому Его слову, брошенному невзначай.

Он сдвинет брови – ты дрожащими руками замешиваешь тесто для оладушков: а вдруг теплый запах домашней выпечки вернет Ему доброе расположение духа? Он говорит, что ты растолстела, – ты послушно запиваешь минеральной водой огурец, вместо того чтобы отразить удар упоминанием о его ранней лысине. Ты готова принести себя Ему в жертву, полюбить пиво, футбол и Его потливого лучшего друга, который тебя и в грош не ставит и прямо перед твоим носом пытается впарить Ему свою младшую сестру.

Летним субботним утром, когда другие девушки озабочены только одной проблемой – как бы на загорелом теле не отпечатались белые полоски от купальника, – ты вручную полируешь Его автомобиль. Хотя знаешь наверняка, что вряд ли Он оценит твою самоотверженность.

На последние деньги ты покупаешь в «Дикой орхидее» шикарные трусы-стринг с перышками и стразами – Ему понравится! Но Он, не глядя, рвет их на тебе в кромешной тьме (свечи и прочие романтические намеки Его почему-то раздражают), а через две минуты неожиданно засыпает, как раз в момент, когда ты демонстрируешь Ему навыки орального секса. У Него был трудный день, Он устал и к тому же выпил.

Твои подруги давно говорят, что общение с таким эгоцентристом, как Он, до добра не доведет, – и ты перестаешь звонить подругам. Все равно общаться с ними некогда – Он любит, чтобы вечерами ты была доступна только для Него (правда, эта железная бронь используется Им от силы три раза в неделю, зато ты всегда в предвкушении возможного интимного праздника, это добавляет в ваши отношения перчинку).

Так продолжается несколько лет. Ты давно созрела для того, чтобы получить в подарок кольцо, а Он все еще небрежно представляет тебя как подружку.

Все заканчивается, когда появляется Та Блондинка и уводит Его с видом законной собственницы.

(Занавес опускается.)

* * *

Тривиальное женское лукавство: вспоминая о мужчине, который играючи порвал в клочья твое сердце, ты наделяешь его все новыми отрицательными качествами. Например, вспоминаешь, как раскатисто храпел он в предрассветные часы, когда твой сон мог бы быть особенно сладким. Вспоминая об этом, ты игнорируешь тот факт, что басовитый храп умилял тебя чуть ли не до слез.

Ты припоминаешь, что над поясом его модных джинсов Diesel намечалась медузная мякоть полнеющего живота. Еще лет пять-шесть, и безупречно вылепленные мускулы скроются под волнами дряблеющей плоти. Ничего не поделаешь, это возраст, baby.

Ты с некоторым внутренним удовлетворением выхватываешь из памяти его поредевшие на макушке волосы (Ха! Как пить дать будет лысина!), его безвкусные цветастые рубашки, его идиотские шуточки.

А однажды его лицо перекосил конъюнктивит.

А с похмелья у него несвежее дыхание.

Но стоит, спустя некоторое время, случайно увидеть этого толстеющего потенциального обладателя розовой лысины… как что-то обрывается в груди. И дыхание останавливается, и в животе щекотно пляшут солнечные зайчики. И ты понимаешь, что все утешительное зломыслие было надуманным. А твои стройные аргументы лопаются как мыльные пузыри.

Я сразу его заметила. Он стоял, опершись локтем о барную стойку, и разговаривал с какой-то рыжей порно-супер-стар, которая только что из платья не выпрыгивала, стараясь удержать его внимание. Смеясь, она запрокидывала голову и так широко разевала ярко накрашенную пасть, что можно было разглядеть гланды. На ней было микроплатье в сиреневых пайетках, такое же пошлое, как и она сама.

Георгий совсем не изменился.

Выглядел он так шикарно, что на него невозможно было не обратить внимания. Темные волосы влажно курчавились, как будто он только что вышел из душа. Белая рубашка расстегнута почти до пояса, на загорелой шее поблескивает серебряный череп с глазами-изумрудами. Я всегда уважала мужчин, на которых такие экстравагантные аксессуары не смотрятся педерастически.

Нервно сглотнув, я взбила вспотевшей ладонью волосы, одернула платье.

Воздушное, сказочное, летящее, невесомое платье от Chloe, навязанное Наташкой. Когда я в последний раз позволяла себе платье? Кажется, в начальной школе, форменное… Несмотря на Ксюшину экспресс-лекцию о правильном ношении каблуков, чувствовала я себя дура дурой.

Наклонившись к лицу рыжей (в мерзких капельках пота, пробивающихся сквозь толщу тонального крема, с удовлетворением отметила я), Георгий что-то шептал ей на ухо. Видимо, что-то крайней остроумное, потому что дама хохотала, как обкуренная гиена.

Неужели, это и есть разновидность межполовых отношений, именуемая «клубный флирт с перспективой случайного секса»?!

Рыжая щелкнула замочком крошечной сумочки (вот дура, кто же носит леопардовую сумку к блестящему платью!), извлекла мобильный телефон и под диктовку Георгия резво защелкала кнопками.

Все ясно, координатами обмениваются. Господи, да что он нашел в этой третьесортной пьяной стрекозе?!

И снова на моем внутреннем ринге яростно боролись друг с другом две половинки. Одна – трезвая, умная и циничная – призывала развернуться и уйти прочь. У меня нет шансов. Надо уметь принимать правду, даже неприятную. Едва ли я могу представлять для него хоть какой-то половой интерес, даже в сравнении с этой потасканной рыжей. Потому что ее он еще не пробовал, а я – отработанный биологический материал. И в моральном, и в физическом смысле. Ну что нового он узнает от меня? Правда, у меня новый нос и новая стрижка, но это в данном контексте совсем не в счет.

Никакой перспективы. Самая наивная, несбыточная и пошлая из женских надежд – предстать в новом платье перед бросившим ее мужчиной и ждать, что у него будет инфаркт от раскаяния.

Другая же половинка – безрассудная, романтичная, к тому же выпившая коктейль «Tequila Sunrise», – вопила: «Вперед! Ну, что ты, Алиса, потеряешь, если подойдешь поздороваться? Главное – держаться иронично и независимо. Как будто тебе на него и вовсе наплевать и ты зашла в этот клуб случайно. А за углом тебя ждет любовник, похожий на Хью Гранта».

К реальности меня вернул весьма чувствительный щипок за бедро – проходящий мимо армянин с золотой голдой в виде знака евро на шее невербальным образом продемонстрировал восхищение мною. В другой ситуации я бы смачно выругалась ему вслед, но сейчас чужое внимание, даже такое пошлое, пришлось кстати.

Я нравлюсь мужчинам. Я кажусь им привлекательной. Вышеупомянутый армянин оценивающе таращится на меня издалека, прикидывая, не пригласить ли меня за свой столик. Учитывая, что зал битком набит тонконогими пышногрудыми созданиями, готовыми орально удовлетворить любого мужчину, у которого хватит денег для того, чтобы заказать в этом заведении отдельный стол, он выбрал меня.

Романтичная половинка решительно отправила в нокаут циничную.

Глубоко вдохнув, я сделала несколько несмелых шагов вперед… и вдруг перехватила взгляд Георгия, скользнувший вверх по моим ногам и замерший на моем глупо улыбающемся лице.

Все, мосты сожжены, пути обратно нет.

Стараясь не поскользнуться на каблуках, я подошла к нему. Рыжая уставилась на меня неприязненно и поджала жирные губы.

– Ну, привет, – как можно более беззаботно сказала я.

– Здравствуйте, – усмехнулся Георгий, не выпуская руки рыжей.

По его выжидательному молчанию я поняла, что брать инициативу в свои руки он не собирается. Впрочем, как и поддерживать разговор.

Дура, идиотка, балда! Зачем я вообще сюда пришла, на что рассчитывала?

Мне надо было что-то сказать, хотя бы на прощание.

– Надо же, а я и забыла, что ты здесь работаешь.

Он нахмурился, будто бы что-то припоминая. Потом лицо его прояснилось.

– У меня не запоминающаяся внешность.

Рыжая расхохоталась, как будто бы он выдал сногсшибательную остроту. И прижалась к нему сильнее, словно демонстрируя мне: не подходить, чужая территория, охраняется демонами.

– Хорошо выглядишь… Ладно, вижу, я вам помешала. Передавай привет Снитчу. Он здоров?

Вот тут Георгий растерялся по-настоящему.

– Постой… Я тебе что, про Снитча рассказывал? Не обижайся, я уже четвертую ночь не сплю, в голове сумбур.

Я удивленно на него уставилась… и только в тот момент до меня дошла шокирующая истина: да он же меня не узнал! Несколько штрихов – новый нос, новый цвет волос, дорогая стрижка, платье принцессы, – и женщина, с которой он полгода делил жизнь, становится просто еще одной смазливой мордашкой в толпе смутно знакомых лиц.

– Эх, Локотков, Локотков… – протянула я. Мне вдруг стало смешно.

Георгий дернулся. Я знала, что он стесняется своей несерьезной фамилии и даже хочет ее изменить на более солидный вариант – Локтев.

– Да кто вы такая?

– Ну, ты даешь. Я Алиса.

– Кто? – заморгал он.

– Конь в пальто. Ты еще говорил, что Снитч – наш первый общий ребенок. Припоминаешь?

Его глаза округлились, нижняя челюсть отъехала вниз, а рука, обнимающая рыжую, разжалась.

– Ты-ы?! – недоверчиво протянул он.

Надо сказать, произведенный эффект стоил того, чтобы вытерпеть первые пять минут унижения.

– А ты думал, девушка к тебе кадриться подошла? Не волнуйся, я не бестактна. Кстати, представишь меня прекрасной даме? – я перевела насмешливый взгляд на рыжую.

– А… Это… Юль, погуляй пока, ладно, – сказал он порностар вместо того, чтобы втянуть ее в разговор.

Та обиженно надулась и посмотрела на меня почти с ненавистью.

– Оставишь мне портмоне? – ее голос оказался неприятно визгливым. – Я бы пока чего-нибудь выпила.

– Иди-иди, – он слегка подтолкнул ее в спину, и обиженная девица растворилась в толпе не солоно хлебавши.

– Похвально, – я три раза хлопнула в ладоши, – ты все так же галантен и обходителен.

– Да я знать эту бабу не знаю, – пожал плечами он, – пять минут назад подошла, повисла на мне. Тут таких сотни… Алиса… Ты-то здесь какими судьбами?

– Да так, – неопределенно пожала плечами я, – друзья пригласили. Вообще-то мы обычно ходим в «Дягилев». Но сегодня настроение такое… Хочется чего-нибудь сумасшедшего.

Зачем я все это говорю? Да я ни разу в жизни в «Дягилеве» не была, название слышала от Наташки. И, честно говоря, весь этот ночной гламур – шампанское с замороженной клубникой вместо льда, обнаженные загорелые ноги, тысячедолларовые туфли на окружающих девушках, приценивающийся кадреж – не для меня. Почему я пытаюсь притвориться тем, кем не являюсь на самом деле? Тем, кем вовсе не хочу быть?!

– Я тебя не узнаю. Ты великолепно выглядишь! – взяв меня двумя пальцами за подбородок, он со всех сторон осмотрел мое лицо. – Даже не пойму, что в тебе изменилось, но это просто… потрясающе! Будешь шампанское или коктейль?

– И то, и другое, – улыбнулась я.

– Слушай, у меня есть идея получше. Здесь же не слышно ничего, а так поговорить хочется! Может быть, двинем ко мне в кабинет? У меня там отличный бар. Поболтаем, как старые друзья… Я уже оглох от этой какофонии.

– Ладно, – пожала плечами я.

* * *

Декорируя рабочий кабинет, Георгий явно претендовал на гармоничный лоск. Но переборщил с деталями, и получилось вульгарно. Создавалось впечатление, что я попала не в цельное пространство, а в комнатку торговца элитной мебелью, где хранились нераспроданные экспонаты прошлогодних коллекций. Итальянский кожаный диван цвета насыщенного изумруда, напольная лампа в виде восточного витражного фонарика, дубовый письменный стол, подстриженная норковая шкура на полу, журнальный столик на изогнутых резных ножках, антикварный бар, пестрые обои. От всего этого великолепия у меня закружилась голова.

– Нравится? – самодовольно спросил он.

Кивнув, я присела на диван.

Георгий засуетился возле бара. Обмакнул смоченные минеральной водой бокалы в миску с нерафинированным сахаром, чтобы по каемке образовалась аппетитная коричневая корочка. Со сноровкой профессионального бармена что-то мудрил с многочисленными бутылками. Нарезал апельсин, расправил бумажные зонтики.

– Вот. Этот коктейль я придумал сам. Я мало кого им угощаю.

– Только приглянувшихся девушек? – усмехнулась я, принимая из его рук ледяной бокал. – И как это чудо называется? «Оргазм в рабочем кабинете»?

– Алиса, вот теперь ты становишься похожей на себя. Какой я тебя знал, – он присел рядом со мной. Слишком близко, чтобы я осталась невозмутимой, – склочная, циничная, ревнивая.

– Это не про меня. Теперь я белая и пушистая.

– И у тебя красные волосы, – добавил он, протянув руку и коснувшись моего лица.

Черт бы побрал мои гормоны, раззадоренные алкоголем и его обезоруживающей близостью. Ненарочитое прикосновение возымело эффект удара током. А может быть, я просто слишком давно не впускала в свое личное пространство мужчин.

Алиса-воздержанка. Алиса-монашенка.

Чтобы хоть как-то скрыть неловкость, я вплотную занялась коктейлем. Вкус его и правда был чудесным. Расплавленный шоколадный десерт с легким алкогольным оттенком. Обволакивающе теплый и возбуждающе пряный. Надо же, а я всегда презирала девиц, которые предпочитают коктейли. И пила коньяк. Или ледяную водку.

– Расскажи о себе, – Георгий придвинулся ближе. Принимая правила игры, я будто бы этого не заметила.

– А что рассказывать? У меня все отлично, как видишь. Работаю… хм… в торговле. Живу одна. Развлекаюсь на полную катушку.

– Ну а почему ты вдруг такой красавицей стала? Мужчина?

– Почему мужчины так много на себя берут? – усмехнулась я. – Может быть, мне просто захотелось разнообразия. Я повзрослела, и мне надоело, что с моих ботинок вечно отваливается сухая грязь.

– Знала бы ты, как это меня раздражало! – воскликнул он. – Никогда не видел такой неряхи, как ты. Значит, камуфляжные штаны и маргинальная привычка к водке в прошлом?

Я отсалютовала ему бокалом. Кстати, коктейль оказался более крепким, чем мне показалось изначально.

– Рад, что у тебя так все сложилось. Я ведь переживал за тебя. Комплекс вины.

Я удивленно на него уставилась. Самодовольный Георгий Локотков и комплекс вины – понятия несовместимые.

– Да, не смотри так. Я не мог быть с тобой вместе, потому что мы такие разные… Но когда я уходил, у меня было ощущение, что я бросаю ребенка.

– Ну, спасибо, – фыркнула я, – между прочим, я с семнадцати лет живу одна. Я всегда была самостоятельной и в любом случае выплыла бы.

– Это так, но… ты такая беззащитная, не вписывающаяся в стандартные сценарии, – он нахмурился, подбирая слова, – ты всегда трудно ладила с людьми. Я не мог представить мужчину, с которым ты могла бы ужиться.

– Но ведь клюнул же на меня когда-то ты.

– Не будем об этом, – примирительно улыбнулся он, – теперь-то это все уже неактуально. Уверен, что мужики штабелями укладываются к твоим прелестным ногам, – его пятерня перебралась на мое бедро.

– Почему ты ничего о себе не рассказываешь? – я слегка отстранилась.

– Потому что у меня ничего не изменилось, – он посмотрел на меня тем рассеянным внимательным взглядом, который обычно предшествует поцелую.

Один поцелуй – и словно не было между нами нескольких лет ледяного отчуждения. Словно через его постель не прошли сотни подвыпивших клубных красоток. Словно моя постель не привыкла к монашескому одиночеству.

Его запах был таким знакомым, его ладони были знакомыми и губы тоже. Я запустила пальцы в его влажные волосы, потом провела ладонью под рубашкой, по спине. Я знала его тело наизусть, я могла играть на нем, как на сложном музыкальном инструменте.

С жалобным хрустальным звоном на пол шмякнулся бокал с остатками коктейля – я неловко задела его ногой. Шоколадные капли брызнули мне на живот. Георгий наклонился, чтобы их слизнуть. А мне хотелось, чтобы он съел меня целиком, без остатка, как невиданный деликатес.

А потом мы лежали рядом на норковой шкуре и бездумно изучали потолок. Мне было так хорошо, как никогда раньше. Или, может быть, я просто забыла, каково это – чувствовать себя счастливой женщиной.

Одного было жаль – потерянного времени. Ну почему я не спохватилась раньше? Зачем занималась самоедством, комплексовала, курила по две пачки в день, не спала ночами, не причесывалась, не подкрашивалась, не носила красивого нижнего белья, работала в сомнительной конторе? Ведь я могла сделать все это и год назад! Как просто – разбить копилку, вручить деньги хирургу, получить анестезию и терпеливо ждать, когда твое лицо обретет конкурентоспособные фарфоровые черты. А потом прийти к любимому (да! да!) мужчине с насмешливой улыбкой и одним взглядом отправить его в эмоциональный нокаут.

Похоже, Георгий чувствовал то же самое. Лицо его было расслабленным, он улыбался уголками губ.

– Закурим? – потянулся за джинсами, в кармане нашлась пачка сигарет Captain Black, для меня слишком крепких.

– Мне лень, – улыбнулась я, – все лень.

– Как скажешь, – он щелкнул зажигалкой, легкомысленные колечки синеватого дыма устремились к потолку.

– И что мы теперь будем делать?

Сотни сумасшедших планов носились в моей голове по законам броуновского движения. Я снова переду к нему? Или мы снимем другую квартиру, в честь новой жизни? Может быть, он сможет помочь мне с работой? Раньше, подвыпив, он говорил, что я рылом не вышла, чтобы появиться в его престижном клубе. Но теперь-то, возможно, для меня нашлось бы место администратора или девушки на face-control (о, с каким удовольствием я завернула бы парочку барбиподобных див, привыкших получать все по первому капризному требованию!). Или… Или он решит, что работать мне не пристало. Мы любим друг друга, и мне скоро двадцать шесть, значит, мы могли бы… Нет, не буду даже думать об этом а то у меня лопнет голова.

– В смысле?

– Ну… Как дальше жить, – от волнения, вызванного мыслями о потенциальном деторождении, у меня охрип голос.

– Ты об этом? – он кивнул в сторону бара. – Извини, нет сил на еще один коктейль. Но можешь выпить ликер. Черносмородиновый.

– Нет, я… в принципе… – даже тень дурного предчувствия не шевельнулась в тот момент в моей глупой голове.

Георгий поднялся с пола, натянул джинсы (нижнего белья он не носил), поднял с пола презерватив, завязал его узлом, метким щелчком отправил в корзину для бумаг. Посмотрел на часы. Присвистнул.

– В компании с «Толстяком» время летит незаметно, – присев на корточки, он ущипнул меня за жировую складочку.

– Я не толстая, – возмутилась я.

– Уже половина пятого. Пора, красавица.

Мое небрежно скомканное платье валялось в углу – измятое, с шоколадным пятном на самом видном месте. Я наскоро оделась и мельком взглянула на себя в напольное зеркало в витиеватой бронзовой раме. Алкогольно-адреналиновое очарование испарилась, из толщи стекла на меня устало смотрела бледная растрепанная женщина с подтеками туши на правой щеке. Помятая принцесса. Истощенное дитя ночи, которое должно растаять с первыми лучами восходящего солнца.

– Ты на машине? – спросил Георгий.

– У меня нет машины.

– А как же твоя мечта о мотике Harley? – усмехнулся он. – Я думал, что раз ты такая шикарная стала, то уж мотик точно поджидает где-то за углом.

– Как бы я передвигалась на мотоцикле в таком виде? – я посмотрела на свои (вернее, Ксюшины) бежевые туфли. – В любом случае, его я так и не купила.

– Значит, я вызову такси, – его рука потянулась к мобильному телефону, – ненавижу ловить частников.

– Такси? – растерялась я. – Но я думала… Ты разве меня не проводишь?

Вообще-то я думала, что он пригласит меня к себе.

– Извини, Алиса. Меня дома ждут, – щелкая кнопками, ответил он.

– Кто, Снитч? – усмехнулась я.

– Нет. Жена и маленький ребенок, – в тон мне насмешливо ответил Георгий.

Я так и села на диван.

– Кто? Ты шутишь?

– Да какие тут шутки. Это что, тебя напрягает?

Он принялся деловито диктовать оператору адрес клуба. Я несколько секунд смотрела на него непонимающе, а потом подошла, отняла мобильник и нажала на «отбой».

– Ты что? – изумился Георгий.

– А ты не понимаешь? Что ты мелешь про жену и ребенка? Почему сразу не рассказал?

– Алиса, только не надо вот этих бабских штучек, – поморщился он, – ненавижу такое. Не рассказал, потому что ты не спрашивала. А даже если бы и спросила… Ну, какая разница.

– Но когда ты успел жениться? Мы же не виделись от силы года полтора?!

– Полтора года – целая жизнь, – философски вздохнул он, – моему сыну уже четыре месяца.

Наверное, мои побелевшие от гнева глаза его напугали. Он примирительно улыбнулся и положил ладони мне на плечи.

– Ну, прекрати, принцесса. Нам же было хорошо, правда? Зачем теперь все портить?

– Но я… Да я бы никогда…

– Ну конечно, все вы такие, – криво улыбнувшись, он отошел к столу, уселся в кожаное кресло, положил ноги на стол, а руки – за голову. Типичная поза самодовольного интеллектуально ограниченного босса из американского детектива. – А на хрена, спрашивается, ты тогда сюда пришла?

– Просто так, – ошарашено протянула я.

– Просто так девушки не красят волосы в красный цвет. Просто так они не выкладывают на лицо тонну косметики. Просто так они не прутся в ночной клуб в одиночку. И не надо свистеть про каких-то друзей, ты пришла одна. Просто так никто не наденет платье от Chloe и неудобные туфли. Просто так никто не отправится с мужчиной в его кабинет, чтобы среди ночи пропустить там по рюмочке.

Мысли мои словно одеревенели, зато у тела была отличная реакция. Рука взметнулась вверх и звонкой пощечиной припечаталась к его щеке.

Георгий рассвирепел.

– Знаешь что, Алиса! Катись-ка ты отсюда, пока я охрану не позвал! – его лицо больше не казалось родным. – Знал же, что ты чокнутая. Нет, связался зачем-то. Дура!

Загрузка...