Синяя лилия, лилия Блу

7

Блу приехала на Монмутскую фабрику раньше остальных. На всякий случай она постучалась, а потом вошла. И сразу же ее окутал приятный запах жилой комнаты – приглушенное библиотечное благоухание старых книг, прохладный аромат мяты, плесень и пыль вековых кирпичных стен и древних труб, нотка грязного белья, брошенного у стены.

– Ной? – Ее голос казался совсем тихим в этом огромном помещении.

Блу бросила рюкзак на стул.

– Ты здесь? Все нормально. Я не сержусь. Можешь воспользоваться моей энергией, если надо.

Ответа не было. Комната делалась серой и синей: над горами сердито клокотала одна из этих странных гроз, и огромные, от пола до потолка, окна бывшего склада наполнялись тучами. Резкие вечерние тени, отбрасываемые пачками, двигались и рассеивались. Было тяжело и сонно.

Блу всмотрелась в темноту, собиравшуюся у далекого потолка.

– Ной! Я просто хочу поговорить о том, что произошло.

Она заглянула в спальню Ноя. Сейчас там лежали вещи Мэлори. В комнате пахло мужчиной и хвоей. Один чемодан был открыт, и Блу заметила, что он набит книжками. Ей показалось, что это непрактично и совершенно в духе Ганси; тогда она стала капельку благожелательней к Мэлори.

Ноя там не было.

Блу заглянула в ванную, которая служила также прачечной и кухней. За дверью ютилась компактная стиралка, на раковине лежали носки, то ли повешенные для просушки, то ли просто брошенные. В опасной близости от туалета стоял маленький холодильник. На куске резинового шланга над грязным стоком, как удавленник, болтался душ, занавеска висела на леске. Блу смутило количество пакетов с чипсами на расстоянии вытянутой руки от унитаза. Темно-красный галстук на полу змеился в сторону двери.

Какой-то чужеродный импульс требовал, чтобы Блу убрала часть беспорядка, сделала хоть что-нибудь, чтобы улучшить картину.

Она этого не сделала. И, пятясь, вышла.

Комната Ронана была запретной зоной, но все-таки Блу туда заглянула. Дверца вороньей клетки, безупречно и неуместно чистой, была приоткрыта. Комнату заполняла не столько грязь, сколько хлам: в углу стояли рядом лопаты и рапиры, у стены валялись колонки и принтеры, а в промежутке какие-то странные предметы – старый чемодан, из которого торчали виноградные лозы, деревце в горшке, которое как будто тихонько напевало, одинокий ковбойский сапог посреди комнаты… Высоко на стене висела маска с огромными глазами и разинутым ртом. Она почернела, словно от огня, и по краям была покрыта зазубринами, как будто от пилы. Поперек одного глаза, казалось, проехало колесо. При виде этой маски в сознании Блу возникли два слова – «выжить» и «уничтожить».

Ощущение ей не понравилось.

Какой-то треск за спиной заставил девушку подпрыгнуть, но это всего лишь открылась входная дверь. Нечистая совесть преувеличила шум.

Блу пулей вылетела из комнаты Ронана. Ганси и Мэлори неторопливо вошли, продолжая разговор. Пес угрюмо тащился следом, исключенный из беседы как не владеющий английским.

– Конечно, Йоло Гоха имело смысл взять с собой как спутника, – говорил Ганси, сбрасывая пиджак. – Его или, скажем, Граффада Лвида. Но… нет, невозможно. Он умер в Уэльсе.

– Мы в этом уверены? – спросил Мэлори. – Мы знаем, где он похоронен? Он вообще был похоронен?

– Или, может, его перешили на ночные рубашки – вы это имеете в виду?

Тут Ганси заметил Блу и вознаградил ее своей лучшей улыбкой – не светской, а глуповатой, которая означала радостное возбуждение.

– Привет, Джейн. Скажи мне, с чем у тебя ассоциируется Йоло Гох.

Блу оторвалась мыслями от маски Ронана, Ноя и школы.

– С бронхитом.

– Это был придворный поэт Глендауэра, – сообщил Ганси. – Очень забавный.

– Ты что-нибудь нашел? – спросила Блу.

– Абсолютно ничего, – ответил он, но довольно бодро.

Мэлори грузно опустился на кожаную кушетку. Пес улегся на него. Было, видимо, не очень удобно: Пес повис на профессоре, как покрывало, брошенное на спинку стула. Но Мэлори закрыл глаза и погладил собаку с неожиданной нежностью.

– Ганси, я до смерти хочу чаю. Такого рода вещи здесь водятся? Я вряд ли переживу расстройство биоритма без чашки чаю.

– Я купил чай специально для вас, – сказал Ганси. – Сейчас принесу.

– Только, пожалуйста, воду не из-под крана! – крикнул вдогонку Мэлори, не открывая глаз. Пес продолжал лежать на нем.

На одно ошеломляющее мгновение Блу испугалась, что не удержится и спросит, зачем нужен Пес. Но вместо этого она пошла вслед за Ганси на кухню (она же ванная и прачечная).

Он рылся на заваленных полках.

– Мы обсуждали, как технически было возможно привезти сюда Глендауэра. В книгах говорится, что он путешествовал с магами – может, именно они погрузили его в сон? Он хотел этого? И он заснул до того, как покинул Англию, или уже здесь?

Блу подумала, что это очень грустно – быть похороненным за морем, вдали от родины. Все равно что быть запущенным в космос.

– Йоло Гох тоже был магом?

– Нет, поэтом. Ты же слышала, что говорил Мэлори. Валлийцы были поэ… поли… тической нацией, – Ганси рассмеялся собственной оговорке. – Поэты и были политиками. Нет, это не скороговорка. Я весь день слушал Мэлори. Политика. Поэты. Йоло сочинял очень лестные стихи о прошлых подвигах Глендауэра, о его доме и владениях. О его семье. И так далее. Так, что я вообще ищу?

Он не сразу обнаружил крохотную микроволновку. Изучил внутренность кружки, прежде чем налить воды. Достал из кармана листок мяты и пожевал его, а потом, ожидая, пока вода нагреется, заговорил:

– Если Глендауэр был Робин Гудом, то Йоло Гох – тем, вторым парнем…

– Девой Мэрион, – подсказала Блу. – Маленьким Джоном.

Ганси устремил на нее палец.

– Или как Бэтмен и Робин. Но он умер в Уэльсе. Неужели Йоло Гох вернулся в Уэльс, оставив Глендауэра здесь? Нет. Отказываюсь верить.

Блу обожала этого педантичного ученого Ганси, слишком увлеченного фактами, чтобы задуматься о том, как он выглядит. Она спросила:

– У Глендауэра была жена?

– Умерла в лондонском Тауэре.

– Братья?

– Обезглавлены.

– Дети?

– Целая куча, но многие были заключены в тюрьму и умерли. Или просто погибли. Во время восстания он потерял всю семью.

– Значит, поэт.

Ганси спросил:

– Ты слышала – говорят, если вскипятить воду в микроволновке, она взорвется, стоит ее тронуть?

– Это должна быть чистая, дистиллированная вода, – ответила Блу. – Обычная вода не взорвется – из-за того что в ней минералы. Не стоит верить всему, что читаешь в Интернете.

Их прервал какой-то рев, внезапный и оглушительный. Блу испугалась, а Ганси просто посмотрел наверх.

– Это просто дождь на крыше. Видимо, ливануло.

Он повернулся, с кружкой в руке, и вдруг они с Блу оказались в паре сантиметров друг от друга. Она чувствовала запах мяты у него изо рта. Видела, как двигалось горло Ганси, когда он сглотнул.

Блу злилась на собственное тело, которое предавало ее, на то, что он нравился ей совсем не так, как другие парни. На то, что она отказывалась верить самой себе, когда мысленно твердила, что они просто друзья.

– Как прошел первый день в школе, Джейн? – спросил Ганси другим тоном.

«Мама пропала. Ной взорвался. Я не поступлю в колледж. Я не хочу идти домой, где все слишком странно, и не хочу возвращаться в школу, где все слишком нормально».

– Ну, сам знаешь, школа есть школа, – сказала она, избегая его взгляда. Блу сосредоточилась на шее Ганси, которая находилась у нее прямо на уровне глаз… на воротничке, который не желал лежать ровно, потому что мешал кадык. – Мы целый день смотрели мультики.

Она хотела съязвить, но, видимо, не получилось.

– Мы ее найдем, – сказал Ганси, и у Блу в груди вновь что-то дернулось.

– Не знаю, хочет ли она, чтобы ее нашли.

– Ты права. Джейн, если… – Ганси замолчал и поболтал чай в кружке. – Надеюсь, Мэлори пьет без молока. Про молоко я совсем забыл.

Она жалела, что не может пробудить в себе прежнюю Блу, которая его презирала. Что не может предугадать, будет ли страдать Адам. И сделает ли борьба с этим чувством менее разрушительной для нее предсказанную смерть Ганси.

Она закрыла микроволновку. Ганси вышел.

Мэлори, сидя на кушетке, уставился на чай взглядом человека, читающего свой смертный приговор.

– Что-нибудь еще? – любезно спросил Ганси.

Мэлори спихнул с себя Пса.

– Новую берцовую кость. И погоду получше. И… неважно. Это твой дом, а я тут чужак, поэтому не собираюсь читать тебе нотации и нарушать границы. Но, тем не менее, знаешь ли ты, что кто-то прячется под…

Он указал в непроглядную темноту под бильярдным столом. Прищурившись, Блу заметила там чей-то силуэт.

– Ной, – сказал Ганси. – Вылезай сейчас же.

– Нет, – отозвался тот.

– Ладно, я вижу, что вы знакомы, значит, все в порядке, – сказал Мэлори тоном человека, который вышел без зонтика и почувствовал приближение грозы. – Пойду поврачую свой биоритм.

Когда он ушел, Блу раздраженно произнесла:

– Ной! Я же тебя звала!

Ной по-прежнему сидел под столом, обвив себя руками. Он выглядел значительно менее живым, чем раньше: глаза были невнятными, весь облик расплывчат. Блу с трудом понимала, где заканчивался Ной и начиналась тень. Горло у нее сжалось от какого-то неприятного ощущения, когда она попыталась понять, что не так с его лицом.

– Мне надоело, – сказал Ной.

– Что надоело? – мягко спросил Ганси.

– Разлагаться.

Он плакал. Вот что такое происходило с его лицом. Ничего сверхъестественного.

– Ной… – сказала Блу, присев на корточки.

– Чем я могу помочь? – спросил Ганси. – Мы. Чем мы можем помочь?

Ной расплывчато пожал плечами.

Блу вдруг страшно испугалась, что Ной, возможно, хочет умереть окончательно. Ведь большинство привидений вроде как хотят именно этого – покоиться в мире. Какая ужасная мысль – расставание навсегда. Эгоизм в душе Блу боролся с остатками этических норм, которые она усвоила от родственниц.

Черт возьми. Она должна это сказать.

Блу спросила:

– Ты хочешь, чтобы мы каким-то образом, э, упокоили…

Прежде чем она успела договорить, Ной затряс головой и плотнее подтянул к себе ноги.

– Нет. Нет, нет, нет, нет.

– Не надо этого стыдиться, – сказала Блу, – потому что так сказала бы Мора.

Мать наверняка добавила бы несколько утешительных слов насчет загробного существования, но в ту минуту Блу была не в состоянии это сделать – она сама отчаянно нуждалась в утешении. Девушка неуклюже закончила:

– И не надо бояться.

– Ты ничего не знаешь! – почти истерически воскликнул Ной. – Не знаешь!

Она вытянула руку.

– Послушай…

Ной повторил:

– Ты не знаешь!

– Давай поговорим, – предложил Ганси, как будто проблему разлагающегося призрака могла решить беседа.

– Ты не знаешь! Не знаешь!

Ной встал. Это было невозможно, поскольку под столом не хватало места, чтобы встать в полный рост. Но каким-то образом он появился сразу по обе стороны, окружив Ганси и Блу. Карты на стенах затрепетали. Из-под стола вылетело облако пыли и понеслось по улицам миниатюрной Генриетты. Мигнула настольная лампа.

Температура понизилась.

Блу увидела, как за облаком пара округлились глаза Ганси.

– Ной, – предупредила она.

У нее закружилась голова: Ной вытягивал из нее энергию. Как ни странно, она почувствовала запах старого ковра в кабинете школьного консультанта, а потом – живой зеленый аромат Кабесуотера.

– Это не ты!

Ветер усиливался, шелестя бумагой и переворачивая стопки книг. Из-за закрытой двери бывшей комнаты Ноя слышался лай Пса. Кожа Блу покрылась мурашками, руки и ноги отяжелели.

– Ной, прекрати, – велел Ганси.

Тот не останавливался. Загремела входная дверь.

Блу сказала:

– Ной, я очень тебя прошу.

Он не слушал – а может быть, некому было слушать.

Стоя на подгибающихся ногах, Блу прибегла ко всем защитным визуализациям, которым ее научила мать. Она представила себя внутри непробиваемого стеклянного шара: ей все было видно, но никто не мог ее тронуть. Она представила белый свет, пронизывающий грозовые облака, крышу, внутреннюю тьму Ноя… этот свет находил Блу и защищал ее.

А потом она отключила Ноя от аккумулятора по имени Блу Сарджент.

В комнате настала тишина. Бумаги перестали шуршать. Лампа мигнула еще раз и загорелась ровно. Блу услышала тихое рыдание, и опять стало тихо.

Ганси был в шоке.

Ной сидел посреди пола, среди разбросанных бумаг, и держал в руках выдернутую из горшочка мяту. Он горбился и не отбрасывал тени – зыбкий, нечеткий, вообще еле видимый. Он снова плакал.

Чуть слышно Ной произнес:

– Ты сказала, я могу пользоваться твоей энергией.

Она опустилась на колени перед ним и хотела обнять его, но Ноя почти что не было. Без ее энергии он был тоньше бумаги. Оболочка. Воздух в форме Ноя.

– Да, но не так.

Он прошептал:

– Прости.

– И ты меня.

Он закрыл лицо руками и исчез.

Ганси сказал:

– Вот это было круто, Джейн.