Ключом к отмщению станет дочь. Он понял это несколько месяцев назад. Воспользовавшись ею, он отомстит всему семейству Фарингдонов, ибо из четверых, кто должен поплатиться за случившееся двадцать три года назад, Бродерик Фарингдон несет самую страшную вину. Он сделает дочь Фарингдона орудием своей мести, вернет себе все, что принадлежало ему по праву рождения, и покарает вора.
Саймон Траэрн, граф Блэйд, остановил своего гнедого посреди рощицы вязов и сквозь спутанные голые сучья смотрел на великолепный дом. Двадцать три года граф не видел Сент-Клер-холла, и сейчас дом предстал отягощенному мыслями взору Саймона таким же, каким запомнился ему в тот день.
В бледных лучах позднего зимнего солнца каменные стены казались высеченными из холодного серого мрамора. Этот загородный особняк поражал благородным изяществом. Он не имел ничего общего с громоздкой архитектурной мешаниной, какую нередко представляли собой подобные строения.
Выполненный строго в палладианском стиле, столь распространенном в прошлом веке, он олицетворял собой суровое достоинство.
Здание не было особенно массивным, подобно многим другим, зато в каждой его линии — от высоких внушительных окон до просторных ступеней, ведущих к парадной двери, — присутствовала безупречная, хотя и несколько холодноватая элегантность.
Сам дом не изменился, а вот то, что его окружало, узнавалось с трудом. Где строгая череда зеленых газонов с мраморными чашами классических фонтанов?..
Вместо них появились цветники. Великое множество цветов. Явно кто-то страстно увлекался их разведением.
Даже среди зимы они значительно смягчали облик дома. А весной и летом холодные стены Сент-Клер-холла, наверное, возносятся к небу из яркого буйства цветов, вьющихся виноградных лоз и причудливо подстриженных зеленых изгородей.
Нелепость. Этот дом никогда не был приветливым и манящим. И ему совершенно не пристало окружение легкомысленных цветников и дурацких изгородей. Саймон догадывался, кто виновник столь возмутительного пейзажа.
Гнедой нетерпеливо взвился на дыбы. Граф рассеянно потрепал коня затянутой в кожаную перчатку рукой.
— Теперь уже недолго, Лэп Сэнг, — пробормотал он, натягивая поводья. — Скоро я выброшу вон свору фарингдонских ублюдков. Через двадцать три года я наконец-то отомщу.
И ключом к отмщению станет дочь.
О нет, мисс Эмили Фарингдон вовсе не была юной девочкой только что со школьной скамьи. Ей уже исполнилось двадцать четыре, и, если верить леди Гиллингем — хозяйке дома, где он гостил, — девушка прекрасно понимала, что у нее почти нет шансов на удачное замужество. Ему туманно намекнули на какой-то скандал в прошлом молодой леди — скандал, не оставивший никакой надежды на достойную партию.
И это обстоятельство оказалось очень кстати для его плана.
Саймону вдруг пришло в голову, что нравы Ост-Индии, где он прожил столько лет, действительно изменили его образ мыслей и рассуждает он уже не как англичанин. Не случайно друзья и знакомые часто обвиняли его в излишней загадочности и склонности к тайнам.
Возможно, так оно и есть. Даже месть в его представлении уже не была чем-то простым и открытым, она была целым действом, требующим чрезвычайной продуманности и тщательной подготовки. По восточным обычаям месть требовала расправы не только с самим врагом, но и со всем его семейством.
Честный английский джентльмен благородного происхождения и в мыслях не допустил бы сделать невинную молодую девушку орудием своей мести. У Саймона никаких сомнений не было. Совершенно никаких.
В любом случае, если слухи справедливы, леди не так уж и невинна.
Когда Саймон мчался обратно к дому, где гостил, он ощущал в своей душе холодное удовлетворение. После двадцати трех лет ожидания он наконец-то отомстит и вернет себе Сент-Клер-холл.
Эмили Фарингдон знала, что влюбилась. Правда, она никогда не встречалась с героем своего романа, но это ничуть не мешало ей всецело отдаться романтическому чувству. По письмам мистера Траэрна она поняла: с этим человеком у них духовное общение высшего порядка. Он был образцом мужчины — вдохновенный, с утонченными чувствами, широким кругозором, ярким интеллектом и сильным характером. Словом, само совершенство.
Но какое несчастье: шансов когда-нибудь встретиться с ним — не говоря уже о романтических отношениях — было ничтожно меньше, чем шансов на выигрыш в любой азартной игре.
Эмили вздохнула, надела очки в серебряной оправе и выбрала письмо Саймона Траэрна из пачки конвертов, газет и журналов утренней почты. За последние месяцы она уже научилась безошибочно узнавать четкий изящный почерк Траэрна и его необычную печатку в виде головы дракона. Из-за обширной переписки и огромного количества подписных изданий на ее письменном столе красного дерева всегда лежали целые кипы почты, но письма от Саймона Траэрна она находила сразу.
Эмили всегда очень осторожно распечатывала конверт ножом для бумаг, дабы не повредить драгоценную печать. Каждая деталь посланий Траэрна для Эмили была очень важной и достойной вечного хранения в особой шкатулке, специально купленной для этого.
Она аккуратно вскрывала печать из красного воска, когда дверь в библиотеку отворилась и в комнату неторопливо вошел ее брат.
— Доброе утро, Эм. Я смотрю, ты, как всегда, усердно трудишься. И как только ты умудряешься, сестренка?
Чарльз Фарингдон чмокнул сестру в щеку и грациозно опустился в кресло напротив широкого письменного стола. Элегантно закинув ногу на ногу, он улыбнулся ей беспечной обворожительной улыбкой, которая отличала всех мужчин рода Фарингдон.
— Ума не приложу, что бы мы все делали, если бы тебе не нравилось хоронить себя здесь и погружаться в эту противную занудную переписку.
Эмили неохотно опустила письмо Саймона Траэрна на стол и как бы между прочим накрыла его последним номером «Журнала для джентльменов». Письма Траэрна — ее личное дело, а потому не следовало открыто оставлять их на столе, где они могли привлечь чей-нибудь случайный интерес.
— Ты, кажется, в прекрасном настроении, — заметила она непринужденным тоном. — Полагаю, ты оправился от разочарования последних проигрышей и собираешься вскоре снова вернуться в город?
Она всматривалась в своего красивого братца через круглые стеклышки очков, испытывая привычное смешанное чувство раздражения и душевной привязанности. Эмили любила Чарльза, равно как и его близнеца Девлина и своего беспечного сверхобщительного отца. Но нельзя было отрицать, что некоторая безответственность и даже безрассудность в поведении мужчин Фарингдонов — да черт с ним, со всем! — порой чрезвычайно утомляли. Их красавицу мать, умершую шесть лет назад, часто огорчало сие обстоятельство.
Эмили не могла не признать, что, за исключением ее самой, Фарингдоны были красивой семейкой.
Вот и в это утро в костюме для верховой езды Чарльз, как всегда, неотразим: куртка от Уэстона — Эмили только что оплатила за нее счет; покрой бриджей выгодно подчеркивает его прекрасную фигуру, а сапоги начищены до зеркального блеска, так что в них можно смотреться.
Высокий блондин, с волосами, отливающими на солнце золотом, и глазами, голубыми как летнее небо, Чарльз выглядел истинным представителем рода Фарингдон. Вдобавок к чертам юного Адониса он обладал еще и шармом Фарингдонов.
— Да, знаешь, совсем оправился, — бодро заверил ее Чарльз. — Через пару минут уезжаю в Лондон. Чудесный день для прогулки верхом. Если у тебя имеются какие-либо поручения для Давенпорта, буду рад их передать. Собираюсь обогнать почтовую карету по дороге в город — я даже заключил пари с Пирсоном!
Эмили покачала головой:
— Нет, сегодня для мистера Давенпорта у меня ничего нет. Разве что на следующей неделе, когда мои корреспонденты в Эссексе и Кенте сообщат о видах на летний урожай бобов и я приму кое-какие решения.
Чарльз пренебрежительно наморщил свой изящный нос:
— Бобы… И как ты только можешь заниматься такой чепухой, как выращивание бобов, Эмили? Это же жуткое занудство!
— Полагаю, не большее, чем производство железа, добыча угля и урожай зерновых, — парировала она. — Меня весьма удивляет, что ты сам перестал интересоваться подобными делами. Все, чем ты наслаждаешься в жизни, — от твоих шикарных сапог до прекрасного жеребца для охоты, которого ты купил в прошлом месяце, — только результат внимательного отношения к столь скучным вещам, как выращивание бобов.
Чарльз улыбнулся и, подняв руки вверх, решительно встал:
— Довольно читать мораль, Эм. Пожалуй, это даже скучнее, чем бобы. Кстати сказать, новый жеребец действительно прекрасное животное. Отец помог выбрать его на аукционе «Таттерсоллз», и не тебе мне объяснять, какой у отца глаз на породу.
— Да, но это ужасно дорогой жеребец, Чарльз.
— Считай мою покупку вложением капитала. — Чарльз еще раз легко поцеловал ее в щеку. — Ну, раз для Давенпорта новостей нет, я удаляюсь. Увидимся, когда мне снова понадобится отдохнуть от карточных столов.
Эмили улыбнулась ему с затаенной грустью:
— Передавай привет папе и Девлину. Мне даже захотелось поехать с тобой в Лондон.
— Глупости. Ты же говоришь, что чувствуешь себя лучше всего здесь, в деревне, где всегда есть чем заняться. — Чарльз направился к двери. — Сегодня четверг. У тебя собрание литературного общества, не так ли? Ты ведь не можешь его пропустить?
— Да, пожалуй. До свидания, Чарльз.
— До свидания, Эм.
Эмили подождала, пока дверь библиотеки закроется за братом, и лишь тогда подняла «Журнал для джентльменов»с письма Траэрна. Она улыбнулась от затаенного удовольствия, приступая к чтению написанных элегантным почерком строк.
«Моя дорогая мисс Фарингдон!
Боюсь, письмо покажется Вам очень коротким, но смею надеяться, что Вы простите мне мою спешку, когда я объясню Вам ее причину. А причина в том, что очень скоро я приеду в ваши края. Я собираюсь погостить в загородном доме лорда Гиллингема, который, насколько я понимаю, живет по соседству с Вами. Не сочтите за излишнюю назойливость, если я выражу надежду на то, что Вы будете так добры и предоставите мне возможность познакомиться с Вами лично во время моего пребывания там…»
Эмили в ужасе застыла — Саймон Траэрн приезжает в Литл-Диппингтон!
Она не могла поверить своим глазам. С колотящимся от волнения сердцем схватила письмо и перечитала первые строки.
Да, так оно и есть. Он собирается гостить у Гиллингемов — их загородный дом совсем недалеко от Сент-Клер-холла. Дрожащими пальцами Эмили осторожно положила письмо и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы справиться с захлестнувшим ее волнением. Волнением, граничащим с ужасом.
Та часть ее существа, что жаждала увидеть Саймона Траэрна, боролась со страхом перед этой встречей. От напряжения кружилась голова. В отчаянной попытке сохранить здравый смысл Эмили пыталась убедить себя, что эта встреча не сулит ничего романтического. Скорее всего ей предстоит расстаться и с драгоценной перепиской, ставшей за последние несколько месяцев самым важным в ее жизни.
А ужас заключался в том, что во время своего пребывания у Гиллингемов — в столь близком соседстве — Траэрн непременно услышит какой-нибудь скользкий намек на несчастное происшествие в ее прошлом. Разумеется, хозяйка дома, где он будет гостить, леди Гиллингем, как и вообще все в Литл-Диппингтоне и в округе, прекрасно осведомлена о страшном пятне на репутации Эмили. Хотя все случилось пять лет назад и теперь разговоры уже поутихли, но никакой тайны ни для кого не было.
Эмили пыталась рассуждать здраво. Рано или поздно — если Саймон Траэрн задержится в их краях надолго — кто-нибудь непременно упомянет о происшествии.
— Черт подери! — довольно громко произнесла Эмили, нарушив тишину библиотеки, и поморщилась от своих неженских слов.
Одним из не слишком приятных последствий длительного уединения в большом доме в обществе одних только слуг было то, что она заимела некоторые дурные привычки. Например, когда ей того хотелось, могла свободно выругаться, как мужчина. Эмили мысленно приказала себе следить в беседах с мистером Траэрном за своей речью. Она была уверена, что такой человек, как он, с его утонченностью чувств сочтет ее привычку к резким выражениям совершенно недопустимой для женщины.
Эмили тяжело вздохнула. До чего же трудно будет соответствовать высоким требованиям Саймона. И она виновато подумала: а не ввела ли она его в некоторое заблуждение относительно своих собственных духовных качеств — утонченности и ума.
Она порывисто встала и подошла к окну, обращенному на цветник. Эмили и в самом деле не знала, радоваться ей или отчаиваться из-за письма Траэрна. Она чувствовала себя так, словно стояла на краю глубокой пропасти.
Саймон Траэрн приезжает в Литл-Диппингтон. Это никак не укладывалось у нее в голове. Потрясающие возможности и риск будоражили воображение. Он не написал, когда прибудет, но похоже, что в скором времени. Наверное, через несколько недель или в следующем месяце.
Может, ей лучше изобрести срочный визит к какой-нибудь дальней родственнице?
Нет, она не переживет, если упустит такой шанс. Пусть даже потом все рухнет. О, как ужасно, что приходится бояться встречи с человеком, которого любишь.
— Черт подери! — повторила Эмили и обнаружила, что улыбается как идиотка, хотя ей хочется плакать.
Напряжение стало почти невыносимым. Она вернулась к большому столу и дочитала письмо Траэрна до конца:
«…Благодарю Вас за экземпляр Вашего последнего стихотворения» Мысли во мраке перед рассветом «. Я прочел его с большим интересом и должен Вам сообщить, что особенно меня потрясли те строки, где Вы рассматриваете поразительное сходство между треснувшей вазой и разбитым сердцем. Очень впечатляюще. Надеюсь, к тому времени, как Вы получите это письмо, у Вас уже будет положительный отзыв от издателя.
Всегда Ваш С. О. Траэрн».
Теперь Эмили знала, что вряд ли решится поспешно уехать к несуществующей родственнице. Будь что будет, но она не в силах устоять перед возможностью встретиться с человеком, который так понимает ее поэзию и назвал ее стихи очень впечатляющими.
Она аккуратно сложила письмо Саймона и спрятала за корсаж своего бледно-голубого утреннего платьица с завышенной талией. Быстро взглянув на часы, она поняла, что пора возвращаться к работе — ей предстояло сделать еще очень много, прежде чем отправиться на очередное заседание Общества литературных четвергов.
Разобрав уже половину почты, Эмили наткнулась на письмо с очередным отказом издателя. Она сразу узнала конверт, ибо получила уже немало таких писем. Мистер Паунд, человек с явно ограниченным интеллектом и маловосприимчивый, очевидно, не счел ее поэзию очень впечатляющей.
Но странно, мысль о скором приезде Траэрна значительно смягчила этот удар.
— Черт, не понимаю, чего ради вам захотелось посетить собрание литературного общества, Блэйд? — Нахмурив лохматые брови, лорд Гиллингем пристально смотрел на своего гостя.
Они с Саймоном стояли во дворе перед домом Гиллингемов, ожидая, пока подадут лошадей.
— Я думаю, это может оказаться весьма забавным. — Саймон слегка похлопывал хлыстом по сапогу. Теперь, когда оставались считанные минуты до встречи с мисс Эмили Фарингдон, его охватывало нетерпение.
— Забавным? Странный вы человек, Блэйд. Хотя чему тут удивляться, ведь вы столько лет провели на Востоке. Долгое пребывание среди иностранцев не идет на пользу, вот что я вам скажу. От этого и возникают всякие чудные идеи.
— Но это принесло мне еще и состояние, — сухо напомнил Саймон.
— Что ж, справедливо. — Смущенно кашлянув, Гиллингем тактично сменил тему:
— Я предупредил о вашем визите обеих Инглбрайт. Думаю, вам будут очень рады, но считаю своим долгом предупредить: это общество всего лишь стайка старых дев, которые собираются раз в неделю и превозносят до небес жалкую кучку стихоплетов. Женщины, знаете ли, очень склонны ко всякой романтической чепухе.
— Да, слышал, слышал… И все-таки мне любопытно посмотреть, как теперь развлекаются в сельской глуши.
— Ну, если вам угодно… Я подъеду с вами к Розовому коттеджу, представлю вас, а дальше вы уж сами. Вы не будете возражать, если я не останусь на их болтовню, а?
— Разумеется нет, — рассеянно пробормотал Саймон; слуга подвел лошадей. — Это же мое чудачество, и я готов пожинать его плоды.
Саймон легко вскочил в седло своего Лэп Сэнга и теперь скакал по дорожке рядом с лордом. Нетерпение охватывало его все сильнее и сильнее, терзая душу. Он старался обуздать его. Он всегда гордился своим железным самообладанием.
Саймон почти не сомневался в радушном приеме сестер Инглбрайт и всех остальных обожающих поэзию старых дев. Может, он и не обладает красотой в стиле Байрона, Эшбрука и прочих, но он, в конце концов, граф.
Сей простой факт — как хорошо известно Саймону — плюс его огромное богатство и влиятельность вполне способны скрасить множество физических недостатков, а также смягчить самые разные грехи, ошибки в суждениях и даже дурные черты характера.
Леди из Общества литературных четвергов, без сомнения, пришли в совершенный восторг, узнав, что их скромный салон желает почтить своим присутствием сам граф Блэйд…
Розовый коттедж в действительности оказался весьма скромным. Маленький аккуратный домик, окруженный небольшим ухоженным розарием, стоял чуть в стороне от узенькой дорожки, неподалеку от поселка.
Хрупкие, строгие седовласые женщины неопределенного возраста приветствовали у ворот трех посетительниц, видимо только что пришедших пешком. Все они кутались от холода в поношенные допотопные накидки и пелерины самых скучных тонов. Их старомодные шляпки были плотно стянуты под подбородком.
Подъезжая с лордом Гиллингемом, Саймон с любопытством рассматривал леди, стоящих у ворот. У него сразу же возникло впечатление, что ему предстоит встреча со стайкой пугливых серых голубей. Он тихонько ругнулся про себя, размышляя, какая же из этих невзрачных птичек Эмили Фарингдон. Он испытывал странное чувство смятения, тревоги и некоторого удивления.
По письмам Эмили он бы никогда не представил ее себе одной из этих весьма чопорных дам почтенного возраста. Он ожидал увидеть молодую особу, полную дерзкой энергии, сверхромантичную.
Пять пар настороженных женских глаз устремились на него из-под старомодных шляпок. Ни одной из обладательниц этих взоров он не дал бы меньше сорока. Саймон нахмурился. Он уверен, что мисс Фарингдон должна быть моложе и симпатичнее. Фарингдоны славятся своей внешностью не меньше, чем беззаботностью поведения.
— Добрый день, леди. — Гиллингем галантно снял шляпу и весело улыбнулся. — Я привез вам гостя на сегодняшнее собрание. Позвольте представить графа Блэйда. Совсем недавно он возвратился из Ост-Индии, знаете ли. И ему не терпится услышать, что делается в литературных кругах здесь, в Англии.
Саймон уже приветственно снимал свою касторовую шляпу с загнутыми полями, внутренне собираясь для выполнения предстоящей задачи, когда до него неожиданно дошло, что ни на одном из этих женских лиц нет ни малейшего признака радушия.
Он прищурясь наблюдал, как Гиллингем совершал церемонию представления. Сомневаться не приходилось: леди из Общества литературных четвергов были, определенно, не в восторге от нового знакомства. Более того, Саймон мог поклясться, что читает на их лицах некоторое беспокойство и подозрительность. У него даже промелькнула мысль, что милые леди из литературного общества предпочли бы, чтобы он тут вообще не появлялся.
Гиллингем быстро покончил с формальностями:
— Мисс Инглбрайт, мисс Брейсгердл, мисс Хорнсби и мисс Остли…
Дамы вежливо, но без особого энтузиазма ответили на приветствие. Мисс Фарингдон среди них нет, отметил про себя Саймон. Он не мог отрицать, что испытал некоторое облегчение, однако дело усложнялось. Оставалось только надеяться, что леди просто запаздывает.
— Очень любезно с вашей стороны присоединиться сегодня к нам, милорд, — довольно холодно произнесла мисс Брейсгердл, высокая костлявая женщина с вытянутым лицом.
— Весьма любезно, — чопорно подхватила старшая из сестер Инглбрайт. Но это прозвучало так, будто она предпочла бы, чтобы он отправился на охоту. — Как мило с вашей стороны интересоваться нашим скромным сельским обществом. Боюсь лишь, что вы сочтете нас ужасно скучными… совсем не похожими на посетительниц блестящих салонов в Лондоне.
— Да-да, наши заседания совершенно не похожи на лондонские, — живо вмешалась мисс Остли, пухленькая и безвкусно одетая. — Мы здесь слишком отстали от времени, милорд.
— Я не встречал в Лондоне особенно блестящих литературных салонов, — вежливо отвечал Саймон, заинтересовавшись столь необычным приемом. Что-то было явно не так. — Просто группки вечно щебечущих леди и денди, предпочитающих обсуждать последние скандалы, а не новости литературы.
Пять дам смущенно переглянулись. Младшая из сестер Инглбрайт кашлянула:
— Признаться, мы иногда тоже опускаемся до подобной болтовни, милорд. Вам, полагаю, известно, как это бывает в деревне. У горожан, несомненно, есть более интересные предметы для обсуждения.
— В таком случае и у меня найдется для нас несколько последних on-dite , — не без лукавства заметил Саймон.
Они от него так легко не отделаются. Он сам решит, когда ему уходить.
Дамы переглянулись с еще более неуверенным и обеспокоенным видом. В этот момент всеобщее внимание привлек топот конских копыт по дорожке.
— А вот и мисс Фарингдон! — воскликнула мисс Хорнсби, впервые проявляя признаки радостного оживления.
Неуловимая мисс Фарингдон, ну наконец-то. Сначала Саймон увидел серую в яблоках кобылу, которая неслась во весь опор к группке у ворот. Он напряженно вглядывался. Во-первых, всадница сидела на лошади верхом по-мужски, а не боком. Во-вторых, ее волосы оказались не фамильного золотого цвета — под элегантной соломенной шляпкой свободно метались ярко-рыжие кудри… Что-то блеснуло на ее лице. Саймон почувствовал себя заинтригованным. Эмили Фарингдон носила очки в серебряной оправе! Их вид на несколько мгновений приковал его взор — ни одна из его знакомых ни за что на свете не появилась бы на людях в очках…
— Мисс Эмили Фарингдон, — доверительно шепнул ему лорд Гиллингем. — Эмили довольно мила, но по натуре все они игроки, вся их семейка. Их здесь так и величают: вертопрахи Фарингдоны. Кроме, пожалуй, Эмили. Славная девушка. Очень жаль, что у нее в прошлом было это несчастное происшествие…
— Ах да, происшествие… — Саймон вспомнил сплетню, которую ему удалось потихоньку вытянуть из хозяйки дома, где гостил.
Весьма полезные сведения. И хотя у него пока еще не все подробности, он знает о прошлом Эмили достаточно, чтобы иметь солидное тактическое преимущество в той наступательной кампании, которую собирался развернуть. Он не мог отвести взор от Эмили Фарингдон. С изумлением Саймон обнаружил, что ее маленький носик усыпан веснушками, а глаза за поблескивающими стеклами зеленые. Невероятно зеленые.
Лорд Гиллингем деликатно кашлянул в кулак.
— Мне не следовало говорить, — пробормотал он. — Ей, бедняжке, тогда едва минуло девятнадцать. Все в прошлом. Об этом, сэр, давно никто не вспоминает. Надеюсь, сэр…
— Ну разумеется, — отозвался Саймон. Лорд Гиллингем слегка приподнялся в седле, приветливо улыбаясь Эмили:
— День добрый, мисс Эмили.
— День добрый, милорд. Денек и вправду чудесный, не находите? — Эмили придержала кобылу и приветливо улыбнулась Гиллингему. — Так вы присоединитесь к нам сегодня? — Она уже хотела спешиться, не дожидаясь помощи.
— Позвольте мне, мисс Фарингдон. — Саймон соскочил с лошади и передал поводья Гиллингему.
На ходу он успел окинуть Эмили быстрым оценивающим взглядом. Он все еще никак не мог поверить, что наконец-то перед ним желанная добыча, которую так долго выслеживал. Все Фарингдоны, кого ему доводилось видеть раньше, были высокими блондинами и отличались необычайной красотой.
Но Эмили… Саймону оставалось лишь предположить, что некая зловредная фея двадцать четыре года назад подбросила в детскую к Фарингдонам дитя сказочных эльфов. Впрочем, она и сейчас напоминала маленького эльфа. В сей представительнице рода Фарингдон не было ничего от статуи богини. Слишком маленькая, хрупкая, она не поражала пышностью форм. Напротив, все в ней казалось тонким и изящным — от слегка вздернутого носика до нежного изгиба бедер, почти не различимого под тяжелой тканью ее старомодной выцветшей амазонки.
Солнце вновь сверкнуло в стеклышках очков Эмили, когда она наконец изволила взглянуть на Саймона. Он внезапно осознал, что просто пригвожден к земле этим пытливым взглядом, в котором светилось удивительное сочетание живого ума и невинной доброты.
Саймон сразу решил, что мисс Эмили Фарингдон может оказаться какой угодно, только не скучной. Пусть немного несовременной, но определенно не скучной. Она, в конце концов, похожа на свои письма. Эта леди — оригиналка.
Саймон протянул руки, сомкнув их на тоненькой талии Эмили. Его пальцы почувствовали, какая она гибкая и нежная и между тем достаточно сильная для своего небольшого роста, и полна женственности.
Проклятье! Его возбудило одно только прикосновение к ней. Саймон нахмурился и немедленно овладел собой.
Гиллингем торопливо представлял их друг другу, но Эмили не слишком внимательно его слушала.
— Благодарю вас, сэр, — чуть задохнувшись, молвила она, соскальзывая с кобылы. Все ее внимание, казалось, занимала туго набитая сумка, притороченная к седлу. — Ваш спутник сказал — граф Блэйд? Надо же! Не каждый четверг мы принимаем графа…
— Мое имя Саймон… Саймон Огастас Траэрн, — со значением произнес Саймон. — Смею надеяться, вы знаете меня как Траэрна, мисс Фарингдон.
Эмили Фарингдон в изумлении приоткрыла рот, а глаза ее за стеклышками очков округлились от ужаса.
— Траэрн! Нет, невозможно, чтобы вы были мистером Траэрном. — Она рванулась из его рук, словно они обожгли ее.
— Поосторожнее, мисс Фарингдон! — крикнул Саймон, увидев, как вздернулась от испуга лошадь.
Но предупреждение запоздало. Ногой, обутой в сапожок, Эмили случайно угодила кобыле в живот. Бедное животное тут же обиделось на столь дурное обращение и нервно заплясало, сумка зашлепала по бокам.
Эмили попыталась поправить соскочившие на нос очки, одновременно стараясь укротить лошадь. Но девушка уже почти выбралась из седла, когда кобыла снова всхрапнула, резко дернувшись в сторону, и Эмили начала медленно, но неотвратимо падать.
— О господи, — завопила мисс Брейсгердл, — она же падает с лошади!
— Так ведь… — начал лорд Гиллингем с явной тревогой.
Одна из сестер Инглбрайт метнулась вперед, стараясь уцепиться за уздечку, но для кобылы это оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения: животное резко встало на дыбы, забив копытами в воздухе.
— Черт подери! — пробормотала Эмили, окончательно теряя равновесие и падая прямо в объятия Саймона.