Скандал в личной жизни

Глава 4

Клементина глубоко затянулась, так что перехватило дыхание. Она вспомнила слова Алекс о вреде курения, о раке и других болезнях, от которых умирают молодыми. Можно подумать, что она, Клементина, хочет дожить до ста лет, чтобы стать дряблой и морщинистой старухой. Мать и отчим постоянно ныли, что она прокурила весь дом и загадила все пепельницы, что зажатая в зубах сигарета не украшает ее. А ей плевать на то, что они думают и говорят.

Курение стало частью ее имиджа. С длинной тонкой сигаретой между пальцами, она казалась себе более эффектной и более голливудской. К тому же равномерность вдохов и выдохов, вид серебристого пепла на конце сигареты просто успокаивали ее. Сейчас как никогда, ей нужно спокойствие.

Клементина отвернулась от залитого дождем окна. Наконец-то Меган уснула. На побледневшем лице отчетливо выделялись желтые круги под глазами. Со временем они исчезнут, и это было единственным утешением для бедной Меган, думала Клементина. Время – лучший лекарь.

Она отбросила сигарету и подошла к кровати. Меган била дрожь, и Клементина укутала ее одеялом до самого подбородка. Впервые в жизни она пожалела, что не может взять на себя чужую боль. Она бы знала, что ей делать, будь она Меган. Она бы выпрыгнула из постели, ворвалась бы к Тони с ружьем в руках и вдребезги разнесла бы самодовольную улыбку на его отвратительном лице. Меган, единственная вина которой в том, что она полюбила подлеца, просто замкнулась в своем горе, и никто не мог ей помочь. Клементина выскользнула из комнаты и спустилась в гостиную.

– Если ты шевельнешься, то окажешься на полу, – заметила она Алекс, сидевшей на краю тахты. Алекс подняла глаза и попыталась улыбнуться.

– Как она?

– Уснула, мне кажется, ей не нужно идти сегодня домой. Ее родители чувствуют, что что-то не так. Хорошо бы сочинить стоящую отговорку. Я думала об этом. Скажу, что мы устроили в честь ее дня рождения вечеринку с ночевкой и забыли их предупредить. Родители Меган считают, что я сверхлегкомысленна, поэтому лишь еще раз убедятся в правильности своей характеристики. День рождения Меган в следующем месяце, но они не обратят внимания. Их мало интересует все, что касается Меган.

Согласно кивнув, Клементина присела рядом. Она гадала, где мать. Совсем недавно она была здесь, ведь даже небеса проигрывали блеску полированного столика рядом с тахтой. Возможно, Анжела пошла по магазинам или бегает по поручениям Джона. А может, одна из его рубашек перешагнула трехмесячный рубеж? Анжела никогда не допускала такого. К этому ее приучил отец Клементины. Он ненавидел старую одежду, несвежую пищу и, коли на то пошло, старых людей.

Клементина вздрогнула и встала. В минуты, когда случалось что-то ужасное, она вспоминала о нем, о своем отце. Если кому-то причиняли боль, или кто-то умирал, или мать, целиком поглощенная заботой о Джоне, забывала о существовании Клементины, перед ее глазами возникало лицо Дюка. С темной щетиной на подбородке, чуть угловатое, оно было почти зеркальным отражением ее собственного лица. Клементина вглядывалась в него до режущей боли в глазах, пока не появлялись слезы. Нельзя сказать, чтобы ее это сильно беспокоило. Она могла прожить и без Дюка, давным-давно научившись существовать бок о бок с матерью, безраздельно преданной Джону. Анжела делала все, лишь бы не потерять Джона. Нет уж, хватит и одного раза. Когда она вытирала мебель, Клементина нередко слышала ее заклинания: – Я не потеряю Джона. Я не потеряю Джона, – бормотала Анжела, снова и снова, как заезженная пластинка.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Алекс, вдребезги разбив образ Дюка. Клементина повернулась и, улыбнувшись, произнесла: – Хорошо, Только устала. Меган казалась такой слабой. Я не была уверена, что она… Понимаешь, в какой-то момент я подумала, вернее, все было похоже на то, что произошла ошибка и что-то пошло не так, как надо. Но худшее для нее уже позади.

Алекс потерла лоб.

– Я хочу убить его, выцарапать ему глаза. Я даже думать не могу, что…

– Алекс, не надо, – Клементина опустилась на тахту рядом с подругой. – Я знаю, что ты чувствуешь. Поверь мне. Но я твердо выучила одно – нельзя опускаться до уровня других. Тони получит свое, не сейчас, так позже. Подожди, ты сама увидишь. Самое ужасное, что мы можем устроить ему, полностью игнорировать его. Вести себя так, как будто то, что он сделал с Меган, не имеет никакого значения. Это заденет его больше всего.

– Не знаю.

– А я знаю. Подумай сама. Любому хочется увидеть реакцию. Вот почему Тони зашел так далеко. Он хотел, чтобы ты отреагировала на его жестокость. Твое безразличие сведет его с ума, и, между прочим, ты нужна Меган.

– О боже, Меган!

Клементина прислонилась к Алекс.

– Ты знаешь, она жалеет этого ребенка, – сказала Алекс. – Один бог знает, почему, но она хотела его.

– Я знаю. Она чуть не отказалась избавляться от него. И я почти желала, чтобы она настояла на этом. В том, что произошло потом, моя вина. Ведь именно я выбрала доктора, если его можно так назвать.

– У тебя не было большого выбора. Аборт надо было сделать как можно скорее, и ты сделала все, что могла.

– Я знаю. Но я чувствую ответственность за случившееся. Мы могли бы, по крайней мере, подождать еще день и основательно проверить того парня. Я возбудила бы против него дело, пожелай только Меган выступить в открытую. Это какой-то мясник. Она потеряла так много крови.

Девочки пристроились на тахте, прислушиваясь к тиканью часов, равномерному и безучастному к событиям, происходившим вокруг. Вдруг комнату взорвал отчаянный пронзительный крик. Алекс и Клементина вскочили и бросились к лестнице.

– Тони! – кричала Меган. – Тониииии!

Клементина ни единой душе ни обмолвилась о том, что «Сакс Авеню» проводит в Сан-Франциско конкурсный отбор девушек в поисках новых фотомоделей. Если она победит – прекрасно. Но если она проиграет, никто не должен знать о ее неудаче. Клементина никому не рассказывала о своих мечтах, даже Алекс и Меган. Они иногда говорили о том, в каком университетском колледже хотели учиться и по какому предмету специализироваться, но Клементине всякий раз удавалось отделаться общими фразами, не вдаваясь в подробности и избегая деталей.

Подруги не поймут ее. Она была в этом уверена. Возможно, Алекс немного проникнется ее замыслами, у нее тоже есть амбиции. Алекс собирается поступать в Беркли и стать «финансовым гением». Но столь нудное призвание не имеет ничего общего с желанием стать звездой. Клементина опасалась, что ее поднимут на смех за то, что вступая на столь рискованный и скользкий путь, она ставит на карту свою гордость и все будущее.

Но язвительные замечания и колкости Алекс – ничто по сравнению с тем, что сказала бы Меган. Последний вариант, который Клементина слышала о намерениях Меган, это стать учительницей или медсестрой. Боже милостивый! Она постаралась втолковать Меган, что служа людям, ничего приличного не заработаешь, но это не убедило.

– Не в деньгах дело, – провозгласила подруга.

– Черта с два. Деньги – это все. Они означают власть и уважение. С деньгами ты ни в ком не нуждаешься.

Как только Клементина заработает приличную сумму, она скажет «до свидания» отчиму, воспоминаниям об отце и даже исполненной благих намерений матери. Вот тогда у нее начнется настоящая, своя собственная жизнь. Захочется ли ей курить или жить в Нью-Йорке или путешествовать по свету – ради бога! Она ни от кого не будет зависеть в своих желаниях. Клементина улыбнулась при мысли об этом.

Чтобы войти в число участниц конкурса, надо было заполнить анкету, написать сочинение на тему, почему она хочет стать фотомоделью и выслать две глянцевые фотографии размером 8x10 – на одной только лицо, а другую – в полный рост. К счастью, за последний год Клементине удалось сэкономить часть денег из своего содержания, и сейчас ей хватало, чтобы сняться у профессионального фотографа. Назначенное время было в час дня. Она уйдет из школы пораньше, сославшись на боли в желудке, и начнет, наконец, свой путь в известность. Сначала «Сакс Авеню», а потом, кто знает? К этому времени в следующем году ее фото, возможно, появится на обложке «Моды».

Хотя ни Алекс, ни Меган открыто не признавались, за последние пару месяцев отношения между ними стали натянутыми. Если бы Меган страдала только от аборта, она бы выдержала, погоревала о своей потере и продолжала жить, как ни в чем ни бывало. Но каждую ночь, как только она закрывала глаза, начинались одни и те же видения. Последние слова Тони, его жестокость снова и снова прокручивались в ее мозгу, как фильм ужасов, пока она не просыпалась и включала свет, надеясь, что он разгонит видения. Меган догадывалась, что в случившемся между ней и Тони было что-то еще, помимо утраты интереса к ней или отвращения из-за ее беременности. Она уловила странный зловещий блеск в его глазах. Все то время, когда он заставлял ее поверить в спою любовь, он что-то скрывал от нес. И это «что-то» имело отношение к Алекс.

Прощальные слова Тони превратились в навязчивый кошмар, преследовавший Меган. Какая связь была между ними? Меган знала, что Алекс встречалась с Тони, но совершенно ясно, что их отношения кончены и забыты. Алекс – ее подруга. Ее лучшая подруга. Она знала, как сильно Меган любит Тони. Единственный раз в жизни у Меган появился человек, принадлежавший только ей, который хотел ее. По крайней мере, она так думала. Первый раз Меган почувствовала себя красивой, умной и желанной. Но воспоминание о его последних словах растравляло старые раны и вбивало клин, множеством безответных вопросов, между ней и Алекс.

У Алекс было ощущение, будто она мчится на диком ярмарочном аттракционе, с трудом уклоняясь от возникающих опасностей. Она отчаянно стремилась быть именно такой подругой, которая нужна Меган. Прошло шесть месяцев с того дня, когда они с Клементиной привезли ее от доктора, а Меган еще не пришла в себя. Казалось, усталость ни на минуту не покидала ее, даже во время занятий в спортивном зале. Плечи ссутулились, грудь и живот опустились. Создавалось впечатление, что даже держать голову ровно требовало от нее огромных усилий. Она редко разговаривала, и то, только тогда, когда к ней обращались. Отвечала краткими, односложными фразами, лишенными всяких эмоций и чувств. Меган никогда не смеялась, но Алекс больше пугало то, что она и не плакала.

Когда Меган после аборта лежала на кровати Клементины, Алекс, сжав до боли ее руку, поклялась, что все время будет рядом с ней. Она сделает все, что только пожелает Меган… А сейчас та сторонилась ее, и бессознательно Алекс тоже удалялась от Меган. Она оставила при себе и чувства, и слова, боясь, что скажет что-то не то и еще больше травмирует Меган, если расскажет, как подло обманывал ее Тони. А может быть, она знает? Рассказывал ли ей Тони об их последнем свидании? Неужели Меган считает во всем виноватой ее, Алекс?

Было бы легче, если бы они поссорились. Они могли бы высказать все, что чувствуют и думают, кричать, вопить, плакать, писать злобные письма, вербовать сторонников. А потом помириться. Девушки по-прежнему вместе возвращались домой, обедали, встречались после школы. Но держались напряженно, обмениваясь лишь краткими репликами, напоминая дипломатов, которые пожимают друг другу руки и улыбаются перед объективом, после длительных гневных тирад наедине.

Алекс очень хотелось, чтобы рядом была Клементина. Будь она почаще рядом, ей удалось бы сломать лед и снова сблизить их. Но Клементина с каждым днем казалась все таинственнее – рано уходила из школы, становилась неуловимой, уклончиво отвечала, где она проводит время после занятий и по выходным. И холодность в отношениях Алекс и Меган росла, как будто они мчались в разных машинах, пытаясь разглядеть друг друга в ослепляющем свете бьющего в глаза полуденного солнца, не отводя взгляд от дороги.

Финал конкурса фотомоделей должен был состояться в последнюю неделю мая. Остались Клементина и еще девять девушек. Клементина оказалась, наконец, там, где хотела. До сих пор ей сопутствовал успех, чего нельзя было сказать о сотне других девушек, вступивших в состязание восемь месяцев назад. И все-таки Клементина ожидала чего-то другого.

От претенденток требовалось: быть хорошенькой (она была), представить несколько фотографий (она представила), стать «открытием» (пока что, нет), а потом – богатой (ха!). К этому времени Клементина потратила все до последнего пенса из своих сбережений на одежду и косметику: у нее было одиннадцать мучительных, неприятных сеансов у воинственных фотографов, хотевших или переспать с ней, или запечатлеть на пленке в таком виде, что она не смогла бы спокойно жить после этого; она на грани изнеможения прошла через четверть – и полуфинальные туры. Причем длились эти туры часами, во время которых Клементина и другие девушки, покрываясь потом, под слепящими юпитерами ходили по помосту, соединяющему зрительный зал со сценой, давая судьям возможность как следует рассмотреть их.

И вот она в финале, до которого осталось две недели. Клементина чувствовала себя увереннее, чем когда-либо. Несколько месяцев назад, получив счет за наряды, намного превышающий сумму, которую она могла выделить из своего содержания (пять долларов в неделю), ей пришлось открыться матери. Клементина ожидала услышать гневные слова и сотню причин, доказывающих, что фотомодель – ужасная профессия, и она слишком молода и неопытна, и ей надо все внимание уделять учебе.

Вместо этого Анжела взяла ее руку и заставила сесть рядом с собой на тахту.

– Это – трудная жизнь, – сказала она.

– Я знаю, мама. Но только этим я мечтаю заниматься всю свою жизнь.

Анжела отвела взгляд, и Клементина заметила тень печальной улыбки, замершей на ее губах.

– До того, как встретить твоего отца, я несколько лет была фотомоделью, В основном, демонстрация мод на сцене. А также фотографии в каталогах.

– Ты?

– Не надо удивляться, Клемми. Я тоже когда-то была молодой. И довольно хорошенькой. По крайней мере, так считал твой отец.

Клементина взглянула на Анжелу, и мало-помалу разглаживались морщины и исчезали преждевременно поседевшие волосы. Почти наяву различила она под ними голую, трепетную девушку с белокурыми волосами, сияющими синими глазами и ослепительной улыбкой. Странно, но до этого момента она думала о своей матери, как о старой замужней женщине. Ей даже в голову не приходило, что у матери была своя жизнь, своя собственная карьера.

– Я просто потрясена, мама. Вот и все. Я не знала, что ты работала.

Анжела встала и подошла к столу. Внизу лежал слой пыли, и она опустилась та колени, чтобы вытереть ножки стола.

– В твоем возрасте я тоже была независимой и старалась добиться многого. Но потом встретила Дюка и, понимаешь…

– И что? – спросила Клементина, подавшись вперед. Одно упоминание имени ее отца вызвало сильный и живой образ. Она почувствовала даже, как его руки поднимают ее и подбрасывают в воздух. На мгновение, когда она оказывалась совершенно одна и стремительно падала вниз, ее охватывал страх, но потом руки Дюка подхватывали ее, прижимали к сильной груди, она чувствовала его запах – смесь пота и сладковатого одеколона и пива, пролитого на ворот рубашки.

Анжела вытерла ножки и опустилась на ковер.

– Я не знаю, что случилось. Дюк был таким властным, таким потрясающим. Хватило одного его прикосновения, чтобы стали бессмысленными все желания, кроме одного – быть с ним рядом.

Голос Анжелы звучал ровно, и Клементина не могла понять, жалела ли она, что упустила свой шанс, позволила завладеть тем, что принадлежало только ей одной – своей жизнью? И ради чего? Вскоре Дюк оставил ее, Клементине было тогда только четыре года. Ему нужна более независимая женщина, которая может больше ему дать, объяснил он. Клементина встала и подошла к матери. Наклонившись, она поцеловала ее волосы.

– Я никому не позволю ворваться и завладеть моей жизнью. Давным-давно я решила стать звездой и не остановлюсь, пока не добьюсь этого. Если я проиграю сейчас, то приму участие в другом конкурсе, потом еще в каком-нибудь, пока, наконец, не достигну вершины.

Анжела встала и пристально взглянула в решительное лицо дочери.

– И в твоей жизни не будет места мужчине, даже, если ты полюбишь его?

– Ах, мама, не думаю, что я когда-нибудь влюблюсь. Нет, правда. Я недостаточно романтична для этого. Любовь полна закатов и рассветов, бабочек, цветов в раю. Зачем мне все это?

Анжела вздохнула и обняла Клементину:

– Хорошо, Клемми. Я понимаю. И я помогу тебе в этом конкурсе, но постарайся запомнить, что жизнь велика и не предсказуема, все еще впереди. Возможно, я слишком замкнулась и закрылась в одном – в любви, сначала к твоему отцу, а потом к Джону, – но ты, кажется, рискуешь замкнуться в другом. Научись балансировать, дорогая. В этом основная разгадка счастья.

– Ба, посмотрите, кто пришел, – сказала Алекс, подняв глаза от столика, за которым делала Меган маникюр. – Мисс Монтгомери. Ученица одиннадцатого класса средней Линкольнской школы, которая раз в неделю не является на занятия, а растворяется в воздухе, без всяких объяснений.

Клементина села на кровать Меган, все еще покрытую бледно-лиловым покрывалом с оборочками, хотя она множество раз говорила Меган, что оно слишком несолидно для ее возраста. Клементина боялась приходить сюда. Она знала, что в последнее время была не очень хорошей подругой. Меган по-прежнему чувствовала себя обиженной, Алекс злилась, и Клементина заметила их отчужденность, как будто между ними выросла стена, разделявшая друг от друга. Но у нее есть и своя жизнь. Время идет, и пора начинать действовать, если она хочет добиться успеха. Фотомодель должна начинать молодой. Она не могла допустить, чтобы чужие проблемы мешали ее целям, даже если это проблемы ее лучших подруг.

Умом Клементина признавала все свои рационалистические объяснения, но, увидев, как они обе игнорируют ее, угрызения совести острой болью пронзили ей грудь.

– Простите меня, – мягко сказала она. Откинувшись на кровать, Клементина бессознательно поглаживала кружева, пришитые по краям покрывала.

В комнате было тихо, только звук пилочки нарушал тишину. Клементина закрыла глаза.

– Я подала заявку на участие в конкурсе фотомоделей. «Сакс Авеню» проводит отбор новых манекенщиц и моделей. На следующей неделе финал. Надеюсь, вы придете.

Алекс с треском отбросила пилочку и встала. Твердым шагом она подошла к кровати и сверлила Клементину взглядом до тех пор, пока та не открыла глаза.

– Слушай, Клементина, я обманулась в тебе. Мне следовало сохранить свое первое впечатление. Знаешь, кто ты? Эгоистичная, самодовольная особа. Ты заботишься только о себе. Почти весь год ты нас полностью игнорировала, и ради чего! Фотомодель! Неужели это важнее дружбы? Важнее того, что произошло с Меган? Ты нужна ей. У нее был аборт, подумай только! А где была ты.

– Именно я отвезла ее к врачу, – закричала в ответ Клементина, вскочив с кровати. Они стояли лицом к лицу, сжав кулаки и стиснув зубы. Клементина почти на голову возвышалась над Алекс, но Алекс компенсировала недостаток роста энергией. Она наступала вперед до тех пор, пока Клементина не отошла, чтобы лучше видеть ее.

– Я держала ее руку, – продолжала Клементина, – а ты боялась смотреть ей в глаза. Не я водила за нос Тони, не моя вина, что он сделал то, что сделал. Возможно, будь ты с самого начала откровенной с Меган, расскажи ты ей, что было между тобой и Тони, ничего этого не произошло бы. Так что ты не имеешь права на свои надменные речи.

– Остановитесь хоть на минуту!

Меган открыла дверь и бросилась в холл. Слава богу, родители сидят внизу в столовой. Крепко вцепившись в дубовые перила, Меган спускалась по лестнице, останавливаясь, когда чувствовала головокружение, прислоняясь к перилам, чтобы удержаться на ногах. Еще десять шагов, и она окажется на свежем воздухе и сможет свободно дышать. Три шага, два, один.

Ночной воздух был теплым и душным. Ветра совершенно не чувствовалось, ни единый лист не колыхался на деревьях. Меган глубоко вздохнула, наполняя легкие до тех пор, пока они, казалось, разорвутся. Снова и снова она жадно глотала воздух, совсем как резиновый матрас, который нужно надуть, прежде чем он станет крепким и упругим.

Меган подождала, пока не почувствовала себя тверже и увереннее. Потом направилась вдоль дома к застекленной лоджии на склоне холма. Дойдя до него, она прислонилась к перилам. Отсюда можно видеть залив, лишенный всяких красок под черным безлунным небом. Только сверкающие огоньки яхт и парусных лодок виднелись внизу.

Меган снова медленно вздохнула. Давление в груди давало приятные ощущения. Она так давно не дышала по-настоящему. Почти целый год. Она вряд ли помнила об этом времени, как жила, что делала. Как робот, который в состоянии выполнять определенные операции, но полностью выключается после их завершения. Она не ощущала себя живым существом и редко знала, какое сегодня число, день недели, время.

Только один раз Меган ощутила прилив жизни. Это случилось вскоре после аборта. Они с Алекс были на пристани. Молодая пара терпеливо уговаривала своего ребенка пройти несколько шажков от отца к маме. Алекс пыталась оттащить ее, но Меган, завороженная улыбкой малыша, тянулась к нему. Ей хотелось подбежать и вырвать ребенка из их рук. Ее малыш был бы таким же. У него были бы темные, как у Тони, волосы и светлые, как у нее, глаза. Она шла к нему, ничего не замечая вокруг, пока Алекс, крепко схватив, не тряхнула ее как следует.

– Это не твой ребенок, не твой, – повторила Алекс. Меган бросилась к дому и заперлась в своей комнате до следующего утра. И тогда, в самозащите, она научилась отгораживаться ото всех и всего.

Меган встала коленями на деревянный пол лоджии и положила подбородок на перила. Она думала об Алекс, своей лучшей подруге. О том, как сильно она любит ее, не важно, что произошло между ней и Тони. Какое-то время Меган казалось, что надо отделиться от Алекс, причинить ей боль равнодушием. Пару раз Меган пыталась спросить Алекс об истории с Тони. Но сначала она страшилась узнать правду, а потом, по мере того, как росла пустота внутри, ей стало безразлично. Сейчас она знала, что Тони просто использовал ее, чтобы досадить Алекс. Но знание всех деталей не причинит ей большей боли, чем боль от потери ребенка и уверенности, что Тони никогда не любил ее.

Меган подумала о Клементине. Сильная, смелая, спокойная Клементина. Она держала ее руку, когда доктор вонзал в нее холодные металлические приспособления. Анестезия полностью не подействовала, и Меган чувствовала, как доктор пронзает и колет ее внутренности, выталкивая в потоке крови зародившуюся жизнь. После этого каждый раз, когда она встречалась с Клементиной, Меган, несмотря на все свои старания забыть, вспоминала эту сцену.

Она подумала о своих родителях, которых настолько увлекло и пленило внешнее богатство и благополучие, что едва ли они замечали ее присутствие. Они ни разу не спросили, что с ней происходит, почему она не ест, ни с кем не разговаривает и не смеется. Меган попыталась представить, что бы произошло, умри она на столе у врача в кабинете.

И еще она подумала о Тони, который научил ее любить, бояться любви и ненавидеть.

Наконец Меган, обхватив руками живот, вспомнила о своем ребенке. Доктор сказал, что это был мальчик.

Услышав звук шагов, она обернулась. Позади, взявшись за руки, стояли Алекс и Клементина. Они осторожно приближались к ней, и Меган протянула к ним руки. Единственное, чего ей хотелось в эту минуту, снова быть рядом с подругами. Они опустились на колени, крепко обняли ее, и тогда Меган заплакала.

Клементина стояла на сцене третьей в ряду девушек. Голова поднята, плечи отведены назад, грудь вперед, живот подтянут, правая нога впереди, левая – на шаг сзади, глаза широко распахнуты, на лице сияющая улыбка, руки прижаты к туловищу. Она так много раз тренировала эту позу, что манерность стала ее второй натурой. Она никогда нигде не расслаблялась – ни на сцене, ни в школе, ни за обеденным столом.

Ее взгляд скользнул в сторону матери и отчима, сидевших рядом с Алекс и Меган в четвертом ряду. Подчиняясь какому-то глупому капризу, она послала письмо отцу, в котором просила его приехать на финал. Дюк метался по всей стране – из Денвера в Сиэттл, из Сиэттла – в Кливленд, в Майами, последнее место пребывания, о котором она слышала – Атланта. Так что Клементина не была уверена, получил ли он письмо. Скорее всего, все-таки получил и решил полностью проигнорировать ее просьбу, как, впрочем, поступал всегда. Чего ради она вообще решила отыскать его? Клементина моргнула и отвела взгляд. Лучше не думать ни о нем, ни о ком-то еще. Эти мысли только расстраивали и сбивали с толку.

Вызвали девушку, стоявшую перед Клементиной, и она прошлась взад и вперед по узкому помосту, соединявшему зал со сценой. Неуверенно, подумала Клементина. Ноги ее слегка дрожали, и она выглядела неуклюжей в туфлях на десятисантиметровых каблуках. Ни у одной претендентки нет шанса на победу, если она не смотрится так, как будто сможет принимать душ на каблуках. Клементина как-то раз попробовала и нашла, что не так уж это и трудно, надо только найти опору для ног. Сама она постоянно ходила на каблуках. У нее были шпильки всех цветов.

– Клементина Монтгомери. Саусалито. Калифорния.

Клементина вздернула подбородок и широко улыбнулась. Прежде чем сделать шаг, она мысленно оценила свою внешность. Светло-каштановые волосы были подняты наверх, оставляя лишь несколько прядей на лбу и щеках. Ясные голубые глаза подведены до совершенства гримером, которого ее глаза очаровали настолько, что он уделил ей в два раза больше времени, чем остальным конкурсанткам. Ярко-синее шелковое платье с серебристыми блестками по вырезу спадало до самых пят, лишь при ходьбе мелькали синие туфли-лодочки. Улыбка Клементины стала еще ослепительнее. Она знала, что выглядит безукоризненно.

Многонедельные тренировки вызывать у себя зрительные образы подготовили Клементину к ужасу предстать перед сотнями незнакомых, критически настроенных людей. Она приучила себя к ощущению света на затылке, и микрофонам, глядящим в лицо, и нервной дрожи внутри. Но сделав всего лишь один шаг, она поняла, что ей не нужны были эти бесконечные напряженные тренировки.

Клементина взглянула на зрителей и почувствовала прилив невероятной власти. Все глаза не отрывались от нее, все улыбки предназначались только ей. Она прошлась по помосту, покачивая бедрами, с прирожденной уверенностью, которую только что обнаружила в себе, не ощущая ни малейшей неловкости. Ее место именно здесь. В ней было главное – не поддающееся определению качество звезды, о котором постоянно говорят представители агентств и продюсеры по поиску моделей. Она прекрасно владела собой, была красивой, яркой и уверенной. Публика, заполнившая зал, видела только этот внешний вид и ничего больше.

Клементина пошла по помосту назад к сцене, сделав пируэт, за которым последовал взрыв громовых аплодисментов. Ей стоило большого труда не рассмеяться от счастья и удовольствия. Она вернулась на свое место в углу сцены, но зрители продолжали хлопать. К их несказанному восторгу Клементина сделала реверанс.

Оставшаяся часть первой половины состязания была как в тумане. Выступили последние семь девушек. Но ни одна не получила такого отклика у публики как Клементина. Она бросила быстрый взгляд на подруг и увидела, что тс улыбаются ей. Они тоже ощущали ее победу.

Вторая часть конкурса представляла собой интервью. Ведущий спрашивал девушек, чему бы они хотели посвятить себя. Большинство отвечали заученными правильными ответами – стать медсестрой, ветеринаром, хочу помогать бедным, накормить голодных, бороться за мир во всем мире и т. д. и т. п. Клементина долго и упорно размышляла, как ответить ей. Конечно, можно было бы и солгать – сказать, что хочет вступить в Корпус Мира или стать учительницей. Но это будет недостаточно эффектно. Клементина Монтгомери должна отличаться от всех. И если она собирается стать звездой как хотела всегда, нужно с самого начала дать это почувствовать.

Кен Стрикленд, главный координатор и ведущий, назвал ее имя и со скучающей улыбкой спросил о планах на будущее. Клементина мельком взглянула на него и обратила взгляд в зрительный зал. Публика выжидающе подалась вперед.

– Знаете, мистер Стрикленд, я хочу быть совершенно искренней. У других девушек такие замечательные, душевные намерения, что мне немного стыдно. Видите ли, у меня всегда были большие планы. Я не хочу и не буду вести заурядную жизнь. Я мечтаю об успехе.

Клементина пристально взглянула в сторону судей, пытаясь понять их реакцию, и заметила, как многие из них приготовили карандаши. Она думала завладеть их вниманием.

– Я скажу Вам, почему, – продолжала она. – Очень часто женщины отказываются от собственных стремлений и надежд. Уверена, у каждой из них есть мечта, пока они молоды и не замужем. Потом они встречают молодого человека, который становится мужем, и остаток жизни проводят, помогая ему продвигаться по службе, воспитывая детей, заботясь о всех, кроме себя самих. Я хочу изменить этот установившийся порядок.

По залу прокатилась живая струйка аплодисментов, и Клементина улыбнулась.

– Что плохого в том, что женщина хочет иметь свой собственный образ жизни, свой личный успех? Разве мы глупее, менее квалифицированы, не способны сделать вклад в общество? Я так не думаю. В течение целых столетий половину населения не допускали к главной роли в управлении миром. Подумайте только, сколько гениальных, свежих и самобытных людей потеряно из-за этого.

Клементина обвела взглядом зал. Убедившись, что по-прежнему владеет вниманием зрителей, она продолжала.

– Если я стану известной моделью, я постараюсь научить остальных женщин защищать свои права, не терять себя и своих надежд, не зависеть от женихов, мужей, семьи. Я буду разъезжать по стране, произносить речи. Женщины имеют право делать то, что хочется, а не вести образ жизни, который диктует ей общество. У нас есть выбор. И он намного шире, чем стать лишь медсестрой или учительницей, хотя это тоже очень замечательные профессии. Но почему мы должны исключать профессии ученых и политиков? Только потому, что мы – женщины? Уверена, что нет.

Кен Стрикленд отступил на шаг назад, освобождая центр сцены, и Клементина тут же воспользовалась этим. Она внимательно посмотрела на судей, задержавшись взглядом на лице каждого.

– Я хочу сказать, что перед нами открыт весь мир, и не надо отказываться от его прелестей, когда мы влюбляемся. Жизнь становится гораздо полнее, насыщеннее и интереснее, если мы реализуем все свои таланты и возможности, не ограничиваясь стенами семейного очага. Если я стану известной моделью, мистер Стрикленд, я попытаюсь изменить взгляд на мир женщины.

На минуту зал застыл в гробовом молчании. Клементина почувствовала, как ее спина горбатится под грузом непосильной тяжести. Она позволила себе слишком много, зашла слишком далеко. И вдруг она увидела, как Алекс и Меган вскочили со своих мест и зааплодировали. К ним присоединились ее родители и остальные зрители. Аплодисменты оглушили ее. Клементина выпрямилась и склонила в знак признательности голову. Она видела одобрительные улыбки женщин, смех мужчин, довольных ее азартом. Но больше всего ее интересовали судьи, над своими счетными карточками, с бешеной скоростью вписывающие туда что-то.

После того, как затихли аплодисменты, оставшиеся две девушки выразили безопасное желание стать медсестрами, но как-то менее уверенно, чем предыдущие. В голосе их прозвучала та фальшивая нотка, которую Клементина считала приевшейся. Наконец, интервью закончились. Мистер Стрикленд собрал у судей счетные карточки и подождал, пока затихнет шум в зале.

Клементина крепко сжала руки и улыбалась до боли в скулах. Стрикленд начал с третьего места. Клементина мысленно молила бога, чтобы это была не она. Она будет первой, или ей вообще ничего не надо.

Треси Бенита. Слава Богу. За ней шли Луиза Шумахер и Линда Элсли. Осталось только объявить победительницу конкурса.

– А сейчас, леди и джентльмены, я объявляю победительницу конкурса «Сакс Авеню». Победила… Клементина Монтгомери!

Клементина на мгновение заколебалась. Не вступила ли она во владения, из которых нет пути назад? Но это продолжалось лишь мгновение. Потом ее захватили аплодисменты. Сомнения исчезли навсегда. Ее мечты начинают претворяться в жизнь. Клементина Монтгомери заняла центральное место на этой сцене и вышла в мир загоравшихся звезд, моделей и манекенщиц. В глубине души она знала, что ее прежняя жизнь осталась позади и возвращения к ней не будет.