Эви зашла в столовую тем же вечером, чувствуя страх и решительность. Она была одета в свое лучшее платье. Снова. Тусклый голубой муслин выглядел лохмотьями по сравнению с разноцветными шелковыми нарядами других леди. Она выбросила эту мысль из головы и напомнила себе, что именно она — хозяйка этого дома. Независимо от того, что Адара старалась подорвать ее влияние.
Хотя она не предвкушала вечер с Адарой и ее гостями, но знала, что Спенсер будет тут, и хотела все решить с ним. Как только обед закончится, она отведет его в сторону и потребует встречи наедине.
Как оказалось, ее ждало разочарование. Кресло Спенсера во главе стола пустовало. Мистер Грешам сидел справа от нее, слишком часто касаясь ее руки во время еды. За едой она устала от смеха и разных сплетен про людей, которых она не знала. Эви отказалась от участия в шарадах в гостиной и собралась уходить, как только доела десерт. Она уже почти ушла, когда раздавшийся мелодичный голос Адары заставил ее застыть на месте у лестницы.
— Вам нехорошо, Эвелина?
Глубоко вздохнув, она повернулась к Адаре и неуверенно улыбнулась.
— Вам не о чем беспокоиться. Боюсь, что еда мне не пошла на пользу, — еда, которую Адара имела наглость заказать. Эви еще не удавалось появиться у кухарки до Адары.
— Ох, надеюсь, что это не морской язык, — Адара сделала вид, что беспокоится. — Я наказала кухарке, чтобы он был свежим, — но сочувствие в ее голосе не вязалось с мрачным блеском ее глаз.
— Когда я увижу Спенсера сегодня, мне сказать ему, что вы плохо себя чувствуете?
Ледяной холод охватил тело Эви; она правильно поняла намек Адары. Правда это или нет, но эта леди желала заставить Эви поверить, что Адара первой увидит Спенсера… что она часто с ним виделась. В отличие от Эви, которая не могла даже минуту побыть с ним наедине.
— Как пожелаете, — не желая спорить с гадюкой, она приподняла юбки и снова начала подниматься по ступенькам. Потом остановилась, не в состоянии спрятать свои когти.
— Или я могу сама ему рассказать, когда увижу его. Он обычно будит меня, когда заходит в комнату.
Ее гордость требовала от нее солгать. Пусть Адара думает, что хотя он и избегал Эви днем, но ночи проводил вместе с ней.
На лице Адары появились красные пятна гнева.
Эви почувствовала удовлетворение, жаль что ненадолго.
Адара медленно улыбнулась, словно кошка.
— В самом деле. Какой он… прилежный. Знает свои обязанности. Выполняет всю рутинную работу.
Слова ударили Эви так же действенно, как и стрела. Он женился на ней по обязанности. Ради наследников. Ничего больше. Адара об этом знала. Все об этом знали. И почему нет? Это правда.
Неужели она правда думала, что если предложит себя на тарелке, как жареного гуся, то это сделает их брак истинным? Сделает его настоящим и постоянным?
Она даже не позвала горничную, когда поднялась в спальню. В ярости, чувствуя себя дурочкой из-за того, что думала, что ей удастся соблазнить Спенсера и сделать его своим, она разделась и надела пеньюар. Потом села на табурет, чувствуя всю тщетность своих попыток, она вынула шпильки из волос и распустила золотисто коричневую массу.
Решительно расчесав волосы, она стала ходить по комнате, отчего мягкий край ее пеньюара то и дело касался ее лодыжек. Через некоторое время она остановилась и добавила угля в камин, оценив тепло, не говоря уже о том, что в комнате стало светлее. Она не проснется в темной комнате. Эту часть своей жизни она еще могла контролировать. С этим страхом она могла бороться.
Закончив с этим, она села в кресло, подобрав книгу, которую прежде отбросила. Иногда снизу доносился громкий смех. Очевидно, игра в шарады была в самом разгаре.
Время тянулось очень медленно, когда она старалась услышать хоть какой-то звук из смежной комнаты. Когда она поняла, что смотрела, ничего не видя, на одну и ту же страницу целые полчаса, то положила книгу и снова стала ходить.
Потом она услышала. Легкий шум, едва слышный.
Чувствуя, что нервы натянуты, как струна, она прошла вперед и быстро постучала. Глубоко вздохнув, девушка открыла дверь и зашла.
Спенсер застыл на мгновение в кресле, глядя на нее зелеными глазами. Увидев его без рубашки, она покраснела и остановилась. Эви пожирала глазами его широкую грудь, плоский мускулистый живот. Что-то напряглось у нее в животе, ведь, наверное, ей стоило подождать позволения войти. Хотя она сомневалась, что он бы из приличия надел на себя рубашку.
Спенсер ослабил хватку, и ботинок свалился на пол. Он моргнул.
— Да? — он устроился в кресле, глядя на нее с безразличной холодностью.
— Мне нужно с тобой поговорить.
Вздыхая, он провел рукой по волосам, взъерошивая темные пряди.
— Уже поздно, Эви.
— Я не знала, когда смогу с тобой поговорить наедине. Ты меня вот уже несколько дней избегаешь, — она сжала руки в кулаки, ногти вонзились в нежную кожу ладоней. — Мы поговорим сейчас.
Его глаза блеснули в затемненной комнате, а потом он обратил внимание на второй сапог, прогоняя ее.
— Не думаю, что это хорошая мысль.
Она прошла вперед и остановилась перед креслом.
— Почему нет?
— Мне она не нравится, — заявил он напряженно. Он поднял глаза и посмотрел на нее, а потом на всю комнату, словно видя помещение впервые. — Мы поговорим утром. В моем кабинете…
— Почему мы не можем поговорить прямо сейчас? — она тяжело вздохнула. — У тебя какие-то планы? — спросила она, думая об Адаре.
Спенсер поднялся, выпрямился во весь рост и стал над ней и, стиснув зубы, процедил:
— Не дави на меня, Эви. Я не в настроении.
Это был очень заманчивый вызов.
Она приподняла брови, поднесла руку к его груди и надавила ладонью.
Мужчина схватил ее запястье, сжимая косточки, пока ей не показалась, что они сейчас сломаются. Она не вздрогнула, не отступила, даже под его обжигающим взглядом.
Она это начала, поэтому не отступит.
— Что ты хочешь от меня? — проворчал он, наклоняясь к ней. — Зачем ты меня мучишь?
Она покачала головой, облизала губы и тихо спросила:
— Ты действительно меня так ненавидишь?
Он дернулся будто от удара, и отпустил ее запястье. Она отступила.
— Ненавижу? Ты так считаешь? — спросил он.
Она потерла ноющее запястье.
— А что еще мне думать? Ты меня избегаешь вот уже несколько дней. С тех пор, как мы приехали сюда, с тех пор, как Адара…
— Адара? — он покачал головой. — А она-то здесь при чем?
Он над ней смеется? Она прикоснулась кончиками пальцев к вискам, пытаясь справиться с приступом головной боли.
— Все пошло совсем не так, верно? Выгодный брак, — фыркнула она. — Этот брак вовсе не такой простой, как мы того хотели, — она махнула рукой. — Мы думали, что сможем жить друг с другом как приветливые незнакомцы, без влечения…
— Я никогда так не думал, это твои мысли, — проворчал он.
— О, не думал? Ты же хотел, чтобы я провела с тобой несколько месяцев, пока мы не зачнем наследника…
— Такая возможность маловероятна, когда ты отказываешься выполнять супружеские обязанности!
— Обязанности, — резко ответила она. — Продолжение рода. Ты только об этом и думаешь?
Его ноздри раздулись от гнева.
— Когда речь идет о тебе, я думаю об этом и даже больше того.
— В самом деле? И когда же? Когда ты меня избегал? — она резко взмахнула рукой. — Занимаясь множеством разных важных дел…
— Эви, — выпалил он, склоняя голову на бок.
А она продолжала, не в состоянии остановиться, испытывая необъяснимую обиду. Неужели она думала соблазнить его и рисковать тем, что ее обман раскроется только для того, что познать желание? Чтобы она, наконец, смогла почувствовать вкус страсти? С ним?
Мысленно она увидела Адару. «Он выполняет всю рутинную работу». Близость с ней, Эви, для него рутинная работа. Она не сводила глаз с его сердитого лица. Наверное, он даже не мог себя заставить выполнить эту рутинную работу.
Она почувствовала резь в глазах и моргнула, продолжая говорить с горькой горячностью:
— Если ты не можешь находиться со мной в одной комнате через несколько дней после того, как мы произнесли клятвы, потому что мне просто нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что теперь я жена и племенная кобыла для незнакомца, тогда как ты можешь…
Он схватил ее за плечи обеими руками, едва не приподняв.
— Ты перестанешь болтать и дашь мне хоть слово сказать?
Она моргнула.
Его грудь поднималась и опускалась совсем рядом с ней. Эви притягивало его тепло. Она еще не видела его таким, он разъяренно, настойчиво рассматривал ее лицо. На мгновение она испугалась, что он ее ударит.
Наконец, он проворчал:
— Наверное, я действительно тебя ненавижу.
Она вздрогнула и закрыла глаза, чтобы не видеть неприязни в его бледно-зеленых глазах.
Его слова причинили ей большую боль, чем она ожидала. Они убили что-то внутри нее, о наличии чего она даже не догадывалась. Убили в ней надежду.
Почему-то с тех пор, как он вошел в ее жизнь, она снова обрела надежду на то, что она считала потерянным, когда пожертвовала своим будущим ради сестры и Николаса.
Не открывая глаз, она спросила:
— Почему?
Он потряс ее, заставляя снова открыть глаза.
— Потому что ты заставляешь меня ненавидеть Йена. Мою собственную плоть и кровь, — он резко вздохнул. — За то, что он первым овладел тобой и все еще владеет. Я рад, что он умер… рад, что теперь я с тобой, — он прямо посмотрел на нее. — Я не знаю, кого я больше виню за это: себя или тебя.
Ее охватил шок, теперь она понимала, что означает этот решительный блеск в его глазах.
С полузадушенным стоном он подтянул ее к себе и поцеловал с лихорадочным отчаянием. Его руки были везде одновременно. Он целовал ее так, словно не мог насытиться, словно он пробует ее в последний раз.
Когда первое изумление прошло, она подняла руки и обхватила его лицо. Выросшая за день щетина царапала ее ладони, когда она целовала его в ответ, выгибаясь ему навстречу, всхлипывая, когда даже этого оказалось ей недостаточно.
Он избегал ее потому, что хотел? Потому что чувствовал вину за то, что хотел ее? И Адара тут вовсе ни при чем. Ее охватила бурная радость, и она решительно углубила поцелуй.
Такие мужчины как он не подходили ее миру. Она не была ни красивой, ни очаровательной, ни утонченной… ничто в ней не могла вызвать его желание.
Но почему-то… она вызвала его.
Касаясь его лица, большими пальцами выводя маленькие круги на его впалых щеках, она наклонила голову и стала ласкать его язык своим.
Он застонал ей в рот и прервал поцелуй, удерживая ее. А она напряглась, тяжело дыша, желая снова коснуться его рта, чувствовать тепло его тела.
— Йен сделал это. Из-за него ты в моей голове, в моей крови. Почему-то слушая его все эти годы, я влюбился в твой образ.
Твой. Линни.
Нет в меня.
Его слова сжали и скрутили ее сердце. Соблазнительная дымка, в которую он ее завлек, исчезла в мгновение.
— Если не хочешь, чтобы я закончил это, тогда иди, — хрипло сказал он. — Сейчас же.
Тяжело дыша, она сумела сдержать всхлип.
Эви хотела его так сильно, что вся дрожала. Она даже представить себе не могла, что когда-нибудь так захочет мужчину. Никогда не думала, что у нее будет свой мужчина. Она оставила всю надежду на такое будущее, она сделала выбор в тот день, когда взяла на руки Николаса.
Хотя она никогда не жалела об этом, теперь она почувствовала, что желает этого, желает его.
Милли предупреждала ее. Говорила, что желание может быть… таким сильным. Таким глубоким. Опасным. Эви тогда только посмеялась над этим предупреждением, а теперь она хочет, жаждет, отчаянно желает, чтобы он любил ее…
Вот только он никогда ее не полюбит.
Даже если случится чудо и Спенсер Локхарт, лорд Винтерс полюбит свою жену, он не полюбит Эви.
Потому что Эви не она.
Что бы он ни чувствовал, он чувствовал к Лини — к женщине, на которой, по его мнению, он женился.
Моргнув и чувствуя боль, она выпрямилась и отступила, глядя, как он опустил руки, чувствуя, как сердце колотится у горла. Его глаза снова стали холодного зеленого цвета, а сияющее тепло, сильное желание ушло.
— Очень хорошо, — продолжил он странно хриплым голосом. — Если я не могу овладеть тобой, то, черт побери, буду держаться в стороне. Я уже устал от этой игры в «кошки-мышки» с тобой.
— Отошли меня домой, — выпалила она, отчаянно желая убраться подальше от искушения, сохранить в целости и сохранности карточный домик, который она построила.
Он холодно посмотрел на нее.
— Ты дома.
— Ты сказал, что я могу жить, где пожелаю…
— Должно пройти какое-то время, — напомнил он ей.
Он также говорил, что потребует наследника прежде, чем отпустит ее… но она не собиралась пока ему об этом напоминать.
— Я хочу увидеться с Николасом…
— Мы можем послать за ним.
— Почему тебе так хочется, чтобы я осталась здесь?
На его лице появилось множество чувств.
— Я не могу отпустить тебя.
Он не мог отпустить Линни.
Он был влюблен в нее. Наверное, даже любил ее. Эви едва сдержала мучительное рыдание. Она развернулась и пошла к двери, чувствуя себя глупо. Она переживала, что придется соперничать с Адарой. Она ошибалась, ей нужно было лишь побороть призрак своей сестры.
— Ты все усложняешь.
— Наверное, это ты все усложняешь, — возразил он.
Она посмотрела на него через плечо.
Он сложил руки на своей впечатляющей груди, с вызовом изогнув черную бровь. Эви вздохнула от неудовлетворенного желания, увидев такой заманчивый вид.
Если бы только он был прав, и все было бы так просто.
Если бы только она могла ослабить бдительность и позволить себе любить его. Хотела бы она, чтобы это все было так просто… она хотела бы открыто и свободно любить его.
Если бы только он знал правду, и ему было на нее наплевать.
Она почувствовала страх, потому что ему, разумеется, не будет наплевать, что он женился не на той сестре. Если он узнает правду, он никогда больше не посмотрит на нее с теплотой и желанием в глазах. Мужчины не терпели, когда их делали дураками. Он мог рассказать всему свету о ее лжи и отослать Николаса. Такой риск был невообразимым.
Решительно скрепя сердце, она открыла дверь в свою комнату и вошла туда, раздумывая, не было бы лучше, если бы она никогда не встречала его. Никогда не знала того, какое желание женщина может испытывать к мужчине.
В глубине души она считала Линни слабой и глупой из-за того, что она позволила красивому лицу лишить ее здравого смысла и оставить скомпрометированной. И потом она подумала, что ее сестра тем более дурра, что продолжала любить этого негодяя после того, как он ее бросил.
Но теперь она знала.
Теперь она понимала, как сердце может властвовать над логикой. Теперь она узнала любовь. Она никогда еще не чувствовала себя несчастней.