Денни изо всех сил вдавил педаль газа в пол. Могучий мотор радостно взревел, и серебристый «лексус» понесся как стрела, не обращая внимания на скользкую поверхность шоссе и сильный боковой ветер. Фары машины освещали мокрый асфальт, пригибающиеся от ветра деревья по обочинам, мутные очертания дороги. Пелена дождя закрывала горизонт.
Погода как нельзя лучше гармонировала с настроением Денни. Буря за окном машины вполне соответствовала буре в его душе. Хаос ярости, отчаяния и негодования заставлял мышцы напрягаться, а мозги кипеть. Погода не провоцировала на вечерние автомобильные прогулки, поэтому можно было мчаться, не опасаясь встречного транспорта.
Бедные тормоза «лексуса» повизгивали на крутых поворотах, но Денни хотелось, чтобы он ехал еще быстрее. Он понятия не имел, который час, и, откровенно говоря, ему было на это наплевать. Его заботило только одно — уехать как можно быстрее и дальше, чтобы между ним и источником его бешенства расстояние было максимальным.
Энн. Черт ее возьми!
Энн. Которая не пожелала его слушать!
Энн. Которую он так отчаянно хотел!
Эта женщина разрушила все его планы, выбила у него почву из-под ног. Зачем только он говорил то, что говорил? Душу открывал? Надеялся на понимание? Как он мог окунуться в этот бред? Где была его голова?
Черт ее побери со всеми ее картинами, обидами и недоверием! Он не виноват, что какой-то недоумок сделал из нее психически неуравновешенное существо.
Как он мог попасть в плен ее темных глаз, в переливы ее голоса, в ее уверенное спокойствие?
Его и сейчас охватывала дрожь бешенства и желания. Он мог держать себя в руках, пока она была рядом. Но стоило ему потерять ее из виду, как он тут же начинал мечтать о ней.
Образ Энн плыл перед ним в пелене дождя, все глубже и глубже затягивая его в омут безумия и страсти.
Он шел к ней с намерением объясниться и просить прощения. Он хотел сказать ей, что она изменила его жизнь. Он так надеялся на возможность других отношений. Она не пожелала понять его!
Энн. Энн Уэнсли. Он ни на секунду не сомневался, что никогда не сможет забыть эту женщину.
Энн...
Отчаянный визг тормозов, куда более громкий, чем прежде, и машина замерла на обочине.
Как она это сказала? «Я больше не намерена обслуживать тебя».
И еще. «Вон из моей жизни!»
Повторяя эти слова на все лады, Денни знал только одно: он не сможет принять их.
Денни огляделся и вдруг понял, что не знает, по какой дороге ехал и куда ведет это шоссе.
Вокруг была безлюдная сельская местность. Струи дождя барабанили по крыше машины, вода заливала лобовое стекло, отделяя Денни серым занавесом от окружающего мира. Он никак не мог успокоиться и взять себя в руки.
И, похоже, ему никогда это не удастся.
Потому что он не сможет принять того, что произошло у них с Энн. Он не смог объяснить ей. Не смог растопить лед недоверия. Не смог уберечь внезапно пришедшее к нему чувство. Его опять будет мучить вопрос: что он сделал не так?
Смириться с этим — значит обречь себя на вечные вопросы.
Пальцы судорожно вцепились в рулевое колесо. Так сильно, что суставы побелели. Он искал и не находил аргументы, которые заставили бы ее поверить ему.
Но этого не может быть! Он должен попытаться.
Денни круто развернулся на мокром пустом шоссе, потом аккуратно выровнял автомобиль и двинулся обратно в Ноттингем. На этот раз скорость была вполне допустимая.
Нет, так легко он не сдастся!
В дверь позвонили. Энн никак не предполагала, что это вернулся Денни. Он вылетел из ее дома, сокрушая все на своем пути, подобно смерчу. Энн была уверена, что больше никогда в жизни не увидит его.
Именно поэтому она без малейших колебаний пошла открывать дверь. Скорее всего, отец решил заглянуть, чтобы узнать, как у нее дела. Сегодня он должен был задержаться в отеле. Папа иногда устраивал такие набеги. Не для того, чтобы следить за ее нравственностью. Просто он до сих пор не может привыкнуть к мысли, что она уже не маленькая и может засыпать, не пожелав родителям спокойной ночи.
— Папочка, дорогой... — начала она, открывая дверь, — ты не представляешь, какой у меня был трудный день сегодня.
— Ну почему же. Очень даже представляю. — Денни не стал дожидаться, когда его пригласят, а решительно вошел в дом мимо остолбеневшей Энн. За ним тянулся мокрый след. — У меня он тоже был не из легких, — небрежно бросил он через плечо.
— Что-то я не припомню, что пригласила тебя войти! — негодующе воскликнула Энн, обретя дар речи. Она проклинала себя, что не успела захлопнуть дверь прямо перед его носом и позволила ему войти.
— А я не припомню, что просил тебя пригласить меня войти, — холодно заметил он. — И спрашивать разрешения я не намерен.
— Ты хотя бы представляешь, который сейчас час?
— Понятия не имею. А что?
— А то, что уже двенадцать. И твое поведение неприлично.
— Как скажешь. Зато в такой поздний час уже никто не придет, так что у нас есть возможность спокойно поговорить. И на этот раз ты будешь со мной разговаривать.
— Мы достаточно много сказали друг другу, — усмехнулась Энн.
— Да? — Денни удивленно поднял брови. — Ругаться и оскорблять друг друга не значит разговаривать. Я приехал именно поговорить, а не слушать обвинения во всех смертных грехах.
Горькие воспоминания этого дня, который мог стать самым счастливым в ее жизни, зажгли ее глаза огнем обиды и гнева. А поскольку она была убеждена, что сама виновата в том, что Деннис Харпер появился в ее жизни, горько было вдвойне.
Ну почему он вернулся?! Уехал бы в свой Лондон, а она бы жила тихо и спокойно. Счастья бы не было, но и боли тоже...
Хотя, если честно, то она лжет сама себе, по крайней мере скрывает истину, подумала Энн. Когда дверь за Денни захлопнулась, она почувствовала невыносимую тоску. Стук двери был похож на удар молотка по последнему гвоздю, которым забили крышку ее гроба. Дальше — тишина. Это был конец всем ее надеждам на новую счастливую жизнь.
Новая счастливая жизнь? Да нет, это просто женские фантазии, одернула она себя. Все это не имело никакого отношения к реальности.
Деннис Харпер совсем не тот человек, который нарисовался ее пылкому воображению. А Дэниела Гранта в природе не существует. Он был только в мире ее грез. В мире, до которого можно было дотянуться рукой. Сделать один маленький шаг и войти...
— Ты не против? — Денни жестом указал на гостиную.
Энн удивилась. Почему это вдруг он стал таким вежливым и предупредительным? Сначала вламывается в ее дом, как последний головорез, а потом вдруг теряет уверенность в себе и не может шагу ступить, не испросив позволения.
— Нет, конечно. — Голос ее был полон иронии.
— Дело в том, — попытался объясниться Денни, — что я совершенно промок.
— Подумаешь, попал под дождь. Это не достаточная причина, чтобы врываться среди ночи в чужой дом.
Денни кивнул и вошел в гостиную. Здесь было гораздо светлее, чем в холле, и Энн могла рассмотреть его как следует. Она ахнула, когда поняла, что имел в виду Денни, когда сказал, что промок.
На самом деле слово не отражало истинного положения вещей. Денни был похож на губку, пропитанную водой, до которой опасно дотрагиваться, боясь, что вода хлынет рекой. Не только пиджак и брюки, но и жилет разбух от влаги. Сорочка прилипла к телу и стала совсем прозрачной, являя миру широкую мускулистую грудь. Темно-русые волосы, которые стали почти черными из-за воды, прилипли ко лбу и ушам.
— Господи, почему ты в таком виде? Что случилось?
— На улице дождь, если ты не знаешь.
— Но ты же сидел в машине...
— В машине я, конечно, сидел. И даже ехал, — ухмыльнулся Денни. — Но потом, когда решил вернуться, я понял, что недостаточно крепко держу себя в руках, чтобы вести беседу. Поэтому решил пройтись.
— В такую погоду. Деннис Харпёр, ты ненормальный!
— Тебе бы больше понравилось, чтобы я вернулся взбешенный и с явным намерением задушить тебя? — поинтересовался Денни.
— Что, ярость была столь неукротимой? — поддела его Энн.
— Вот именно.
— Но тогда тебе лучше покинуть помещение. Так недалеко и до членовредительства.
Они оба вспомнили утренний разговор и украдкой улыбнулись.
— Тебе не о чем волноваться, — уверенно заявил Денни. — Я вполне контролирую ситуацию. Клянусь. С этого момента я буду вести себя как цивилизованный человек.
Понятия «цивилизованный человек» и «держать себя в руках» не могли быть отнесены к Деннису Харперу. По крайней мере к тому, который стоял сейчас посреди гостиной и вокруг которого образовывалась лужа. Вот Дэниел Грант, с которым она ужинала несколько дней назад, тот во всех смыслах был человеком цивилизованным и прекрасно умел держать себя в руках... Но то был Дэниел Грант. А его, как выяснилось, никогда не было, нет и не будет.
И это очень печально. Потому что ей показалось на мгновение, что с тем человеком она могла бы быть счастлива.
— Все! Забудь! — Энн с ужасом поняла, что сказала это вслух. Она чуть не открыла Денни свои истинные чувства.
Но Денни по-своему истолковал ее возглас.
— Что значит «забудь»? — спросил он. — Что я должен забыть? Ты имеешь в виду, что я могу забыть, как мы обижали друг друга? Или я могу забыть свое намерение держать себя в руках, потому что у меня ничего не выйдет? Уверяю тебя, у меня все получится.
— Будем надеяться, — ответила Энн, обрадованная, что он ничего не понял. Она еще не совсем пришла в себя от шока, что чуть не выболтала ему все, и была не в состоянии смотреть ему прямо в глаза. Она не выдержит пронзительной синевы его глаз без страха, что выдаст себя. Стоит ему повнимательнее посмотреть на нее, и он все поймет. Вернее, почувствует. Энн решила заняться делом. — Прежде всего, тебе нужно полотенце, — сказала она бодро. — Сними пиджак и повесь его на стул. Полотенце я сейчас принесу. Сухая рубашка тоже не помешает.
— Энн, не надо суетиться...
— Суетиться не надо. Надо делать то, что надо... — Несказанно обрадованная, что сменила тему, Энн воспользовалась предлогом оказаться подальше от его пронзительных глаз. Она быстро пошла в кладовую, открыла бельевой шкаф и достала оттуда огромное пушистое полотенце. — Держи! — Бросив ему полотенце, она поспешила наверх. Она готова была делать что угодно, только бы не давать себе возможности думать.
Когда она спустилась вниз, так и не придумав, что ей там понадобилось, то поняла, что лучше бы она оставалась наверху. Надо было зайти в ванную и засунуть голову под холодную струю воды. Ибо картина, которую она увидела, не способствовала обретению хладнокровия.
Денни снял жилет, как она ему и велела. Тот мокрой грудой свисал со стула. Но он также снял и рубашку и небрежно бросил ее на пол. И теперь ожесточенно растирал полотенцем грудь и плечи. Вид его мощного торса, заросшего густыми темными волосами, вряд ли мог помочь женщине обрести душевный покой. Он уже успел вытереть голову, и его прическа была в диком беспорядке, словно он недавно занимался любовью. Энн застыла, не в силах отвести глаз...
— По-моему, тебе нужна рубашка, — сказала она чуть охрипшим голосом. — Я сейчас... — Энн пробежала мимо него в кладовую и достала из шкафа рубашку. — Вот, нашла. — Она швырнула Денни рубашку так же издали, как полотенце.
Тонкая шелковая ткань, взлетев в воздух, плавно опустилась на комод, не достигнув адресата. Денни так и продолжал стоять с протянутой рукой.
— Спасибо, точное попадание, — засмеялся он.
Сделав пару шагов вперед, чтобы достать рубашку, он вдруг остановился. Потом повернул голову в сторону Энн.
— Что? Не твой размер? — Энн готова была на что угодно, лишь бы он прикрыл свой потрясающий торс и перестал смущать ее бедное сердце. А оно глухо ухало в груди. Еще бы! Как можно сохранять спокойствие при виде этих обнаженных плеч и могучих рук? Какой у него красивый живот, весь покрытый гладкими рельефными мышцами!.. Горло Энн сжала сладкая судорога.
— Да нет. Размер подходящий, — задумчиво проговорил Денни. Он взял рубашку в руки и стал ее пристально рассматривать, держа на вытянутых руках. Белая ткань закрывала часть его груди и живота.
Энн стало чуть легче.
— В чем дело? Я не понимаю, — не выдержала она. — Ты забыл, как эта штука надевается?
— Это его?
— Кого? — не поняла Энн. Несколько секунд она растерянно смотрела на Денни, не в силах сообразить, что он имеет в виду. — Это рубашка моего отца, если это имеет значение. Ты имеешь что-нибудь против? — разозлилась она.
— Нет, — покачал головой Денни, и влажные волосы упали на широкий лоб. Он еще больше стал похож на мужчину, только что ласкавшего женщину. — Нет, абсолютно ничего не имею. — Он принялся осторожно натягивать рубашку на влажное тело.
А Энн наконец поняла, о чем он спрашивал.
— Ты решил, что это рубашка Джилла? Я права? Так? — проговорила она, внутренне ликуя. Господи, он ревнует! — Ты думаешь, я храню его вещи?
Денни отвел глаза. И тут Энн поняла. Он ее жалеет. Боже, какая нелепость! Хотя не осознавать, как уродлива ее теперешняя жизнь, невозможно. И, конечно, она должна вызывать жалость. Ей просто не хватает мужества сделать последний шаг и закрыть дверь в прошлое. Именно Денни заставил ее понять эту простую истину. Произойди все это в другое время, в другом месте и с другим человеком, она была бы от души благодарна ему за это. Но не здесь и не сейчас.
— Хочешь есть? — Она сказала это просто потому, что молчание становилось невыносимым. И думать ни о чем не хотелось.
— Сменила гнев на милость и решила обо мне позаботиться? — удивился Денни, застегивая верхнюю пуговицу рубашки.
— Не ищи в моих словах скрытый смысл, — вздохнула Энн. — Просто я знаю, что мужчин следует иногда кормить. Иначе они звереют и становятся неуправляемыми. А после еды они добрые и милые. Тем более что ты хочешь поговорить по-человечески.
— Я действительно только этого и хочу. — Денни умудрился сказать это так, что Энн почувствовала угрозу в его словах. — Не обижайся, мне есть что сказать.
Энн уже совершенно расхотелось говорить на серьезные темы и выяснять отношения. Потом, когда они действительно успокоятся.
— А что касается еды... — продолжил Денни. — Есть действительно хочется. Но это не значит, что ты должна...
— Ты надеешься на званый ужин? — пошутила Энн. — Напрасно. Пару сандвичей и чашку кофе я сделаю без труда. Кстати, я тоже хочу есть. — Энн бессовестно врала. Она вряд ли сможет проглотить хотя бы кусочек. Она была напряжена так, что ей казалось, что желудок прилип к позвоночнику, а рот и горло пересохли так, что трудно было глотать.
Теперь, когда Денни оделся, у нее от желания перестали подкашиваться ноги. Но чувствовала она себя все равно не очень. Рубашка не могла скрыть веявшей от него мощи, а синий воротничок подчеркивал цвет глаз. Подсохшие волосы падали на лоб, а в вырезе рубашки курчавились волосы. Лучше бы ей всего этого не видеть.
— Энн, могу я спросить?
— Да.
— Брюки...
— Что брюки?
— Они тоже мокрые.
— И?
— Я, конечно, могу их просто снять, но не думаю, что это будет прилично. Особенно за столом.
Энн представила эту картину, и краска залила ее всю. Наверное, у него красивые ноги.
— Папиных брюк у меня нет.
— Что же делать? В мокрых холодно.
— Могу предложить свои джинсы, но они не налезут.
Некоторое время оба молчали, соображая, что делать.
Потом Энн сказала:
— Денни, давай представим, что ты шотландец. Тогда я дам тебе плед.
— Гениально. Всегда говорил, что женщины изобретательны. Неси плед.
— А ты пока снимай брюки, — на бегу сказала Энн и укусила себя за язык. Потому что выдала свое желание.
— Пожалуй, я подожду, пока ты его принесешь, — засмеялся Денни.
Ноги у него были потрясающие. А еще — очень красивые ступни и пальцы на ногах. Большая редкость. Тонкие щиколотки, развитые икры... Все как надо. Энн посмотрела, вздохнула и запретила себе об этом думать. Ей надо постараться ни словом, ни жестом не выдать своего возбуждения. Если он заметит, все пропало.
Она пригласила его на кухню, усадила за стол и отвернулась.
— Я быстро, — сказала она. — А ты пока готовь речь. Составляй план, записывай тезисы... — Лучше замолчи, одернула себя Энн. Он может понять не по глазам, а по голосу.
Наступило благословенное молчание. Энн готовила сандвичи и заваривала кофе, а Денни спокойно наблюдал за ней, удивляясь тому, что даже самые простые ее движения могут вызывать томящее желание.
Ярость и боль куда-то улетучились. В комнате царствовал мир и покой. Ему показалось, что так было всегда и так будет всегда. Он будет тихо сидеть и смотреть, как Энн готовит ему еду.
Ее легкие и быстрые руки летали над столом, и через несколько минут большие аппетитные сандвичи стояли перед Денни, а рядом дымился кофе. Он потянул носом и понял, что очень голоден. Пожалуй, этих сандвичей не хватит, подумал он, протягивая руку за первым.
Энн не проглотила ни кусочка. Она потягивала кофе и ждала, когда он насытится.
Наконец все было съедено. Денни удовлетворенно повел плечами. После хорошего дождевого душа, гонки на автомобиле, препирательств с Энн наступила минута полного блаженства. Он был сыт, напротив сидит женщина, с которой хочется говорить и которую хочется любить, горит приглушенный свет, а за окном продолжает бушевать буря.
Энн находилась в ступоре. Только когда Денни глубоко вздохнул и запустил обе пятерни в свои густые волосы, она поняла, что все это время смотрела остановившимся взглядом в пространство, ничего не видя перед собой.
— Энн, — произнес он чуть севшим голосом, — мне нужно кое-что тебе сказать. Давай поговорим.
— Нет, — произнесла она не задумываясь. Это был мгновенный, бессознательный порыв. — Больше никаких разговоров, — мягко и твердо сказала она в ответ на его удивленно поднятые брови.
Он улыбнулся краешком рта и наклонился к ней.
— Хорошо. Тогда чем мы займемся?
Она прямо посмотрела ему в лицо. Ее взгляд задержался на четко очерченных чувственных губах. Она не могла больше противиться желанию узнать, каковы они на вкус...
— Энн! — тихо позвал он.
— Я хочу, чтобы ты меня поцеловал, — выдохнула она.
Денни не удивился, потому что ждал и желал этого. Он слегка наклонил голову, медленно встал и подошел к ней. Она подняла навстречу ему свое лицо. Он приблизил к нему свои чувственные губы, которые ее так завораживали, и легко и нежно коснулся ее щеки.
— Так? — Спросил он, хитро глядя в глаза. Инстинкт самосохранения подсказывал ей ответ: скажи, что ты именно этого и хотела. А потом они пожмут друг другу руки и навечно останутся друзьями. И ничего более. Так будет безопасно.
Но ей надоело чувствовать себя в безопасности. Она так тщательно возводила вокруг себя стену, чтобы оградить себя от случайностей, чувств, боли, разочарований, что в какой-то момент эта стена стала непробиваема и с ее стороны.
Безопасности с нее хватит. Теперь она знает, что нет ничего более опасного, чем ощущение безопасности.
— Нет, не так, — ответила она с вызовом.
— Тогда объясни мне, Энн, чего же ты хочешь. Покажи мне.
Один удар сердца — такое короткое мгновение, — и она встала, приблизилась вплотную, закрыла глаза и нашла его губы. Их дыхание стало прерывистым, глаза заволокло туманом.
— Вот чего я хочу... — прошептала она, на миг оторвавшись от его губ. — Вот чего я хочу... И хочу еще большего.
Денни тихонько рассмеялся. Но она не обиделась. Его тело отреагировало именно так, как она ждала. Он ответил на ее поцелуй и вернул его с удвоенной силой.
Он целовал ее долго и медленно, с каждой минутой становясь все смелее и настойчивее. Его язык скользнул ей в рот и не спеша ласкал его изнутри, зазывая, возбуждая, провоцируя.
Энн с тихим стоном отвечала на его ласки. Все следы напряжения исчезли, уступая место чистому наслаждению и желанию.
Почувствовав это, Денни подвинулся и плотно прижал ее к своему телу. Его била мелкая дрожь. Ее тело было таким мягким, таким податливым, что он боялся раздавить его и изо всех сил сдерживал желание вжать ее в себя всю.
Дрожь его тела, его мягкая настойчивость заставили ее чуть откинуться назад. Денни гладил ее плечи, волосы, а она, чувствуя, чего ему хочется, изгибалась в ответ на его движения.
Несколько долгих, горячих, похожих на вечность минут она отдавалась ощущениям. Она чувствовала его вкус на своих губах, жар его тела, запах его кожи. Тяжелые громкие удары его сердца заставляли ее кровь кипеть. Они оба участвовали сейчас в древнем примитивном танце неутоленного желания. И каждая клеточка их тел в голодном животном трепете ожидала приближения счастливого момента соединения.
— Значит, мы с тобой мыслим одинаково, — прошептал он. Голос его был хриплый и низкий. Он эхом отозвался в ее переполненном желанием теле. — Мы оба этого хотим.
Денни кожей чувствовал переполнявшее ее напряжение, которое требовало выхода. Она выгибалась в его объятиях, заставляя его сжимать ее еще сильнее, причиняя боль своей первобытной настойчивостью. Все мысли одна за другой исчезали из головы.
Одним движением он развязал пояс на ее халате. Тонкий шелк сполз, обнажив плечи цвета алебастра. Кожа ее была теплой и податливой как воск. Мягкая и нежная, она издавала тонкое благоухание. Денни наклонил голову, чтобы целовать ее плечи дюйм за дюймом, до самой шеи и обратно. Он видел, как напряженно бьется жилка у самой ключицы, и хотел ощутить это биение губами.
— О-о-о, — застонала Энн. — Денни, пожалуйста...
— Хорошо, милая. Я не буду спешить. У нас ведь масса времени. Я хочу быть с тобой в постели. Мне не нужна любовь на кухонном столе. Если мы сумеем оторваться друг от друга, то, может быть, дойдем до спальни.
Энн слышала только звук его голоса, смысл слов до нее не доходил. Она была уже на самом дне сладкого омута. Ничего на свете не существовало для нее в этот миг, кроме его рук, его губ, его дыхания... Она долго соображала, что он пытается ей сказать.
— Энн? — позвал он.
Милый, делай, что хочешь и где хочешь. Она попыталась произнести это, но голос отказал ей так же, как прежде отказал слух. Ей почти удалось открыть глаза. Веки были настолько тяжелыми, что приподнялись ровно настолько, чтобы она могла разглядеть расплывчатое пятно. Она с трудом поняла, что это лицо Денни.
Он целовал и целовал ее, не переставая, не давая ей передохнуть. Он исследовал каждый дюйм ее горящей кожи, пока желание не переполнило ее настолько, что она перестала что-либо различать. Она воспринимала только его вкус и запах. Каждое его движение действовало как наркотик. Тело стало легким. Она плыла над землей.
— Энн! — Его голос стал настойчивее. В нем звучало то же желание, которое пульсировало у нее в бедрах. — Энн, если ты этого хочешь, я буду с тобой здесь и сейчас. И буду счастлив. — Его хриплый голос дрожал от нетерпения. -Но я боюсь за тебя. Тебе будет неудобно. Здесь есть где-нибудь кровать?
— Пойдем... — На этот раз ей удалось произнести это вслух, для чего пришлось оторвать губы от его рта, что вызвало у Энн сильнейшее раздражение. Она отчаянно хотела его. Каждую клетку его тела. Каждое прикосновение, крохотную частичку его запаха, его вкуса... — Пойдем... наверх...
Он ослабил руки и позволил ей высвободиться из его объятий. Энн покачнулась и чуть не упала. Денни опять прижал ее к себе, он тоже с трудом смог оторваться от ее губ.
— Наверх! — хрипло скомандовал он. — Покажи мне, где это.
Часть сознания Энн, которая не была окончательно затронута кипением неутоленной страсти, отстранение отметила, что она понятия не имеет, как они поднимутся по ступенькам и доберутся до кровати. У обоих дрожали колени, глаза не в состоянии были видеть что-то вокруг. Они безостановочно лизали, целовали и покусывали друг другу губы.
Тем не менее им как-то удалось добраться до первой ступеньки лестницы, но не более того. Потому что в этот момент Денни прижал ее спиной к стене и начал целовать еще крепче и жарче, чем прежде. Губы его были упругими и нежными. Дыхание горячим и тяжелым.
— Ты хоть понимаешь, что ты со мной делаешь? — яростно прохрипел он. — Понимаешь, что я сейчас чувствую? Как я отчаянно хочу тебя?
— Думаю, догадываюсь, — сказала она, прижимаясь к его бедрам, дразня и возбуждая, чувствуя, как наливаются силой и огнем его бедра и живот.
— Энн, — простонал он. В голосе его звучала мольба и требовательное нетерпение. — Ты хочешь, чтобы я повалил тебя прямо на пол и взял прямо здесь и сейчас? А так и случится, если ты немедленно не перестанешь дразнить меня.
Если бы Энн была в этот момент в состоянии думать, то она призналась бы себе, что ничего не имела бы против, если бы он так и сделал. Она не была уверена, что у нее хватит сил возражать, если он и вправду повалит ее на пол прямо здесь. При этом она не могла остановиться и продолжала гладить и трогать его, возбуждая все сильнее.
— Это тебе нужна постель, — прошептала она ему прямо в ухо, дотрагиваясь кончиком горячего и мокрого языка до краешка ушной раковины и ныряя в глубину. Потом она захватила мягкую нежную мочку, наслаждаясь ее вкусом, и широко улыбнулась, услышав, как он стонет в агонии наслаждения. — Если ты этого хочешь, я отведу тебя наверх и покажу, где находится моя спальня, — мстительно продолжала шептать она.
— Боюсь, я туда уже не доберусь.
— Нет уж, ты сам просил — вот и получай. — Говоря это, она плавно поднялась на первую ступеньку, заставляя его тянуться за собой, чтобы ни на секунду не расцепить объятий, которые создавали ощущение, что их тела слились в одно. — Обещаю, что буду целовать тебя на каждой ступеньке... — Энн приходила в восторг от абсолютной власти над этим мощным красивым телом.
— Тут их всего-то двенадцать. Ты вполне можешь выполнить свое намерение и дойти до спальни.
Энн победно засмеялась.
— Только двенадцать... Теперь уже одиннадцать, — подбадривала она его смеясь. Смех был низкий и хриплый, звук шел не из горла и даже не из груди, а откуда-то из живота. Энн плавно скользнула на следующую ступеньку, прижимаясь спиной к стене и как будто случайно касаясь Денни кончиками грудей. — А теперь десять...
Она едва успела договорить, потому что на этот раз он среагировал достаточно быстро, накрыв ее рот поцелуем. Энн почувствовала, что ноги больше не держат ее и сейчас она стечет по ступенькам, как мороженое, давно вынутое из холодильника. К счастью, Денни был рядом, так близко, что она могла обхватить его шею руками и повиснуть на нем, не ощущая веса собственного тела.
— Девять... — продолжил считать он вместо нее. Теперь Денни стал дразнить ее, доводя до исступления. Она почувствовала его горячее дыхание у своей груди, потом его губы стали исследовать кожу ее ключиц и еще ниже, по самому краю шелковой ночной рубашки. Дыхание его участилось, когда он коснулся напряженных сосков, выпирающих из-под тонкого шелка.
— Девять? — удивленно выдохнула Энн. Сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди, когда она представила, что он покусывает ее соски. Стоило только представить, как его... О Господи! Какая же она испорченная, но ей ужасно хочется этого.
Остается еще девять ступенек. Если поспешить, они смогут их преодолеть. В ее власти не задерживаться подолгу на каждом шаге — и тогда они точно доберутся до постели и даже не сойдут с ума от желания...
Только надо перестать мучить его и дразнить, перестать провоцировать и всем видом показывать, что она хочет, чтобы он взял ее прямо здесь и сейчас.
Но кто сказал, что в это время нельзя радоваться и смешить друг друга?
Энн стала целовать его шею. Потом запустила руку в волосы и с силой потянула их вниз к плечам. Она чувствовала биение его пульса. Он отклонил голову так, что она видела, как напряглись его жилы. Потом она провела пальцем за воротником рубашки.
— Это явно лишнее, — прошептала она, расстегивая пуговицы и обнажая ему грудь. — А это...
— Энн!
Она не понимала, зачем он позвал ее. Хотел остановить ее руку или заставлял продолжить? Но это ее не особенно волновало. Освободив от ткани его грудь, она с наслаждением, замирая от восторга, стала гладить мягкие курчавые волосы. Потом глаза ее опустились ниже...
— Энн!
Она не успела сообразить, что он от нее ждет. Он сам взял ее руку и просунул под полоску пледа.
— Погладь меня здесь. Пожалуйста. Сейчас мы рухнем с лестницы, подумала Энн. Ну и пусть. Умирать, так в такой момент! Она подняла на Денни взгляд и увидела на его лице выражение такого блаженства, что слезы подступили к глазам.
— Восемь, — произнес он, делая следующий шаг, потом еще несколько. — Семь, шесть, пять... — Он шагал все быстрее. Все решительнее, все непреклоннее. Заставляя ее следовать за ним. Теперь он действовал быстро и уверенно, без малейших колебаний. Она с удовольствием подчинялась. — Три, два, один!
Они добрались до второго этажа. Денни огляделся и уверенно двинулся в сторону спальни. Дверь распахнулась настежь под ударом его ноги, и он аккуратно, чтобы не задеть о дверной косяк, внес Энн в комнату. Потом остановился, потому что попал из светлой части дома в кромешную темноту. Секунду он колебался, не зная, где стоит кровать.
— Неважно, — сказал он сам себе и стал осторожно опускать Энн так, чтобы она могла встать на ноги. При этом крепко прижимал ее к себе.
Она скользнула по его телу, дразня близостью.
— С тебя еще восемь поцелуев, которые ты задолжала мне, золотая моя, — напомнил Денни, не позволяя Энн совсем выскользнуть из его объятий. — Ты обещала.
— Только на ступеньках лестницы, — рассмеялась Энн. — Именно таковы условия контракта.
— К черту контракт! — хрипло зарычал он. — Мне должны восемь поцелуев, и я получу их.
— Ты их не заработал.
— Тогда девять поцелуев.
— Получай, — засмеялась Энн и стала отдавать долги.
Во всяком случае, попыталась. С первым поцелуем она справилась довольно легко. Она нашла его щеку и легонько поцеловала. Потом отклонила голову, чтобы сделать это еще несколько раз.
Но две вещи мешали ей. Мужчина, которого она целовала, и собственное неутоленное желание.
Она поцеловала его еще раз, но оторваться уже не смогла. Сначала она, как в первый раз, дотронулась до самого краешка его губ, потом начала действовать настойчивее и смелее. В это время рука его скользнула за голову Энн, пальцы твердо, но бережно сжали ее затылок. Она не шевелилась.
Он стал целовать ее жадно и жарко, не останавливаясь и не отрываясь. У Энн закружилась голова, а колени не подогнулись.
Они на минуту оторвались друг от друга, чтобы перевести дух.
— Вот это поцелуй так поцелуй, — улыбнулся он, со свистом втягивая воздух в изголодавшиеся легкие. — А то, что вы, миледи, предлагали мне до этого, годится только для пятиклассника средней школы. А вот это именно то, что я называю поцелуем.
Энн только кивнула, она все еще не могла восстановить дыхание.
— И таких поцелуев ты мне должна еще шесть.
Денни думал, что Энн не согласится. Во всяком случае, попытается поторговаться, но она с готовностью подвинулась к нему поближе. Легкий запах духов смешивался с ароматом ее разгоряченного тела, заставляя его сердце сладко замирать.
Он хотел взять ее прямо сейчас. Он немного устал от этой игры. Ему хотелось быть с ней, в ней, насыщаться и насыщать любовью.
Он попался в сети ее обаяния, ее открытой веселой чувственности, ее чистоты и свежести, ее радости... И ему не освободиться, пока он не вернет ей сполна весь пыл своей страсти, всего того, что она так нетерпеливо ждет. Пока они не соединятся и не смешаются в облаке любви.
— Можно включить свет? — спросил он. — Я ничего не вижу.
Не то чтобы ему недоставало света... Наоборот, темнота только обостряла восприятие происходящего, делая все более концентрированным. Не имея возможности видеть Энн, он наслаждался ее вкусом и запахом, нежными ласками, наслаждался до безумия, до бреда. Его сознание путешествовало по вселенной...
Но она должна принадлежать ему вся. Поэтому ему необходимо видеть ее. Пусть момент обладания произойдет при свете, без тумана недосказанности. Он хотел видеть ее глаза в тот момент, когда их тела сольются, чтобы не ошибиться ни в одном ее желании. Он боялся пропустить тот момент, когда ее лицо изменится в момент наивысшего взлета страсти. Она не должна утаить от него ничего.
— Ты уверен, что это необходимо? — вдруг смутилась Энн.
— Да, я хочу видеть твое лицо. Тихонько вздохнув, она пошевелилась в его руках и дотянулась до выключателя. Раздался щелчок — и комнату залил мягкий свет ночника.
— Посмотри на меня! — приказал ей Денни. Но Энн спрятала лицо у него на груди.
— Не бойся, я буду нежен. Я хочу, чтобы ты пошла со мной по этой дороге. Там не будет боли!
— Я не боюсь больше боли, — ответила Энн, не отрывая лица от его груди. — Я так хочу быть с тобой.
Они стояли возле кровати. Вокруг шумела буря. А они были одни во всей вселенной. В их мире не было недомолвок, обмана, предательства. Они начали отсчет времени заново. Они открывали новую эру. Они служили богу любви. Их тела были чистые и легкие. Сердца опьяняла свобода и нежность. Под ногами расстилалась звездная безбрежность. Над головой пели птицы. И они неслись в вечность.
Глядя друг другу в глаза, они сбросили остатки одежды и тихо легли на широкую постель. Несколько мгновений они боялись прикоснуться к телу другого, потому что понимали неотвратимость происходящего.
— Ты моя, — прошептал Денни и дотронулся до горячей руки Энн.
Она подалась навстречу. Тела их переплелись. И через некоторое время это был уже единый организм, в котором билось одно сердце и по жилам которого текла одна кровь.