Сказка о восьми любящих сердцах

Глава 4.

Часть 4.

Годы, словно лебеди, проплыли.

А сказка наша всё не прекращается.

Герои наши двадцать лет прожили.

И, лишь покой, к царю не возвращается.

Хоть виски от забот поседели,

Но и радостью он окружён.

Две девочки сестрички повзрослели.

Весельем, смехом дом заполонён.

Девчушки расцвели, как два цветка,

И в девушек прекрасных превратились.

Легки фигуркой, как два мотылька,

Порхали по дворцу, что все дивились.

Как две слезы они похожи.

И рост один, походка, стать.

И, лишь по волосам, они не схожи.

И, лишь по волосам, их можно различать.

Две чёрные косы у дочери старшой,

Как серебро, сверкают среди ночи.

Две золотых косы у дочери меньшой.

Горят, как солнце, что зажмуришь очи.

Златоволосую отец назвал Светланой.

Глаза её ночи черней.

Черноволосую мать прозвала Заряной.

Её глаза небес синей.

И, лишь одна забота, гложет Белодона.

Он Упия уж много раз встречал.

То он шутом крутился возле трона,

То звездочётом на вопросы отвечал.

Но Белодон спокоен был.

Царица стрелы не снимала никогда.

И Упия разносторонний пыл,

За двадцать лет им не принёс вреда.

Ни мало раз за столько лет

Он имя Упия произносил.

Он исчезал, не оставляя след,

И ветер дым огня его гасил.

Но возвращался Упий вновь.

В другом обличье, в облике другом.

В отчаянье у Белодона стыла кровь,

Седели волоса, и он вздыхал тайком.

Но сделать ничего не мог.

И в глубине души так злился.

Следить за Упием – тягчайший долг.

И с этим Белодон смирился.

Как беззаботны сестры не казались,

Заметили они печаль отца.

К нему с вопросом обращались,

Но он молчал, и тем их разжигал сердца.

Как не пытались сестры угадать

Причину грусти, так и не узнали.

Чтоб всё же эту тайну разгадать,

За Белодоном скрытно наблюдали.

То им казалось, грусть отца

с собою пенье птиц уносят.

В просторной клетке золотой скворца

Отцу в подарок преподносят.

То у отца улыбку замечают,

Лишь в руки он возьмёт цветы.

Они дворец цветами украшают,

Но всё напрасны их труды.

Хоть и теплели у отца глаза,

Хоть и лицо улыбка озаряла.

В глазах, по-прежнему, таилася гроза,

И радость ту грозу не разгоняла.

Решили к матушке царевны обратиться

с вопросом, что так мучает отца?

И поутру в светлицу к ней явились,

В томленье ждали ноченьки конца.

И, лишь проснулся луч рассвета,

Они в покои к матушке вошли.

Не ведая ни в чём запрета,

К её постели подошли.

А Зориока тихо почивала,

Ничто её покой не нарушало.

Из пуха нежного большое покрывало

Её до подбородка укрывало.

- Смотри, сестра, - сказала вдруг Светлана.

- Зачем на покрывало две стрелы?

Иль то виденье чудного обмана.

Крестом они к нему прикреплены.

- Нет здесь чудесного обмана,

Лишь их размер, что меньше всяких стрел.-

Произнесла в ответ Заряна.

- И кто их сделать так сумел?

- Я восхищаюсь дивною работой.

Ты посмотри на них, сестра,

С какой любовью и заботой

Умелец сделал два крыла.

Сложил их в остриё умело,

И даже пёрышки у них изобразил.

И заточил довольно смело,

И красотою не земною наградил.

Поближе я хочу их посмотреть, сестрица,

Ах, только б матушка в испуге не проснулась!

Они так хороши, ведь носит их царица.

- В ответ сестре Светлана улыбнулась.

- Мы постараемся с тобою не шуметь.

И потихоньку стрелочки открепим.

И поднесём к окну, чтоб рассмотреть.

Рассмотрим и назад прикрепим. -

Но, лишь рукой они до стрел коснулись,

В покои царские их нянюшка вошла.

- Голубушки мои уже проснулись? –

С улыбкой им она произнесла.

Царевны вздрогнули, в испуге оглянулись,

И нянюшку заметили в углу.

В ответ спокойно улыбнулись.

Любили нянюшку они за доброту.

Она им говорит: - Ах, баловницы!

Зачем так рано вам не спится?

Зачем в покои вы пришли царицы?

Вот батюшка узнает, будет злиться! –

Ой, нянюшка, напрасно не шуми,

А лучше нам с сестрою помоги.

В покои царские ты дверь постереги,

А будет, кто входить, предупреди. -

Она в ответ кивает головой,

К дверям в покои царские уходит.

А у Светланы в сердце непокой

вселился, почему-то, не проходит.

- Что с сердцем вдруг? Оно горит!

Не стоит стрелы откреплять. -

Заряне тихо так Светлана говорит

- Иначе нам беды не избежать. -

Заряна с удивленьем на сестру глядит.

- Зачем же случай упускать такой?-

Хотя с обидою, но тихо говорит.

- Что помешает нам с тобой? –

Светлана за руку сестру взяла.

Глаза её на стену указали.

На той стене висели зеркала

и двух сестёр портреты отражали.

Сестре Светлана отвечает

и к зеркалу её подводит.

- Лишь это зеркало меня пугает. –

Глядит в него и взгляда не отводит.

- Ведь тайна зеркала проста.

Оно любой отобразит предмет.

Согласна ты со мной, сестра?

Скажи, согласна или нет?!

- Согласна я с тобой, конечно.

Но в чём причина страха твоего?

Скажи? – Заряна улыбнулась нежно.

- С тобою вмести победим его.

- Когда к нам нянюшка с тобою подошла,

То перед зеркалом нас было трое.

- Так, что же странного ты в том нашла?

- А то, что в зеркале нас было двое!

Ты говорила с нянюшкой одной,

Затем ко мне ты повернулась.

А в зеркале – с какой-то пустотой.

И ей в ответ ты улыбнулась.

- Глаза твои, сестра, устали.

Они же не привычны к темноте.

И ночь с тобою мы не спали,

Возможно, всё привиделось тебе.

- Конечно, ты права, сестрица.

И страха у меня не будет впредь.

Не надо на меня сердиться.

Мы стрелы будем ли смотреть?-

Друг другу сёстры улыбнулись

и от зеркал спокойно отошли.

Затем на них, зачем-то, оглянулись

и к матушке кровати подошли.

Во сне чему-то сладко улыбаясь,

Царица мирно почивала.

И, ничего уже не опасаясь,

Сестрицы стрелы открепили с покрывала.

Но тут змеиное шипенье

Царевен сильно напугало.

Пред ними странное виденье

в свеченье мертвенном предстало.

В виденье нянюшку они узнали,

Но вид её менялся на глазах.

Глаза, как у змеи, смотрели, не мигали,

Невольный нагоняя страх.

А вместо рук, змеи две извивались,

Всё время, изменяя цвет.

От тела отделялись, с ним сливались.

То есть они, а то их нет.

В тугой спирали хвост змеи

держал своё, как кобра, тело.

И первый луч дневной зари,

Царевнам показал, что тело – серо.

Серо, как мышь. Легко, как приведенье,

Оно перед царевнами предстало,

В каком-то неземном свеченье,

Слегка покачиваться не переставало.

От нянюшки лишь голова осталась,

Но вид её так страшно изменился.

Покрылась чешуёй, слегка качалась,

А из рта язык змеи струился.

Видение к царевнам приближалось,

Но вдруг застыло, замерло оно.

Лишь медленно, как маятник, качалось,

Как будто место то ограждено.

Царевен обошло оно кругом,

Но не нарушило невидимой границы.

Глаза сверкнули и кольцо огнём

легло вокруг кровати матушки-царицы.

Огонь собою поглотил виденье,

Но вдруг затих, и дым возник густой.

Лишь он рассеялся, царевнам в удивленье,

Кровать царицы оказалась вся пустой.