Сказочное Рождество

5

Оливия вышла из кафе «История», проводила взглядом подругу, которая уже перешла дорогу, и помахала ей рукой. Кимберли показала жестом, что позвонит, и, запахнувшись в коротенькую шубку из черно-бурой лисы, зашагала на высоких каблуках в сторону центральной площади.

Оливия завязала длинный шарф потуже и начала ловить такси. Как назло, все желтые машины с шашечками проезжали мимо. Оливия уже отчаялась и пошла к пешеходному переходу. Но вдруг услышала визг тормозов и оглянулась. Пустое такси подъехало к кафе «История» и остановилось.

Какое чудо Рождество! Все желания сбываются! — иронично усмехнулась Оливия и быстрым шагом пошла к такси.

Но ее опередили. Высокий мужчина в нелепой вязаной шапке-ушанке уже открыл дверь и о чем-то спросил у водителя. Оливия решила не сдаваться без боя. Ведь не зря она проторчала на морозе больше пятнадцати минут. А у нее еще статья не закончена! И Оливия решительно подошла к машине и тоже схватилась за желтую дверцу.

— Простите, мистер, но я первая остановила эту машину! — сухо заметила Оливия и полезла на заднее сиденье желтого автомобиля.

Только она собралась удобно устроиться на сиденье, как мужская рука небрежно взяла ее за воротник пуховика и потянула наружу.

— Что вы себе позволяете, мистер?! — возмущенно воскликнула она.

— Простите, прекрасная леди, но я жутко опаздываю! И прошу заметить, что, когда я остановил такси, вас тут не было! — Мужчина был настойчивым и чересчур наглым, как показалось Оливии.

— Может, пропустите леди вперед, великодушный сэр? — с ядом в голосе спросила она и вытащила мужчину из такси за руку снова на тротуар. — Я очень опаздываю! У меня два младенца дома, и оба ненакормленные! — придумала предлог Оливия.

— А у меня утюг включенный! Мне очень, очень жаль! — не задумываясь выкрикнул он. Незнакомец вновь взял Оливию за воротник и потянул на улицу, пытаясь сам залезть в автомобиль.

— О, мистер! Ко мне приехали родственники из Африки, и я боюсь, что, если не успею приготовить им ужин, они съедят мою бабушку! — неожиданно вспомнила она, с силой вытолкнула мужчину на дорогу и закрыла за ним дверь.

— О, миссис Сама Доброта, у меня жарится гусь в духовке, и, если я не выключу газ, в доме начнется пожар! — Мужчина снова залез в салон автомобиля и начал выталкивать Оливию на улицу.

— Эй! Не май месяц! — не выдержал водитель. — Собачий холод, а вы вздумали тут в игры играть!

— Плачу двадцать баксов — и едем до Прогресс-авеню!

— Тридцать — и в восточную часть города! Там недалеко!

— Сорок!

— Пятьдесят! — начала торговаться Оливия.

— Продано! Я так больше на обогреве сожгу! Мистер, покиньте машину!

Незнакомец недовольно фыркнул и вышел из машины. Натянув искусственную улыбку, он с силой захлопнул дверцу и наигранно помахал рукой.

— Привет бабушке и младенцам! — сквозь зубы процедил он.

Оливия только победоносно улыбнулась и вальяжно развалилась на сиденье.

Когда водитель рванул по газам, из-под колес полетел грязный снег и запорошил незнакомца с ног до головы.

— Что за черт! — выругался он так громко, что проходящий мимо человек остановился.

— Вам помочь? — поинтересовался мужчина лет сорока, очень похожий на француза. Но, замечу, не француз.

— Нет, спасибо! — отмахнулся мужчина в вязаной шапке-ушанке. Ему сегодня не везло.

Этого человека в нелепой вязаной шапке-ушанке зовут Томас Джус. Ему чуть больше тридцати лет. Точно не могу сказать. Тридцать два, если не ошибаюсь. Но выглядит он намного моложе своего возраста. Может потому, что еще не определился в жизни, кем ему быть и к чему стремиться?

В школе он собирался стать художником. Кто-то внушил Томасу, что ему с его телосложением, худым и непропорциональным (у него слишком длинные руки и ноги, а также сутулая спина), успеха можно достичь только в искусстве. Будто бы деятель от искусства не может быть атлетом! Какая глупость!

Так вот. Томас начал рисовать, но быстро отказался от этой идеи, так как рисование не принесло ему ни успеха, ни удовольствия.

В колледже Томас решил записаться в театральный кружок. Но так как он не являлся обладателем привлекательной внешности, таланта или харизмы, эта затея тоже провалилась.

Потом ему взбрело в голову окончить курсы бухгалтеров. Но сидеть над бумагами и все время что-то считать тоже не пришлось ему по вкусу.

И тогда он решил писать рассказы. Вдруг из этого что-нибудь выйдет?

Кстати, у него сегодня очень важный день. Нет, он не ждет чуда от Санты, не готовится сделать какой-нибудь девушке предложение, просто сегодня решится, правильный ли он выбрал жизненный путь.

А в чем он заключается, пусть останется пока в секрете. Ведь Рождество теряет свою сказочность, когда все тайное в одно мгновение вдруг становится явным.

Томас снял шапку-ушанку и зашел в свое парадное. Его квартира с тремя спальнями, гостиной и маленькой кухней находилась на третьем этаже. Жил он не один, а с матерью и сестрой. Отца он не видел ровно три года.

Как раз три года назад, в канун Рождества, Бенджамин Джус решил сказать семье, что завел роман на стороне и эта женщина способна помочь ему осуществить все его планы. Бенджамин Джус всегда мечтал попасть на телевидение.

Томас видел отца пару раз в программе «Своими руками» на одном из местных каналов. Бенджамин вел рубрику «Полезные советы» и рассказывал, сколько видов молотков существует, как правильно вкручивать в стену шуруп и как очистить с помощью ацетона ржавчину на пиле. И что-то еще в этом духе.

Томасу показалось, что его отец выглядит счастливым, и он перестал надеяться, что Бенджамин когда-нибудь вернется домой.

— Отец? — Томас от удивления схватился за лестничные перила.

Бенджамин Джус сидел возле двери на своем старом чемодане, с которым три года назад уехал в Чикаго. На нем была поношенная кожаная куртка, явно не по погоде. Седые волосы торчали в разные стороны. Глаза красные и уставшие. В руке у Бена была почти допитая маленькая бутылочка текилы.

— Здравствуй, сын! — Бенджамин встал и, пошатнувшись, прислонился к стене. — Никого не было дома. Я решил подождать. Я так рад тебя видеть, Томми!

Томас еще несколько секунд постоял на лестнице, потом медленно шагнул навстречу отцу.

— Что ты тут делаешь? — спокойно спросил он. — Зачем ты вернулся?

— Я не смог! — подавленно произнес тот. Бенджамин развел руками, бутылочка текилы выскользнула у него из пальцев.

Томас подхватил на лету пустую бутылочку, взял чемодан отца и открыл входную дверь.

— Заходи! Поговорим дома!

Бенджамин попытался обнять сына, но тот отошел в сторону, чтобы пропустить отца. И Бену ничего не оставалось делать, как зайти в квартиру.

К его удивлению, в квартире мало что изменилось после его ухода из семьи. Те же висевшие на стенах картины, которые Бен подарил своей жене, когда та родила ему дочь. Тот же ковер в гостиной пестрой расцветки. Журнальный столик, книги, расставленные в прежнем порядке, рамки с фотографиями всей семьи. Как будто и не было этих трех лет!

— Зачем приехал? — холодно спросил Томас отца. Он поставил его чемодан в прихожей и зашел в гостиную, на ходу стягивая шапку и расстегивая черный пуховик с мехом.

— Я хотел поговорить... — виновато произнес Бенджамин. В его голосе была слышна надежда, что все же сын сможет его простить. Он неуклюже упал на диван, не переставая озираться вокруг.

— После трех лет молчания? — раздраженно буркнул Томас.

— Я написал письмо. Вы получили его?

— А телефона не существует? Или ты забыл домашний номер? — недоверчиво спросил он Бена, прошел на кухню и выбросил в мусорное ведро бутылочку.

— Письмом легче... — Бенджамин сконфузился и обхватил руками колени.

— Кому легче, отец? Нам или тебе?! — взорвался сын, который вернулся в гостиную и начал ходить по ней. Три шага — и он у окна, столько же — и он у дивана, на котором сидел отец.

— Так легче мне. — Бен опустил глаза.

— Зачем ты пил?

— Мне так легче поговорить со всеми вами.

— Ты всегда думаешь только о себе, отец! Ладно, я, возможно, когда-нибудь тебя прощу. Но вот мать... А Мэган?! Скажу правду: она тебя ненавидит! Всем сердцем! Ей было тогда семнадцать. Она долго не могла поверить, что отец, которого она так любила, решил уйти. Ты ее предал. Предал каждого из нас! — Томас остановился у окна и раздернул плотные шторы.

За окном ярко светило зимнее солнце. На дороге была пробка, а у продуктового магазина сидел бездомный и звенел в колокольчик, протягивая шапку замерзшими руками. И Томасу стало жаль и этого бездомного человека, и отца, который молча опустил глаза и вжал голову в плечи, и себя, и Мэган, и мать.

Стало жаль всех. Но этого мало, чтобы простить человека.

— Но сегодня же канун Рождества! Все друг другу прощают!

— Да, но это не День прощения! Ты опоздал! — отрезал Томас и тяжело вздохнул.

В прихожей послышались женские голоса. И Томас понял, что сейчас не время прятать отца. Почему-то он невольно сравнил его с ненужным старым шкафом, громоздким, мешающим свободно передвигаться по комнате. И куда этот шкаф не поставишь, он всегда будет мозолить глаза.

— Сиди здесь! Не высовывайся, пока я тебя не позову. Ясно? — сухо сказал ему Томас. Он сделал три больших шага и вышел из гостиной.

Бен по-прежнему молчал и смотрел в пол, словно провинившийся школьник.

— Как настроение? — Томас потрепал сестру по руке.

Мэган расстегнула молнию на сапоге и с ненавистью швырнула сапог в угол прихожей.

— Паршиво! Я готова любого стереть в порошок! — не скрывая своего раздражения, начала Мэган. — Чертов Тики заставил меня в канун Рождества подготовить документы к ревизии! Чтоб он провалился, старый хрыч! Чтоб в его сигаре оказалась петарда! Чтоб...

— Солнышко, успокойся! Ты успеешь вернуться домой до Рождества! Я обещаю, что буду ждать тебя! — Пейдж повесила пальто на крючок и провела рукой по красным от мороза щекам, глядя на свое отражение в зеркале.

Мэган недовольно фыркнула и бросила сапог на пол. И тут ее глаза остановились на старом чемодане отца.

Она подняла взгляд на Томаса, который уже понял, что сестра обо всем догадалась, и медленно сглотнул слюну.

— Это чье?! — громко крикнула Мэган. — Неужели рождественские ангелы принесли нам пожитки блудного папаши?

Пейдж замерла у зеркала и медленно повернулась к дочери. Проследив за ее взглядом, Пейдж опустила глаза и увидела старый чемодан бывшего мужа.

— Томас, это что? — тихо спросила Пейдж. Теперь на ее щеках пылал румянец, вызванный далеко не морозным ветром. — Бен... — Она закрыла рот ладонью и округлила глаза, глядя на сына.

— Здравствуйте! — Из гостиной вышел Бенджамин и, стараясь ровно держаться на ногах, сделал несколько шагов вдоль стены.

— Да он в стельку пьян! — Мэган подбоченилась.

— Я трезв, — еле проговорил Бен.

— Да ты вдребезги пьян! — Мэган даже пнула его чемодан и, взяв мать за руку, направилась в гостиную.

Мэган вдруг возомнила себя защитницей. Эдакая Жанна Д'Арк, готовая сражаться против всех английских захватчиков в лице собственного отца.

— Мэган, успокойся. — Пейдж положила руки на плечи дочери. — Что тебе надо, Бен?

— Я хотел с вами поговорить. — Бен переступил с ноги на ногу и опустил глаза в пол.

— Говори, все в сборе! — Томас сел на диван и облокотился на острые, худые колени. — Ну же, отец!

— Сегодня канун Рождества, и... я хотел попросить прощения. Вы единственные, кто у меня есть. Самые родные люди...

— А где твоя шлюшка из Чикаго? Разве она не смогла осуществить все твои мечты на старости лет?! Старый мужик, весь седой, с лысиной, морщинами и брюхом, возомнил себя Казановой, звездой! В Голливуд не пробовался?! Кстати, Мадонна на развод подала! Не упускай шанс, папочка! — Мэган высвободилась из материнских объятий и вышла из гостиной.

— Что мне сделать, чтобы вы простили? — Бен прижался к стене и виновато посмотрел на бывшую жену. — Только скажите, что сделать...

— Уехать! — резко выпалил Томас и тоже покинул комнату.

— Хорошо. Я как раз взял обратный билет на самолет. В час ночи... самолет... в час ночи.

— В городе полно гостиниц! — послышался из соседней комнаты голос Мэган.

— Можно, я позвоню? — спросил Бен у Пейдж, кивнув на телефон.

— Да, конечно, справочник на журнальном столике.

Полчаса Бенджамин дозванивался до гостиниц и отелей. Но все было тщетно. Все номера оказались занятыми или забронированными.

Тогда Бен натянул кожаную куртку, обмотался шарфом и неслышно вышел из гостиной. В прихожей он оглянулся, никто не вышел его провожать. Он шагнул на лестничную площадку и медленно закрыл за собой дверь.

Томас стоял у окна в своей комнате и смотрел, как на улице суетятся люди, как машины выдыхают темно-серый газ, как холодный ветер выдувает снег с крыш домов. И эти мелкие как крупа снежинки переливаются серебром в свете яркого солнца. Словно кто-то выпустил конфетти.

Томас опустил глаза на дорогу, и сердце его сжалось. Рядом с бездомным уселся его отец и предложил бедолаге свои перчатки погреть руки.

— Я иду за отцом! — не выдержал Томас и направился в прихожую.

— Нет, ты этого не сделаешь! — В гостиную вбежала зареванная Мэган. — Чтобы ноги его здесь не было! Я его ненавижу!

— Он на улице сидит рядом с бродягой!

— Он всего-навсего корчит из себя Христа, чтобы его пожалели и простили! Он наглый и хитрый, будто ты не знаешь!

— Я не могу на это смотреть! — Томас накинул пуховик и натянул шапку-ушанку.

— А как же мама? — Мэган показала пальцем на спальню Пейдж.

— Мэган... — дверь открылась, и на пороге появилась Пейдж, — если ты его ненавидишь за его бессердечие, то не будь сама такой. Прошу тебя, Мэган. Он побудет в спальне твоего брата. Ты его даже не увидишь.

— Да что с вами такое?! — Мэган схватила сумку с дивана и начала натягивать сапоги. — Хорошо, я уйду! Приятного Рождества! — Она толкнула брата и выбежала из квартиры.

— Мэган! — окликнула ее мать, но девушка не вернулась.

— Будто бы ты ее не знаешь! Остынет и вернется! — сказал Томас и тоже вышел следом.

И, когда Пейдж осталась одна, она дала себе волю. Слезы текли по ее щекам, но она так и не смогла понять, то ли это от прошлой обиды, то ли от радости, что бывший муж наконец-то вернулся. Ведь она его ждала.

— Эй, вы мистер Джус? — на лестничной площадке Томаса остановил рыжеволосый парень с огромной сумкой.

— Да. А что вы хотели? Я очень спешу. — Томас застегнул на пуховике молнию и посмотрел на парня, который принялся рыться в своей сумке.

— Распишитесь за письмо! Простите, что немного задержали. У нас в офисе был пожар! Ну месяц — это не срок, так ведь?

Томас получил два письма и расписался. Оба конверта были подписаны рукой Бена. Томас сразу же узнал подчерк отца.

— Счастливого Рождества! — крикнул рыжеволосый почтальон и начал спускаться по ступенькам, но его огромная сумка зацепилась за перила и с треском порвалась молния.

— Мне жаль! — сказал ему Томас и, перепрыгнув через присевшего на пол почтальона, помчался вниз по лестнице.