Сколько стоит любовь?

10

Сирена быстро оделась сама и бросила Грейнджу его одежду. Он одевался, ухитряясь одновременно держать трубку у уха. Сирена сразу поняла, что на другом конце провода дядя Гэллам.

– Не так быстро, – сказал Грейндж, тряся головой. – Я ничего не понял. Давай сначала.

Сирена сидела на краю кровати и не могла вспомнить, почему она так расстроилась, что вскочила с постели. Она надеялась, что с дядей Гэлламом и тетей Герти ничего не случилось. Судя по выражению лица Грейнджа, так и было. Но Гэллам говорил так громко, что она слышала его голос, доносящийся из трубки, с другого конца комнаты.

– Когда? Вчера? Ты уверен? Нет, ты знаешь, что я имею в виду. – Грейндж закатил глаза. – Прекрасно. Да. Пришли мне газету. – Он опустился на кровать рядом с Сиреной, и она положила руку ему на колено – не для того, чтобы отвлечь от разговора, а потому что чувствовала: ему нужно ощутить кого-то рядом. Он говорил очень мало – видно, дядя не давал ему такой возможности. Немного погодя трубку взяла тетя Герти. Ее высокий голос звучал так пронзительно, что Грейндж отодвинул трубку от уха. Он продолжал кивать и говорить «да» и «нет», глядя то в пол, то на свои босые ноги, то на собственные туфли. Потом тетя Герти сказала что-то такое, от чего он поморщился. Он накрыл руку Сирены свободной рукой и крепко сжал ее.

Наконец, после неоднократных прощаний и «буду, как только смогу», он повесил трубку.

– Я этому не верю. – Грейндж откинулся на кровать. – Просто не верю.

– Чему?

– Курорт, опять этот проклятый курорт.

– Что случилось? – настойчиво спросила Сирена, чувствуя себя детективом, который пытается добиться показаний упорно сопротивляющегося свидетеля.

– Случилось то, что вчера вечером плановая комиссия города одобрила проект. Строительство начнется немедленно.

– Как же так? – Сирена даже задохнулась от волнения. – Ведь в горах еще лежит снег.

– У них там все рассчитано. Черт бы их побрал! Они собираются начать завозить оборудование и устроить склад на свободной территории за школой. Можешь себе представить? Школа отдает им свою землю под базу. За чисто символическую арендную плату.

Сирена не могла понять, какое все это имеет отношение к Гэлламу и Герти, но не перебивала.

– В городе все посходили с ума. – Грейндж снова уставился на свои туфли. – Они собираются устраивать нечто вроде праздничного обеда в эти выходные. Мэр передаст компании ключ от города. Поговаривают, что будут поднимать флаг. Чепуха какая-то.

– Похоже на то, – проговорила она сочувственно. Грейндж так и не добрался до самого существенного: как эти события скажутся на делах его родственников и, если уж на то пошло, на нем самом.

– Мне надо найти способ освободиться на несколько дней.

– Грейндж, – Сирена взяла его за подбородок и повернула к себе, – скажи, наконец, как дела у дяди с тетей? Тебе станет лучше, если ты выговоришься, я знаю.

Он быстро заморгал.

– Дела идут полным ходом. Они, разумеется, собираются расширяться. Выбросить все сбережения в помойку.

В кухне остывал обед. Тело Сирены все еще пылало. Но все это не имело значения. Дядя и тетка Грейнджа теперь не просто говорили, мечтали, строили планы. Они накрепко связали свое будущее с будущим Сноу-Сити.

Вдруг Сирену охватило волнение, какого она уже давно не испытывала.

– Это замечательно!

У Грейнджа открылся рот.

– Я серьезно. Это замечательно. Даже по телефону слышно было, как они ожили. Нет, не говори, что я не права, – решительно прервала она Грейнджа. – Грейндж, я много времени провела с тетей Герти, помогая ей в магазине. Она была довольна результатами, но общее положение дел не изменилось: это маленькое старое здание. Я видела, как Гэллам возится со своими планами и набросками. Он был похож на ребенка, умирающего от нетерпения перед грудой пакетов с рождественскими подарками.

Грейндж с недоумением взглянул на нее, но Сирена продолжала:

– Грейндж, отец всегда мечтал играть на Бродвее. Да, он сделал многое другое, чем мог гордиться. Но он так и не достиг вершины, к которой стремился. Вот теперь, когда твои дядя с тетей пытаются заставить свой бизнес идти в ногу со всем городом, они стремятся к своей вершине.

– Или к краху.

Сирена понимала, что Грейндж прав. Но если человек не пытается добиться осуществления мечты, то какой смысл жить?

Она вдруг замолчала. Есть ли у нее цель в жизни? Сделала ли она уже что-нибудь, чтобы достигнуть ее? И важнее: что она сама дала жизни?

Сейчас было не время пытаться ответить на эти трудные ворпросы. Грейндж был убежден, что дядя Гэллам не учел всех затрат на обновление дела.

– Он твердит, что, когда не сможет работать, продаст дело и таким образом обеспечит старость. Но где гарантия…

Увидев, что он не в силах закончить фразу, Сирена взяла его за руку и повела на кухню. Может быть, когда он поест, ему легче будет втолковать, что новый прилив жизненных сил гораздо важнее для его дяди и тети, чем капитал, прибыль и тому подобные вещи.

Но Грейнджа интересовало совсем другое. Теперь, когда ему стали известны имена тех, кто стоял за корпорацией, он хотел проверить их финансовую состоятельность. Когда Сирена подала обед, он наскоро проглотил его и поспешил в кабинет, что-то бормоча себе под нос о публичном заявлении.

Сирена не любила, когда в Грейндже просыпался жесткий циничный бизнесмен. Но он становился таким, чтобы помочь любимым людям. Возможно, при подобных обстоятельствах она делала бы то же самое. Но ей трудно было себе представить, чтобы мама оказалась в таком положении, с которым не могла бы справиться без посторонней помощи.

Может быть, в этом все дело? Может быть, Грейндж не верил, что его родственники способны сами принимать правильные решения?

Убрав кухню, Сирена включила телевизор, стараясь отвлечься от неразрешимых вопросов о цели в жизни. Не найдя ничего, кроме уже виденных фильмов и так называемых «сенсационных новостей», она взяла газету. Прочитала свой гороскоп, спортивный раздел, попробовала порешать кроссворд. К этому времени начались вечерние шоу-программы, и она провела остаток дня, включая то один канал, то другой и иногда слыша, как Грейндж с кем-то говорит по телефону.

Когда она забралась в постель, он все еще сидел в кабинете.

На лице Грейнджа не было заметно никаких следов бессонной ночи, кроме легких теней под глазами. Он рассеянно поблагодарил Сирену, приготовившую на завтрак овсянку, и сразу же ушел, объяснив, что собирается встретиться с одним приятелем, биржевым маклером – «выпить кофе и получить информацию».

Надуваться нет причин, думала Сирена, приводя себя в порядок. У них с Грейнджем не медовый месяц, а даже если бы так и было, она не имела права быть эгоисткой и требовать, чтобы ее муж забыл об интересах семьи ради ублажения жены. Однако ей хотелось бы побольше знать о том, что он задумал.

Она пыталась придумать, как провести день, когда зазвонил телефон. Это был Брюс, который сообщил, что ее коллекция упакована и что она может забрать ее или оставить на хранение в музее. Предложение поставило ее в тупик. Она никогда не думала, что ее наследство должно храниться под замком. Но разве можно подвергать вещи опасности и в новых контейнерах засовывать их в старый багажник? Она сказала Брюсу, что приедет в музей и там решит.

Только что может измениться через час?

Телефон зазвонил снова. Грейндж приглашал ее на ленч. Она согласилась и стала искать ключи.

Сразу их найти не удалось, поэтому она вытряхнула все содержимое сумочки на кухонный стол. Из сумочки выкатилась мелочь – меньше чем на доллар.

– Все получилось так быстро, – рассказывала она Грейнджу, когда они сидели в маленьком кафе всего в двух кварталах от банка. – Я просто сказала Брюсу, что хочу продать походный столовый сервиз, тот, который сделал для кардинала Йорка этот итальянец. И все решила сама. Потому что у меня кончились деньги.

Грейндж помахал официантке и наклонился к Сирене. Он первый раз действительно смотрел на нее с той минуты, как позвонил дядя Гэллам. Грейндж шепотом спросил, сколько она получила.

Сирена отвечала тоже шепотом, но только потому, что все происшедшее до сих пор казалось ей нереальным.

– Немного больше пятидесяти тысяч долларов. Можешь себе представить? Брюс всего-навсего позвонил. Один раз. И через полчаса прилетела эта пожилая дама с чеком наготове. Вот он. – Она показала на сумочку. Теперь я могу заплатить за твой ленч, накупить шоколадок, бензина…

– А остальные вещи? Что с ними?

– Они остались у Брюса, но я сказала, что заберу их во второй половине дня.

Грейндж озадаченно взглянул на нее, но объяснения не потребовал. Он спросил, что она собирается делать дальше.

– Получу наличные по чеку.

– Нетрудно догадаться. – По его лицу скользнула быстрая усмешка. – А потом? Я надеюсь, ты потратишь деньги на себя. Купи что-нибудь из одежды, купи новую машину. Сирена… – Он вытянул руку и подождал, пока она вложит в нее свою. – Я страшно рад, что ты пересилила себя. Хочешь, я узнаю адрес косметического салона – все женщины, которые у нас работают, пользуются его услугами. Но когда ты продашь следующую вещь, – в его голосе зазвучали металлические нотки, – тебе придется подумать о том, чтобы эти деньги стали работать на тебя.

Сирена понимала, что он имеет в виду. Если говорить честно, эта идея привлекала ее не больше, чем предложение потратить весь день на хождение по магазинам.

– Я подумаю. – Вот все, что она смогла ответить. Она высвободила руку и посмотрела меню. После нескольких минут раздумья она с помощью Грейнджа остановилась на крабовом суфле, запеченном в тесте. Он сделал заказ, потом все его внимание – все, она это видела – снова устремилось на Сирену.

– Извини меня, – сказал он.

– За что?

– За мое поведение вчера вечером и сегодня утром. Мы… – он огляделся по сторонам, – после того, что между нами произошло, я не должен был оставлять тебя одну. Но этот звонок…

– Я же все понимаю, – ответила Сирена, и ее лицо озарилось открытой улыбкой. – Ты боишься, что с ними что-нибудь случится.

– Да, боюсь. Но если бы я не отдалился от тебя, тебе не пришлось бы принимать решение одной.

– Все в порядке. – Так ли это, подумала она. Грейндж играл роль голоса разума в делах дяди с тетей. Может быть, и ей нужно, чтобы кто-нибудь отвергал ее сумбурные и иногда действительно безумные идеи? Но целью всей жизни Грейнджа было создание надежного материального положения, а для нее существовал только один способ этого достигнуть – продать то, что завещал отец. И вновь и вновь ощущать то, что она ощущает сейчас, – боль. Потому, что она продала вещь, которой касались руки дорогого человека. Продала только потому, что у нее нет работы и кончились деньги.

Как бы она хотела, чтобы жизнь стала такой же простой, как прежде.

Грейндж снова стал извиняться, и она повторила:

– Ничего страшного. Я же не продала все отцовские вещи. Только одну.

Взгляд Грейнджа сказал ей, что он понимает все, что кроется за ее словами, что происходит внутри ее.

– Тебе удалось узнать что-нибудь новое о курорте? – поспешно спросила Сирена, чувствуя, что если не переменить тему, то она расплачется. – Как насчет проверки инвесторов? Есть у них деньги, чтобы заставить все это завертеться?

– Похоже на то. – Грейндж, казалось, отнюдь не был доволен этим.

– Похоже? Ты не уверен?

– Нет, – у Грейнджа дернулся уголок рта, – я уверен. Инвесторы – их трое – вполне состоятельные люди. А за ними стоят еще более состоятельные. Они уже реализовали несколько подобных проектов. И все удачно.

– Тогда… – Сирена не знала, что говорить дальше. – Тогда тебе больше не о чем беспокоиться. Я имею в виду, что проект не липовый.

– Нет, не липовый.

– И твои дядя и тетя не разорятся.

– Вот этого я не знаю.

– Но ты же только что говорил…

– Я помню все, что я говорил. – Грейндж поставил локти на стол. Тени, которые она заметила у него под глазами сегодня утром, обозначились резче. – И говорил уже столько раз, что тебе, наверное, надоело слушать. То, что этот курорт, может быть, будет преуспевать, вовсе не означает, что дядя и тетя должны к нему примазываться. – Он помолчал немного и простонал: – Ты, наверное, больше слышать этого не можешь.

Сирена чувствовала, что, наоборот, это он не хочет ни говорить, ни думать о риске, которому подвергают себя его родственники, об их возрасте. И она жалела, что не может ему помочь, не может дать мудрого совета.

Вместо этого ее преследовала навязчивая мысль, что она сейчас обменяет чек на гору наличных денег.

– Я хочу туда вернуться.

– В Сноу-Сити? Почему?

– Потому что я его полюбила.

– А я думал, ты хочешь исследовать Сан-Франциско.

Она хотела. Или, вернее, думала, что хотела. Но после того, как она побродила по городу несколько часов, пытаясь представить себе, как тратит деньги, Сирена поняла, что она не из тех, кому это доставляет удовольствие.

– Мне не хочется разлучаться с тобой, но тебе сейчас придется много работать, чтобы выкроить время для поездки в Сноу-Сити. Мне здесь не по себе. И нечем заняться. Давай, я поеду сейчас, а ты когда сможешь.

– Можешь ничем не заниматься, только купи машину, на которой не застрянешь в дороге.

Сирена махнула рукой. Старенькая «тойота» одолела такой длинный путь, а да Сноу-Сити рукой подать.

– У тети Герти множество идей насчет переустройства магазина, только она не может ни на чем остановиться. Она просила меня помочь, и я с удовольствием этим займусь.

– Она сведет тебя с ума… – Он ухватил тонкую спираль из моркови, украшавшую блюдо. – Эта женщина еще ни разу в жизни не приняла твердого решения.

– Я догадываюсь. Но то, что я делала до сих пор, ей нравилось.

Грейндж отодвинулся от стола. – Ты действительно этого хочешь?

– Действительно.

Он наклонился вперед, не сводя взгляда с красивой женщины, сидящей напротив него. Прошедшие несколько дней вывели его из равновесия, удивительно было, как он до сих пор водит машину. Ему хотелось запереть дядю и тетю где-нибудь в надежном месте, чтобы он мог заботиться о них и чтобы у них не было возможности ничего предпринимать.

Все было бы намного проще, если он не так много думал о Сирене Айсом.

Но он не мог о ней не думать.

Наконец он заставил себя выговорить:

– Но зачем тебе все это? Этот городок в лесной глуши? Что тебя там может держать? Ничего, кроме…

Ничего, кроме тебя, говорили ее глаза. По крайней мере он надеялся, что не ошибся.

Поскольку Грейндж всеми возможными способами старался ее задержать, Сирена выехала только на следующий день и добралась до Сноу-Сити к вечеру. Медленно въезжая в городок, она испытывала благодарность к своей машине, которая словно сама знала дорогу. После ночи любви сама она была не в состоянии сосредоточенно следить за указателями и дорожными знаками. Единственное, о чем она могла думать, – о том, как дожить до пятницы, когда приедет Грейндж.

Хотя накануне Сирена позвонила и предупредила тетю Герти и дядю Гэллама о приезде, сначала она остановила машину у местного банка. Ей было необходимо открыть счет на пятьдесят тысяч долларов. Она могла бы открыть его где угодно, но решила сделать это здесь.

Почему она не выбрала банк Грейнджа?

Потому что хотела, чтобы деньги находились там, где она собиралась жить?

Вопрос казался слишком сложным для холодного зимнего дня. Уже в банке она поняла, что в атмосфере города появилось что-то новое – всеобщая приподнятость и возбуждение.

Банковский служащий, который открывал ее счет, молодая пара, стоявшая за ней в очереди, двое кассиров, даже человек, мывший окно, вели себя так, будто сюда должен был переехать Диснейленд.

Когда она возвращалась к своей «тойоте», посреди тихой улицы остановились две машины. Двое мужчин высунулись из окон и стали оживленно обсуждать рост цен на недвижимость. Сирена села в машину, с трудом завела ее и направилась к автостанции дяди Гэллама за бензином и свежими новостями.

Но дядя Гэллам, который разговаривал одновременно с пятью или шестью людьми, смог только кивнуть ей. Она наполнила бак, помахала Гэлламу и его друзьям и поехала к тете Герти.

Здесь было ничуть не спокойнее. Сначала она подумала, что у Герти наплыв покупателей. Но выяснилось, что две женщины из плановой комиссии пришли рассказать Герти последние новости, а остальные собрались их послушать.

– Я очень рада, что ты так скоро вернулась, – приветствовала ее тетя Герти. – Но и удивлена не меньше. Я-то думала, ты поживешь в большом, полном развлечений городе.

– Я уже пожила, – пожала плечами Сирена. – Жила, пока было интересно. Я вижу, здесь дела пошли в гору, правда?

– Еще как, – сказала одна из женщин, член плановой комиссии. – По-моему, мы взяли быка за рога.

– Что вы имеете в виду?

– Я хочу сказать, что все происходит очень быстро. И мне многое нравится, особенно то, за что мы проголосовали вчера.

Она объяснила, что в интересах местных жителей все новые здания и перестроенные старые должны будут отвечать определенным стандартам, чтобы не нарушать облика города.

– Таким образом, у нас не появятся ни швейцарские шале, ни эти ультрасовременные здания со стеклянными стенами и плоской крышей.

Герти засмеялась при мысли о доме с плоской крышей в такой снежной местности. Потом она заговорила о том, что будет очень жаль, если Сноу-Сити потеряет очарование, свойственное маленьким городкам.

– Думаю, этого не произойдет, – ответила ее собеседница. – Мы для того и работаем, чтобы это предотвратить.

– Как?

– Все уже много лет говорят, что город нуждается в более современной системе водоснабжения. Но по-настоящему это никому не было нужно, и ничего не делалось. Поэтому воды в городе может хватить только на небольшое количество новых построек.

Остальные женщины закивали, и Сирена успокоилась. Местная система водоснабжения будет в состоянии обслужить только новые здания на склоне и мотель, который планировали строить несколько ближе к городу. Но сам город разрастаться не будет.

Когда приятельницы Герти наконец расстались с ней, она подошла к Сирене и положила ей руки на плечи.

– Ты можешь со мной поделиться чем угодно, дорогая. Если вы с Грейджем поссорились, не держи все в себе.

– Поссорились? Нет, ничего такого не случилось.

– Ты уверена? А почему тогда ты не с ним?

Сирена стала сбивчиво объяснять, что у Грейнджа совсем нет времени, а ей нечего делать в Сан-Франциско.

– Я думаю, Сан-Франциско показался бы мне гораздо интереснее, если бы у Грейнджа было побольше времени, но он сейчас занят, и мне приходилось ходить по городу одной. Он приедет на этот уик-энд.

– Да? Гм. Он ничего об этом не говорил. Мне понятно, что у него на уме. – Герти подошла к окну и локтем вытерла пыль с подоконника. – Он надеется застать нас врасплох. Думает, что, если мы не успеем подготовиться к разговору, он нас переговорит.

– Я думаю, дело не в том. – Сирена встала рядом с ней у окна. На небе кое-где появились облака, но ни одно из них не угрожало снегопадом. – Он просто хочет удостовериться… О, я не знаю, что он думает.

– Вы с ним об этом не говорили?

Сирена в ответ пробормотала что-то невнятное и стала рассказывать, как она оценила вещи, внезапно продала одну из них, решила вернуться в Сноу-Сити и открыла счет в банке.

Герти вдруг бросилась к ней на шею.

– Ты замечательная! Просто замечательная.

Сирена, полузадушенная, умудрилась проговорить:

– Замечательная? Почему?

– Потому что ты настоящий человек, вот и все. Я знавала людей, к которым вдруг приходило богатство. Они сразу бросали работу и начинали покупать все подряд. А ты ничего этого не делаешь.

Потому что это не просто деньги. Это часть жизни моего отца.

– Но у меня нет работы.

– Тебе надо купить дом. Не можешь же ты вечно жить на колесах.

Прошло больше часа, но в ушах Сирены все еще звучали эти слова. Она хотела посидеть в магазине и послушать о планах тети Герти, но туда все время приходили люди. Сказав Герти, что позаботится об обеде, она пошла к машине.

Один из посетителей упомянул о том, что архитектор попросил, чтобы за проект с ним расплатились не деньгами, а возможностью снять на время один из самых красивых домов в городе. Сирене пришло в голову взглянуть на этот дом, и она поехала по узким улочкам, не чувствуя никакого сожаления, что не позаботилась взять адрес. Скоро она нашла небольшой квартал, окруженный деревьями, где дома очень походили друг на друга, может быть, потому, что в каждом дворе стоял снеговик. Однако ни один из них не был похож на тот, что описывал посетитель Герти.

Дважды объехав всю округу, Сирена свернула на узкую улочку, с которой открывался вид на Сноу-Сити, застроенную самыми разными домами. Некоторые были такими огромными, что, казалось, вот-вот рухнут под собственной тяжестью, другие явно предназначались для семей рабочих. Притормозив перед крутым зигзагом дороги, Сирена призналась себе, что не так уж ей хотелось посмотреть на дом архитектора. Ей просто не давал покоя неугомонный характер.

Что ей с ним делать?

Как ей жить дальше?

Что делать с ее чувствами к Грейнджу?

Все время вопросы! Сирена с размаху ударила кулаком по рулю.

Она не сразу заметила на обочине дороги табличку «Продается», залепленную снегом и грязью. Повинуясь порыву, она свернула в узкий проулок и остановила машину. Дорожка, ведущая к дому, что скрывался за деревьями, была не расчищена. Она вылезла из машины, порадовалась, что на ней высокие ботинки, и надела отцовский пиджак. Если в доме кто-то живет, она просто пустится наутек.

Но мысль о стоящем в отдалении от других, глядящем сверху на город и предназначенном к продаже доме волновала и влекла вперед.

Увидев островерхое, в форме буквы А, строение, она пришла в еще большее волнение. Переднее крыльцо было не в лучшем виде, лестница просела, но кровля, пожалуй, могла продержаться без ремонта еще год-другой. А чуть ли не всю боковую стену, обращенную к Сноу-Сити, занимало огромное окно.

С того места, где она стояла, не было видно, есть ли мебель в комнате, которую она сочла гостиной. Судя по всему, за последнее время ни одна машина не проехала по дорожке, окружавшей дом. С легким замиранием сердца Сирена постучала в дверь и покричала. Ее голос эхом отозвался внутри.

Дом был сложен из цельных бревен и казался достаточно прочным, чтобы выдержать землетрясение. Крыльцо осело потому, что под ним не было фундамента. Но она с этим справится.

Она?

Сирена неторопливо обошла вокруг дома. Прижавшись лицом ко второму огромному окну, она увидела столовую, смежную с большой кухней. Еще она увидела две спальни с покрытым пылью паркетным полом и замечательную лестницу, ведущую, по-видимому, в мансарду. Дом не был большим, но благодаря удачной планировке и высоким потолкам в нем создавалось ощущение пространства.

Ни намека на мебель – только овальный ковер на полу в гостиной и повсюду нити паутины. По оборудованию кухни Сирена заключила, что дому не меньше двадцати лет. Ничего страшного, в кухне все можно сменить.

Кто будет его менять? Она?

Сирена еще раз прогулялась вокруг дома, отметив восхитительный вид внизу и треснутое кухонное окно. Было слишком много снега, чтобы понять, в каком состоянии двор и чем вымощена дорожка. Но ей пришло в голову, что кто бы здесь ни жил, он старался, чтобы дом вписывался в окружение. Между домом и лесом не было ни фруктового сада, ни газона. Но это ее не беспокоило. Ей нравилось, что лесные деревья подходят к самой двери ее дома.

Ее дома?

К тому времени, когда Сирена вернулась к машине, нос у нее посинел от холода. Она порылась в сумочке в поисках чего-нибудь, на чем можно было бы записать имя и телефон агента. Едва оказавшись в городе, она нашла телефонную будку и набрала номер.

– Я купила дом.

Герти отвернулась от женщины, с которой разговаривала, и, открыв рот, уставилась на Сирену.

– Что ты купила?

– Дом. – Сирене хотелось заплакать, закричать, спросить у Герти, не сошла ли она, Сирена, с ума. – Во всяком случае, я уже подписала бумаги. – Боясь утратить остатки храбрости, Сирена стала описывать дом.

– Это дом Хилверсов. Он пустует с прошлой осени, когда они решили, что он им не по карману. Такая жалость. Я знаю, они искали покупателя. Вы уверены, что поступаете правильно? – вмешалась в разговор посетительница.

– Конечно, нет, – призналась Сирена, стараясь сдержать подступавший смех. – Я сошла с ума? Не отвечайте. – Она в первый раз обратила внимание на приятельницу тети Герти. Это была высокая, сильная на вид женщина с пронзительными черными глазами, темными с проседью волосами. На ней была трикотажная рубашка с эмблемой местной средней школы. – Извините, – сказала Сирена, – я не хотела прерывать ваш разговор. Просто я… не знаю… – Она посмотрела на свои руки. – Меня трясет. Это хороший знак или плохой?

– Хороший, дорогая, хороший, – сказала тетя Герти и представила Сирену Бонни Палмер, директору школы. – Я давно уже хотела вас познакомить. Бонни хочет послушать о карьере твоего отца.

– Отца? – Сирена понимала, что она выглядит идиоткой, но она никогда не думала, что когда-нибудь вынет новенькую чековую книжку, выпишет чек и заключит настоящее деловое соглашение. Дом стоил меньше, чем она предполагала, потому что – как объяснил агент – подъездная дорога нуждалась в серьезном ремонте, а владельцы торопились с продажей. Ее рука достаточно твердо вывела подписи на немыслимом количестве бланков. Но теперь… Что она наделала?

Бонни Палмер что-то говорила.

– Платить мы можем только очень немного, но если вы серьезно решили здесь поселиться и знаете о театре столько, сколько обещает Герти, тогда мне вас послал сам Господь Бог.

Сирена не знала, что сказать. Она даже не понимала, о чем идет речь, потому что не слушала, занятая своими мыслями.

– Это бы продолжило нашу традицию. За все пятьдесят лет, что существует школа, мы ни разу не обходились без по крайней мере трех постановок в год. А теперь, когда в город идет новая жизнь, я думаю, это становится еще более важным. Я хочу, чтобы школьники ощущали себя частью общества. Но когда Тэлли сбежала с этим шофером грузовика…

– Тэлли?

– Тэлли Томпсон. Необыкновенная красавица. Но знаете, как трудно с молодежью. Они влюбляются, и все остальное перестает существовать. Конечно, я ее нисколько не виню. Такой красивый мужчина! И Тэлли было трудно уезжать, но остановить ее я не смогла. Вот почему все повисло в воздухе. Вы подумаете об этом, хорошо?

Сирена хотела попросить Бонни повторить все сначала. Но рядом стояла Герти и, широко улыбаясь, одобрительно кивала. Очевидно, Герти думала, что Сирена как нельзя лучше подходит… для чего? Для того, что хочет от нее директриса.

– Когда? – Сирена откашлялась. – Когда первый показ?

– О! – Бонни замахала руками и заулыбалась, но старалась избежать взгляда Сирены. – До него еще почти четыре недели.

Надо было ему сказать.

Эта мысль эхом звучала в голове Сирены, но Грейндж мог появиться в любую минуту, и ей надо было сосредоточиться на пироге с мясом и картофельном пюре.

Она в десятый раз проверила, не подгорает ли пирог, потом подошла к окошку, выходившему на автостанцию дяди Гэллама. Они с Герти предлагали ей остановиться у них, но три последних дня она провела в маленькой квартирке над станцией – ей хотелось собраться с мыслями. Сегодня была пятница, и она радовалась, что, когда приедет Грейндж, они смогут побыть наедине друг с другом.

Ее старания, кажется, не пропали даром: машина Грейнджа уже стояла под окном, а он вынимал чемодан из багажника. Вот он идет к лестнице, освещенный неоновым светом вывески, которую дядя Гэллам никогда не выключал. Шел снег, крупные снежинки кружились в воздухе. Грейндж остановился и запрокинул голову. Сирена улыбнулась, увидев, что он пытается поймать снежинку на язык, а когда он помахал ей рукой, ее улыбка стала еще шире.

Грейндж входил в дом.

– Я уж боялся, что не выберусь из города, – объявил он с порога. – Все забито транспортом. Никогда не думал, что в пятницу все начинают так рано разъезжаться.

Сирена стояла посреди комнаты, а ее сердце билось, как будто внутри ее звучал тяжелый рок. На Грейндже была его любимая одежда – старая трикотажная футболка и джинсы, в которых он выглядел просто великолепно.

– Я не знала, сумеешь ли ты так рано освободиться, – пробормотала Сирена непослушными губами.

Он бросил на пол чемодан и выпрямился, не сводя с нее глаз.

– Ничто не могло бы меня остановить.

Сирена поверила. Не говоря ни слова в ответ, она подошла к нему.

– Мне тебя так не хватало. – Он не обнял ее, а ласково взял ее лицо в ладони. – Я скучал по тебе.

– А я… я скучала по тебе.

Потом они сидели на кушетке и ели обед, который стал казаться совершенно ненужным, как только он поцеловал ее. Сирена, одетая в ночную рубашку, старалась сосредоточиться на том, что он говорил, но все ее тело еще переживало чудесные мгновения любви. Грейндж рассказывал, что работал в банке по восемнадцать часов и все еще не наверстал упущенного.

– Хорошо еще, что я принадлежу к начальству, – говорил он. – Иначе мне пришлось бы искать другую работу. А кому я нужен?

– Ты же так не думаешь. – Сирена наблюдала за его движениями, нисколько не удивляясь, что это ее так завораживает. – Я же знаю. Ты – мечта любого работодателя.

– Вряд ли. – Он пожал плечами. – Не знаю, что со мной происходит. Может быть, дело в том, что мне гораздо больше хочется быть здесь, а не работать.

От этих слов по спине Сирены побежали мурашки.

– Тебе действительно больше хочется быть здесь?

– Да. В доме стало так пусто без тебя.

Сирена сделала вид, что сейчас подтолкнет его локтем в бок. Вместо того чтобы отпрянуть в сторону, он наклонился к ней, держа тарелку на коленях, приглашая ответить на призыв полуоткрытых губ. Она с готовностью согласилась. Сколько бы они ни целовались, она чувствовала, что не может пресытиться.

Однако в конце концов у нее заболела спина, и пришлось высвободиться из объятий. Когда Грейндж спросил, как она развлекалась в Сноу-Сити, она начала рассказывать, что нашла один прелестный домик с видом на город. Грейндж продолжал есть.

– Он мне понравился, и я его купила.

Грейндж медленно отставил свою тарелку на кофейный столик. Потом взял тарелку у нее и поставил туда же.

– Ты купила дом?

– Сделка еще не завершена. Еще надо оформлять кое-какие документы, но поскольку я плачу наличными, их не так уж много.

– А как насчет термитной инспекции? Ты уверена, что там не применялись краски на свинцовой основе? Достаточно ли надежна теплоизоляция?

Сирена не подписала ни единой бумаги, пока не была проведена полная инспекция дома. Она могла довольно небрежно относиться к некоторым своим делам, но это дело было Важным, с большой буквы.

– Грейндж, это же мой дом, мне и решать. И если я ошибусь, то мне и расплачиваться.

– Может быть. А может быть, и нет.

Что с ним такое? Она-то думала, что он обрадуется, когда узнает, что она решила пустить здесь корни. Мама обрадовалась. Удивилась, но обрадовалась.

– Я не обязана перед тобой отчитываться. – Она отошла к окну. Снег перестал. Чары развеялись, и за окном не было ничего, кроме холодной темной ночи.

Ей было холодно.

– Я и не требовал, чтобы ты отчитывалась.

Что-то в его тоне заставило Сирену отвернуться от окна. Он стоял неподвижно. И все же, как и всегда в его присутствии, Сирена ощущала, что ее непреодолимо тянет к нему.

– Прозвучало это именно так.

– Правда? Тогда прости. Ты права. Я не имею никакого права вмешиваться в твои дела.

Имеешь, потому что, узнав тебя, я стала по-другому относиться к жизни.

– Прости меня, – как эхо повторила она, подошла и снова села на кушетку с ним рядом. – Я не должна была огрызаться. Это просто… Думаю, я пока еще не привыкла к мысли, что покупаю дом. Мне придется продать что-нибудь еще, чтобы заплатить за него.

– Так вот что тебя беспокоит? Что ты расстанешься еще с одной вещью из коллекции. – Он так хорошо ее знал. Сирена кивнула. Он привлек ее к себе и стал ласково поглаживать по плечу. – Я хотел бы посмотреть на этот дом, – тихо произнес он, так тихо, что она еле различила слова. – Может быть, завтра, после того, как я поговорю с дядей и тетей.

– Тогда в воскресенье, – поправила она, заранее чувствуя себя провинившимся ребенком. – Потому что завтра у меня прослушивание. Буду набирать актеров для первой пьесы.

Грейндж никак не мог поверить, что это он стоит в углу огромной аудитории средней школы и наблюдает, как Сирена пытается руководить группой подростков. На ней был бесформенный свитер какого-то неопределенного цвета и мятая юбка до колена. На шее висело ожерелье из раковин, которое он ей купил, в ушах – огромные кольца. Золотая цепь перетягивала талию, а разноцветный обруч без особого успеха пытался удержать пышные волосы. Сейчас она больше, чем когда бы то ни было, походила на цыганку

Цыганка. Богатая и независимая цыганка.

Грейндж вздохнул: Сирена иногда ставила его в тупик, а он этого не любил. Когда он вспоминал о том, что она до сих пор держит ключ от своего будущего в багажнике, ему хотелось взять ее за плечи и трясти, трясти…

Но когда он отогнал от себя эту мысль, а это было нелегко, то был вынужден признать, что в данный момент она знала, что делала. Он уже понял, что у нее есть по крайней мере одно качество, необходимое режиссеру, – громкий голос. Когда она говорила, всем оставалось только одно – слушать.

Когда тетя Герти сообщила ему, на какие условия согласилась Сирена, он был уверен, что этот кусок ей не по зубам. По его представлениям, постановка пьесы была спокойным и разумным делом, которым занимаются взрослые люди с творческой жилкой и массой свободного времени. Ему и в голову не приходило, чтобы кто-нибудь мог по доброй воле всю субботу сидеть в душной комнате и возиться с кучей старшеклассников.

Но, казалось, Сирена справляется неплохо и не собирается идти на попятный.

Как и тогда, когда без всякого его участия купила дом.

Да что такого случилось, ругал он себя, пока Сирена терпеливо объясняла, что сцена, о которой шла речь, требует тонкости, а не напора. Сирена Айсом всю жизнь сама справлялась со своими делами. И если она хочет потратить деньги на какую-то развалюху, то это ее дело. А если она думает, что сможет поставить пьесу, не потеряв рассудок, то кто он такой, чтобы убеждать ее в обратном.

Конечно, он очень счастлив, что она решила поселиться в этом городке… на какое-то время.

Но какое место отведено в этих планах ему?

Собирается ли она просить его о помощи в финансовых вопросах? Или она решила продавать вещи по одной, каждый раз как потребуются наличные?

Он не знал ответов на эти вопросы. И подозревал, она тоже не знала.

Когда Сирена его окликнула, он поднялся к ней на сцену. Но смешки подростков и недвусмысленно завлекающий взгляд Сирены наводили на подозрение, что лучше было бы смыться, пока не поздно.

– Я стараюсь заставить этих горе-трагиков понять, в чем разница между обыкновенным влечением и истинной нежностью, – объяснила Сирена. – К сожалению, по-видимому, они гораздо чаще сталкиваются с первым, чем с последним.

Так вот, что ей было нужно – болванчик для демонстрации. Ладно, он подыграет. Только ей придется за это заплатить. Он молчал, пока Сирена объясняла сцену, которая, очевидно, была поворотным пунктом в пьесе. Главные герои приходили к согласию.

– Здесь должна быть нежность, – говорила Сирена. – Джойс и Дуг не виделись с тех пор, как Джойс сказала, что не хочет вместе с ним открывать ресторан. Они оба чувствовали себя несчастными, но ни один не хотел признать, что был не прав. – Сирена приложила руку Грейнджа к своей щеке. – Дуг пришел сказать, что решил не связываться с рестораном вообще, а Джойс думает, что он хочет ей сообщить о том, что нашел другого компаньона.

– Да, – вставил один из ребят, сидящих в зале. – Она думает, что это Дарлена, проститутка.

– Правильно, – согласилась Сирена. – Дарлена рассказывала всем и каждому, что ей представилась блестящая возможность работать с Дугом. Дуг очень богатый человек – банки берут у него деньги взаймы. Ну так вот, – Сирена спустила руку Грейнджа до своей ключицы, – Дуг собирается сказать совсем не то, чего ждет Джойс. Как она на это реагирует – ключ к тому, что происходит дальше.

Сирена подняла глаза на Грейнджа, но он понимал, что она его не видит. Грейндж не винил ее – она увлеклась постановкой. Но он-то не увлекся.

– Какие у меня слова? – спросил он.

– Слова? – Сирена взглянула на листок, который держала в руке. – Ты должен сказать: «Я пришел сюда, чтобы просить у тебя прощения».

Прощения? За что? Грейндж представления не имел, что такого натворил бедняга Дуг. Но шея Сирены, которая отвернулась от него к ученикам, выглядела очень соблазнительно.

Грейндж подмигнул ребятам, крепко обнял Сирену и начал:

– Сирена… то есть, Джойс. Я пришел сюда…

– Чтобы просить прощения, – подсказала Сирена.

– Ну да. Я пришел сюда… – Грейндж наклонился к ее шее, оскалив зубы. – Я пришел сюда, чтобы выпить твою кровь, – быстро закончил он и сделал вид, что впивается в ее шею зубами.

Сирена смотрела на профиль мужчины, который сидел рядом с ней в машине. Они ехали к дому дяди Гэллама и тети Герти. Казалось, он всецело поглощен дорогой.

– Зачем ты это сделал?

– Что именно?

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. О вампире. Я так старалась, а тут они все стали хохотать, и с ними уже ничего нельзя было сделать.

– Разве такое уж большое преступление посмеяться?

– Ты сам знаешь, что нет. Но время… – Тут Сирена прикусила язык. Ей не хотелось спорить с Грейнджем. – А-а, ладно. Кажется, это ничему не повредило, зато все расслабились. – Она на мгновение положила голову ему на плечо. – Ты пробыл в школе совсем недолго. А что ты делал, когда ушел?

Грейндж смотрел прямо перед собой.

– Пытался вести переговоры с дядей.

– О, Господи. О чем?

– Думаю, ты и сама знаешь.

Она знала. Но все же ей хотелось, чтобы Грейндж сам это сказал.

– Что значит «пытался»? Он не хочет слушать?

– Раньше-то он всегда слушал, – пробормотал Грейндж свозь зубы. – Когда я окончил колледж, он только и делал, что всем рассказывал, какой я умный – и что это в значительной мере его заслуга. Мы много раз говорили о том, что будет, когда они не смогут работать, строили планы. А теперь… – Грейндж подался вперед и ссутулился. – А теперь он ведет себя так, будто у него вся жизнь впереди.

Сирене передалось то, что он чувствовал, – разочарование и страх. Страх за родственников?

– Грейндж, – попробовала вмешаться она, – ты же проверил эту корпорацию. У них надежная финансовая база. Проект не должен лопнуть, как мыльный пузырь.

– Может, он и не лопнет, но мы с дядей сегодня подсчитали все, что у него есть на старость. Знаешь, что он сказал, когда я подвел итог? Что каждый пенни, который сможет изъять из банка, не подвергаясь опасности штрафа, он вложит в это чертово дело. – Грейндж не сводил глаз с дороги. Сирена видела, как побелели костяшки его пальцев, сжимавшие руль, и думала только о том, как бы снять это напряжение.

– А что, если кто-нибудь из них заболеет? – продолжал Грейндж. – Если им просто понадобятся деньги на жизнь? Если они не смогут продать станцию и магазин и вернуть то, что в них вложили, они будут разорены.

– Разорены? – Всю свою сознательную жизнь Сирена неизменно находилась на грани того состояния, которое Грейндж называл «разорением». – Неужели может дойти до этого?

– Даже хуже. Они частные предприниматели. Для них возможность обеспечить старость связана только с их собственным бизнесом и инвестициями, которые я помог им сделать. А теперь они собираются перекачать деньги в то, что может принести выгоду, а может и прогореть.

В свете фар встречной машины Сирена бросила быстрый взгляд на лицо Грейнджа. Оно излучало озабоченность и тревогу. Сирена сочувствовала ему всей душой.

Ведь сама она унаследовала от отца способность жить одним днем. Он умер давно и ему не пришлось думать о том, как обеспечить старость.

Но ведь он думал о том, как обеспечить ее будущее.

Сирена поморщилась – в висках застучало. Деньги! Эти проклятые деньги сводят ее с ума! И по выражению лица Грейнджа она видела, что его тоже.

– Как ты думаешь, что из этого получится? – спросила она. – Я имею в виду у вас с дядей.

Грейндж пожал плечами.

– Сегодня мы так ни к чему и не пришли. Все, что я могу сделать, – это представить ему факты, показать, что если он все это затеет, то у него ничего не останется. Окончательное решение все равно должны принять он и тетя Герти.

Действительно ли он так считает? Судя по тому, что Сирена знала, Грейндж был не из тех, кто умывает руки. Он слишком ответственный человек.

В отличие от нее.

Прекрати, приказала себе Сирена. Ты ведь купила дом, правда? И у тебя есть работа. Правда, Сирена решила купить этот дом еще до того, как выяснила, не унесет ли следующая буря крышу вместе с домом, и приняла предложенную работу, не спросив, сколько за нее будут платить и сколько времени она будет отнимать.

Ответственные люди так не поступают.

Головная боль переместилась ближе ко лбу. Сирена вздрогнула от боли, мечтая вернуть то золотое время, когда ей приходилось думать только о том, откуда пришлют очередной счет.

Когда никто еще не возложил на нее бремя богатства.

– Что-нибудь случилось? – Грейндж прижал ее к себе. – Ты дергаешься, как будто у тебя предсмертные судороги.

– Спасибо, сэр, вы очень любезны. – Она поудобнее прислонилась к его плечу. – Голова разболелась. Терпеть этого не могу.

– Это из-за того, что ты так вопила.

– Вопила? О чем ты говоришь?

– Если кто-нибудь попытается всучить тебе рупор, не покупай. Тебе он не нужен.

Сирена хотела возразить, но ей уже не первый раз говорили, что у нее голос как иерихонская труба. А чего, собственно, он ожидал? Внимание актеров надо удерживать любыми способами.

– Что ты об этом думаешь? – спросила она, не желая продолжать разговаривать на любую тему, которая могла бы привести хоть к малейшему несогласию. – Я имею в виду пьесу. Думаешь, мы успеем?

– Надеюсь, ты не включаешь меня в это самое «мы»?

– О! – Сирена отодвинулась подальше и взмахнула ресницами. Поскольку было темно, а Грейндж внимательно смотрел на дорогу, желаемого эффекта не получилось. – Разве я тебе не говорила? Ты играешь главную мужскую роль. Я хотела бы, чтобы ты выучил ее к затрашнему дню.

– И не мечтайте, леди. Я свою роль уже сыграл. Надеюсь, ты не станешь отрицать, что мое исполнение привлекло их внимание сильнее, чем все твои вопли.

При воспоминании о том, как Грейндж тянул к ней руки, изображая вампира, перед ликующей публикой, у Сирены прошла головная боль. Ее не очень-то радовала перспектива обедать с Гэлламом и Герти из-за напряжения, которое в последнее время все время чувствовалось между ними и Грейнджем, но если она хотела быть с ним, ничего другого не оставалось. Она собиралась спросить, не выкроил ли он время, чтобы взглянуть на ее будущий дом, но побоялась, что разговор опять примет нежелательное направление. Вместо этого она спросила, заметил ли он всеобщее оживление.

Он заметил. И хотя он старался говорить безразличным тоном, она могла поклясться, что это возбуждение захватило и его. Сноу-Сити пробуждался от спячки.

Подъезжая к дому дяди и тети, они говорили о технике, которую везли в город. Сирена быстро поцеловала Грейнджа в щеку и стала внимательно смотреть на дом. Во всех окнах горел свет, и он был похож на маяк в бушующем море.

Этот образ заставил Сирену задуматься. Вот чем были для Грейнджа его родственники – прибежищем, маяком, благодаря которому спасся блуждавший по воле волн ребенок.

Неудивительно, что он хотел вернуть им то, что они давали ему.

Неудивительно, что он так беспокоился о их будущем.

Она выскочила из машины и бросилась открывать его дверцу.

– Мы счастливы приветствовать вас, сэр, – проговорила она с низким поклоном. – Надеюсь, путешествие было приятным, сэр.

– Сумасшедшая. – Грейндж вылез из машины, захлопнул дверцу и шагнул к ней. – Совершенно сумасшедшая.

Смеясь, Сирена попробовала улизнуть, но поскользнулась и тут же оказалась в его объятиях.

Ощущая надежность и тепло его рук, Сирена безмолвно благодарила снежные бури и текущие радиаторы.

Как только они вошли в дом, от ее прекрасного настроения не осталось и следа. Стол был накрыт, но и Гэллам и Герти стояли, склонившись над письменным столом в углу гостиной. Они не двигались – даже не повернули головы в их сторону. Сирена неуверенно попятилась.

– Случилось что-нибудь? – спросил Грейндж.

Его вопрос вывел Гэллама и Герти из транса. Герти первой обратилась к племяннику.

– Не хватает.

– Чего не хватает? – мягко спросила Сирена.

– У нас не хватает денег.

Грейндж обменялся взглядами с Сиреной, потом подошел к тетке и положил ей руку на плечо. Герти что-то проворчала, но не пыталась высвободиться.

– Мы знаем, что не можем изъять наши вклады до… До чего?

– До установленного срока, – подсказал Грейндж. Он подтолкнул тетю Герти к дивану, а Сирена сделала то же самое с дядей Гэлламом.

– Тогда не хватает. – Это были первые слова, произнесенные Гэлламом. Он был похож на человека, которого только что ударили в солнечное сплетение. Наконец он объяснил, что они с Герти подсчитали все, что у них есть в распоряжении, а также все расходы на обновление и переустройство. Две этих суммы оказались далеко не одинаковыми.

– Этого следовало ожидать, – простонал Гэллам. – Все всегда стоит больше, чем рассчитываешь. Я пытался урезать там и сям, и все равно ничего не получается. Я могу сэкономить на материалах, но тогда придется прибавить почти столько же на рабочую силу. Черт возьми! – Он взглянул на жену. – Я так замечтался, что даже не удосужился прикинуть минимальные затраты.

– А какие эти минимальные затраты? – спросила Сирена.

Когда Гэллам ответил, Сирена не могла удержаться и присвистнула. Между желаемым и действительным зияла непреодолимая пропасть.

Заговорила Герти. Теперь, когда она немного оправилась от удара, она пыталась найти какое-то решение. К сожалению, единственное, что она могла предложить, это модернизировать либо магазин, либо бензозаправочную станцию.

В комнате внезапно наступила полная тишина – слышно было, как тихонько тикают часы. Сирена не знала, что сказать. Что им теперь делать? Тянуть соломинки? Если дядя Гэллам не поставит еще несколько колонок и хотя бы один новый ремонтный бокс, он не выдержит конкуренции. С практической точки зрения имело больше смысла сконцентрировать усилия на станции. Но Сирена не раз видела огонек, загоравшийся в глазах тети Герти, когда она мечтала, что превратит свой магазин в нечто такое, что будет привлекать людей больше, чем катание на лыжах, что ее постоянные клиенты будут специально планировать на уик-энд поездку в «Дары Герти». Что с ней случится, если она останется в стороне и будет вынуждена наблюдать, как расцветает дело мужа, в то время как ее собственное постепенно приходит в упадок?

Вдруг Сирену словно током ударило. Она судорожно глотала воздух и думала, решала. Грейндж склонился над грудой бумаг на письменном столе. Гэллам и Герти смотрели в пол.

– Есть и другой выход.

Грейндж резко обернулся, и она перехватила его предупреждающий взгляд.

Он знает, что я собираюсь предложить.

Но теперь, когда эта идея уже так крепко в ней засела, она не позволит Грейнджу помешать.

В ее власти сделать сон явью.

– Что, если… – Она проглотила слюну, желая поддержки Грейнджа и зная, что это невозможно. – Что, если я дам вам денег?

Гэллам продолжал изучать ковер. Герти уставилась на нее, начиная постепенно постигать смысл услышанного.

– Нет, – прошептала она. – Мы не можем просить тебя об этом.

– Но вы и не просите. Это я предлагаю.

– Сирена!

Она была готова к реакции Грейнджа, но все равно почувствовала себя задетой.

– Послушайте, – заговорила она, – у меня столько… денег, что я не знаю, что с ними делать, а два человека, которые для меня очень много значат, нуждаются в деньгах. Неужели вы не понимаете, что для меня…

– Прекрати, – прервал ее Грейндж. – Не говори больше ничего, пока мы все не обсудим.

Пока ты не попробуешь меня отговорить.

Она хотела было сказать, что это касается только ее и Гэллама с Герти, но все было гораздо сложнее. Она занималась с Грейнджем любовью, спала с ним в одной постели. Из-за него она осталась в Сноу-Сити.

Не говоря ни слова, она встала и вышла на улицу. Было холодно, и она пожалела, что не захватила отцовский пиджак, но пока она размышляла, стоит ли возвращаться, на крыльцо вышел Грейндж, протягивая ей знакомую одежку.

– Прекрасный жест, – начал он. – Только не думай, что я тебе не благодарен. Это решило бы их проблемы. Текущие проблемы.

– Но… – подсказала Сирена.

– Но… – Грейндж пожал плечами. Он был одет в темно-синий пиджак, в котором его плечи казались особенно широкими. – Сирена, может быть, так и должно было быть. Может быть, недостаток денег – это знак, что им следут отказаться от этих планов.

– Ты сам веришь в то, что говоришь? Чего ты ищешь? – Она указала на небо. – Знамение свыше?

Грейндж посмотрел на звезды, слабо просвечивающие сквозь облака.

– Все мое воспитание было основано на логике. С точки зрения логики, если человек не может чего-то сделать без вмешательства благодетеля, то лучше этого не делать.

Сирена не понимала, почему он так говорит. Возможно, тому виной было воспитание на основе логики, которое подавляло его разум.

– Скажи мне, пожалуйста, – проговорила она, – какие у тебя возражения? Кроме того, что ты не хочешь, чтобы они брали у меня деньги.

– Я этого не говорил.

Сирена пропустила эту поправку мимо ушей.

– Грейндж, у моего отца была единственная мечта в жизни. Быть актером. А твои родственники хотят создать что-то собственными усилиями. Они не работали на какую-нибудь крупную корпорацию или правительство, потому что им хватало смелости полагаться на себя.

– Но ведь если ты дашь им денег, это будет не так.

Сирена снова не обратила внимания на его возражение. Ей очень не хотелось с ним спорить. Ей хотелось закрыть глаза в его объятиях… Нет. Она не могла видеть выражение обреченности в глазах двух дорогих ей людей.

– Ладно. – Она тяжело вздохнула. – Значит, если я дам им денег, то этим нарушу твою логику. По-твоему, предлагать помощь и принимать ее – преступление?

– Конечно, нет. – Он прошелся по крыльцу, снова вернулся к ней. – Ты же понимаешь, что я не это имею в виду. – Его глаза стали темными, слишком темными, и казалось, он пытается пронзить ее взглядом. – Сирена, ты импульсивный человек. Только импульсивный человек может купить дом, практически не видя его. Я просто пытаюсь заставить вас всех прислушаться к голосу здравого смысла.

– Забавно. Никогда в нем не нуждалась, пока не встретилась с тобой.

Он отшатнулся как от удара, и Сирена чуть не откусила себе язык. Но прежде, чем она успела попросить прощения, он снова заговорил:

– Я хочу, чтобы ты подумала о том, что это сулит дяде и тете. Допустим, они возьмут у тебя деньги и начнут расширять дело. А что, если они прогорят? Тогда они будут тебе должны и не смогут расплатиться.

– Я не даю в долг. Я просто хочу помочь.

– Даже если для этого придется продать что-то оставшееся от отца?

Это был удар ниже пояса. Сирена чувствовала, что дрожит, и понимала, что зимний вечер здесь ни при чем.

– Да. – Ее голос снизился до шепота. – Даже если придется. Неудача – значит неудача. Грейндж, мама не выдерживала образ жизни отца, эти постоянные переезды. Но ей и в голову не приходило требовать, чтобы он стал другим человеком. У него была мечта, – она смахнула слезы. – Может быть, пришло время воплотить мечту.

– А если воплощение мечты свяжет дядю с тетей по рукам и ногам, и когда они очнутся, то поймут – слишком поздно, – что лучше было не брать на себя такую ответственность?

– Ты думаешь, что так случится?

– Так может случиться. Я был бы идиотом, если бы не допускал такой возможности.

Сирена снова задрожала. Она отчаянно желала, чтобы Грейндж никогда не произносил этих слов.

– Я прямо места себе не нахожу. Чтобы вы с Грейнджем ссорились из-за нас…

– Пожалуйста, перестаньте. – Сирена перешагнула через ящики, которыми был заставлен пол магазина, и обняла тетю Герти. – Я что-то решила. Грейндж с этим не согласен. Вот и все. Такова жизнь.

– И все же с самого первого раза, когда я увидела вас вместе, я всегда думала, что между вами не может быть никаких споров. Казалось, что вы созданы друг для друга.

Сирена старалась мысленно уцепиться за эту фразу, но она ускользала из сознания. Целых три дня после того, как они стояли на крыльце и не могли прийти к согласию, она безуспешно пыталась возродить в себе то состояние беспечности, в котором она когда-то пребывала. Грейндж уехал в Сан-Франциско, а она осталась здесь и заполняла дни тем, что репетировала и помогала Герти. По вечерам они с Герти и Гэлламом погружались в планы и сметы. Имя Грейнджа почти не упоминалось. Каждый раз, когда это происходило, тетя Герти устремляла на Сирену печальный взгляд и получала в ответ храбрую улыбку.

Она не говорила Герти о том, как бесконечно тянулись ночи.

Чтобы отвлечься, Сирена стала рыться в только что открытом ею ящике. Она извлекла оттуда черную бархатную шляпу с поникшим петушиным пером и водрузила ее на голову.

– Как вы думаете, – спросила она, – это я? – Прежде чем Герти успела ответить, она сняла шляпу и нахлобучила ее на лысую голову манекена. – Некоторые люди коллекционируют шляпы.

– Подумать только! – Герти подняла на всеобщее обозрение свою находку – связку старых книг без обложек. – Они не могут заставить себя ничего выбросить на помойку и сваливают все это ко мне. – Она поддала ногой ближайший ящик. – Куда, спрашивается, мне это девать? Места не хватает.

Сирена взяла у нее из рук книжки и отправила их в ящик для мусора.

– Вы же всем сообщили о том, что собираетесь арендовать склад. Вот люди и стараются сбыть с рук всякое барахло.

– Я знаю. – Казалось, Герти всецело поглощена ниткой, приставшей к штанине. – Просто…

– Просто что?

– Ах, дорогая, это же твои деньги пойдут на аренду склада. Мне так неловко…

Герти чувствовала себя неловко, потому что Сирена решила продать шахматы из резной слоновой кости с кожаной доской. Полученного за них должно было хватить на то, чтобы исполнились мечты тети Герти и дяди Гэллама и чтобы внести недостающую сумму за дом. Деньги были так безличны, с ними было так легко расставаться. А с королями и конями?

Герти, сама того не зная, подала ей сигнал к действию. Пора было начинать.

Сирена опустилась на колени и руками собрала в кучу обрывки бумаги. Не глядя на Герти, она сообщила, что внесет первый взнос за аренду завтра.

– Завтра поеду в Сан-Франциско, – сказала она, стараясь говорить безразличным тоном. – Туда и сразу обратно, потому что школу нельзя бросать надолго. Я уже договорилась с Брюсом. Он нашел покупателя.

– О! – выдохнула Герти.

– Не надо, – Сирена поднялась с пола и привлекла ее к себе. – Не смейте из-за этого расстраиваться. Я жду не дождусь, когда увижу новые «Дары Герти». Вот о чем я думаю – о конечном результате.

– Да, но шахматы…

Сирене стало смешно, но она только улыбнулась. Она не смеялась по-настоящему с того дня, как уехал Грейндж.

– Что мне с ними делать, Герти? Я никогда не умела играть в шахматы.

– Не в том дело. – Герти вздохнула. – Дорогая, я сейчас сама не знаю, что говорю. Иногда, когда я думаю о том, что здесь скоро будет, я просто сгораю от нетерпения. Но потом я думаю… о жертве, которую ты приносишь. И о том, что из-за этого произошло между тобой и Грейнджем.

О том, что произошло между ней и Грейнджем, думала и Сирена, подъезжая к Сан-Франциско на следующий день. Когда он уезжал в воскресенье, он поцеловал ее на прощание, но в его коротком объятии чего-то недоставало. И она не пыталась вернуть ему больше, чем получила сама.

Не могла. Слишком по-разному они смотрели на вещи.

Может быть, она даже не даст ему знать, что приехала. Закончит дела с Брюсом и сразу же вернется в Сноу-Сити. А когда он узнает от Брюса, что она продала шахматы, пусть сам делает выводы.

Нет, так нельзя.

Но нарываться на очередную ссору тоже не хотелось.

Поэтому она позвонит ему и скажет, что не хочет его беспокоить, а просто собирается сообщить, как идут дела. Это, наверное, компромисс, полумера, трусость?

Так и не придя ни к какому решению, Сирена добралась до музея, сунула под мышку коробку с шахматами и вошла внутрь.

Спустя полчаса сделка была завершена. Когда она в первый раз продавала вещь из отцовской коллекции, ее преследовало ощущение нереальности. На этот раз чек, лежавший в сумочке, должен был превратиться в цемент, опорные столбы, доски – все, что было нужно для ремонта дома.

Еще не зная, каков будет ее следующий шаг, Сирена скользнула за руль и стала заводить мотор. Он коротко взревел и заглох. Она попробовала еще раз. Машина даже не пыталась сделать вид, что собирается заводиться. Она огляделась по сторонам – вид небоскребов действовал несколько устрашающе. Она была готова держать пари, что никто из хорошо одетых мужчин и женщин, спешивших по улице, не разбирался в машинах. Так что же делать?

В действительности, проблема не стоила выеденного яйца. Надо было просто-напросто заменить аккумулятор, но в этой части города такая простая вещь казалась невозможной. Можно было бы обратиться за помощью к Брюсу, но он уже уехал.

Оставалось лишь одно. Она вернулась в музей и позвонила Грейнджу.

– Где ты? – спросил Грейндж, когда она объяснила, что у нее сел аккумулятор и нет возможности его заменить. – Что ты там делаешь?

Можно подумать, ты не догадываешься.

– Добываю деньги для себя и твоих дяди с тетей. Если ты сильно занят и не хочешь отрываться от дела…

– Нет, нет, – перебил ее Грейндж. – Все в порядке. Послушай, ты уверена, что это действительно аккумулятор? Я мог бы захватить новый по дороге.

– Уверена, – ответила она, вдруг почувствовав слабость при мысли о том, что сейчас его увидит.

– Я буду здесь.

Людям, которые обладают искусством менять аккумуляторы, не поставив ни единого пятнышка машинного масла или ржавчины на рукава рубашки, надо выдавать медали. Сирена держала пиджак Грейнджа, а он вынул старый аккумулятор, поставил новый и удостоверился, что машина заводится. Все это время он говорил только о посторонних вещах. Сирена последовала его примеру и поддерживала разговор о гарантиях и ценах.

Наконец она получила исправную машину, а Грейндж снова обрел облик преуспевающего банковского служащего. Если бы на нем была старая футболка или рубашка, которую она ему купила, она, наверное, не удержалась бы и сбросила маску холодности и безразличия. Грейндж вынул носовой платок и вытер руки, хотя, по ее наблюдениям, в этом не было большой необходимости.

– Ты понимаешь, что этот аккумулятор переживет твою машину?

Сирена уже раньше пришла к тому же выводу.

– По крайней мере когда она сломается в следующий раз, я буду знать, что дело не в нем.

– Это один взгляд на проблему. Другой – избавиться от машины, пока ты не застряла на ней где-нибудь в районе Золотых Ворот.

Ей не хотелось ни выслушивать наставления, ни вступать в спор.

– Спасибо за помощь, – в третий раз поблагодарила она Грейнджа, надеясь увести разговор в сторону. – Чего не хватает в этой части города, так это магазина запасных частей.

– Вечно ты ищешь запасные части. Так что ты собираешься сейчас делать?

– Хороший вопрос, – улыбнулась Сирена. – Уже достаточно поздно, и если я сейчас выеду, то не попаду в пробку.

– Выедешь? Ты собираешься ехать домой?

Домой.

– Собиралась.

– Нет, – попросил Грейндж. – Не сегодня.

– Но пьеса…

– Если ты завтра выедешь пораньше, то как раз успеешь на репетицию, разве не так?

Спорить с этим было трудно.

– Грейндж, я не хотела тебя затруднять, ломать тебе день. Ведь ты должен вернуться на работу.

Он посмотрел на часы, поморщился.

– К сожалению. Но я освобожусь около шести. Сирена, подождешь у меня дома?

Да.

– Ты уверен?

– Уверен. Нам надо поговорить.

Когда Грейндж вошел в дом, Сирена готовила обед, а в холодильнике уже стояло вино. Он протянул ей слегка помятый букет мелких белых цветочков с папоротником, улыбаясь во весь рот, как двенадцатилетний мальчишка. – Я не виноват, что эти – как их там называют – в таком состоянии, – объяснил он. – Магазин закрывался. Мне еще повезло.

Сирена закусила губу, чтобы не расплакаться. Изобразив на лице подобие улыбки, она взяла цветы и сунула нос в букет. Он ничем не пах. Сирена чуть было не совершила ошибку и не сказала, что не надо было их покупать, но не стала его огорчать.

– Ты меня портишь, – сказала она, когда он принес вазу.

– Ты этого заслуживаешь.

Все, что она сегодня сделала хорошего, – так это оторвала его от работы и заставила возиться с аккумулятором.

– Это мне следовало дарить тебе цветы. – Они стояли слишком далеко друг от друга, но в то же время и слишком близко. – После всего, что ты для меня сделал…

– Это ничто по сравнению с тем, что сделала ты.

Сирена замолчала. Рис закипел, и она с облегчением отвернулась к плите, сняла кастрюльку с конфорки. Грейндж подошел поближе и стал наблдать, как она аккуратно снимает пену. Она никогда не думала, что его может так интересовать кулинария.

– Мне надо было позвонить тебе.

– Зачем? Я и так знала, когда ты придешь. Ошиблась всего на несколько минут.

– Я не про сегодня. – Он взял кастрюльку у нее из рук и поставил на включенную конфорку. – Раньше. Чтобы поблагодарить.

– О! – Сирена понимала, что это не самый умный ответ, но что еще можно было сказать, пока она не поняла, о чем идет речь? – За то, что ты сделала для дяди с тетей.

Такое заявление возмутило и обрадовало Сирену. Пока она старалась примирить эти противоположные чувства, Грейндж обхватил ее руками за талию и привлек к себе.

– Они… Они замечательные люди, и я их люблю, – пробормотала Сирена.

– Я тоже. Только иногда я об этом забываю.

Сирена все еще не понимала, в какую сторону может повернуться разговор, но сейчас, когда их с Грейнджем разделяли дюймы, а не футы, это не имело значения. Она попыталась вспомнить, что чувствовала, когда не могла решить, сообщать ли Грейнджу о своем приезде. Но не сумела. Потому что Грейндж улыбался.

Человек, который умел так улыбаться, заслуживал поцелуя.

Человек, который умел так целовать, заслуживал награды.

Он прижался губами к ее губам, и от этого прикосновения по всему ее телу начал расходиться жар. Сначала она ощутила его в голове, потом в шее, руках, груди, потом… Значит, он знал, как ей трудно ему противиться, значит, он взял верх. Ну и что?

Она не могла понять, кто сделал движение, от которого их тела соединились воедино, – он или она. Когда-нибудь она спросит его об этом. Когда-нибудь она посадит свои эмоции под замок и сможет изучить его реакции. Когда-нибудь.

Он запустил пальцы в ее волосы, крепко прижал ее к себе – так, что она не могла шевельнуться.

Она и не пыталась сопротивляться.

Что-то было сказано о благодарности, о любви к родственникам…

Она подумает об этом завтра.

Его пальцы уже оставили ее волосы и теперь расстегивали пуговицы блузки, тянулись к застежке бюстгальтера.

Кастрюлька с рисом снова закипела. Грейндж дотянулся до плиты и выключил конфорку. Прежде чем она успела осознать, что произошло, его руки уже вернулись к прерванному занятию.

Она забыла сказать… Забыла сказать, что еще не почистила кальмара.

Потом.

Он вел ее из кухни – не в светлую гостиную, а в полумрак спальни. Она прижималась к нему, спотыкаясь, когда переплетались их ноги. Ее бюстгальтер и блузка потерялись по дороге – остались в кухне или в холле.

Почему ей не холодно? Грейндж оставил открытой одну из секций застекленного потолка, и по спальне гулял морской ветерок. О, понятно, почему – он сжимал в руках ее груди и согревал их своим дыханием.

Она почувствовала прикосновение языка к уже затвердевшему соску, подалась к нему навстречу. Потом он мягко сжал ее грудь зубами.

В животе у нее что-то сжалось, сладко заныло. Все ее живое и горячее тело было готово к любви.

Грейндж не стал говорить, что каждый раз, когда они собираются обедать, мешает одно и то же, хотя, наверное, надо было сказать что-нибудь в этом роде, легкомысленным тоном. Тогда она засмеялась бы и тоже ответила бы шуткой, а потом уже можно было бы не говорить ни о чем, кроме риса и кальмара.

Но он не ожидал, даже не смел мечтать, что увидит ее на этой неделе. Она приехала, и он не мог не говорить о том, как много она для него значит.

Несмотря на блаженную усталость, которая владела всем его телом, он помог Сирене с обедом и даже собрал грязную посуду и отнес ее в раковину. Теперь они лежали на диване, и Грейндж изо всех сил старался не смотреть на ноги Сирены, торчавшие из-под его рубашки. Это была та самая рубашка, в которой он сегодня ходил на работу.

– Я так хотел сказать тебе «спасибо».

Сирена пошевелилась и крепче прижалась к его боку.

– Ты уже сказал. А цветы ты купил тоже в знак благодарности?

Цветы он купил просто потому, что хотел сделать ей приятное.

– Может быть. Отчасти. Я звонил дяде Гэлламу вчера вечером. Разве он тебе не сказал?

– Нет, не сказал.

Грейндж удивился, хотя дядя Гэллам никогда не отличался особой интуицией и мог даже не подозревать о том, что у них что-то неладно. Но тетя Герти должна была это знать. Наверное, она велела мужу помалкивать.

– Дядя Гэллам помолодел лет на десять, – сказал он. – До сих пор все его планы были всего лишь туманной мечтой, а он слишком практичен от природы, чтобы увлечься тем, что нельзя потрогать руками. Но мысль, что им придется выбирать между его делом и делом жены, оказалась для него настоящим ударом. Я в первый раз в жизни видел чуть не плачущего дядю Гэллама.

– Я знаю. Мне говорила тетя Герти.

– Правда? – Сирена не ответила, и он продолжал: – Вот за что я хотел тебя поблагодарить. Если бы не твое предложение, им стало бы незачем жить, по крайней мере некоторое время.

– Но… я не понимаю. Ты же не хотел, чтобы я дала им деньги.

Он тяжело вздохнул и пробормотал:

– Не хотел. Знаешь, я-то с самого начала знал, во сколько обойдутся их начинания, но не хотел совать нос не в свое дело. Нет, – поправился он, решив быть честным до конца, – не потому. А потому, что не хотел оказаться тем человеком, который нанесет им смертельный удар.

– Ты боялся?

– Да, боялся. Я боюсь всего, что может причинить им боль.

– Это замечательно, – прошептала Сирена. Она погладила его по груди, и в этом прикосновении он ощутил не чувственность, а нежность и понимание. Он сжал ее руку.

– Замечательно? Ничего замечательного тут нет. Это просто трусость. Я помню, как мне было больно в тот вечер, как я был готов на что угодно, лишь бы стереть с его лица это выражение обреченности. Конечно, всегда существует возможность занять денег, но мой дядя ни разу в жизни не влезал в долги. Начинать в пятьдесят девять не так-то просто.

– Да, это не для него.

– И тогда… – Почему было так трудно это произнести? Но он хотел найти слова, хотел, чтобы она знала. – И тогда ты предложила выход и вернула им мечту. Спасибо.

Она отодвинулась, чтобы увидеть его лицо. Он чувствовал гипнотизирующий призыв ее глаз и не знал, что ему делать – сопротивляться или подчиниться.

– Спасибо? – повторила она. – Но тогда ты говорил другое.

– Я знаю. У меня были опасения, серьезные опасения, что они увязнут в делах как раз тогда, когда им надо подумать об отдыхе, освободиться от ответственности. И я до сих пор боюсь. Но… – Он ничего не мог с собой поделать. Было просто необходимо тут же поцеловать ее. – Но они хотят именно этого – жить полной жизнью, работать. И ты дала им такую возможность.

Ее глаза округлились от удивления.

– Значит, ты считаешь, что я поступила правильно?

– Я сам не знаю, – признался он. – Если честно, то у меня и сейчас сосет под ложечкой, когда я думаю, в какую авантюру они ввязались, какую жертву ты приносишь.

– Жертву?

– Продаешь вещи, как ты только что сделала.

Внезапно у нее задрожали губы, но она сразу же овладела собой и улыбнулась Грейнджу.

– Люблю изображать из себя Санта-Клауса. Грейндж, тебя все еще беспокоит то, что они делают?

– Да. Независимо от твоего мнения это рискованное предприятие. – Он не хотел больше об этом говорить. Он хотел понять, почему она вдруг переменилась в лице. – Что ты продала сегодня?

После продолжительного молчания Сирена пожала плечами, потом снова прижалась к нему.

– Вещь, – прошептала она. – Я просто продала вещь. Ты не представляешь, как я рада, что оказалась здесь.

– Ты не представляешь, как я рад, что ты оказалась здесь.

– Как ты хорошо это сказал.

Да, может быть.

– Где ты будешь жить, когда вернешься? У дяди с тетей?

– Не уверена. Возможно, к концу недели будет готов мой дом. Тогда я начну переезжать.

– Твой дом. – Он помолчал, пока не услышал того, что хотел услышать, – глубокого вздоха. – Ты чувствуешь, что он твой?

– Мой. – Она еще раз вздохнула. – Тебя это удивляет?

На этот вопрос трудно было дать простой ответ.

– Меня просто поражает, что каждый раз, как ты открываешь рот, я узнаю что-нибудь новенькое.

– Большой рот и громкий голос?

Он подмигнул.

– Рот, который так хорошо целовать. – Он подумал, что, кажется, выкрутился.

Очевидно, ему это действительно удалось, потому что она изящным, волнующим движением приблизила к его губам тот самый рот. От ее поцелуя кружилась голова, но он не возражал.

Боже мой, подумал он – и эта мысль исчезла так же быстро, как появилась, – он влюбился в очень-очень богатую женщину, и на ней нет ничего, кроме его мятой рубашки.