Скрытые таланты

Глава 14

Сильный запах брожения стоял в небольшом помещении пивоварни позади книжного магазина. Калеб с интересом наблюдал, как Куинтон проверяет свои чаны. Новая партия «Старого свиного пойла» готовилась к розливу.

— Пиво особой зимней варки, — пояснил Куинтон, глядя на шкалу какого-то прибора. — Я варю его только один раз в год, в честь наступления зимнего солнцестояния.

— Понятно, — сказал Калеб.

— На этой стадии приходится тщательно наблюдать за всем. — Куинтон что-то подкрутил на одном из приборов. — В пивоварении выбор времени и точность — это все, совсем как в математической вселенной. В этом процессе видится отражение взаимодействия различных космических векторов. В пиве силы разрушения, изменения и созидания отражаются на символической шкале, которая доступна для оценки и понимания человеческим разумом.

— Охотно выпью за это. — Одной рукой Калеб оперся о стену, подцепил на согнутый крючком палец другой свою куртку, перекинул ее через плечо и бросил взгляд на часы. — Коль скоро речь зашла о времени, не скажете ли, зачем вы просили меня прийти сюда, Пристли? Полагаю, вы хотели поговорить не только о космических силах и пивоварении.

— Вы торопитесь? Собираетесь куда-нибудь?

— Собственно говоря, да.

Куинтон нахмурился.

— Уезжаете из города?

— На некоторое время.

— Сиренити едет с вами?

— Нет, не едет.

— Вернетесь обратно скоро?

— Рассчитываю вернуться к вечеру. Почему вы спросили?

— Просто поинтересовался. — Куинтон расслабился и опять стал возиться с пивоваренным оборудованием. — Ну, тогда все в порядке.

— Рад вашему одобрению. Так что же вы хотели?

— Две вещи. — Куинтон подкрутил какой-то клапан — Во-первых, хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали прошлой ночью.

— Вы хотите сказать, за то, что сделали мы с Блейдом? А мы ничего и не сделали, просто нам повезло, когда Кинкейд поскользнулся и упал в одну из этих ям с водой и видениями.

Куинтон тихонько засмеялся.

— Правильно. Он упал в озерцо.

— Это правда.

— Ясно, ясно. — Куинтон выставил вперед ладонь. — Разумеется, в той пещере все было так, как говорите вы с Блейдом. Не собираюсь с вами спорить, и никто в этом городе не станет этого делать.

— Рад это слышать, потому что то, что мы с Блейдом рассказали, и есть правда. Кинкейд хотел подобрать фонарик, поскользнулся и упал. Чистая случайность. Нам повезло, а ему нет.

— Что касается этого, то кто знает, судьба это или что другое. Возможно, он стал жертвой пересекающихся геометрических плоскостей.

— Вот вам одно логическое объяснение, — сказал Калеб.

— Но я вообще-то не имел в виду смерть Кинкейда, хотя это конкретное событие стало решающим для всех нас. Я имел в виду то, что было потом.

Калеб удивленно поднял брови.

— А что было потом?

— То, что вам пришлось разбираться с шерифом Бэннером, и все остальное.

— Я просто ответил на несколько вопросов.

— Нет, вы сделали гораздо больше. — Куинтон положил одну руку на крышку одного из небольших цилиндров из нержавеющей стали, а другой погладил бороду. — Могла возникнуть заварушка, учитывая причастность Блейда. Общение с официальными представителями властей дается ему с трудом.

— У меня почему-то тоже создалось такое впечатление.

— Когда представляешь себе Блейда, пытающегося объяснить события прошлой ночи шерифу Бэннеру, то просто дурно становится.

Подумав о том, как Бэннер мог бы отреагировать на детально разработанные теории Блейда о заговорах и террористах, Калеб не мог удержаться от усмешки.

— Что верно, то верно. Разговор мог получиться весьма любопытный.

— Разговор мог обернуться совершеннейшим бедствием для всех, кого это касалось, — проворчал Куинтон. — В самом лучшем случае было бы неизмеримо больше всякой писанины. Я не исключаю и того, что кто-то попытался бы взять Блейда под стражу для допроса или засунуть его в какое-нибудь психучреждение под наблюдение врачей. Он бы этого не выдержал.

— Да, — согласился Калеб. — В любой из этих ситуаций ему пришлось бы несладко.

— Вот я и хочу сказать: спасибо за то, что вы спасли Сиренити и Зоун, и спасибо за то, что не дали Блейду попасть в беду. — В бороде Куинтона сверкнули зубы. — Не так уж плохо для делового консультанта.

— Это входит в стоимость услуг.

— Пункт номер два на моей сегодняшней повестке дня, — продолжал Куинтон, — касается политики.

— Лично я к ней даже не притрагиваюсь.

— Я тоже. Однако политика является непреложным фактом жизни.

— Мне никогда не приходило в голову, что политика имеет какое-то отношение к космосу, — заметил Калеб.

— Имеет. Как все силы, вызывающие изменения. А у нас в Уиттс-Энде наступает время перемен. Город — это как звезда. Если она не может гореть при определенной температуре, то умирает. Наш городок умирал — не торопясь, надо признаться, но определенно умирал, — пока три года назад Сиренити не открыла здесь бакалейный магазин.

— И это положило начало процессу перемен?

— Это положило конец процессу разложения, — сказал Куинтон. — Теперь снова начинается движение вперед. Эта задумка Сиренити относительно почтовых заказов может действительно дать нам что-то похожее на настоящую экономику.

— Сияющая звезда Уиттс-Энда снова ярко горит.

— И поэтому меняется, — продолжал Куинтон. — Изменений не остановишь. Лучшее, что можно придумать, — это управлять ими так, чтобы они тебя не раздавили.

— А какое отношение к этому имеет политика? — спросил Калеб.

— Политика — это то, как Вселенная управляет изменениями. Нашему городу нужен кто-то, кто способен делать то, что вы сделали прошлой ночью.

— Иметь дело с властями?

— Для начала. Я думаю, что такого рода работы будет становиться все больше и больше по мере того, как Уиттс-Энду придется шире общаться с внешним миром. Во-первых, наверняка будет больше туристов, особенно летом. Затем появятся люди из департамента здравоохранения, желающие заглянуть в наши кухни, потому что мы продаем по каталогу продукты питания. Вероятно, у нас будут проблемы с уличным движением, с канализацией, с охраной порядка. Да мало ли что еще.

— Куинтон, я действительно спешу. Вы не могли бы перейти к сути дела?

Куинтон посмотрел на него.

— Суть дела состоит в том, что Блейд здесь не единственный, кому с трудом дается общение с внешними властями. У большинства из нас, живущих в Уиттс-Энде, та же проблема. Ведь это было одной из причин, почему мы остались здесь жить. Поэтому мы сегодня утром провели голосование.

Калеб удивленно воззрился на него.

— Голосование?

— Мы все с утра пораньше собрались в кафе у Ариадны и обговорили это дело. Мы избрали вас первым мэром Уиттс-Энда.

Сиренити устроилась на своем обычном месте у окна в кафе «Подсолнух» и стала разливать чай, который только что заварила Ариадна. Зоун села напротив. С этого места они обе могли приглядывать за входной дверью магазина. Было только десять часов, и в магазине покупателей еще не было. Сиренити решила, что для нее и Зоун это хорошая возможность поговорить.

— За благополучный конец нашего приключения. — Сиренити подняла свою кружку с чаем. — Лично я больше никогда в жизни не надену шарф, это уж точно.

— Я так паршиво себя чувствую из-за того, что случилось, — сказала Зоун, должно быть, в сотый раз. — Я приехала сюда, чтобы спрятаться. У меня и в мыслях не было, что мои личные проблемы могут превратиться в угрозу для кого-то другого. Мне так неприятно, просто ужас.

— Перестань себя казнить. Ты не виновата. Во всяком случае, все кончилось для нас благополучно.

— Благодаря Блейду и Калебу. — Зоун вздрогнула. — И мне даже подумать страшно, что могло бы случиться, если бы ты не знала этих приемов самообороны.

— Хватит тебе мучиться из-за всяких если бы да кабы. — строго произнесла Сиренити. — У меня к себе важный вопрос.

— Какой?

— Теперь, когда Кинкейд навсегда исчез из твоей жизни, что ты собираешься делать?

— Делать?

— Вернешься в Калифорнию?

Зоун явно растерялась.

— Зачем мне туда возвращаться?

— Ты сказала, что приехала в Уиттс-Энд, чтобы спрятаться от Кинкейда. Теперь, когда тебе больше не надо прятаться, я просто хотела спросить, собираешься ли ты остаться?

— У меня не было мысли уехать отсюда, — нерешительно сказала Зоун. — Почему-то я чувствую, что Уиттс-Энд — это как раз то место где мне хочется жить. — Она встретилась глазами с Сиренити. — Может, ты хочешь сказать, что я не буду нужна тебе в магазине? Я знаю, ты дала мне эту работу только из жалости. Если дело в том, что ты не можешь дальше платить мне столько, сколько сейчас, то я могу работать и за меньшую плату.

— Постой, постой.

— В Уиттс-Энде жизнь не такая уж дорогая. Я уверена, что проживу и на меньшую зарплату.

— Перестань болтать чепуху. У меня и в мыслях нет избавляться от тебя. Кто еще в Уиттс-Энде способен каждый день вовремя открывать магазин? — Сиренити засмеялась. — Напротив, я запаниковала при мысли, что ты можешь уехать и мне придется искать новую помощницу.

Зоун робко улыбнулась.

— Я не собираюсь никуда уезжать.

— Уф, ты меня успокоила. К твоему сведению, я не планирую урезать тебе зарплату. Если этот мой заумный, дорогостоящий деловой консультант хотя бы на одну десятую так хорош, как говорит, то я скоро смогу платить тебе больше.

— Твой заумный, дорогостоящий консультант и партнер, — сухо заметил Калеб, — даже лучше, чем говорит.

— И к тому же так потрясающе скромен. — Сиренити повернулась на стуле и увидела, что Калеб стоит у нее за спиной. Почему-то вид его начищенных туфель вызвал у нее смутное беспокойство. — Уезжаешь куда-нибудь?

— Да.

Глубокое чувство тревоги шевельнулось у Сиренити под ложечкой.

— Куда?

— Я как раз и пришел, чтобы тебе об этом сказать.

Она во все глаза смотрела на него.

— А когда вернешься?

— К вечеру.

Она перевела дыхание и одарила его, как ей показалось, веселой и легкой улыбкой.

— Был момент, когда я подумала, что ты, возможно, счел Уиттс-Энд слишком суровым местом для первоклассных деловых консультантов.

— Не вижу здесь ничего такого, с чем не мог бы справиться хороший консультант. — Калеб бросил взгляд в сторону стойки. — Я все объясню через минуту. Вот только выпью чашку кофе.

— Ладно, — согласилась Сиренити.

— Разговор конфиденциальный? — спросила Зоун.

Калеб усмехнулся уголком рта.

— Если не возражаете.

— Нет, конечно, нет. — Зоун поднялась из-за стола. — Дам вам поговорить наедине. Мне пора вернуться в магазин.

— Спасибо, — сказал Калеб. — Я недолго.

Зоун остановилась и посмотрела на него пристальным взглядом.

— Хочу еще раз поблагодарить вас за то, что вы сделали прошлой ночью.

— Забудьте об этом.

— Я не могу. Да и не хочу. Я спросила Блейда, что произошло в той пещере. Он говорит, что Ройс поскользнулся и упал.

— Именно так все и было.

— Я понимаю, что вы не хотите обременять меня знанием того, что из-за меня вам с Блейдом пришлось убить человека. Вы очень добры, что пытаетесь меня оградить. Но, как я сказала Блейду, в этом нет необходимости.

— Зоун, если у вас плохо со слухом, читайте по губам: Кинкейд поскользнулся и упал.

— Пусть будет так, как вы хотите. — Зоун улыбнулась своей немного печальной улыбкой. — Мне ясно, что вы и Блейд желаете, чтобы все осталось так, как есть. Я больше никогда не заговорю об этом.

— Приятно это знать.

— Теперь я вижу, что неверно истолковала флюиды, доходившие до меня от источников видений. Bы не были причиной ощущаемого мной смятения и опасности. Вы были противодействующей силой.

— А, — с глубокомысленным видом произнес Калеб. — Это все объясняет.

— Вот именно, — серьезно сказала Зоун. — Эманации, которые я ощущала вокруг вас, были без сомнения, настроены на ту же длину волны, что и улавливаемые мной флюиды смятения и опасности. Естественно поэтому, что ваши эманации резонировали на той же частоте, что и эманации источника.

— Естественно.

— Так и получилось, что я ошибочно приняла их за отрицательную, а не положительную энергию, — заключила Зоун.

— Мне вполне понятно, как могла произойти такая простая ошибка, — сказал Калеб.

— Благодарю вас за ваше доброе отношение. Я буду хранить его как бесценный дар. Я ваша вечная должница. — Она склонила свою аккуратно выбритую голову в грациозном поклоне, повернулась и, словно по воздуху, поплыла к выходу из кафе. Калеб долго смотрел ей вслед. Потом перевел взгляд на Сиренити.

— Она действительно верит во весь этот вздор о флюидах и противодействующих силах или просто дурачит меня?

— Не знаю, — честно призналась Сиренити. — Я же говорила тебе, что в некоторых отношениях она похожа на Блейда. Они оба живут одновременно в двух плоскостях мироздания; одна из них — это то, что все мы называем действительностью, а другая — это то, что существует, вероятно, лишь у них в голове.

— Другими словами, они оба странные. Джесси была права. Возможно, они и впрямь созданы друг для друга. Подожди, я только схожу за кофе.

— Уже несу. — Ариадна спешила к ним из-за стойки. В одной руке она держала кружку с кофе, а в другой — домашнее миндальное печенье. — Вот, угощайтесь.

— Спасибо. — Калеб повесил куртку на спинку стула, на котором только что сидела Зоун. Потом сел, пододвинул к себе кружку и обмакнул печенье в кофе.

— На здоровье. — Ариадна улыбнулась. — И спасибо за то, что вы сделали прошлой ночью.

— Да ничего я не сделал. Просто болтался в компании с Блейдом и видел, как одержимый жаждой убийства маньяк свалился в один из источников в пещере, где бывают видения.

— Что касается меня, то мне подойдет абсолютно все, что бы вы ни сказали.

Калеб вонзил зубы в печенье и пробурчал что-то неразборчивое.

— Но я говорила не только об этом, — тихо пpoмолвила Ариадна. — Я хотела вас поблагодарить за то, что вы потом все хлопоты взяли на себя. Для нас могли возникнуть сложности.

— Открою вам маленький секрет, Ариадна. Шериф Бэннер сам не хотел ничего осложнять. Он запросил данные на Кинкейда и узнал, что этот парень — ходячая бомба замедленного действия. У меня сложилось впечатление, что шериф почувствовал не меньшее облегчение, чем все остальные, когда узнал, что этот сукин сын бултыхнулся в одну из ям с водой.

— Бэннер хороший человек, — сказала Ариадна. — Но мне почему-то кажется, что они с Блейдом никогда бы не поняли друг друга. Так что спасибо за то, что вы все уладили.

— Мне тогда все равно было нечего делать. — Калеб остановился и стал задумчиво рассматривать наполовину съеденное печенье. — Сколько это может храниться?

— Бискотти — так называется это печенье — можно хранить и месяц, и больше, — объяснила Ариадна. — Оно печется дважды на протяжении нескольких часов, так что оно очень сухое, похоже на крекер. Мне приходилось есть бискотти шестимесячной давности. Его нельзя было отличить от свежевыпеченного.

— Думаю, бискотти можно включить в каталог вместе с джемом и кулинарной книгой, — заметил Калеб.

Ариадна расцвела.

— Я могу делать бискотти с разным вкусом.

— Прекрасно. Над упаковкой поработаем позже. Обсудите с Зоун графику.

— Хорошо. Надо будет взглянуть на некоторые рецепты бискотги. Вероятно, придется нанимать кого-то помогать мне при выпечке.

— Так рождается экономика, — пробормотал Калеб.

— Что?

— Ничего. Просто замечание на тему об основной природе определенных космических сил.

— А-а. — Ариадна вернулась за стойку и стала рыться в стопке поваренных книг.

Сиренити смотрела, как Калеб макает в кофе остаток своего бискотти. Она наклонилась над столом и прошептала:

— Видишь, никого не беспокоит, что произошло в той пещере. Люди просто благодарны тебе за то, что ты позаботился обо всем, включая Блейда. Теперь все тебе доверяют. Ты стал одним из нас.

— Кем-то вроде почетного гражданина Уиттс-Энда, а?

— Можно и так сказать.

Калеб усмехнулся уголком рта.

— Приятно сознавать, что и мне есть где-то место.

— Так зачем же ты уезжаешь отсюда сегодня? Собираешься заглянуть в свой офис в Сиэтле?

— Нет, я звонил утром миссис Хоттен. Там все нормально.

— Куда же ты едешь?

— В Вентресс-Вэлли. Я тут поразмышлял кое о чем.

— О чем именно?

— Об этой расписке в получении денег за твои фотографии, которую мы нашли в архиве Эстерли.

Сиренити испустила стон.

— Из-за всех треволнений я совершенно о ней забыла.

— Зато я не забыл.

— Вижу. — Сиренити напряженно смотрела на него. — Ладно, рассказывай, что ты там надумал.

Калеб обхватил кружку обеими руками и задумчиво посмотрел на кофе.

— Я думаю, что, может быть, мое первое заключение было ошибочным, может быть, не было никаких двух шантажистов. Я думаю, что с самого начала за всем этим стоял Франклин. А Эстерли ему чуточку помог.

— Франклин? — Сиренити ошеломленно посмотрелa на него. — Что ты хочешь сказать? Зачем ему делать такое? В этом нет никакого смысла.

— Все сходится, Сиренити. Допустим, что расписка, которую мы нашли, говорит нам правду. Франклин купил у Эстерли эти фотографии двадцатого числа. Через пару дней он анонимно послал их тебе, чтобы попытаться заставить тебя отказаться от сделки со мной.

— А какое ему может быть дело до одного из проектов, которые ты берешься консультировать?

— Ему было бы совершенно наплевать, если бы это был просто еще один проект. Но если у него возникло подозрение, что у меня с тобой что-то есть, и если он знал об этих снимках, то забеспокоился бы. — Калеб скривил губы. — И Франклин, и Филлис разделяют опасение деда, что моя дурная кровь скажется рано или поздно.

— Другими словами, они все опасаются, что тебя соблазнит какая-нибудь женщина с темным прошлым, — заключила Сиренити.

— Что-то в этом роде.

— Но откуда Франклин мог узнать обо мне?

— Хороший вопрос.

— Ну, некоторым образом тебя, наверно, как раз и постигла та участь, которой они больше всего боялись, не так ли? — Сиренити виновато усмехнулась. — Мое прошлое настолько туманно, что я даже не знаю, как выглядели мои родители. У тебя хотя бы есть фотографии твоих матери и отца. У меня и того нет.

— Должно быть, это странное ощущение, когда не знаешь, как выглядели твои родители.

— Да, странное, — прошептала Сиренити. — Но иногда я чувствую какую-то связь с ними. Прошлой ночью вот это спасло мне жизнь. — Она инстинктивно дотронулась до фигурки грифона, которая снова вернулась на свое место у нее на шее. Единственное, что досталось мне от них в наследство. И те приемы самообороны, которым обучил меня Блейд. Если бы не все это вместе взятое, я бы погибла.

— Не напоминай мне, — помрачнел Калеб. Сиренити опустила руку.

— Странно, правда?

— Что странно?

— То, как мы все связаны друг с другом, даже когда думаем, что мы одни на всем белом свете, даже если не очень-то и хотим быть связанными. Как будто к нам пристали кусочки других людей, нравится нам это или нет. Взять, например, тебя и Блейда.

Калеб скорчил гримасу.

— Что там такое со мной и Блейдом?

— Вы вместе пережили в пещере приключение, которое наверняка оставило свой отпечаток на каждом из вас. Никто, кроме вас с Блейдом, так никогда и не узнает, что там произошло. Теперь до конца своей жизни всякий раз, когда будете думать об этом, каждый из вас вспомнит другого, потому что вы это пережили вместе.

— Навеки быть психически прикованным к Блейду. От этой мысли мороз по коже. — Калеб со стуком поставил свою кружку на стол. — Кажется, мы уже отклоняемся в область метафизики. А это несколько за пределами моего поля деятельности. Я — консультант по вопросам бизнеса, ты не забыла?

— Один из самых лучших на всем северо-западе тихоокеанского побережья. По крайней мере ты сам все время так мне говоришь.

— Правильно, черт возьми. И предпочитаю функционировать каждый раз в одной математической плоскости, а не в нескольких сразу, если ты не против. Вернемся к дяде Франклину.

— Я слушаю.

— Как я начал объяснять до того, как меня прервали, моя теория состоит в том, что он завладел этими фотографиями и послал их тебе, надеясь для начала, что ты признаешь свое поражение в игре и тихонько уйдешь со сцены. Если же ты этого не сделаешь, если рискнешь рассказать мне о фотографиях, то, по его расчету, положу всему конец я сам.

— Но вместо того чтобы порвать со мной и с моим проектом, ты поехал за мной в Уиттс-Энд. И сообщил мне, что никто из нас не может аннулировать контракт, потому что ты обязан поддерживать свое бесценное деловое реноме.

Калеб поднял брови и отпил глоток кофе.

— По моей теории, когда дядя Франклин понял, что его план не сработал и что я все еще сильно увлечен тобой, так сильно, что привез тебя домой знакомить с родными, он запаниковал и решился на более крутые меры.

— Позвонил тебе и заявил, что его шантажируют.

Калеб кивнул.

— Он сказал мне, что я должен перестать встречаться с тобой, потому что некто угрожает отправить твои фотографии в «Вентресс-Вэлли ньюс».

— А значит, снова вывалять в грязи твое благородное семейство. — Сиренити немного подумала. — До определенного момента это имеет смысл. Но есть парочка вопросов, которые требуется прояснить.

— Да, действительно. — Калеб откинулся на спинку стула и стал задумчиво разглядывать дверь магазина, которая была видна ему из окна кафе. — Первый большой вопрос вот какой: как дядя мог узнать, что эти фотографии вообще существуют?

— Вот именно. Он же банкир. Он не из тех, кто захочет якшаться с обитателями Уиттс-Энда. Кто мог ему сказать, что фотографии существуют и что он может купить их у Эмброуза Эстерли?

— Сам Эстерли, вероятно, — сказал Калеб. — Я все-таки думаю, что это он заварил всю кашу. Но не потому, что хотел остановить процесс перемен здесь, в Уиттс-Энде. Он ставил перед собой более простую цель. Ему нужны были деньги. Судя по тому, что я слышал о твоем приятеле Эмброузе, он все время кого-то уговаривал одолжить ему денег на новое фотооборудование, верно?

— В общем, да, — неохотно признала Сиренити. — Это правда.

— Если принять, что он на самом деле знал о том старом скандале благодаря своей страсти к чтению газет, то можно принять и то, что сам он и направил тебя ко мне — чтобы открыть доходное шантажное дело.

— С трудом в это верится, но, наверно, Эмброуз мог так отчаянно нуждаться в деньгах, что связался с твоим дядей после того, как устроил мою встречу с тобой.

— Он сказал Франклину, что имени Вентрессов вновь грозит скандальная история, а потом предложил продать ему фотографии замешанной в ней женщины. Дальше дело было за Франклином. — Он купил фотографии за пять тысяч долларов, — сказала Сиренити, обдумывая ситуацию по ходу дела. — Сначала с их помощью попробовал отпугнуть меня. Когда это не сработало, он обратился к тебе, утверждая, что его шантажируют.

— В этом есть какая-то логика, — заметил Калеб.

— Хорошо то, что, если верить твоей теории, нам не нужно беспокоиться о том, не бродит ли где-то поблизости еще один шантажист, — продолжала Сиренити.

— Да, всю эту историю можно объяснить алчностью Эстерли и заботой дяди Франклина о чести семьи.

— Но почему исчезли негативы? — не успокаивалась Сиренити. — Сделка купли-продажи с Франклином была законной. Эмброуз задокументировал ее, как если бы это была обычная коммерческая операция. Эмброуз никого не шантажировал. Ему нечего было скрывать. Он имел право продать эти снимки.

— Может, он и негативы продал Франклину. Тот обязательно захотел бы приобрести их.

— Может быть. И что ты собираешься делать? — спросила Сиренити.

По глазам Калеба было так же трудно о чем-то догадаться, как и глядя на воду источника видений.

— Съездить сегодня в Вентресс-Вэлли и проверить свою теорию.

Сердце Сиренити тревожно сжалось, но она заставила себя сохранить внешнее спокойствие.

— М-м-м, но как ты думаешь узнать, прав ты или нет относительно связи между Эмброузом и твоим дядей?

— Собираюсь поговорить в открытую. Я намерен собрать всех — Франклина, Филлис и деда — в одной комнате и выяснить отношения с Франклином. Заставлю его признаться, какую роль он во всем этом играет.

— Калеб, я не уверена, что это такая уж хорошая идея.

Калеб посмотрел на нее.

— Вероятно, Франклин думает, что я буду ходить на цыпочках вокруг этой истории. Он делает ставку на то, что я отступлю перед угрозой так называемого шантажа ради семьи. Но он ошибается. Я собираюсь с треском его разоблачить.

— Твой дядя пытался лишь защитить доброе имя семьи. Конечно, надо признать, что он заходит слишком далеко, но ты ведь можешь понять, почему он так делает. Мне кажется, ты должен поступить в этом случае как-то деликатно и тактично.

— Деликатно и тактично? — Улыбка Калеба была еще холоднее, чем его глаза. — Всю свою жизнь я именно так и поступал по отношению к семье, и что я этого теперь имею? Я делал все, что от меня ожидалось. Я соглашался со всеми требованиями, выполнял все, о чем меня просили, старался удовлетворить всех и каждого. Но этого всегда было мало.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что этого всегда было мало?

— Что бы я ни делал, мне никогда не удавалось загладить проступок родителей. Всякий раз, когда дед и другие смотрят на меня, они видят не меня, а фатальную ошибку моего отца и дурную кровь моей матери. Всякий раз, когда я смотрю им в глаза, я вижу, что они наблюдают за мной и ждут того великого дня, когда я докажу, как они правы во всех подозрениях относительно меня.

— О Калеб. — Сиренити прикоснулась к его руке.

— И вот наконец этот великий день настал. — Калеб поднялся из-за стола и протянул руку за курткой, которая висела у него на спинке стула.

— Погоди, — быстро сказала Сиренити. — Калеб, я не хочу, чтобы ты поступал необдуманно.

— Необдуманно? Смешно это слышать от тебя. — Калеб нагнулся и крепко поцеловал ее в открытые губы. Когда он поднял голову, его глаза светились. — Этo ведь ты научила меня значению этого слова.

Она схватила его за рукав, когда он повернулся, чтобы уйти.

— Послушай меня. Если ты пойдешь на такое выяснение отношений, находясь в своем теперешнем настроении, то можешь вызвать разлад в семье.

— Ну и что? Плевать я на это хотел.

— Калеб, это ведь твоя семья.

— Ничего подобного. Я никогда не был полноправным членом клана Вентрессов. Более того, я прекращаю свои старания стать им. Я все эти годы мирился с массой всего с их стороны, делал все, о чем бы они меня ни попросили, надеясь оплатить долг, унаследованный от родителей. Но ты знаешь, как говорят о шантаже: он никогда не кончается. Единственный cпособ положить ему конец — это перестать платить.

Сиренити вскочила на ноги.

— Если ты собираешься в лоб выяснять отношения со своей семьей, мне лучше поехать с тобой.

— Нет. Я не хочу впутывать тебя в это.

— Но я и так уже впутана.

— Ты не поедешь со мной, и точка.

Дверь кафе открылась. На пороге стоял Уэбстер в своем обычном заляпанном грязью комбинезоне. Расплывшись в торжествующей улыбке, он разжал руку и показал гладкий круглый камень размером с ладонь.

— Ну как, Вентресс?

Калеб мельком взглянул на камень.

— Уэбстер, я сейчас очень спешу. Поговорим об этом, когда я вернусь, хорошо?

— Это не камень, а конфетка, — сказал Уэбстер. Он хитро посмотрел на Калеба. — И я знаю, где можно достать еще сотню таких же. Настоящих красавцев, как этот.

— Говорю вам, я сейчас очень тороплюсь.

— Возьмите его, — не отставал Уэбстер. — Положите его в карман. Поносите пока с собой. Посмотрите, каков он в руке.

— Хорошо, хорошо, давайте. — Калеб схватил камень и положил в карман куртки. — А теперь дайте-ка пройти, ладно? Мне предстоит неблизкий путь.

— Конечно, конечно, Вентресс. — Он озабоченно нахмурился. — Вы ведь не насовсем уезжаете, нет?

— Сегодня вечером вернусь. Мы обсудим потенциальные возможности вашего камня, как только я рассмотрю его получше.

— Ладно. — Лицо Уэбстера просветлело. — Хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали прошлой ночью.

— Не стоит. Я ничего особенного не сделал.

— Конечно. — Уэбстер многозначительно подмигнул. — Как скажете, Вентресс.

Ничего не ответив, Калеб вышел за дверь и быстро зашагал по деревянному тротуару к тому месту, где был припаркован его «ягуар». Сиренити схватила свою куртку.

— Прости, Уэбстер.

— А? Ох, извини. Не подумал, что стою у тебя на дороге. — Уэбстер шагнул в сторону, пропуская Сиренити. — Вентрессу понравится камень. Вот увидишь.

— Я уверена, что понравится. — Сиренити на секунду остановилась и обернулась к Ариадне. — Скажи Зоун, что я уезжаю из города с Калебом. Вернусь вечером.

— Скажу.

Сиренити быстро повернулась, выскочила за дверь и помчалась к «ягуару». Калеб уже сидел за рулем. Когда она подбежала к машине, он включил мотор.

Сиренити рывком открыла дверцу и упала на пассажирское сиденье.

— Какого черта ты придумала? — спросил Калеб сердито.

— Я еду с тобой. — Сиренити пристегнулась ремнем.

— Нет, не едешь.

— Ты не можешь уехать без меня. — Сиренити откинулась на спинку сиденья и заперла дверцу. — Ты забыл, что ты мой партнер? Я никогда не брошу партнера на произвол судьбы. У меня есть определенные принципы, которые я должна соблюдать.

— Проклятие, — сказал Калеб.

Он включил скорость и выехал на дорогу.