— Ты собираешься выйти за него замуж? — Зоун резко опустила крышку большой бочки с пшеничной мукой и порывисто обернулась. Ее оранжево-шафранные одежды взлетели и закружились, словно им передалось ее волнение. — О чем ты говоришь, Сиренити? Зачем тебе вздумалось выходить замуж за Калеба?
— Потому что я люблю его. — Сиренити смахнула пыль с ряда банок с тростниковой мелассой. — А он любит меня. Просто он этого еще не знает.
— Если он этого не знает, то не кажется ли тебе, что выходить за него замуж, может быть, чуточку преждевременно?
— Вероятно. — Сиренити пошла по проходу туда, где были сложены пакеты с лапшой. — Но мне кажется, что ждать я не смогу.
Зоун пристально посмотрела на нее.
— Ты беременна?
— Нет.
— Тогда почему ты не можешь подождать?
— Это трудновато объяснить, Зоун. — Даже себе самой. Она знала, что рискует, пытаясь угадать истинные чувства Калеба.
К сожалению, ей стало совершенно ясно, что сам Калеб не очень хорошо разбирается и справляется со своими эмоциями. Она подозревала, что он слишком долго учился не думать о своих потребностях, стараясь удовлетворить бесконечные требования семьи, слишком долго выполнял все то, к чему обязывала его фамилия Вентресс. Он не осознавал полностью своей ответственности перед самим собой.
Годы, потраченные на расплату за грехи родителей, вселили в него глубочайшее недоверие к собственному желанию любить и быть любимым. Ей казалось, что он даже не понимает истинного значения этого слова или, во всяком случае, понимает его не так, как она.
Однако неспособность Калеба дать правильное определение любви отнюдь не означает, что у него нет к ней скрытого таланта, оптимистически думала Сиренити. Она уловила в нем этот талант с самого начала. По сути, этот талант и был одной из черт, привлекших ее к нему на начальной стадии их отношений.
Этим утром она по-прежнему была уверена в своей правоте относительно его способности любить. В последние несколько дней она замечала тлеющий огонь у него в глазах, ощущала нежность в его прикосновениях, мельком заглядывала в самые потаенные уголки его души.
Человек такой глубины наверняка должен обладать способностью давать и принимать любовь.
Прошлым вечером она пришла к выводу, что Калеб слишком узко понимал любовь — в этом и заключалась настоящая проблема. Ведь человек, по существу, узнает о любви на примере.
Сиренити поняла, что до ее появления единственным известным Калебу видом любви была любовь на определенных условиях.
Неудивительно, что он не узнал своих истинных чувств к ней, думала Сиренити, взмахивая своей метелкой из перьев. Для Калеба слово «любовь» имело множество жестких определений. Большинство из них связано с холодными понятиями о долге и ответственности. Негативный, подспудный сигнал, который непрерывно шел к Калебу от семьи, состоял в том, что если он повторит ошибки отца, то будет недостоин любви.
Любовь для Калеба оставалась всегда увязанной с необходимостью вновь и вновь добиваться признания в семье, которая до конца так и не поверила ему. И не простила ему его прошлого.
Но к ней, Сиренити, он испытывал какое-то другое чувство, чувство, которого он еще не понимал, потому что оно не было холодным, застывшим и ничего не прощающим, не было похожим на понятие долга. Это было что-то такое, чего он пока не умел ни определить, ни назвать.
Во всяком случае, она надеялась, что дело обстоят именно так. Потому что если не так, если она обманывает себя, то ей придется расплачиваться ужасной ценой.
Этот факт оставлял ее один на один с непростым выбором. Она должна либо рискнуть в надежде, что окажется права относительно чувств Калеба к ней, либо не рисковать и упустить свой шанс на любовь.
— Сиренити, может, тебе стоит подольше подумать над этим решением, — мягко сказала Зоун. — Ариадна говорит, что Калеб совсем не такой, как другие мужчины, которых ты знала.
— Это правда. — Абсолютно не такой, как все те, кого она когда-либо знала, подумала Сиренити с легкой улыбкой.
— Сиренити? — Зоун внимательно смотрела на нее. — Что-нибудь не так?
— Нет, ничего. Я просто думала, не заказать ли Лютеру еще партию домашнего соуса. А то у нас его маловато остается. Калеб говорит, кстати, что он будет пользоваться большим спросом и хорошо пойдет через каталог.
Зоун вздохнула.
— Пожалуйста, пойми меня правильно. Я знаю, что у Калеба потрясающие планы относительно этого твоего нового дела с почтовыми заказами. И вообще я ему лично очень и очень благодарна. Можно сказать, они с Блейдом спасли мне жизнь. Но я совсем не уверена, что Калеб подходящая для тебя пара в духовном плане. Хотя он мне и нравится, я все же чувствую исходящую от него опасность.
— Ты вроде бы решила, что спутала его флюиды с флюидами Ройса Кинкейда.
Зоун в задумчивости нахмурилась.
— Да, верно, но теперь я во всем этом как следует разобралась, и все равно с ним не все хорошо. Я улавливаю больше темноты в ауре Калеба.
— Буду иметь это в виду.
Зазвонил телефон, не дав Зоун продолжить. Обрадовавшись предлогу, позволявшему прекратить этот разговор, Сиренити положила метелку и заторопилась к аппарату.
Она нырнула за прилавок, свернула в дверь офиса и схватила трубку.
— Магазин «Уиттс-Энд гросери».
— Попросите мисс Сиренити Мейкпис.
Вечно недовольный голос Филлис не узнать было просто нельзя. Сиренити не хотелось с ней разговаривать. Честно говоря, сегодня она здорово злилась на весь клан Вентрессов.
Прошлым вечером она с удивлением поняла, что онa, возможно, является первым в истории человеком, который на самом деле сказал Калебу вслух: «Я люблю тебя». Если это так, то она еще спросит с Вентрeccoв по большому счету.
— Это Сиренити. Чем могу быть вам полезна, миссис Таррант?
— Мне совсем не нравится, что я вынуждена звонить вам, мисс Мейкпис.
— Ну, я тоже не в восторге от того, что вынуждена отвечать вам, так что давайте перейдем к делу.
— Очень хорошо, я буду говорить без обиняков. Я подозреваю, что это единственный подход, который понятен женщинам вашего сорта. Мы обсудили это с Франклином. Сколько вы хотите?
У Сиренити перехватило дыхание. Но уже в следующую секунду она заговорила, придав голосу легкость, которой вовсе не испытывала.
— Сколько? О, вы что-то продаете, миссис Таррант? Может быть, косметику? Вообще-то я не очень люблю пользоваться всеми этими вещами, но думаю, что могла бы купить крем для рук или еще что-нибудь.
— Ваш сарказм ни к чему, мы просто теряем время. Не лучше ли вам говорить со мной так же прямо, как я говорю с вами? Просто скажите мне, сколько вам заплатить за то, чтобы вы оставили всех нас в покое.
— Меня интересуете не вы все, а только Калеб. — Наверно, не следует так провоцировать Филлис, упрекнула себя Сиренити. Но при таких обстоятельствах трудно быть вежливой.
— Ваш корыстный интерес к Калебу, мисс Мейкпис, мне прекрасно известен. — Голос Филлис стал тонким от напряжения и гнева. — Но этот ваш так называемый «интерес» раскалывает нашу семью.
— Похоже, что клей, которым склеена ваша семья, вообще неважно держит. Воспитывать мальчишку, внушая ему, что он должен расплачиваться за ошибки родителей, — это не самый лучший способ убедить его в том, что он любим и желанен. И это не самый умный способ добиваться, чтобы у него возникало чувство настоящей привязанности к семье.
— Идите к дьяволу, — огрызнулась Филлис. — Частные дела семьи Вентрессов не ваша забота. Мы сделали все, что могли, для этого неблагодарного мальчишки, невзирая на проступок его отца.
— И ни на минуту не переставали напоминать об этом Калебу, верно?
— Калеб был упрям даже в самом юном возрасте. Было необходимо почаще напоминать ему, что он не должен повторять ужасной ошибки своего отца.
— Ну, и многого вы добились, вколачивая это ему в голову?
— В том, что касается вас, мисс Мейкпис, я надеюсь, что здравый смысл изменил Калебу лишь временно. И говорить об этом больше не желаю. Итак, как я уже сказала, мы с Франклином обсудили вопpoc о деньгах. Франклин уже заплатил в общей сложности десять тысяч долларов, чтобы ваши фотографии нe стали достоянием широкой публики. Мы согласны хорошо заплатить вам за то, чтобы вы исчезли из жизни Калеба.
— Сначала угрожаете мне шантажом, а теперь предлагаете откупные. Просто нет слов. Я вынуждена сказать вам, миссис Таррант, что там, откуда я родом, люди так не поступают. Это считается непорядочным. Прощайте.
Сиренити хлопнула трубкой, отсекая возмущенный визг Филлис. Несколько секунд она сидела на краю стола, чтобы прийти в себя. Потом снова схватилась за трубку и позвонила в справочную.
— Какой город? — спросила телефонистка.
— Вентресс-Вэлли. Мне нужен номер домашнего телефона Роланда Вентресса. — Сиренити стала ждать ответа, боясь услышать, что этот номер не внесен в телефонную книгу.
Но телефон оказался в книге. Она схватила ручку, записала номер, потом быстро набрала его.
— Дом семьи Вентресс.
— Это вы, Долорес? Это я, Сиренити Мейкпис.
— Мисс Мейкпис? — В голосе Долорес звучали удивление и тревога. — Боже мой, я не ожидала вашего звонка. Подумала, что это, может быть, опять миссис Таррант. Что-нибудь случилось? Я очень беспокоюсь. Тут у нас довольно-таки неприятно.
Сиренити крепче сжала трубку.
— Я звоню, чтобы узнать, не собирается ли все-таки мистер Вентресс приехать завтра пообедать с нами?
После короткой гнетущей паузы Долорес вздохнула.
— Боюсь, что нет. Во всяком случае, мне он ничего не говорил об этом.
— Я хочу попросить вас, Долорес, передать ему вот что. Скажите ему, что мы по-прежнему ожидаем его. Скажите ему, что в его власти изменить будущее — надо просто приехать сюда завтра к обеду. Скажите ему, что… ну, я не знаю, что еще ему сказать.
— Мне бы хотелось чем-нибудь вам помочь, мисс Мейкпис. Все это ужасно неприятно. Мистер Вентресс — прекрасный человек, но и он, и его внук слишком уж горды.
— Слишком горды. — Сиренити сползла со стола и прислонилась к нему, быстро соображая. — Вот именно. Единственное, что есть общего у всех Вентрессов, — это их проклятая гордость.
— Да, это так.
— Послушайте, Долорес, скажите мистеру Вентрессу, что Филлис и Франклин пытались откупиться от меня, но это не сработало. Скажите ему, что если он хочет выяснить со мной отношения, то должен это сделать при личной встрече за обедом завтра вечером. Скажите ему, что у него не получится спрятаться за спиной племянницы и племянника.
— Мистер Вентресс никогда не станет прятаться за спиной миссис Таррант и ее брата, — вступилась за хозяина верная Долорес.
— А мне так не кажется, — сказала Сиренити. — У меня сложилось четкое впечатление, что он использует их, чтобы их руками делать всю грязную работу. Скажите ему это, Долорес. Если он захочет убедить меня в обратном, ему придется приехать ко мне в Уиттс-Энд и встретиться со мной лично, как подобает мужчине.
Долорес вздохнула.
— Я понимаю, что вы пытаетесь сделать, но ничего у вас не получится.
— Но попытаться стоит. Передайте все это мистеру Вентрессу. И еще одно, Долорес.
— Да?
— Для человека в его возрасте эта поездка далековата. Так…
— Не беспокойтесь, — сказала Долорес. — Если все получится, то Гарри отвезет мистера Вентресса в Уиттс-Энд.
— И оставит его здесь на ночь? — добавила Сиренити полувопросительно.
Долорес нерешительно помолчала.
— Думаю, это можно будет устроить.
— Всего хорошего, Долорес. И спасибо вам.
— Желаю удачи, мисс Мейкпис. Видит Бог, она нам всем нужна.
Кладя трубку, Сиренити услышала, как звякнули дверные колокольчики. Она не обратила на них внимания, погруженная в мысли о своем отчаянном плане. Нельзя было отрицать, что ее хитрость, с помощью которой она намеревалась заманить Роланда в Уиттс-Энд, зиждилась на весьма слабом основании. Шансов на удачу было очень мало, разве что Роланду просто понадобится предлог, чтобы приехать на обед.
Сиренити вспомнила, как раза два, когда Роланд смотрел на Калеба, она ловила у него в глазах хорошо скрытую теплоту. Оставалось лишь надеяться, что она не ошиблась и правильно прочитала его истинные чувства к внуку.
Какое-то движение в дверях офиса прервало ее мысли. Она обернулась и увидела знакомую фигуру в кожаном пиджаке, джинсах, сапогах и австралийской шляпе.
— О нет, — пробормотала она. — Только не это. И не сейчас.
— Привет-привет, Сиренити, дорогуша. Как тут моя маленькая рыженькая Титания9? — Ллойд ввалился через дверь, схватил Сиренити в охапку и чуть не раздавил в своих медвежьих объятиях.
Сиренити уперлась руками ему в грудь и разорвала его хватку.
— Что ты здесь делаешь, Ллойд?
— Мне вдруг пришла еще пара мыслей в связи с работой по Уиттс-Энду. Хотелось их с тобой обмозговать. Думаю, мы можем выработать компромисс с твоим проектом каталога и почтовых заказов. Если ты просто заморозишь свои планы на несколько месяцев, то я смогу провести опросы и наблюдения.
— Я не могу сейчас обсуждать с тобой твою работу, Ллойд. В данный момент я очень занята.
— Это не займет много времени, дорогуша. — Ллойд плюхнулся на стул и водрузил ноги в сапогах к ней на письменный стол. Потом снял шляпу и забросил ее на стол рядом с сапогами. — Я только и прошy тебя выслушать мои планы.
— Ллойд, придется попросить тебя уйти. Мне столько всего нужно еще сделать, и я не собираюсь менять свои планы ради твоего дурацкого исследования.
— Послушай, Сиренити, у меня все рассчитано. Тебе надо только отложить твой проект с каталогом до будущего лета.
— Не собираюсь откладывать его ни на минуту.
Ллойд перестал улыбаться.
— Сиренити, от этой работы зависит вся моя карьера.
— А от моих планов зависит все будущее Уиттс-Энда.
— Чепуха. — Ллойд сузил глаза. — Это личное, ведь так? Это не имеет никакого отношения к будущему Уиттс-Энда. Ты хочешь наказать меня за то, что произошло полгода назад. Никогда бы не подумал, что ты такая мстительная, дорогуша.
Сиренити провела пальцами по волосам.
— Поверь, я вовсе не пытаюсь расквитаться за то, что было.
— Я тебе не верю. — Ллойд понимающе усмехнулся. — Тебе было больно.
Сиренити раздраженно посмотрела на него.
— Я была зла. Послушай, мы ведь оба согласились, что не подходим друг другу.
— Ладно, даже если нам не суждено услышать свадебные колокола, мы все-таки можем быть коллегами.
— Коллегами? — повторила Сиренити с нежной интонацией. — Так же, как были коллегами по той работе, которую ты опубликовал?
Зубы Ллойда сверкнули, когда он еще раз улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.
— Эй, знаешь что? Мы эту работу по Уиттс-Энду сделаем на пару. Ты будешь фигурировать в качестве соавтора. Ну, как это тебе?
— Никак. Даже если бы я хотела помочь тебе, Ллойд, должна тебе прямо сказать: ни на минуту не поверю, что ты поставил бы мою фамилию рядом со своей на каком-нибудь печатном труде.
— Ну, по правде говоря, владелица бакалейного магазинчика не вызвала бы к себе большого доверия со стороны редактора крупного академического журнала, но я выразил бы тебе благодарность за помощь в примечаниях. Ну как?
— Ух ты! Перспектива просто-таки ослепительная, Ллойд. — Сиренити побарабанила пальцами по спинке своего кресла. — То есть, если бы у меня была страсть к публикациям. Чего у меня нет. И если бы я хотела отложить свои планы относительно Уиттс-Энда, чего не хочу делать. Так что, принимая во внимание все обстоятельства, я вряд ли чем-то смогу быть тебе полезной.
— Ты это не всерьез. — Ллойд улыбнулся ей своей самой обворожительной улыбкой: губам придан точно рассчитанный, лаконичный изгиб, глаза светятся интимным, многозначительным блеском. — Ты сделаешь это для меня, дорогуша. Ради добрых старых времен.
Она похлопала ресницами.
— Ради добрых старых времен? Ты, похоже, шутишь.
Улыбка Ллойда стала натянутой.
— Сиренити, я буду с тобой откровенен. У меня слишком многое зависит от этой работы на материалe Уиттс-Энда, чтобы я позволил тебе мешать мне. Так или иначе, я выбью работу из этого треклятого городишки.
— Сделай милость. Я тебя не держу.
— Черт возьми, но мне нужно, чтобы местные сотрудничали со мной, а мы оба знаем, что никакого сотрудничества я от них не добьюсь, если ты их не уговоришь помогать мне.
В дверь вплыла Зоун и тихонько откашлялась. Она сложила руки ладонями вместе и посмотрела прямо на Сиренити.
— Пришел твой жених.
Сиренити непонимающе взглянула на нее.
— Мой кто?
До Ллойда смысл сказанного дошел несколько быстрее.
— Жених. — Его ноги в сапогах слетели со стола и с грохотом ударились об пол. — О чем вы толкуете, черт побери? Сиренити, уж не надумала ли ты выйти замуж? Не представляю, чтобы ты была помолвлена. Ты не можешь так со мной поступить.
— Жених? — медленно повторила Сиренити. — Мне это слово как-то не приходило в голову.
— Вам придется извинить ее, Рэдберн. — Калеб легонько вытеснил Зоун из дверного проема и занял ее место. И сделал это весьма основательно. — Сиренити еще не совсем привыкла к этой мысли. Похоже, что понятие брака здесь несколько внове.
Ллойд с открытым ртом выслушал Калеба, потом обратился к Сиренити:
— Что, этот парень говорит серьезно?
— О женитьбе? — Сиренити взглянула на Калеба. Опасное выражение его глаз вселяло в нее тревогу. — А, да. Да, собственно говоря, серьезно.
Калеб оперся одной рукой о дверной косяк.
— Серьезней не бывает.
— Ты не можешь так со мной поступить! — завыл Ллойд.
Сиренити густо покраснела. Ей было непривычно, что из-за нее спорят двое сильных мужчин. И вышло как-то даже лестно.
— Ллойд, тебе не кажется, что ты чуточку перебираешь, реагируя таким образом?
— Перебираю? — переспросил Ллойд, как бы не веря тому, что слышит. — Я перебираю?
— Ну да, — пояснил Калеб. — Перебарщиваете. Перегибаете. Из кожи выскакиваете.
Сиренити жестом велела ему замолчать и нежно улыбнулась Ллойду.
— Я и не знала, что ты так сильно переживал из-за наших отношений, Ллойд. Я тронута. Но мы оба знаем, что у нас ничего бы не получилось из длительных, связанных обязательствами отношений, даже если бы между нами не было той неприятной истории, которая случилась полгода назад.
— Черт побери, я говорю не о наших отношениях, а о своих исследованиях, — закричал Ллойд. — О своей работе, которую я должен написать. О своей карьере, наконец. Ты не можешь просто взять и выйти замуж, Сиренити.
— Не могу?
— Не может? — спросил Калеб, угрожающе приподняв одну бровь.
— Это же все погубит. — Ллойд, казалось, пришел в крайнее отчаяние. — Это нанесет еще больший вред существующей социальной структуре Уиттс-Энда, чем твоя торговля по каталогу.
— Я так не считаю, — пробормотал Калеб.
— Не вижу, почему мой брак может разрушить мир Уиттс-Энда, — натянуто сказала Сиренити.
— Как ты этого не понимаешь? — вскинулся Ллойд. — Для тебя выйти замуж будет слишком обычно.
Сиренити мигнула несколько раз подряд.
— Что значит «слишком обычно»?
Ллойд забегал по маленькому офису из угла в угол.
— Я же объяснял тебе: красота Уиттс-Энда состоит в том, что он функционирует во многом как пограничный город, со своими собственными легендами и обычаями. А ты — самая важная составная часть местного пейзажа. Ты — сердце и душа Уиттс-Энда, легенда, которая создается даже сейчас, пока мы разговариваем. Неужели до тебя не доходит?
— Нет, не доходит. — Сиренити рассерженно посмотрела на него. — Ллойд, твои академические аналогии слишком далеко тебя заводят.
— Ничего не заводят, черт возьми. Ты — сказочная принцесса Уиттс-Энда, — настаивал Ллойд. — Ты фея, живущая среди них. Ты — жертвенная дева.
— Жертвенная дева? — У Сиренити округлились глаза.
— С точки зрения местных, ты явилась к ним из ниоткуда. Твое происхождение окутано завесой тайны, как положено происхождению любого хорошего мифа.
— Ради всего святого, Ллойд, это просто смешно.
— Подумай об этом, — не отступал Ллойд. — Это так чертовски примитивно, совершенно невероятно. С самого начала к тебе отнеслись как к существу особой важности. Тебя взрастили племенные старейшины. Воспитали, научили тайным знаниям сообщества.
— Тайным знаниям? — Сиренити не верила своим ушам.
— Посвятили в древние обряды… — продолжал Ллойд.
Сиренити подняла руку, останавливая его.
— Дальше можешь не продолжать. Эта чепуха имеет отношение к твоему любопытству относительно горячих источников, верно? Сколько раз я тебе говорила, что это просто старинная легенда, совершенно беспочвенная. Нет там никаких видений.
Ллойд не сдавался.
— Ты выросла с сознанием долга и ответственности перед этим сообществом. Уиттс-Энд спас тебя, дал тебе все, что имел. Теперь ты, в свою очередь, пытаешься спасти его. Ты готова принести себя в жертву ради Уиттс-Энда. Вот тебе и миф, вплетенный в самую ткань сообщества. Он безупречен. Абсолютно безупречен.
Сиренити смотрела на него с тревогой.
— Ллойд, мне кажется, у тебя вот-вот поедет крыша. Может, на тебя так действует вся эта погоня за креслом завкафедрой?
— Нет, здесь действительно что-то есть. — Он ударил по столу ладонью. — Я всегда это чуял, с самого начала. Это динамит. Я сразу понял твою уникальную роль в этой культуре.
— Ты имеешь в виду мою роль в качестве жертвенной девы и сказочной принцессы? — вежливо осведомилась Сиренити. — Ну, Ллойд, что же ты мне этого раньше-то не сказал? Я бы заказала себе диадему.
— Я не шучу, — сказал Ллойд сквозь зубы. — Ты для этой культуры имеешь решающее значение. Ты обязана поддерживать свою роль в ней, по крайней мере пока я не закончу свое исследование. Ты должна хранить свою чистоту и целомудрие, как и подобает настоящей жертвенной деве.
— Боюсь, что Сиренити капельку опоздала на роль весталки, — негромко произнес Калеб.
Ллойд злобно взглянул на него, потом повернулся к Сиренити. Указал большим пальцем на Калеба.
— Только не говори мне, что ты спишь с Вентрессом. Я этому не поверю.
Щеки Сиренити пылали.
— Я абсолютно не намерена обсуждать с тобой свою сексуальную жизнь.
— Ты все испортишь, — прошипел Ллойд. — Проклятие, какого же дьявола, по-твоему, я сам не затащил тебя в постель? Ты думаешь, почему я порвал наши отношения, когда понял, что они могут стать слишком серьезными? Да потому, что, соблазнив тебя, я нарушил бы социальную динамику в этом месте.
Сиренити почувствовала, что покрывается ярким румянцем. Никогда в жизни она не подвергалась такому оскорблению.
— Теперь понятно.
— Плохо уже то, что ты с ним спишь, — возбужденно продолжал Ллойд. — Но ты собираешься еще и погубить всю мою работу, мои планы, выйдя замуж за чужака, за такого аутсайдера, как Вентресс.
Брови Калеба поползли вверх.
— А вы думайте об этом браке в духе сказки, Рэдберн. Местная принцесса получает принца.
— Да! — вдруг воскликнула Зоун, заставив всех вздрогнуть. Ее голос звучал взволнованно. — Да, это все объясняет. Я теперь все понимаю.
Сиренити, Калеб и Ллойд повернулись и уставились на нее.
— Наконец-то мне все стало ясно. — Глаза Зоун сияли чувством, весьма напоминающим неземной восторг. — Свадьба Калеба и Сиренити есть событие космического плана. Калеб — это тот таинственный чужеземец, что пришел заявить свои права на жертвенную деву Уиттс-Эндскую.
— А я что говорил? — сказал Калеб.
Края одежды Зоун заколыхались и взметнулись, когда она вскинула руки над головой.
— Это будет брак между инь и янь — возвышенное, метафизическое соединение мужского и женскогго начала, праздник возрождения жизненной силы.
— Зоун, я правда думаю, что сейчас не время и не место для подобного рода вещей, — сказала Сиренити. Зоун проигнорировала ее.
— Я с самого начала знала, что появление Калеба здесь, в Уиттс-Энде, означает, что приведены в движение некие могучие силы. Я это чувствовала, но до конца не понимала значения темной, опасной ауры, окружающей Калеба. Особенно когда она не стала бледнее после событий, которые были связаны с Ройсом Кинкейдом.
— А теперь моя аура вам ясна и понятна? — спросил Калеб с глубоким интересом.
— Да, — ответила Зоун. — Это аура чистой силы под контролем вашей мужской воли. Только мужчина, способный управлять такой силой, подходит для соединения с Сиренити, ибо она обладает равной женской силой. Этому браку суждено изменить судьбу Уиттс-Энда.
— Минуточку, — вмешался Ллойд. — Я пытаюсь объяснить вам, что не хочу, чтобы Уиттс-Энд менялся. По крайней мере пока я не получу возможность увековечить его в своей работе таким, каков он сейчас.
В улыбке Калеба сквозило веселое злорадство.
— Весьма сожалею, Рэдберн. Но, знаете ли, прогресс не остановишь.
Ллойд бросил на него раздраженный взгляд.
— Значит, вы не собираетесь поступить благоразумно, нет?
— Нет, — заверил его Калеб, — не собираюсь. Мы, таинственные чужеземцы с темными аурами, совсем не славимся благоразумием. Особенно когда намереваемся заявить права на жертвенных дев.
— Сукин сын. — Ллойд ринулся к двери. — У вас, деляг, нет никакого уважения к интеллектуальному труду.
— И никакого особого желания помочь вам получить это повышение. — Калеб вежливо посторонился, когда Ллойд стал проходить мимо него.
Ллойд не потрудился ответить. Он проскочил весь торговый зал и так сильно хлопнул дверью, что один маленький колокольчик упал на пол, жалобно звякнув.
Сиренити, Калеб и Зоун переглянулись.
Зоун безмятежно улыбнулась и спрятала руки в рукава.
— Извините меня, я пойду. Надо закончить с ценниками на новую партию йогурта.
Сиренити смотрела вслед Зоун, пока та не отошла на достаточное расстояние. Потом развернула свое кресло и упала в него, содрогаясь от возмущения.
— Какая абсурдная сцена.
— Ну, не знаю, — задумчиво протянул Калеб. — В ней были свои забавные моменты. А оценка, которую Зоун дала нашим свадебным планам, была просто-таки гениальна.
Сиренити мрачно посмотрела на него.
— Брак между инь и янь? Возвышенное, метафизическое соединение мужского и женского начала? Праздник возрождения жизненной силы?
— Ну да, — сказал Калеб. — Но и секс тоже неплох.
Сиренити возвела глаза к потолку.
— Как же я восхищаюсь мужчиной, который не поддается своим низменным инстинктам и похоти, мужчиной, цели и мотивации которого проистекают из метафизического царства, а не из земного физического мира, мужчиной, который подходит к отношениям между мужским и женским началом с космической точки зрения.
— А как насчет мужчины, который не обделен смекалкой? — Калеб вынул из кармана фотографию, где он снят с родителями, и бросил на стол перед ней.
Сиренити взглянула на маленький семейный портрет.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Переверни снимок.
Сиренити взяла фотографию и посмотрела на обратную сторону. Там стоял штамп с датой и названием фотоателье.
ЭСТЕРЛИ И ФАЙРБРЕЙС. ФОТОАТЕЛЬЕ ДЛЯ ЗВЕЗД.
Сиренити широко открыла глаза.
— О Господи! Эстерли и Галлахер Файрбрейс? Эмброуз и этот фотограф, пытавшийся стянуть его аппаратуру после его смерти, были в то время компаньонами?
— Я должен был бы сразу догадаться, какая здесь связь.
Сиренити подняла на него глаза и увидела, что eго мучают угрызения совести.
— Да, я знаю. Обычно у тебя это хорошо получается. — Она ласково улыбнулась. — Не слишком уж ругай себя, Калеб. Это ведь семейное дело. Порой логика нам изменяет, когда речь заходит о семейных отношениях.
— Мне не приходилось сталкиваться с такой проблемой.
— Правда? — пробормотала почти про себя Cиренити. Она в задумчивости прикусила губу, изучая оборотную сторону фотографии. — Похоже, что Эмброуз на самом деле встречался с твоими родителями. И с тобой. Странно, правда?
— Это определенно кое-что проясняет. В том числе и то, откуда он мог знать о том давнем скандале.
— Вероятно, он все эти годы не терял тебя из виду, потому что сфотографировал когда-то твою семью. Он был так всегда одержим всякими мелочами. И когда я сказала ему, что собираюсь нанять классного делового консультанта, он, естественно, подумал о тебе.
— Видимо, так и было. — Калеб взял фотографию и стал легонько постукивать ею о ладонь. — А теперь получается, что не только одному ему было многое известно обо мне и моей семье.
— Галлахер Файрбрейс тоже мог знать твоих родителей.
— Если Файрбрейс был в те времена компаньоном Эстерли, то он обязательно должен был знать о скандале.
— А Эмброуз все эти годы держал с ним связь. Занимал у него деньги. Неизвестно, сколько всего он мог порассказать ему о моих планах.
— Думаю, мне пора заняться Галлахером Файрбрейсом и нанести ему визит.
— Ты считаешь, что шантажистом мог быть он, верно? — спросила Сиренити.
— Думаю, это чертовски реальная возможность.
— Я еду с тобой в Сиэтл.
— Нет, — сказал Калеб.
— С чего ты взял, что можешь остановить такую космическую силу, как я?