«Querido Dios!» [2]
От таких шокирующих слов пасынка сердце у нее заколотилось с бешеной скоростью – так, что запульсировали жилки на шее. Ей было нужно срочно что-то предпринять.
Едва владея собой, она схватила Стрикленда за одежду.
– Помогите мне! – повторила она.
Эти ее слова прозвучали еле слышно, просто как какое-то дуновение ветерка. Но Стрикленд их услышал.
Он посмотрел сначала вниз, на ее побелевшие в суставах пальцы, а затем вновь на ее лицо. Наклонив голову и слегка прищурившись, он стал всматриваться в ее лицо:
– Ваш голос…
Она, выдохнув, кивнула. Она откроет ему правду относительно того, кто она такая. Да, откроет. Уж лучше открыть ее ему, чем Отенберри.
– Нельзя, чтобы он увидел меня здесь, лорд Стрикленд.
Выражение сомнения и удивления напрочь исчезло с его лица. Его глаза расширились и заблестели: он ее узнал. Он сделал движение к ней, в результате чего они почти прильнули друг к другу.
– Леди Отенберри? – прошептал лорд Стрикленд, и она почувствовала на своем лице тепло его дыхания. – Грасиэла? Что вы здесь делаете?
– Пожалуйста, вытащите меня отсюда. – В ее голосе чувствовалась крайняя степень отчаяния. – Нельзя, чтобы он увидел меня здесь, – повторила она, произнося каждое слово очень отчетливо и раздумывая при этом, следует ли ей приподнять свои юбки и броситься бежать прочь в том случае, если он откажется ей помочь. Возможно, это было бы каким-то безумием, но ее все больше охватывала паника, подавляющая здравый смысл.
Стрикленд внимательно посмотрел на ее лицо, а потом скользнул взглядом вдоль всего ее тела сверху вниз. Его глаза очень ярко поблескивали в темном коридоре, и она еще никогда прежде не видела такого блеска в его глазах.
Он схватил ее за руку. Не успела она осознать, что он вообще делает, как молодой человек увлек ее за собой и завел в ближайшую комнату. За их спинами, скрипнув, захлопнулась дверь.
Теперь они стояли в этом новом для них пространстве, молча таращась друг на друга. При этом он прислонился спиной к двери – так, как будто собирался противостоять Маркусу и не позволить ему зайти внутрь комнаты. Грасиэла, осознав это, почувствовала небольшое облегчение.
Стрикленд медленно покачал головой.
– Что вы здесь делаете? – Она еще никогда не слышала такой требовательности в его голосе. Впрочем, сейчас все в нем было каким-то необычным: и его манера говорить и смотреть, и упрекающий взгляд. – Это место – не для вас.
Она почувствовала, как ее охватывает раздражение. У нее мелькнула мысль, что он не сказал бы подобных слов мужчине одинакового с ней возраста. Неужели она такая старая и такая почтенная и он полагает, что у нее нет права здесь находиться?
Вне всякого сомнения, он приписал ее к определенной категории. К той категории бесполых существ, к которой относятся монашки и бабушки.
– Я имею полное право находиться здесь…
– В самом деле? Ну, если вы так уверены в своем праве находиться здесь, то тогда прошу вас, выйдите в коридор и пообщайтесь со своим пасынком.
Его слова прозвучали для нее как пощечина.
Он отошел от двери, схватился за ручку и начал открывать дверь.
Не отдавая себе отчета, она взвизгнула и, стремительно бросившись к нему, прижала молодого человека к двери, тем самым заставив его невольно закрыть ее.
– Нет! Не делайте этого.
Она тяжело задышала. Ее выдохи оказывались где-то на уровне его груди. Вот каким он был высоким! Даже в полумраке она смогла рассмотреть пульсирующую жилку на его горле. Будучи сама выше среднего роста, Грасиэла всегда ценила в мужчинах высокий рост.
Она подняла взгляд и посмотрела ему в глаза. Он наблюдал за ней, стоя абсолютно неподвижно. Вплотную к ней. Их тела касались друг друга. Их сердца бились в такт.
Такая близость была очень даже опасной… Однако Грасиэла ни за что на свете не смогла бы сделать шаг назад и оторваться от него. Она не смогла бы перестать смотреть в эти светлые серо-голубые глаза, которые сердито разглядывали ее. Она и это его сердитое выражение тоже раньше никогда не видела. Он всегда был очень вежливым и обходительным с ней. Идеальный в своем поведении джентльмен.
Его мрачное лицо и пристально смотрящие глаза зачаровывали ее. Она облизала губы, и он тут же перевел свой взгляд на них. Ей показалось, что его голубые глаза чуточку потемнели. А может, это просто освещение в комнате было слишком тусклым? Его взгляд скользнул ниже.
Она тоже быстренько опустила глаза, вспомнив о том, какой неприлично глубокий разрез у ее платья. Оттого что она так сильно прижалась к его телу, верхняя часть ее грудей стала сильно выпирать выше линии выреза. Грасиэла почувствовала, что ее лицо стало заливаться краской, а затем увидела, как начинает краснеть и довольно смуглая кожа ее грудей.
Соски ее грудей невольно напряглись внутри корсета.
У нее перехватило дух. Хотя он, наверное, не мог почувствовать и не мог догадаться, как сейчас ее тело предает ее (и рядом не с каким-нибудь другим мужчиной, а вот с ним!), она отпрянула назад.
Теперь, когда их стало разделять расстояние в три-четыре фута[3], они снова уставились друга на друга и стояли так, наверное, целую вечность. Ее сердце забилось сильнее и быстрее в ее сжатой корсетом груди. Груди, которая лишь несколько секунд назад прижималась к нему. Соски ее грудей по-прежнему были напряженными, как будто она все еще чувствовала, что прижимается к его телу.
При мысли о крепком мужском теле она обвела лорда Стрикленда быстрым взглядом и представила его себе… лежащим на ней и давящим на нее…
В то же мгновение она одернула себя, усилием воли заставив отбросить эту дерзкую мысль.
Однако жар, обжигающий щеки, стал еще более горячим.
Она сделала глубокий вдох. Это просто потому, подумала Грасиэла, что она оказалась здесь, в этом доме безнравственности, где в голову приходят такие – абсолютно недопустимые – мысли, причем не о ком-нибудь, а о лорде Стрикленде. А ведь он лучший друг ее пасынка и уже давнишний друг семьи. Даже если бы лорд Стрикленд и не был слишком молод для нее (а он для нее как раз таки слишком молод!), он все равно бы являлся абсолютно неподходящим кандидатом для флирта. Это было не просто неприемлемым… Это… Даже думать об этом… уже само по себе было с ее стороны проявлением извращенности. Он, наверное, пришел бы в ужас, если бы узнал о таких ее мыслях.
Наконец-таки он переместил взгляд с нее на дверь, которую она не дала ему открыть. По крайней мере, было похоже на то, что Маркус не пошел вслед за ними. Он, наверное, подумал, что Стрикленд твердо намерен «пообщаться» с ней наедине.
– Вам следовало знать, что здесь вполне может оказаться ваш пасынок.
Тон его голоса был назидательным, и это, черт побери, ее рассердило. Она – взрослый человек. Она на шесть лет старше его, Стрикленда, и ей нет никакой необходимости выслушивать его упреки.
– По правде говоря, мне такое в голову не пришло. – Она пожала плечами. – Это было спонтанное решение. Кроме того, Маркус предпочитает не рассказывать о своих наклонностях.
Его губы скривились.
– Конечно же, не рассказывает, потому что это было бы неуместно.
Его слова и тон его голоса снова заставили ее почувствовать себя неловко. Она осознавала, что он, конечно же, считает ее приход сюда неуместным.
Ручка двери неожиданно заскрипела.
Когда дверь начала открываться, Грасиэле показалось, что время замедлило свой ход.
Она с трудом удержалась от того, чтобы не вскрикнуть, и, стремительно прикрыв рот ладонью, стала пятиться. Если это был Маркус, то спрятаться от него она уже не сможет. Ей придется столкнуться лицом к лицу со своим пасынком, а затем дать ему какое-то объяснение по поводу того, почему она находится здесь. А какое она могла дать объяснение? Она оказалась здесь… в этом месте, в котором сливаются воедино удовольствие и разврат. Какое еще может быть объяснение, кроме того, что она стала одной из таких женщин? Стала разнузданной вдовой, думающей только о своих удовольствиях и не обращающей внимания ни на свою репутацию, ни на строгие моральные наставления, которыми ее пичкали в юности и которыми руководствуется приличное общество.
Реакция Стрикленда на открывающуюся дверь была очень быстрой. Он поспешно покачал головой, и это напомнило Грасиэле о монахине по имени Эсперанса – персонаже из ее детства. Эта старая монашка обучала Грасиэлу и ее сестер, пока они не достигли возраста семнадцати лет. Она, будучи своего рода драконом со стальными глазами, могла передать очень много информации одним лишь быстрым взглядом. Стоило ей лишь приподнять свою густую бровь или слегка покачать головой, прикрытой вуалью, как Грасиэла тут же переставала баловаться.
Схватив ее за дрожащие пальцы, Стрикленд потащил ее в полумрак помещения.
– Подыграйте мне, – посоветовал он.
Она последовала за ним без каких-либо возражений. Они поспешно зашагали вдвоем, спустившись при этом по ступенькам там, где эта комната переходила в более просторное помещение, посреди которого стояла кровать.
Кровать, которая не была пустой.
Грасиэла до сего момента толком не рассмотрела окружающую ее обстановку, поскольку ее внимание было всецело отвлечено на Стрикленда и на опасность столкнуться лицом к лицу с ее пасынком.
Теперь же, когда этот молодой граф повел ее вглубь помещения, она стала осматриваться по сторонам. Начав под принуждением Стрикленда пятиться и почувствовав тыльной стороной коленей плюшевый диван, она резко обернулась и посмотрела вниз, на диван, а затем шлепнулась задом на этот мягкий и удобный для сидения предмет мебели.
Стрикленд сел рядом с ней – сел очень близко, бок к боку.
Ей очень хотелось посмотреть в сторону двери, чтобы проверить, действительно ли в это помещение зашел Маркус, но она не смогла оторвать взгляд от стоящей в комнате кровати и тех, кто на ней лежал. Кровать была огромной. На ее необъятной поверхности лежали и совершали кое-какие движения мужчина и женщина. Их тихие вздохи и стоны сопровождались регулярными чмокающими звуками при столкновении тел.
Грасиэла ахнула и попыталась встать с дивана, чтобы уйти.
– Не паникуйте. – Граф схватил ее за руку и, потянув, заставил сесть рядом с ним. – Здесь не только мы с вами. Глазеть тут очень даже позволяется. Посмотрите вон туда.
Он кивком указал в противоположный угол комнаты, и она, проследив за ним, увидела еще нескольких человек. Они спокойно сидели в креслах, наблюдая за происходящим на кровати с таким видом, как будто смотрели развлекательное представление в лондонском саду Воксхолл-Гарденз.
Возле камина стоял какой-то мужчина. Он засунул одну руку в карман и наблюдал слегка прищуренными глазами за совокупляющейся парочкой. Грасиэла, продолжая внимательно осматривать комнату, с удивлением заметила пару дам, которые, устроившись на небольшом диванчике, прихлебывали чай из чашек. Они восторженно наблюдали за всей этой сценой такими же жадными глазами, какие были у находящихся здесь мужчин, и это ее удивило: оказывается, для женщин наблюдать за совокуплением может быть так же интересно, как и для мужчин.
Она вообще-то знала, что Мэри-Ребекка получает удовольствие от встреч со своими любовниками, однако посмотреть на нечто подобное самой – это для Грасиэлы было настоящим шоком. У нее как бы открылись глаза на то, что женщины могут быть – осознанно и по собственному желанию – сексуальными созданиями и что они могут наслаждаться каждым моментом интимной близости не меньше, чем мужчины. Это вызвало у нее прилив каких-то странных чувств. Ее кожа вдруг показалась ей горячей и слишком маленькой для ее тела – ну, как будто ее лишь с трудом натянули на скелет. Грасиэла заерзала на диване и уселась поудобнее, осознавая, что рядом с ней находится сильное мужское тело.
– Некоторые люди любят наблюдать за этим, – сказал Стрикленд в качестве объяснения, и от глухого звучания его голоса у нее в нижней части живота что-то слегка запульсировало.
Грасиэла вдруг заметила, что невольно разинула рот, и резко закрыла его. Ну конечно, Стрикленду это все известно. Он ведь в «Содоме» не такой, как она, новичок, который чувствует себя неловко и которого надо спасать уже даже при самой первой встрече с противоположным полом.
Ее разочаровывало и смущало то, что она не могла как-то лучше справиться с положением, в котором она сейчас оказалась. Эта неоднозначная ситуация буквально вынуждала ее обратиться в бегство, но при этом ей нужно было любым способом избежать встречи со своим пасынком.
Маркус.
Ее взгляд оторвался от парочки, совокупляющейся на кровати. Она посмотрела поверх плеча лорда Стрикленда и увидела, что вглубь помещения, держа руки за спиной и ничуточку не колеблясь, идет ее пасынок. То, что граф попытался скрыться здесь от него, не остановило Маркуса. Он пошел вслед за ними.
– Не смотрите в его сторону, – еле слышно сказал ей на ухо Стрикленд. – Если только не хотите, чтобы он вас узнал.
Она кивнула, но не смогла удержаться от того, чтобы не бросить в сторону Маркуса еще один взгляд, прежде чем полностью отвернуться от него.
– Стрикленд! – позвал Маркус.
– Тсс-с!..
Дамы, сидящие на диванчике, уставились на ее пасынка.
Он, взглянув на них, нахально усмехнулся.
Грасиэла, увидев, что Маркус направился к ней и Стрикленду, уселась поглубже на диване, надеясь использовать графа в качестве щита, который закроет ее от Маркуса.
Прильнув сбоку к Стрикленду, она прошептала:
– Он идет сюда.
Граф повернулся, теснее прижался к ней своим телом, тем самым еще сильнее вдавив ее в диван так, чтобы она была не очень заметной. Его руки очень аккуратно обхватили ее туловище. Она посмотрела на него, и их взгляды встретились.
– Не говорите вообще ничего.
Она сжала губы, несмотря на то, что сомневалась, что сможет произнести еще хотя бы слово. У нее возникло такое ощущение, как будто ей на грудь свалился тяжеленный камень-валун и из-за него она уже не может ни вдохнуть, ни выдохнуть. То, что Стрикленд прижался к ней своим телом, буквально лишило ее дара речи.
Она уже бывала физически близка к нему раньше. Даже один раз танцевала с ним. Но на этот раз все было, несомненно, совсем по-другому. Так, как будто они вдвоем оказались внутри какого-то пузыря. Только они вдвоем. И он был в этом пузыре повсюду вокруг нее. Пусть даже такое и было невозможным. Его грудь и руки как бы обволакивали ее со всех сторон. От его тела исходило тепло. Она вздохнула. «Dios ayúdame» [4]. Он пах так приятно!
Она знала, что эта их близость друг к другу является вынужденной. Лорд Стрикленд пытался спрятать ее от пасынка. И она была ему за это благодарна. Очень благодарна. Пусть даже она и чувствовала, что может в любой момент потерять над собой контроль.
– Пытаешься попридержать свою находку для себя одного, да?
Знакомый голос пасынка, пусть даже и слегка измененный под воздействием алкоголя, вызвал у нее прилив паники. Грасиэла украдкой посмотрела на него, когда он остановился позади Стрикленда и навис над нею и графом.
Подавив в себе рвущееся наружу всхлипывание, она положила голову на плечо графа и тем самым скрыла свое лицо, очень сильно желая, чтобы того, что сейчас происходит, не происходило.
Затем она слегка повернула лицо на округлом плече графа, радуясь тому, что он спасает ее от встречи лицом к лицу с ее пасынком, стоящим сейчас всего лишь в нескольких футах от нее. А еще она радовалась и кое-чему другому. В отличие от множества мужчин из светского общества он носил одежду без подкладки, и это давало ей возможность хорошо почувствовать своим лбом крепкие мышцы широкого плеча. Его тело было хорошо сложенным, и у нее промелькнула мысль: а как, интересно, он выглядит под вот этой одеждой?
С ее стороны было весьма неуместно думать о нем в подобной манере, но такие мысли тем не менее роились в ее мозгу. «Наверное, это все из-за этого заведения». Из-за того, что она видела и слышала в этой комнате. И все еще слышит. И чувствует. В воздухе буквально витал запах интимной близости.
Это должно было бы вызвать у нее отвращение. Должно было бы вызвать. Но не вызвало. Вместо этого ее тело стало пульсировать, его охватил какой-то болезненный жар. У нее как будто бы началась лихорадка.
Она почувствовала на своем виске дыхание графа, а затем и прикосновение его губ, которые зашевелились, когда он стал отвечать Маркусу:
– Так в этом и заключался смысл прихода сюда, разве не так? Мы пришли сюда, чтобы каждый получил какое-то удовольствие.
Граф говорил тихо, и ей казалось, будто ветерок обдувал ее кожу, но при этом его слова прозвучали достаточно отчетливо для того, чтобы ее пасынок их услышал.
А еще ей показалось, что, произнося эти слова, Стрикленд обращался не к Маркусу, а к ней.
Приоткрыв губы, прижатые к тонкой материи его одежды, она хрипло вздохнула. По ее коже побежала дрожь, которая дошла до ее грудей, и соски напряглись, жаждая удовлетворения.
– Да, именно так, – сказал Маркус, и его бесстрастный голос показался ей таким похожим на голос ее покойного мужа, что у нее во рту появился кислый привкус.
Если бы она не знала, что это говорит именно Маркус, то вполне могла бы подумать, что слышит голос покойного герцога. Эта мысль могла бы остудить ее неуместное возбуждение, но как раз в этот момент Стрикленд положил свою ладонь ей на затылок. Его длинные пальцы проникли в ее полураспущенные волосы и пошевелили копну, так что они полностью распустились и упали ей на шею и плечи. Она осознавала, что он сделал это только для того, чтобы еще лучше скрыть ее, но, с другой стороны, это показалось ей довольно эротичным и смелым. Мышцы ее живота невольно напряглись, когда сильные пальцы графа погладили ей волосы на затылке.
Даже ее муж – и тот не удосуживался прикасаться к ее волосам. Когда дело доходило до интимной близости, он всегда действовал очень быстро. Прикосновений было мало, причем большей частью он касался ее ниже уровня талии. Грасиэла полагала, что она сама в этом виновата, – полагала так потому, что он ей об этом говорил. Да, он заявлял ей бесчисленное число раз о том, что она недостаточно смелая и активная. Недостаточно возбуждающая. «Ты как какой-то труп, Грасиэла». После такой реплики было уже трудно должным образом настроиться на интимную близость.
Она закрыла глаза, чувствуя, как подушечки пальцев Стрикленда касаются ее затылка, гладят, надавливают. Эти прикосновения подействовали на ее мышцы расслабляюще.
Тяжелое тело опустилось на диван с другой ее стороны, придавив диванные подушки. Ей было понятно, кто это. Маркус. Чтобы это понять, ей даже не нужно было на него смотреть: ей подсказал возникший в животе болезненный спазм. Она вся напряглась, тут же позабыв о тех ощущениях, которые вызвали у нее близость и приятный запах Стрикленда.
Ее пальцы вцепились в руки Стрикленда – так, как будто она нуждалась в том, чтобы ее поддержали и не дали ей упасть.
«Нет, нет, нет. Пожалуйста. Этого всего сейчас не происходит. Не позволяйте этому произойти».
Движения парочки на кровати стали более быстрыми, а издаваемые мужчиной и женщиной звуки – более громкими.
Она вдруг почувствовала головокружение. Она оказалась зажатой. Оказалась физически зажатой между Стриклендом и Маркусом.
Она подняла голову повыше и уткнулась носом в шею графа. Ее губы были все еще приоткрытыми, и она чувствовала солоноватый вкус его разгоряченной кожи. Проведя по ней губами, она задрожала: кожа на его шее была такой теплой и привлекательной! Несмотря на страх, терзающий ее сейчас, у нее возникло какое-то странное – и очень сильное – желание провести по его коже языком, чтобы получше ощутить ее вкус.
К обнаженной коже на ее правом плече прикоснулись пальцы. Прикоснулись лишь слегка, но она сильно вздрогнула. Это были пальцы не Стрикленда: ведь обе его руки уже прикасались к ней. Значит, это были пальцы Маркуса. Она почувствовала, как к ее горлу подступила желчь. Ее пасынок прикоснулся к ней. Ей сейчас станет дурно.
– Пожалуйста… – прошептала она Стрикленду, хотя и осознавала, что он, скорей всего, не услышит ее шепота.
Пальцы Маркуса, ощупывая ее, медленно скользнули вниз по линии ее плеча.
Грасиэлу охватила дрожь. Ей необходимо как-то остановить его. Она знала, что у него возникнет такое же чувство отвращения, как у нее самой, если он вдруг узнает, что прикасается подобным образом к своей мачехе.
Она приподняла голову, тем самым уже едва не выдавая себя. Но какой у нее в данный момент имелся выбор?
Она не могла позволить этому продолжаться, потому что он сейчас начнет прикасаться уже не только к ее плечу.
Внезапно раздавшийся голос Стрикленда заставил ее слегка вздрогнуть:
– Извини, Отенберри. Она – только моя.
Затем, прежде чем она осознала, что он делает, Стрикленд приподнял ее и усадил себе на колени. При этом он расположил ее так, что она села на его колени как бы верхом и ее юбки легли вокруг ног молодого человека. Чтобы удержать равновесие, ей пришлось положить ладони на его плечи.
В таком положении ее лицо оказалось выше, чем его лицо. Ее волосы спускались каскадами вокруг ее наклоненной головы, скрывая ее лицо от сидящего рядом Маркуса.
Она заметила блеск в выразительных голубых глазах Стрикленда, которые, казалось, смотрели куда-то глубоко внутрь нее. Когда она стала рассматривать его, скользя взглядом сверху вниз, все остальное, что ее окружало, как бы затуманилось. Звуки, издаваемые совокупляющейся парочкой, стали более тихими.
Она почувствовала, как к ее ушам прилила кровь, когда его ладони проскользнули под завесу ее волос и прикоснулись к ее лицу. Эти широкие ладони чиркнули по нежной коже ее щек, и большие пальцы стали скользить туда-сюда.
Он пристально посмотрел на нее и тут же отвел взгляд. Точнее говоря, они как бы быстро обменялись взглядами, а затем он притянул ее лицо к своему лицу. Когда их губы соприкоснулись, ощущение было таким сильным, что по ее телу пробежали ледяные мурашки. На какое-то коротенькое мгновение в голову пришла мысль, что ей надо бы оттолкнуть его от себя.
Но затем эта мысль улетучилась.
Грасиэла уже очень давно не целовала мужчину.
Она почувствовала себя молоденькой девушкой, и ее губы, задрожав, робко ответили на его поцелуй. Она как будто бы целовалась впервые в жизни. И во многих отношениях именно так оно и было. Этот поцелуй совсем не был похож ни на те целомудренные поцелуи, которыми она обменивалась с сыном пекаря до того, как вышла замуж, ни на те поцелуи, которыми ей доводилось обмениваться позднее со своим мужем. Отенберри никогда не уделял много внимания поцелуям.
А еще на нее очень сильно подействовало то, что она сейчас сидела на нем как бы верхом. Ее бедра были широко разведены и обхватывали его бедра, а юбки обволакивали его колени. Положение их тел было более чем интимным. Она ощущала своим телом тепло его тела. А еще она чувствовала в себе странную силу, но при этом осознавала, что лишь одним щелчком пальцев он мог эту ее силу у нее отнять.
Ее пальцы медленно сгибались и разгибались на верхней части ее груди – так, как будто не знали, куда им двигаться и что делать. Да, ей показалось, что ее руки обладают своей собственной волей. И им не хотелось его отталкивать.
Его губы были мягче, чем она предполагала. Она ощутила на своих губах их теплоту, давление и сладость.
Ее пальцы скользнули вверх и прикоснулись к его плечам.
Его пальцы в ответ крепче сжали ее волосы. Он чуточку подался назад, и его губы очень тихо произнесли слова, расслышать которые смогла только она одна:
– Поцелуйте меня. И сделайте это так, чтобы это выглядело как настоящий поцелуй.
«Как настоящий поцелуй».
Он сказал это потому, что все, что сейчас происходит, – ненастоящее. Для него – ненастоящее.
Ему, видимо, вовсе не хотелось делать все это с ней. Осознание этого подействовало на нее и облегчающе и, как ни странно, разочаровывающе. Она отогнала от себя мысли о разочаровании и сконцентрировалась на чувстве облегчения. Если ей необходимо устроить убедительный спектакль, то так тому и быть. Она пришла сюда сегодня вечером, чтобы пожить, чтобы испытать то, чего в ее жизни уже так долго не было, чтобы ее жизнь – и в настоящий момент, и в будущем – не была уже больше бесконечным потоком какой-то серости.
Она вздохнула, а затем еще крепче вцепилась в его плечи и прижала свои губы к его губам, наконец-таки целуя его в ответ.
Он, реагируя на это, наклонил своей рукой ее голову так, чтобы можно было целовать ее покрепче. Затем он перехватил инициативу и стал целовать ее губами и языком, слегка прикасаясь зубами к ее зубам. Все, что она могла при этом делать, – так это дышать носом и стараться не потерять сознания от нахлынувших на нее бурных ощущений.
Грасиэла выпустила его плечи и обхватила руками его туловище, как бы цепляясь за него по мере того, как она летела в пропасть охвативших ее чувств.
Они слегка двигались. А точнее, двигалась она одна.
Она не замечала, что раскачивается, сидя на нем. Она не замечала этого, потому что сосредоточилась на ощущении его языка у себя во рту и его пальцев у себя в волосах. Она не открывала глаз. Она не замечала ничего, кроме него.
Она слегка охнула, когда он опустил руку на ее бедро и переместил ее тело так, чтобы ее промежность оказалась как раз напротив его напрягшегося мужского органа.
Его губы стали более агрессивными и буквально атаковали ее губы. Ее еще никогда не целовали так крепко. И так тщательно. Ей показалось, что он находится повсюду вокруг нее, а ведь это был всего лишь поцелуй. «Dios mío». Интересно, какой была бы… настоящая близость с ним?
«Ты этого никогда не узнаешь, потому что то, что сейчас происходит, – это всего лишь имитация».
Однако помнить об этом стало очень трудно после того, как он приподнял свои бедра и прижал их к ее бедрам. Было трудно помнить, что все это всего лишь мистификация, когда она начала стонать и давить нижней частью живота вниз, на твердый выступ у него между ногами.
Он стал целовать ее еще крепче, а она продолжала раскачиваться и тереться об него, пока ей уже не захотелось сорвать с себя и с него одежды. Она не хотела, чтобы между ними находились какие-то барьеры. Ей хотелось, чтобы их тела вообще ничего не разделяло. Ей хотелось ослабить то напряжение, которое он в ней вызвал. Ей показалось, что в ее животе сжалась какая-то пружина. Из нее стали вырываться какие-то дикие звуки, которые он гасил своими губами. Это было мучением. Восхитительным мучением.
Рядом с ней послышалось хихиканье.
– Если ты не хочешь делиться, тогда тебе лучше найти себе отдельную комнату, потому что, черт меня побери, я распаляюсь, глазея на вас двоих.
Английский, возможно, и не был ее родным языком, но Грасиэла без труда поняла смысл слов Маркуса, пусть даже они и показались ей невероятными из-за того, что их произнес ее пасынок, которого она знала на протяжении более чем половины его жизни. И почти половины ее жизни. В ее присутствии он всегда вел себя исключительно как джентльмен. Возможно, она его толком не знала. Как не знала толком и его отца. Не знала до тех пор, пока уже не стало поздно, то есть пока она не произнесла брачный обет.
Грасиэла, ахнув, полностью вернулась к реальной действительности, все еще сидя верхом на коленях лорда Стрикленда. Ее широко раскрытые глаза увидели его – не менее широко раскрытые – глаза, и она поспешно прижала пальцы к своим подрагивающим губам.
Чары развеялись.