Сладкое желание

Глава 5

Колин сказал самому себе, что этот поцелуй – всего лишь уловка с целью заставить Отенберри подумать, что он, Колин, серьезно увлекся этой женщиной и не желает делиться ею ни с кем. Целовать ее сейчас означало защищать ее. Оберегать ее.

Вообще-то это означало защищать не только герцогиню, но и Отенберри. Он знал, что его друг отнюдь не обрадуется, если обнаружит ее здесь. Он знал это точно так же, как и то, что ей отнюдь не хочется, чтобы ее пасынок узнал в этой вот женщине ее. Так что уберечь нужно было их обоих. Уберечь от потенциально неприятной ситуации. Он старался для них, а не для самого себя.

А потому он мысленно сказал себе, что ничего в этом поцелуе не было настоящим и что он аж никак на него не подействовал.

К сожалению, он никогда не был искусным лжецом, а уж тем более не умел обманывать самого себя. В действительности этот поцелуй очень даже на него подействовал. Возникшая у него эрекция являлась тому подтверждением.

По правде говоря, за прошедшие годы ему в голову частенько приходили неуместные мысли относительно герцогини Отенберри. Будучи по натуре пылким мужчиной, он считал, что она была как раз в его вкусе. Знойные темные глаза и темные волосы. Тело с красивыми очертаниями и очень даже выпуклыми формами. Когда она что-то говорила, ему казалось, что ее голос как бы ласкает его кожу.

Он, конечно же, старался не давать своей фантазии уж слишком много воли, но…

Он был всего лишь мальчиком, когда впервые увидел ее, и она дала его богатому воображению много поводов разыгрываться в годы его юности, когда он лежал ночью в постели. Он был уверен, что угодит из-за этого после смерти в преисподнюю. Она ведь была мачехой его лучшего друга. А еще она была замужней женщиной и находилась далеко за пределами имеющихся у него реальных возможностей. Чем больше он взрослел, тем лучше ему удавалось отгонять от себя такие мысли.

И вот теперь, целую вечность спустя, она сидит здесь и сейчас верхом на его коленях. И она уже не замужем.

Хотя светловолосые женщины с молочно-белой кожей и васильково-синими глазами считались брильянтами общества и пользовались популярностью, лично он отдавал предпочтение совсем другому типу женщин. Такому, какой в лондонском обществе был отнюдь не распространенным. И герцогиня Отенберри соответствовала его вкусу ну просто идеально.

Он, конечно же, всегда скрывал и подавлял в себе свое влечение к леди Отенберри. Само собой разумеется, ему никогда бы даже и в голову не пришло начать действовать в соответствии со своими импульсами. У него имелась своя собственная честь, и флирт с мачехой его лучшего друга явно противоречил бы имеющимся у него представлениям относительно чести.

Однако сегодня вечером, в тот момент, когда его губы прикоснулись к ее губам, стало уже больше невозможно вести себя по отношению к ней сдержанно. И он теперь сомневался, что это когда-либо снова станет возможным. Все мысли о соблюдении правил его кодекса поведения джентльмена куда-то улетучились. Колин уже не мог думать о неправильности своих действий после того, как почувствовал, какая она сладкая. Ее губы были идеально нежными, и их прикосновение к его губам было таким приятным! Тот самоконтроль, при помощи которого он сдерживал себя все эти годы, вдруг показался ему… совсем не нужным.

Он вкусил ее, и теперь уже никогда не сможет повернуть назад. Сделать все таким, каким оно было раньше, уже не получится. Он хочет ее.

– Никогда не считал тебя эксгибиционистом, Стрикленд, а я ведь знаком с тобой уже много лет, – сказал Отенберри, тем самым невольно напоминая Колину, почему он и Грасиэла вдруг перестали целоваться: она услышала его, Маркуса, голос. Впрочем, именно Отенберри стал ранее причиной того, почему они начали целоваться, но для Колина это было неважно. Важно было то, что из-за Маркуса они остановились. У Колина из-за этого даже возникло желание встать и ударить своего друга.

Граф оторвал взгляд от женщины, сидящей у него на коленях, и перевел его на Отенберри. Тот приподнял темную бровь, желая услышать ответ.

– А я и не эксгибиционист, – сказал Колин в ответ, и это было правдой.

Отенберри показал рукой на то, что их сейчас окружало:

– Тем не менее ты выбрал именно это заведение.

Колин окинул взглядом комнату и на пару секунд уставился на мужчину и женщину, рьяно занимающихся тем, чем он сам очень хотел бы заняться с женщиной, сидящей у него на коленях. Его телу было наплевать на то, кто она такая, – оно жаждало войти в нее.

Переведя взгляд обратно на своего друга, он увидел, что Отенберри снова таращится на Грасиэлу. Ее лицо, к счастью, было все еще скрыто темными густыми волосами, но Отенберри уже протягивал к ней руку, как будто хотел откинуть ее рассыпавшиеся по плечам волосы в сторону.

Колин обхватил Грасиэлу руками за талию и, вставая, приподнял ее вверх и в сторону, так чтобы она оказалась вне зоны досягаемости руки Отенберри. А еще он закрыл ее своим телом и держал ее так, чтобы ее лицо было скрыто от назойливого взгляда Отенберри.

– Позволь нам побыть наедине.

В глазах Отенберри блеснуло понимание, и он, вновь окинув взглядом комнату, произнес:

– Ну ладно, я, пожалуй, найду для себя собственное развлечение.

– И правильно сделаешь.

Колин не стал продолжать этот разговор. Обхватив Грасиэлу руками, он чувствовал, как она дрожит. Ему необходимо увести ее отсюда. Вся эта ситуация стала такой затруднительной, что нужно было побыстрее из нее выпутаться.

Держа женщину за руку, он повел ее прочь из комнаты. Она охотно пошла за ним. Когда они вдвоем вышли в коридор, дверь за ними тихонько закрылась и доносившиеся изнутри звуки стихли.

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Он еще никогда не видел ее такой – с растрепанными, свободно ниспадающими ей на плечи волосами и со слегка припухшими от поцелуев губами. Его поцелуев.

Ее широко раскрытые темные глаза казались остекленевшими, когда они уставились на него. Она как будто бы не знала, как ей выбраться из всего того, что только что произошло.

А вот у него имелась очень даже замечательная идея относительно этого происшествия, которая включала в себя поиск какой-нибудь подходящей кровати. Найти таковую в этом заведении было бы не очень трудно.

Однако уже в следующее мгновение его охватило чувство разочарования, потому что он осознал, что такого произойти не может. Одного лишь взгляда на нее, уже оглядывающуюся по сторонам с таким видом, словно она ищет ближайший выход из этого заведения, было достаточно, чтобы понять: сейчас о кровати можно даже не заикаться. В течение нескольких быстротечных мгновений она, возможно, и отвечала на его поцелуй, но никакого продолжения с ее стороны не последует.

Он взял ее за запястье и потянул за собой:

– Пойдемте.

Она поспешила вслед за ним.

Он попытался подавить чувство разочарования и напомнил себе о том, кто она. Она – леди, к которой он всегда относился с должным почтением. Относился так, как относятся к матери своего друга.

Однако отныне, когда бы он на нее ни посмотрел, она всегда будет для него уже кем-то другим. Она будет для него женщиной, с которой он целовался. Женщиной, которая, как он уже знает, приходила в «Содом». Мысль об этом становилась для него навязчивой.

Сколько раз она уже бывала здесь? Скольких мужчин она уже завлекала к себе в постель? И почему ему хочется убить их всех – всех до одного?

Он, похоже, рассердился и шел настолько быстро, что она едва поспевала за ним. Юбки шлепали ее по лодыжкам, а пальцы сжимали его руку, которой он держал ее за ладонь.

– Куда вы меня ведете? – наконец спросила она, тяжело дыша.

– Я никуда вас не веду. Я просто вывожу вас из этого заведения, – скороговоркой ответил он.

– А-а.

Она тут же стала мысленно ругать себя за то, что произнесла это дурацкое междометие. Оно прозвучало так, как будто она, Грасиэла, разочарована.

– Это ведь то, чего вы сами хотели и о чем вы меня попросили, – напомнил Стрикленд, слегка сжимая пальцами ее ладонь и бросая быстрый взгляд через плечо в сторону комнаты, в которой он только что вызвал у нее так много эмоций. – Разве не так?

Грасиэла поспешно закивала:

– Да.

Она ведь и в самом деле попросила его об этом, когда заметила в коридоре Маркуса. До того, как Стрикленд завел ее в ту комнату. До того, как он ее поцеловал.

Поцелуй. Каким бы нелепым это ни было, ей теперь казалось, что отныне ее жизнь можно разделить на две части: до того, как она поцеловала лорда Стрикленда, и после того. Потому что этот поцелуй многое изменил. Она вдруг почувствовала себя другой. Совсем другой.

Ее губы все еще трепетали, а в теле по-прежнему чувствовалось тепло в местах, к которым он прикасался и которые, как ей казалось, никогда раньше не испытывали подобных ощущений. А если учесть, что она была вдовой и знавала прикосновения мужчины, то новизна этих ощущений значила очень и очень многое.

Она сделала глубокий вдох. Ей было необходимо побыстрее расстаться со Стриклендом, чтобы оказаться наедине с собой и поразмыслить над тем, что означало для нее это изменение.

Он повел ее вниз по задней лестнице, то есть не по той лестнице, по которой она попала на второй этаж вместе с Мэри-Ребеккой.

– А вы пришли сюда одна? – спросил он с легким любопытством в голосе. Он спускался вниз по ступенькам, не выпуская руки Грасиэлы и увлекая ее за собой.

– Нет. Моя подруга…

– Леди Толбот? – предположил он, и в его голосе прозвучало не только любопытство, но и кое-что другое.

– Ну да. Откуда вы это знаете?

– Я видел ее здесь раньше, и мне известно, что вы с ней подруги. – Его губы расплылись в легкой улыбке. – Она сюда частенько захаживает.

– В самом деле? – пробормотала Грасиэла, злясь на него за эту его улыбку и все то, что она подразумевала. Мэри-Ребекка, похоже, была желанной и регулярной посетительницей «Содома». Грасиэла невольно почувствовала укол ревности.

Ей тут же стало интересно, целовался ли он когда-либо с Мэри-Ребеккой и понравилось ли ему целоваться с ней. Возможно, они делали и что-то более значительное, чем поцелуй. От Мэри-Ребекки вряд ли стоило ожидать, что она станет рассказывать ей, Грасиэле, буквально обо всех своих встречах в «Содоме». Мэри-Ребекка была красивой женщиной, да и Колин, без всякого сомнения, был по-своему очарователен, а потому ее подруга, конечно же, сочла бы его привлекательным.

Когда они дошли до первого этажа, Грасиэла покосилась на его мужественный профиль. А кто не счел бы его привлекательным? Если бы ее падкой на мужчин подруге выпала возможность побыть с ним, разве смогла бы она не воспользоваться этой возможностью?

Тем не менее мысль о том, что между ним и Мэри-Ребеккой могли быть какие-то интимные отношения, вызвала у нее большое неудовольствие. Она подавила в себе неожиданно возникшее острое желание дотронуться до своих губ, сохранивших жгучее прикосновение губ лорда Стрикленда. Это прикосновение оставило на них своего рода ожог на всю ее оставшуюся жизнь. Ожог от прикосновения его губ.

Когда он вдруг внимательно посмотрел на нее, ей подумалось, что она правильно сделала, что не стала прикасаться к своим губам. Ей совсем не хотелось, чтобы он увидел, что она притрагивается к своим губам, как бы смакуя воспоминания о его поцелуе. Нет, не хотелось. Ему не следует знать, какое сильное впечатление он на нее произвел. А иначе ему, пожалуй, придется подавлять в себе смех. Он, возможно, постоянно целуется с женщинами, и для него это ничего не значит. А поэтому и для нее это не должно ничего значить.

Она займется тем, что станет прикасаться к своим губам и вспоминать о том умопомрачительном поцелуе лишь тогда, когда окажется в одиночестве.

Они остановились в узком вестибюле. В его дальнем конце виднелась потертая деревянная дверь, которая, должно быть, представляла собой вход для слуг или же для посетителей, которым была нужна бóльшая скрытность.

Он вздохнул:

– Я никогда не думал, что увижу здесь вас.

В выражении его лица читалось неодобрение.

По-видимому, он улыбался только от упоминания о частых приходах в «Содом» Мэри-Ребекки. Не Грасиэлы. Такого рода занятие было, похоже, не для нее.

Она сделала глубокий вдох через нос, явно чувствуя себя оскорбленной. Кто он такой, чтобы ее осуждать? Ее самая близкая подруга может быть здесь регулярно, а она, Грасиэла, – нет?

Он выпустил ее руку и направился к двери, предполагая, по-видимому, что Грасиэла пойдет вслед за ним.

Она подумала, что сейчас, наверное, подходящий момент для того, чтобы объяснить, что она зашла в «Содом» впервые в жизни, что ей здесь очень сильно не понравилось и что она уже больше никогда не захочет сюда прийти. Однако гордость заставила ее смолчать на этот счет.

Грасиэла пожала плечами:

– То, что мы знакомы уже много лет, еще не означает, что мы хорошо знаем друг друга, лорд Стрикленд.

Он остановился, снова повернулся и посмотрел на нее таким долгим тяжелым взглядом, что она, глядя в его серебристо-голубые глаза, подумала, что он похож на судью, который готовится вынести ей суровый приговор.

– Я теперь лорд Стрикленд, да? Вообще-то, вы раньше называли меня Колин.

Да, это верно, она частенько называла его по имени. Однако сейчас, в данной ситуации, называть его по имени показалось ей неуместным – это ведь стало бы свидетельством того, что они сблизились.

– Мы поцеловались, и я вдруг стал лордом Стриклендом.

В его голосе прозвучала насмешка. Грасиэла предпочла не обращать на нее внимания.

Ну вот, он это сделал. Он упомянул поцелуй. Назвал то событие, которое стало в этот вечер ключевым и которое теперь проигнорировать нельзя. Она вздохнула. Возможно, это и к лучшему. Им необходимо обсудить происшедшее и во всем разобраться.

Она нервно сглотнула и осмотрелась по сторонам. Пространство, где они стояли, вдруг показалось ей удушливо маленьким.

– Насчет этого поцелуя… – начала она. – Я благодарна вам за то, что вы сделали… за то, что вы помогли мне, но нам необходимо забыть о том, что такое когда-то происходило.

Она ожидала, что на его лице появится выражение облегчения. Она ведь сейчас предоставляла им обоим возможность найти выход из этой затруднительной ситуации. Они попросту вернутся к тому, что было раньше. И будут делать вид, что ничего не произошло.

Он подошел поближе, и это смутило ее. Особенно из-за того, что ей теперь пришлось смотреть в его глаза и видеть то выражение, с каким они смотрели на нее. Обычно взгляд графа был добрым, в нем чувствовались обходительность и любезность. Ну прямо-таки взгляд идеального джентльмена!

Но вот сейчас его голубые глаза сверкали, когда он смотрел на нее. И он уже не был похож на джентльмена. Он скорее походил на коварного пирата из какого-то романа. Воздух в тесном пространстве вокруг них, казалось, заискрился. Грасиэла почувствовала себя угодившей в ловушку – как будто она оказалась в клетке с непредсказуемым зверем, который вдруг может укусить ее.

– Разве вам не понравилось это, Эла? – Его голос прозвучал подобно далекому, чуть приглушенному раскату грома. – Что ж, вы смогли ввести меня в заблуждение.

У нее зачесалась кожа возле глаз. Она сделала глубокий вдох через нос и попыталась не обращать внимания на его близость к ней. А еще на то, что они сейчас наедине. Здесь нет Маркуса, который мог бы помешать им. Здесь нет незнакомцев, которые находились в том салоне и отвлекали на себя их внимание, – что, впрочем, не помешало им обняться и поцеловаться, испытав при этом довольно сильные чувства. Кто знает, что может произойти между ними, когда они находятся наедине, в полном смысле этого слова? Это была не очень хорошая ситуация для женщины, которая решила только этой ночью – и никогда больше – немножко пожить, найдя для себя какие-нибудь приключения. Между ними сейчас могло произойти что угодно. В ее животе что-то сжалось. Все порочные сцены, которые Грасиэла увидела сегодня вечером, стремительно промелькнули перед ее внутренним взором. Очистить. Нужно очистить от них свою память.

– Я – мачеха Маркуса.

Это робкое напоминание она произнесла очень тихим голосом.

Он пожал плечами:

– Ну и что? Маркусу необязательно об этом знать.

Она впилась в него взглядом, пытаясь понять, что он предлагает.

– Вы имеете в виду…

Он указал пальцем на нее и себя:

– Ему необязательно знать о том, что происходит между нами.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы в полной мере осознать смысл его слов.

– Вы предлагаете…

– Я предлагаю, чтобы были «мы», – сказал он. – Вы и я.

Она громко рассмеялась. Ее нервы были перенапряжены, и она попросту не смогла удержаться от смеха: то, что он предлагал, показалось ей весьма нелепым.

Он нахмурился:

– Я не шучу. Вы ведь именно ради этого пришли сюда сегодня вечером, разве не так? Вы пришли в «Содом», чтобы найти мужчину, который разделил бы с вами ложе?

Как он сумел догадаться о ее мотивах и так точно определить их?

– Я… я…

– Человека приводит в «Содом» отнюдь не одно лишь любопытство. – Он говорил таким ровным и спокойным голосом, как будто разъяснял ей какую-то простенькую концепцию. – Люди приходят сюда, когда они ищут что-то… хотят чего-то. Или кого-то.

Лорд Стрикленд уставился на нее с выжидательным видом.

Она сглотнула, изо всех сил желая найти в себе силы отказаться от этого предложения, но тут перед ее мысленным взором промелькнуло лицо Эванджелин. Когда-то ее подруга была живой и энергичной, но уже ушла из жизни и теперь лежала глубоко под землей.

Грасиэла знала, что в конце концов такая же судьба ждет и ее. Смерть приходит ко всем. А ей попросту хотелось пожить еще перед тем, как это произойдет, хотелось насытиться всеми теми земными радостями, которые предлагает жизнь, до того как наступит неизбежный день.

Пока что палитра ее существования состояла всего лишь из нескольких цветов, и бóльшая часть из них была связана с ее дочерью. Клара была единственным источником ее радости и давала ей цель в жизни и в течение блеклых лет ее замужества, и в течение всех тех лет, которые прошли после того, как она похоронила мужа.

Колин был прав.

Она пришла сюда, потому что чего-то хотела. А точнее, кого-то. Возможно, «хотела» было даже не совсем правильным словом. Она нуждалась в том, чтобы найти цветá и наполнить ими свою жизнь. Глядя на симпатичное лицо Колина, она уже вот-вот была готова поверить в то, что он как раз был таким любовником, которого она искала здесь, в «Содоме».

Однако для нее было абсурдным полагать, что такой молодой и крепкий мужчина в расцвете лет, как он, такой красивый и привлекательный, еще не женившийся и не ставший отцом, может стать любовником, который ей подходит. Он мог подыскать себе кого-нибудь среди молодых женщин. У него имелось так много вариантов! С ее стороны было уж слишком самонадеянным полагать, что ему интересна именно она.

Грасиэла слегка покачала головой:

– Лорд Стрикленд, я для вас уже слишком стара.

Он посмотрел на нее долгим взглядом и сказал:

– Это ваша отговорка? Вы лишь ненамного старше меня, Эла.

– На шесть лет.

– Пустяки.

Она покачала головой:

– Вам следовало бы обратить внимание на тех молоденьких девушек, которые недавно стали выходить в свет. Выбрать одну из них. Жениться на одной из…

– Я вовсе не предлагаю вам выйти за меня замуж, Эла, – перебил он ее.

Молодой человек усмехнулся, произнося эти слова, – так, как будто уже сама мысль о том, что он женится на ней, которая была старше его и которая уже вышла из возраста, когда рожают детей, была забавной шуткой. Ее лицо зарделось от охватившего ее стыда.

Ну да, это всего лишь шутка.

Однако его следующие слова заставили ее насторожиться. Он уже не усмехался:

– То, что я вам предлагаю, – это, конечно же, любовная связь.

– Да, конечно же, – эхом ответила она, вдруг почувствовав у себя в душе пустоту. Она осознавала, что любовная связь – единственное, что когда-либо может между ними возникнуть, но тем не менее это отнюдь не ослабляло охватившую ее горечь. Она годилась только для поспешных совокуплений, не более того. Между ними не может быть ничего достойного. Пустая, бессодержательная любовная связь – вот и все, на что она могла рассчитывать. Касаясь одной рукой стены, Грасиэла обошла его и направилась к двери.

У нее за спиной раздались шаги: он пошел вслед за ней. Она поспешно открыла дверь и вышла наружу, где ее ждали ночная темнота и холодный воздух. Такой воздух благоприятно подействовал на ее перегревшееся тело. Она приподняла подбородок и глубоко вдохнула.

Перед ней, вдоль длинной стороны здания «Содома», тянулась какая-то улица, и Грасиэла посмотрела сначала в один ее конец, а затем в другой. Даже в это позднее время по улице проезжали кареты. Это была весьма оживленная часть города, в которой находились несколько игорных домов и клубов.

Она подняла руку, подзывая к себе наемный экипаж и не дожидаясь, когда Колин потрудится найти его для нее. Единственное, чего ей в данный момент хотелось, так это поскорее приехать домой и лечь в постель. В одиночестве.

Колин подошел и встал рядом с ней.

– Эла, я вовсе не имел в виду ничего оскорбительного. Мы знаем друг друга уже много лет, и я не смог бы…

Она опустила руку и повернулась к нему. То облегчение, которое она испытала, выйдя наружу, тут же улетучилось. Она задрожала от холодного, сырого воздуха.

– Несмотря на многолетнее знакомство, мы друг друга толком не знаем, милорд. Я не вижу причины, по которой нам следовало бы изменить такое положение вещей.

Ему на лицо падал свет от находящегося рядом уличного фонаря, и она заметила, как он сжал челюсти.

– Думаю, что я знаю вас достаточно хорошо, Эла.

– Нет, лишь самым поверхностным образом, – возразила она.

Его, похоже, охватил гнев. Это было странно. Грасиэла всегда знала его исключительно как любезного молодого человека, но сегодня вечером ей довелось увидеть графа Стрикленда в разных эмоциональных состояниях, и ни одно из них она не стала бы ассоциировать с понятием «любезность». И это делало его довольно опасным человеком – таинственным симпатичным персонажем из какого-то готического романа, в котором героиня долгое время не знает, герой он или негодяй.

– Значит, я для вас всего лишь незнакомец? – с вызовом спросил лорд Стрикленд, подходя чуть ближе и становясь похожим на какую-то надвигающуюся стену пульсирующей энергии, которая обожгла бы ее, Грасиэлу, если бы у нее хватило глупости к ней прикоснуться.

Женщина скрыла охватившую ее неловкость и с безразличным видом пожала плечами.

– Значит, это не то, что вы искали? – продолжал вопрошать Стрикленд твердым голосом. Затем он протянул руку и провел пальцем по ее подбородку, как бы обозначая контур маски. – Вы хотели мимолетной интимной связи инкогнито? Хотели встретиться с кем-то, кто снял бы напряжение у вас между ног, чтобы затем вы могли вернуться к своей добропорядочной жизни герцогини Отенберри, как будто такого никогда и не было?

От волнения у нее перехватило дыхание.

Его слова были грубыми и резкими… но при этом отнюдь не лживыми. Хуже того, от них у нее и в самом деле возникло напряжение в промежности. Она впилась взглядом в его симпатичное лицо, и у нее в мозгу зазвучал жуткий одноголосый хор: да, да, да, да, да, да.

– Я могу быть таким мужчиной для вас, – добавил лорд Стрикленд. Когда он говорил, были видны его ровные белые зубы. – Я почувствовал это, когда вы сидели на мне и когда я целовал вас. Вам захотелось, чтобы я вошел глубоко в вас. – Он окинул ее похотливым взглядом, и она почувствовала, что у нее в животе что-то сжимается, дергается и переворачивается. – И это все еще можно сделать.

Она глубоко вдохнула, осознавая, что за разговор в такой манере ей следует дать ему звонкую пощечину.

В этот момент раздалось ржание лошади, запряженной в проезжающий мимо экипаж. Это напомнило Грасиэле об окружающем ее мире, и она решила, что не будет устраивать истерику и давать ему пощечину, как какая-нибудь разволновавшаяся девица.

Она подняла руку, и на этот раз к ней тут же подъехал стоявший неподалеку наемный экипаж. Кучер, соскочив на землю, открыл для нее дверцу.

Грасиэла подошла поближе к Стрикленду и коснулась рукой его груди – коснулась лишь слегка. Наклонившись вперед, она прошептала свой ответ ему на ухо, не обращая внимания на то, как сильно заколотилось ее сердце от такой физической близости к нему:

– Будьте уверены, что если у меня возникнет напряжение между ног, которое нужно будет снять, то я найду кого-нибудь другого – не вас, – кто бы это сделал.

Повернувшись, она устремилась внутрь экипажа, испытывая глубокое моральное удовлетворение. Он оскорбил ее – и она ему отомстила. Он оскорбил ее не столько своим предложением стать ее любовником, сколько той насмешкой, которая прозвучала в его голосе, когда он заявил, что вовсе не предлагает ей выйти за него замуж. Пусть он думает, что она станет искать себе другого мужчину. Может, и станет.

Она услышала, как граф сообщил кучеру ее адрес. Она откинулась на спинку сиденья и затаила дыхание в ожидании, когда экипаж тронется с места, чтобы увезти ее прочь от «Содома».

Всю дорогу до своего городского особняка Грасиэла сидела в напряжении и почувствовала себя в безопасности, только когда зашла внутрь покоев. Служанка Минни помогла ей раздеться и лечь в постель.

Уже лежа на огромном матрасе, укрытая покрывалами, она уставилась невидящим взглядом куда-то в пустоту.

Зимний ветер завывал за стеклами ее многостворчатого окна со стойками. Это были унылые звуки, но они подбодрили ее. Ведь они были для нее такими знакомыми. И находиться одной в постели – это тоже было ей очень даже знакомо.

Сегодня вечером ее впервые поцеловали за последние более чем десять лет.

Она стала вспоминать, как все это происходило. Буквально все – вплоть до тех резких слов, которые она произнесла, расставаясь со Стриклендом. С Колином.

Грасиэла подтянула колени к груди и свернулась в плотный клубочек. Лежа сейчас таким образом в постели, женщина представила себе, что бы произошло, если бы она приняла его предложение: он, наверное, орудовал бы у нее между ног – там, где сейчас и в самом деле возникло напряжение.

Ее рука скользнула в промежность и прикоснулась к женскому органу. Он показался ей горячим, и напряжение в нем было сильным и почти болезненным. Она аж застонала от неудовлетворенности. Хотя, вообще-то, это и было чем-то порочным, она все же стала ласкать саму себя, надавливая основанием ладони на свой женский орган и потирая пальцами маленький выступ, способный доставить немаленькое удовольствие. Она делала это, пока все ее тело не начало подрагивать, а дыхание стало быстрым и прерывистым. Она пыталась довести себя до оргазма, но он все никак не наступал. В конце концов она сдалась и почувствовала при этом такое разочарование, что едва не расплакалась.

Она убрала руку из промежности и перевернулась на спину. Ее дыхание было тяжелым и шумным.

Ей показалось, что она зависла над бездонной пропастью. После этого вечера она уже не могла быть такой, как прежде. Она находилась на грани совершения какого-то значительного поступка, и ей было необходимо решить, что же это будет за поступок.

Когда она была маленькой девочкой, папин смотритель – его звали Франсиско – брал ее с собой на рыбалку. Порой ей удавалось поймать рыбу, и она внимательно рассматривала ее, стараясь запомнить форму и блеск переливающегося брюшка, а затем аккуратно вынимала крючок из раскрытого рта и отпускала ее обратно в темные воды бухты. Ей вспомнился сейчас голос Франсиско и его слова: «У каждого существа есть свои ограничения. Рыба, например, не может жить на суше. Выясни, без чего не можешь жить ты, mi niña, и затем никогда не отпускай это от себя».

К сожалению, Грасиэла до сих пор еще толком не знала, без чего же она не может жить. Она в своей жизни вышла замуж, похоронила мужа и перенесла несколько неудачных родов. Она знавала утраты и радость. Самым ярким лучом света в ее жизни была, конечно же, ее дочь.

Однако, как бы она ни любила дочь, Клара уже становилась взрослой и начинала от нее отдаляться. Было, конечно же, справедливо и правильно, что ее дочь найдет себе в жизни свою собственную дорогу. Хотя при мысли об этом сердце Грасиэлы болезненно сжималось, она осознавала, что расставание с Кларой – нечто неизбежное. Ей скоро придется отпустить от себя свою дочь. А потому Клара не может быть тем, без кого она, Грасиэла, не может жить. Ей скоро придется приучаться жить без Клары.

И она, Грасиэла, словно бы снова оказалась на берегу бухты, где она смотрела в воду, в которую только что выпустила рыбку, и ломала себе голову над тем, без чего же она не может жить.

Пришло время это выяснить.

Она, пожалуй, начнет с того, что заведет себе любовника.