Я поставил Шону на землю и увидел, как Стоун что-то говорит бармену и Бьюле. Она выглядит расстроенной. Не уверен, что именно он сказал, но он нагрубил ей. Могу поспорить.
Я почти не смотрел в её сторону весь вечер. У него нет причин быть засранцем. Раздражённый, я подошёл к Стоуну, когда он получил свой виски.
— Что ты ей сказал? — спросил я его, оборачиваясь, чтобы посмотреть на дом, в который зашла Бьюла.
— Я ничего ей не говорил, боже. Я заказывал сраный виски. Бог знает, мне нужно больше, чтобы справиться с этим. Куча элитного дерьма.
Он всегда ведёт себя так, будто сам не принадлежит этой же толпе. Не имеет такого же дома. Он такой же, как и мы, только он ненавидит это.
— Я видел тебя. Она уходила с видом, будто её ударили. Отвали, ладно? Она не делает ничего, чтобы заслужить такое.
Тогда Стоун усмехнулся и перевёл свой взгляд в сторону бармена, который, как я понял, слушал нас, делая мартини.
— Она, может, и работает, но для флирта тоже время находит. Я только что слышал, как этот парень пригласил её на свидание.
Что? Теперь я заметил парня. Он полностью завладел моим вниманием.
— Ты пригласил её на свидание? Она работает на трёх работах. Она не может ходить на свидания. — Как только я сказал это, я почувствовал себя придурком.
Его брови взмыли вверх.
— Правда? Я сказал ей, что у меня две работы. Она не упомянула, что работает на трёх. Чёрт, она и правда нечто.
Он впечатлён. В его глазах читается явное восхищение. Так и должно быть. Он умён. Любой умный мужчина пригласил бы Бьюлу на свидание. Скорее всего, её часто приглашают.
— Она согласилась? — спросил я.
— Ты нахрен издеваешься надо мной? — прорычал Стоун возле меня. — Что с тобой не так? Иисус, она же прислуга.
— Тебе нужны друзья получше, — сказал бармен, но Стоун проигнорировал его. Он не из тех, кто будет обращать внимание на чужое мнение.
— Я собираюсь найти её. — Мне не нужно оправдываться. Стоун будет ворчать по этому поводу, напоминая, что мне не следует бежать за ней, и будет прав. Но я всё равно последовал за ней. Она расстроена из-за того, что сказал Стоун. Я знаю.
— Да пофиг, — ответил Стоун.
Я был уже почти у двери, когда одна из работниц вышла с едой вместо Бьюлы. Она остановилась при виде меня.
— Что-то не так, мистер Ван Аллен?
— Где Бьюла?
Женщина нахмурилась.
— Я отправила её сменить обувь.
Сменить обувь?
— Зачем?
Она не выглядит довольной, разговаривая со мной, но пытается скрыть это.
— Потому что туфли, предоставленные ей вместе с униформой, на два размера меньше её собственного. Ей больно ходить.
Вот чёрт! Поэтому она хромает. Твою мать! Почему она ничего не сказала?
— Где она? — спросил я, заходя в дом, не дожидаясь ответа.
— Думаю, в своей комнате, сэр. — Услышал я её слова, пробираясь к лестнице, ведущей в комнату, в которой она спит.
Мне нужно было спросить её об этом утром, когда я увидел, как она хромает. Я был так повёрнут на том, чтобы держать дистанцию, что проигнорировал это. Она ничего не сказала. Как долго она носит туфли, которые ей малы? Это сделала Порция? У меня больше обуви, чем нужно любому мужчине, а она ходит здесь в дешёвых теннисных туфлях, которые ей даже не подходят по размеру. Именно поэтому я ей и не подхожу. Я эгоистичный и занят лишь самим собой. А ей нужна защита и кто-то, кто будет заботиться о ней.
Однако бармен недостаточно хорош. Он не может позаботиться о ней так, как она в этом нуждается. Он грёбаный бармен. Разочарованный собственными мыслями я рывком открыл дверь и стал спускаться вниз.
— Кто там? — голос Бьюлы прозвучал взволновано. Полагаю, никто раньше не спускался сюда.
— Это я, — сказал я ей, достигая нижней ступеньки и попадая прямо в комнату, где её кровать стоит рядом со стиральной машинкой и сушилкой.
Она стоит с одной туфлёй в руке, а второй на ноге. Её глаза широко открыты, кажется, она взволнована.
— Я собиралась сразу подняться. Мне просто нужно переобуться.
Увидев меня, она первым делом подумала, что ей нужно объясниться. Будто она сделала что-то неправильное. Каким же монстром она меня считает? Вёл ли я себя так, что она ожидает моего крика из-за смены обуви?
— Как долго ты носишь обувь, которая тебе мала? — спросил я, возвращая своё внимание к её ногам.
Она поджала пальцы на её босой ноге, но я смог увидеть волдыри, которые выглядят как синяки. Меня затошнило. Я позволял ей ходить весь день, работая и готовясь к сегодняшнему вечеру, чтобы я смог развлечь кучу своих друзей, пока её ноги выглядели вот так.
— Некоторое время, — сказала она голосом, который чуть громче шёпота.
— Как долго? — повторил я.
Она вздохнула.
— С тех пор как начала работать здесь.
Почти семь месяцев. Она работает в этих туфлях почти семь месяцев.
— Почему? Порция не спросила твой размер? — У Порции множество недостатков, но жестокость к работникам — не один из них. Она безразличная — да, но не жестокая.
— Они были новыми. Она только купила их для миз Шарлотты, прежде чем та уволилась. Они часть униформы. Она спросила, подойдут ли они, и я ответила «да». Она сказала, что я могу купить другие, если нет, но у меня не было на это денег. Я должна была убедиться, что о Хейди позаботятся, так что продолжала откладывать покупку новых. Думая, что растяну эти.
Ярость, разочарование и что-то ещё застучали в моей голове. Она самый самоотверженный человек из всех, кого я знаю. Она не заслуживает этого, этой дерьмовой жизни, которую ей предоставили, но она улыбается и живёт счастливо. Я слышал людей, которые жалуются по поводу их инвестиций, давления, которое на них оказывают родители, того, что они не могут поехать путешествовать, куда хотят. А здесь Бьюла делает всё возможное, чтобы заботиться о другом человеке, никогда не жалуясь.
Я указал на ванну.
— Залезай туда. Отмокай. Пусть ноги отдохнут. Я принесу тебе мазь, пластыри и мягкие носки. А сейчас отдыхай. Напусти чёртовой пены. Не спеши.
— Твоя вечеринка. Я нужна Монике наверху. Она дала мне подходящую обувь…
— Бьюла. Перестань. Мне нужно, чтобы ты перенесла свою сладкую маленькую задницу в ванну и лежала в ней с — мать их — пузырями. Долго лежала. Мне нужно, чтобы ты освободила свои ноги от работы и побаловала их. Или я, нахрен, с ума сойду.
Она стоит, застыв на месте. Мы смотрим друг на друга, а её глаза наполнены слезами. Не думаю, что смогу справиться с её слезами. Я и так на волоске. Я сам хочу раздеть её и уложить в ванну. Хочу купать её, прикасаться к ней, чувствовать её запах, потому что позволяю себе тонуть. Её невозможно не любить. Как я собирался с этим бороться?
— Я пойду и принесу тебе что-нибудь. А ты принимай ванну, пока меня нет. Я снова спущусь через час с тем, что уже называл. Ты просто… пожалуйста, полежи в ванне. У тебя есть гель для душа? Пена для ванны?
Она медленно покачала головой.
— У меня есть кусочек мыла.
— Позволь мне принести всё. Не залезай пока. Если, конечно, не хочешь, чтобы я пришёл и увидел тебя голой. Если так, я не буду возражать.
Её щёки покраснели, и она опустила голову.
— Я подожду.
Тогда я рассмеялся. Не глубоким смехом, потому что моё сердце всё ещё чертовски болит, из-за чего смех кажется ненастоящим. Но я рассмеялся.
— Я скоро вернусь. Сними вторую туфлю.
Я не стал ждать, пока она снова запротестует, а поднялся взять некоторые вещи, которые ослабят её боль и помогут ей почувствовать себя уютно. Я возьму то дорогое дерьмо, что доставляют Порции из Франции. Бьюла может принимать ванну столько раз, сколько захочет.