Сладкое вино любви

Глава 12

Оливия присела рядом с Тесс на ступеньку.

– Привет, малышка. Как прошло утро?

Тесс слегка поморщилась, уткнув подбородок в колени. Очки ее сползли на нос, и она грустно смотрела вдаль, на виноградник.

Оливия поправила непослушный курчавый локон дочки. Она чем-то расстроена или это просто каприз?

– Как поживает миссис Адельсон?

– Она-то хорошо, да я не очень. Ма, я ничего не понимаю.

Так, все ясно. Новая методика не приживается.

– У тебя все получится. Не сразу – потребуется время.

– Она объясняет совсем не так, как учительница в школе.

– Знаю. Мы с ней это обсуждали. – Оливия при каждом удобном случае старалась поговорить с Сэнди наедине. Она чувствовала себя неловко – предыдущие репетиторы Тесс почти ничего не добились, и ей хотелось помочь дочери. – Все, что она говорит, очень важно. Миссис Адельсон тебя научит правильно читать.

Тесс подняла голову и беспомощно глянула на мать.

– Ты знаешь, что такое визуальное представление? Сначала ищем значение слова, потом даем ему характеристику. Да у меня год уйдет, чтобы все слова так разобрать.

– Это поначалу так кажется. Как только ты поймешь принцип, все пойдет как по маслу. Тебе ведь нравится книга? – Тесс вместе с Сэнди читала книгу Мадлен Лэнгл. Ее повесть попала в три из пяти списков для чтения. По словам Сэнди, книги Мадлен идеально подходили для тренировки визуального восприятия.

– Да, нравится, – буркнула Тесс.

– Только подумай, ты прочитаешь ее раньше всех пятиклассников!

– А потом мне придется читать ее второй раз в школе. Ненавижу чтение!

– Это потому, что оно нелегко тебе дается. Позанимаешься с миссис Адельсон и полюбить чтение, вот увидишь!

Тесс печально посмотрела на Оливию сквозь очки.

– А что, если я пойду в другую школу, а там эту книгу читать не будут?

Оливия надеялась определить Тесс в школу, где преподавала Сэнди. В Кеймбридж-Хит еще не решили, брать Тесс или нет. А с работой на осень пока ничего не ясно. Можно попробовать разослать резюме в Провиденсе.

– Если это случится, – сказала она, – то ты сможешь применить метод визуального представления и для других книг. – Оливия обняла дочь за плечи. – Ну же, Тесс, тяжело в учении – легко в бою. Со временем будет все легче и легче. Миссис Адельсон говорит, что ты у нее самая способная ученица, а она уже двадцать лет работает с детьми, у которых дислексия.

– Да, но она не поможет мне научиться управлять яхтой. Мама, я заглянула в книжку, которую нам дали. Ничего там не понимаю!

Ну конечно – там же такие слова, как «бушприт», «нос судна», «корма», и прочая терминология.

– Ты пыталась представить себе? – спросила Оливия. – Ну, как отдельные предметы одежды – рубашку, шорты, туфли?

Тесс грустно вздохнула.

– Ну да, части яхты. Но я же не знаю, что они обозначают.

– Но ты же видела их на картинке.

– Это же только картинка!

– Ты расстроилась, а уныние – плохой помощник.

– От этого не легче.

– Просто ты не знакома с устройством яхты, Тесс. Посмотришь, как выглядит яхта на самом деле, и все запомнишь. Сегодня у вас будет первое занятие, так?

– Да, но другие дети уже все знают.

Другие дети выросли на побережье, их родители – члены яхт-клуба, а бабушки и дедушки частенько берут их с собой на прогулку по заливу.

– Хорошо, вот что я придумала. Внимательно слушай инструктора и других детей, задавай вопросы. Учись у них.

– А если меня о чем-нибудь спросят? Что я скажу?

– Если спросят про яхту, скажешь, что ты первый раз на лодке.

– Это неправда. Мы уже катались на лодке – смотрели закат.

– Тесс, не путай. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. – Оливия взглянула на часы. – Ты уже подкрепилась?

– Да.

Оливия еще не перекусила, но вполне могла обойтись без ленча. Времени полпервого. Надо отвезти Тесс в яхт-клуб к двум часам, потом вернуться и приступить к работе.

Но все по порядку.

– Пойдем немного погреемся на солнышке и порисуем.

– Что?

– Виноград. Я буду фотографировать, а ты рисовать. Идет?

– А можно я тоже буду фотографировать?

– После того как порисуешь.

– Так нечестно. Фотографировать быстрее, чем рисовать. Ты всегда выбираешь что легче.

– Я не умею рисовать с натуры, – оправдывалась Оливия. Обняв Тесс за шею, она чмокнула ее в макушку. – Пойдем.

Когда они, наконец, собрались, стало совсем жарко. Оливия захватила с собой фотокамеру, а Тесс – блокнот для рисования и кусочек угля. Девочка любила рисовать, однако это не означало, что ее страх перед занятиями в яхт-клубе исчез. Просто матери удалось отвлечь ее на время.

Оливия запрокинула голову, подставляя лицо ласковым солнечным лучам, и вдохнула аромат виноградной листвы и земли. Надо поверить в собственные силы, поверить в то, что Тесс вырастет и станет образованной, начитанной.

– Идем же, – поторопила Тесс.

Оливия открыла глаза и огляделась. После экскурсии с Натали и изучения плана виноградника Оливия четко представляла себе, где какие сорта произрастают. Саймон наверняка сейчас работает с наиболее капризными сортами – «каберне», «совиньон» или «пино нуар».

Оливия направилась было в противоположную сторону, к плантации рислинга, но, не пройдя и пяти шагов, передумала. Лучше сперва найти Саймона, чтобы знать, где появляться не стоит.

– Так куда мы идем, мама?

– Сюда. – Она пошла по тропинке, ведущей к «пино нуар», выбрала дорожку между рядами и стала спускаться по склону. Почву недавно взрыхлили. Ветки кустов достигли первой проволоки, кое-где листья тянулись и выше. Завязь немного увеличилась, хотя по-прежнему выглядела довольно жалкими горошинками. Саймона нигде не было видно.

Тесс забежала вперед.

– Солнце слишком высоко. Фотография не получится. Ты всегда говоришь, что лучше снимать утром или вечером.

– Да, сейчас полдень. Вот видишь, тебе повезло больше. Ты можешь рисовать при любом освещении.

Прямо перед ними на дорожку выпорхнула пташка, за ней другая.

Оливия остановилась и заглянула под куст.

– Там гнездо, – тихо проговорила она. – Смотри!

Тесс на цыпочках подкралась к кусту и остановилась в нескольких шагах от гнездышка.

– Погляди! – сказала она восторженным шепотом.

Из маленького кругленького гнездышка, сплетенного из сухих травинок и прутиков, высунулись крошечные желтые клювики.

– Три птенчика? – шепнула Оливия.

– Четыре, – так же шепотом откликнулась Тесс. Она потихоньку отошла назад, увлекая за собой мать. Усевшись неподалеку от гнездышка, девочка тихонько пояснила: – Если мы подойдем слишком близко, их родители испугаются и не прилетят обратно, тогда птенчики погибнут от голода. – Она открыла блокнот.

Оливия наблюдала за дочерью, удивляясь, как ребенок с затрудненным визуальным восприятием может с легкостью воспроизводить на бумаге образы окружающего мира. Конечно, рисункам Тесс пока не хватало мастерства, она еще не умела накладывать тени, полутона, но это придет со временем. Ее наброски напоминали лаконичные линии эмблемы «Асконеета», а характер и настроение были схвачены верно.

И это ребенок, который в раннем детстве никак не мог научиться играть в конструктор и до сих пор не умел складывать «пазлы». Ребенок, которому нравится учиться, но для которого чтение – сущее наказание.

Тесс была права. Солнце слишком высоко, и фотографии виноградника не получатся, так что Оливия принялась фотографировать Тесс за рисованием. Очаровательная картина – девочка присела на землю и, то и дело, поправляя очки, сосредоточенно переводя взгляд с птичек на лист блокнота, уверенно чертит угольком по бумаге.

Оливия снимала Тесс, разглядывавшую птенчиков, обрадованную возвращением их родителей, ужаснувшуюся при виде кота, крадущегося к гнезду.

– Мама, это же Бак! – воскликнула Тесс, вскакивая ни ноги. – Как бы он не съел птенчиков. – Она встала между котом и гнездом и протянула руку к Баку. – Хороший котик, хороший. – Кот нагнул голову и потерся о ее ладонь. – Пойдем вон туда, в дальний конец ряда. Покажешь мне дорогу? Идем, Бак, идем, котик.

Кот побежал за ней, и Оливия сфотографировала их обоих. Бак прогнулся и пролез под кустами в следующий ряд, распушив свой грязный хвост. Тесс бросилась за угол и скрылась за стеной листвы.

Оливия с улыбкой повесила фотоаппарат на шею и отправилась вслед за ними. Она не видела Тесс, но по ее возгласам догадывалась, что дочь где-то поблизости.

Она шла, просматривая ряды в поисках Тесс. В последнем ряду она обнаружила ее в обществе кота и его хозяина. Как сидел у ног Саймона, а Тесс стояла чуть поодаль. Саймон в темных очках прореживал листву.

Оливия подошла к дочери, надеясь потихоньку увести ее, но Тесс словно приросла к месту и совсем не собиралась уходить.

Саймон мельком взглянул на них, всем своим видом показывая, что их присутствие его раздражает и отвлекает от работы.

– Вы снова подрезаете листья? – спросила Тесс.

– Да, – ответил он, не глядя на нее.

– И это все, чем вы занимаетесь?

– Нет.

– Но при мне вы всегда только это и делаете.

– Это потому, что ты играешь, пока я работаю.

– Я не играю, а учусь.

Он срезал листок и угрюмо согласился:

– Ну хорошо, учишься.

Тесс приблизилась к кустам и, наклонившись, стала рассматривать крошечную завязь.

– Какие жалкие. Когда они станут похожи на настоящий виноград?

Саймон бросил сердитый взгляд в сторону Оливии. Она беспомощно развела руками. Он взрослый человек и может сам за себя постоять. Кроме того, ей и самой было любопытно узнать, как созревает виноград.

Саймон внимательно осмотрел куст и срезан еще один лист.

– В августе.

– А почему так нескоро?

– Виноград долго зреет.

Тесс недоверчиво разглядывала гроздь.

– А вы уверены, что это виноград?

Он вытер ладонью пот со лба и сдержанно ответил:

– Да, уверен.

– Мой вопрос закономерный, – с достоинством отпарировала Тесс.

Саймон смерил ее взглядом.

– Это же надо – «закономерный»! Ты еще слишком мала, чтобы употреблять такие слова. Вряд ли ты понимаешь, что они означают.

– А вот и понимаю! Не глупее вас!

Оливия не видела лица Тесс, но хорошо знала ее тон. Они ходят по тонкому льду, но Саймон этого, похоже, не чувствует.

А вот его кот, напротив, весь ощетинился и переводил настороженный взгляд с Тесс на хозяина.

Оливия готова была вмешаться и разрядить обстановку, но Тесс ее опередила:

– А чем еще вы занимаетесь?

Саймон перешел к следующем кусту и заправил верхние листочки под проволоку.

– Рыхлю почву.

– Рыхлите почву?

– С помощью специальной машины, которая вспахивает землю и дает почве дышать.

– А зачем?

Он устало вздохнул:

– Чем больше отверстий в почве, тем ей легче дышится. А там, где ты стоишь, земля не дышит. Ты портишь мою работу.

Тесс постояла немного, потом отступила в сторону, к другому кусту.

– Тесс, – окликнула ее Оливия, но дочь словно не слышала.

– Откуда вы знаете, какие листья надо срезать? – допытывалась она у Саймона.

Саймон покосился на Оливию.

– Знаю, и все! – отрезал он.

– Но как?

– По опыту.

– Вы только так говорите! Нет у вас никаких правил. Срываете листочки, где вздумается. – В мгновение ока девочка сорвала с куста несколько листьев.

– Тесс! – Оливия бросилась к дочери. Но Саймон ее опередил.

– Спасибо, – мрачно произнес он, отобрав у нее листья. – Знаешь, что ты сейчас натворила?

Тесс подняла голову. Личико ее побледнело, но она храбро выдержала его взгляд.

– Проредила виноградный куст.

– Ты погубила этот куст.

– Она не хотела, – попыталась вступиться за дочь Оливия, но Тесс ее перебила:

– Вы сделали то же самое.

– Не так, как ты. Это искусство. Но тебе не понять. Ты считаешь, что знаешь все на свете, а на самом деле ничего не умеешь.

– Саймон, прошу вас… – вмешалась Оливия. Но он сердито воззрился на Тесс.

– Нет, так ты никогда ничему не научишься. Ты сейчас поступила как злой и глупый человек.

Девочка растерялась. В глазах ее блеснули слезы. Она поняла, что проиграла, и, резко повернувшись, решительно зашагала прочь.

– Сам ты злой и глупый! – выкрикнула она. – Мне на тебя наплевать! И дружить я с тобой не буду!

– Ну и прекрасно! – крикнул он ей вдогонку. – Я с тобой тоже дружить не собираюсь. Если хочешь завести друзей, сначала научись улыбаться. Но ты и этого не умеешь, миленькая зазнайка.

– Саймон! – умоляюще воскликнула Оливия.

– Я-то умею улыбаться! – крикнула Тесс. – Только тебе никогда улыбаться не буду! Ты злой и… и от тебя воняет, и в теннис ты играешь хуже всех… и кот у тебя жирный! – С этими словами она бросилась бегом по тропинке.

Оливия рванулась было за ней, но тут же остановилась и сказала, обращаясь к Саймону:

– Это просто неслыханно! Ну ладно Тесс – она ребенок. Но вы-то, вы! Пререкаетесь с ней, как мальчишка.

– А вы видели, что она сделала? – гневно засверкал он глазами. – Виноградник – мое детище. Что бы вы сказали, если бы она уничтожила результат вашего трехдневного труда?

– Она понятия не имела о том, что делает. Если бы вы ей объяснили, все было бы по-другому.

– У меня нет времени объяснять всякие мелочи. Как видите, я работаю.

– Вижу, конечно. Вы работаете весь день. Неудивительно, что совершенно не умеете общаться с людьми. – Она умолкла и провела рукой по лицу. – Простите, это к делу не относится. Мы говорим о Тесс.

– Маленькая злючка, – буркнул Саймон и повернулся, чтобы уйти, но Оливия не могла так это оставить.

– Нет, – возразила она. – У нее проблемы, как и у вас, впрочем. Вы страдаете от безутешной скорби, самоизоляции и комплекса мученика. Она – от дислексии. Девочке уже десять лет, а она толком не умеет читать. Тесс только что закончила очередной учебный год – это был какой-то кошмар! Учительница ее унижала, дети смеялись над ней. Да, ей бы надо быть приветливее, но как она может улыбаться, если ей говорят, что она хуже всех? Тесс старается изо всех сил, но у нее самый низкий рейтинг в классе. К тому же приходится носить очки. У Тесс чудовищно низкая самооценка – она считает себя тупой дурнушкой. Я надеялась, что летний отдых хоть как-то поможет ей забыть о своих комплексах, но вы одним словом все разрушили. – Оливия взглянула на Бака, который испуганно таращил на нее желтые глаза. – Тесс права. Ваш кот ужасно растолстел.

С этими словами Оливия отправилась на поиски дочери. Просмотрев ряды виноградных кустов и не обнаружив ее, они пошла обратно к дому. По дороге Оливия оглядывалась, но зеленой футболки и выцветших джинсовых шортиков нигде не было видно. Оливия не на шутку испугалась. Что, если Тесс убежала в лес, заблудилась, упала в речку и утонула? Оливия остановилась как вкопанная.

– Тесс! – в отчаянии позвала она. – Тесс, где ты?

Надо позвонить в полицию, вызвать пожарных, включить береговую сирену или сигнализацию в Большом доме.

Она готова была исполнить свое намерение, как вдруг заметила в кустах рододендронов перед Большим домом что-то зеленое. Это была Тесс. Она сидела, повернувшись спиной ко всему миру.

Саймон тоже заметил Тесс и быстро нагнал Оливию.

– Я с ней поговорю, – сказал он.

– Неужели вы успели повзрослеть за несколько минут? – съязвила Оливия.

Он заслужил упрек и понимал это. Но раскаяние не исправит ситуацию.

– Позвольте мне поговорить с ней. Оливия сердито сверкнула глазами.

– Не трудитесь. Ваши извинения ей не нужны. Она уже не раз сталкивалась с бестактностью и безразличием.

– Я не такой, – возразил он.

– Откуда мне знать?

– Поверьте мне на слово. Я ее обидел и должен извиниться.

Говоря это, он смотрел ей в глаза, думая про себя, что со своей короткой стрижкой она напоминает подростка и в то же время выглядит удивительно женственной и беззащитной.

Гнев в ее глазах погас, и в них промелькнуло что-то похожее на смущение и нерешительность.

Она смотрела на него с явным недоверием. Что ж, она права. В мире полно бессердечных людей. Только насчет него она ошибается.

– Пожалуйста, – попросил Саймон.

Ее взгляд лучше всяких слов дал ему понять, что она его растерзает, если он посмеет снова обидеть Тесс.

Саймон приблизился к Тесс. Она оглянулась, увидела его и испуганно взглянула на мать. Сжавшись, как пружина, она готова была вскочить и броситься к Оливии.

Он поспешил ее опередить.

– Прости, – тихо промолвил он. – Я был не прав. Мне не следовало так говорить. – Тесс уставилась на него во все глаза. – Я разозлился на тебя. – Она не шевелилась. – Мне надо было объяснить, как я обрезаю листья. Есть определенные правила.

Тесс поджала губки.

Что ж, так ему и надо. Чего он ожидал? Что она сразу его простит? Но как непросто уговаривать обиженного десятилетнего человечка!

– Я привык работать один, – добавил Саймон, стараясь быть убедительным.

– Нет, все из-за меня, – неожиданно сказала Тесс, и он понял, что имела в виду Оливия, говоря о заниженной самооценке дочери. – Вы меня ненавидите.

Саймон почувствовал себя последним мерзавцем.

– Я вовсе не ненавижу тебя.

– Вы ни разу не сказали мне доброго слова. Ни разу!

– Как я могу тебя ненавидеть? Я тебя не знаю.

– Я вас раздражаю. Вам противно даже смотреть на меня.

– Нет, – сказал он. – Когда я смотрю на тебя, то вспоминаю свою дочку. Она погибла четыре года назад. Мне без нее очень плохо.

Он не хотел этого говорить. Тесс еще ребенок. Она не понимает, что такое смерть. А что, если она спросит, как погибла Лиана? Нельзя упоминать про яхту. Если он это сделает, девочка испугается и откажется заниматься в яхт-клубе.

Оливия никогда ему этого не простит. И Натали тоже.

Но Тесс молча слушала его.

– Конечно, это меня нисколько не оправдывает, – продолжал Саймон. – Я был с тобой груб и несправедлив, потому что ты напомнила мне о безвозвратной потере. Я был не прав. Прости меня, пожалуйста.

Он робко оглянулся на Оливию, как бы спрашивая, все ли сделал правильно, но по ее глазам понял, что она ждет от него еще каких-то слов.

Но каких, черт возьми?

Не умеет он говорить с детьми. Никудышный получился бы из него отец.

Сунув руки в карманы, он снова взглянул в глаза Тесс.

– Ну, вот и все. Я только хотел извиниться. – Чувствуя себя ужасно неловко, он повернулся и пошел прочь.

Он шагал, зная, что Оливия смотрит ему вслед. Он не мог сейчас смотреть ей в глаза. Ее взгляд проникал ему в душу.

Саймон направился в сторону плантации «пино нуар» и шел не останавливаясь, пока запах виноградной листвы и негромкое поскрипывание ветвей не вернули его в такой знакомый мир виноградника. С растениями проще – он знает, как с ними обращаться. С детьми гораздо сложнее.