Сладкое вино любви

Глава 22

Остаток дня Оливия то и дело возвращалась мыслями к Саймону. Это не давало ей покоя. Она буквально разрывалась между плотским влечением, с одной стороны, и голосом рассудка – с другой.

Рассудок победил. Что бы ни было, нельзя дать увести себя в сторону от главной цели. Об этом она и сообщила Саймону на следующее утро. Как только он появился во дворе, она спустилась к нему и, едва поздоровавшись, выпалила заранее заготовленные фразы.

Он спокойно выслушал ее и вместо ответа спросил:

– А какова твоя цель?

– Не знаю. В этом-то и проблема. Но я должна быть свободна, то есть ничем и никем не связана. Мне надо думать только о Тесс и о себе. Я на распутье – и в жизни, и в карьере. Мне сейчас не так-то легко.

Они шли по тропинке, разделявшей «каберне совиньон» от «шардонне». На безоблачном небосклоне поднялось солнце.

– А о чем ты мечтаешь? – спросил он.

– О чем мечтаю? То есть чем бы я хотела заняться?

– Ну, я не имею в виду работу в «Плазе», – заметил он, явно подтрунивая над ней.

Оливия не сразу ответила. Она не ожидала, что человек, который поначалу казался таким холодным и неразговорчивым, станет интересоваться ее будущим. И это отнюдь не облегчало ее задачу. Будь он грубым, высокомерным, ей было бы проще принять решение.

– О чем я мечтаю? – повторила она, собираясь с духом. – Честно?

Он кивнул.

– Мне бы хотелось сделать фотоэссе о пожилых.

Он слегка улыбнулся:

– О пожилых?

Она кивнула.

– Видишь ли, наше общество ориентировано на молодость и красоту. Старшее поколение выходит за эти рамки, но пожилые люди имеют огромный опыт – это читается в каждой их морщинке. Их лица выразительны и по-своему прекрасны. Я могла бы запечатлеть это на снимках. – Смутившись и испугавшись, что он станет смеяться над ее энтузиазмом, она добавила: – Это всего лишь планы.

Но Саймон не засмеялся.

– Виноградные кусты чем-то похожи на нас, людей. Чем они старше, тем ярче проявляется их характер. Куст должен расти четыре года, прежде чем начнет давать полноценный урожай. С возрастом качество только улучшается. Во время цветения и созревания мы подвязываем виноградные лозы, поэтому они становятся одинаковыми, как солдатики. Но зимой, когда листья опадают, ты видишь, что каждый куст неповторим.

Оливия готова была слушать его до бесконечности. Ей нравилось его воодушевление.

– Но когда листва опадает, плантации выглядят унылыми, разве не так?

– Нет. Зимняя спячка – очень важный период. Виноградник отдыхает и набирается сил для следующего сезона. Мы обрезаем ветки – это тоже очень важный момент. Ошибка может стоить урожая.

– Ты делаешь это сам?

– Донна мне помогает. И Паоло помогал. Осенью я кого-нибудь найму, но мне придется целый год учить этого человека. – Взгляд его стал рассеянным, на губах заиграла улыбка.

– Что такое? – спросила Оливия.

– Столько звуков, и все разные.

– Звуки?

– Да. Зимой виноградник полон звуков. Поскрипывают кусты на ветру, хрустят ветки, когда мы их обрезаем. Воздух морозный, изо рта идет пар. Солнца мало, но виноградным кустам достаточно. Потом приходит весна, и распускаются почки. Ты ждешь этого, встаешь по утрам ни свет, ни заря, гадаешь, когда же это, наконец, случится… и вот они распускаются – как всегда неожиданно. Это может произойти на рассвете, или около десяти утра, и даже в два часа дня – почки набухают и показываются зеленые листочки. И на виноградник опускается бледно-зеленая дымка. В этот момент внезапный мороз может погубить весь урожай.

– Весь урожай? – изумленно переспросила Оливия.

– Да, я знаю фермы, где это случалось. Но у нас такого не бывало ни разу. Нам помогает близость к океану. Благодаря влажному воздуху после потепления редко бывают заморозки. Но холод все-таки просачивается. Мы потеряли несколько рядов в низине из-за холодов. Разница даже в несколько градусов уже существенна. Но мы тщательно выбираем места посадки сортов. Одни из них более морозоустойчивы, другие – менее. Поэтому и сажаем одни на вершине холмов, другие – в низине; одним нужно утреннее солнце, другим – дневное.

– И как ты определяешь, что где сажать?

– Методом проб и ошибок.

– О Боже, ведь это, наверное, дорого!

– Не обязательно. Начиная выращивать «шардонне», мы посадили несколько кустов в различных местах. Здесь они росли лучше всего. Тогда мы заказали больше и посадили целую плантацию этого сорта. Сейчас этим кустам более десяти лет.

– И вам пришлось выкорчевать старые кусты на этом месте?

– Нет. Мы пытались здесь выращивать каберне, но у нас ничего не получилось. Зато на другой стороне холма он прекрасно плодоносит. Что хорошо для одного сорта, может быть плохо для другого. Все относительно. Нельзя забывать и о погоде. Микроклимат меняется с годами. Три года кусты плодоносили, и вдруг два года подряд неурожай. Видимо, для их посадки выбрали неподходящее место и время.

Они медленно шли по тропинке между рядами виноградных кустов. Неподходящее место и время.

– Это про нас, – тихо сказала Оливия. – Он остановился и молча взглянул на нее. – Неподходящее место и время, – повторила она вслух.

– Да. – Он посмотрел вдаль, на расстилающиеся впереди холмы, покрытые виноградниками. Глядя на него, она думала о том, что сейчас он красив как никогда.

– Может быть, через пять лет, – произнесла она намеренно беззаботным тоном, чтобы спугнуть облачко грусти, – я буду известна в «Плазе», а моя дочь напишет книгу, за которую будут биться лучшие издательства. Тесс станет еще одной Элоизой. Впрочем, ей будет тогда всего пятнадцать, но это не важно. Сейчас большой спрос на подростковые приключения. Она напишет «Дневник Тессы Джонс», а я буду его редактором. Мы получим огромный аванс за публикацию книги и сможем себе позволить роскошный особняк. Я выйду на пенсию, и мы снова приедем сюда. Тогда мне не нужно будет волноваться, где найти работу и в какую школу определить Тесс…

Она готова была говорить и говорить, но Саймон засмеялся и, обняв за плечи, притянул ее к себе. Они вместе зашагали обратно к дому. Этот бесхитростный дружеский жест очаровал Оливию.

Оливия стояла под душем и думала о Ромео и Джульетте. Одеваясь, вспоминала Антония и Клеопатру. О Скарлетт и Ретте Батлере она думала за завтраком, а завтрак Сюзанна приготовила великолепный. В кабинет Натали она поднималась, размышляя о Гвинет и Брэде.

Ее и Саймона нельзя назвать трагическими фигурами, но сегодня утром ей почему-то взгрустнулось. Работа не развеяла ее печали. Оливия реставрировала более поздние фотографии Натали, и мысли ее то и дело возвращались к противоречию между тем, что было и что могло быть.

Натали сразу же заметила перемену в ее настроении, когда поднялась в кабинет.

– Вы чем-то встревожены. Я могу вам помочь?

Оливия закрыла баночки с тушью и вздохнула:

– Нет. Я думала о том, где буду работать осенью. Лето пролетит быстро. – Она вытерла кисточки и сменила тему. – Я рада, что Сюзанна приехала. Она приятный человек. – Если Сюзанна и имела что-то против Оливии и Саймона или самой Натали, то никак этого не показывала. Она была со всеми приветлива и мила. – И она прекрасно готовит.

– Да, гораздо лучше меня, – согласилась Натали. – Я готовила, когда дети были маленькими, но моя кухня далеко не изысканна. Для меня это была просто еще одна обязанность домохозяйки.

– Но у вас была кухарка, – возразила Оливия, с удовольствием поддерживая разговор.

– Пока дети росли – нет. В то время, кроме меня, это не мог сделать никто. Выручали консервы. Мои дети выросли на спагетти. Мальчикам было все равно, но мне кажется, Сюзанна именно тогда поклялась кормить своих будущих детей более разнообразно. И до сих пор верна своему слову. Для нее кулинария – это искусство. Для меня – тяжелая повинность. Я наняла кухарку, как только мы смогли это себе позволить. У меня и без кухни было полно дел.

Те первые годы после войны были для нас тяжелыми. Мы получили деньги от продажи фабрик и взяли ссуду в банке, затем решили, какие сорта будем выращивать. Александр съездил в Европу и вернулся с саженцами, но ждать урожая было пока рано. Мы экспериментировали. Жили надеждами на будущее процветание, продавая кукурузу и картофель, чтобы расплатиться за одежду, бензин, машины. Наша жизнь почти ничем не отличалась от довоенной.

Разница была лишь в настроении. Во время Депрессии все были подавлены. В войну боялись за жизнь близких. Но после победы, поднакопив денег на продаже военной продукции и инвестировав свои сбережения в мирное производство, люди воспрянули духом.

Я жила надеждой. На мне лежала ответственность за виноградник.

Но лидером у нас считался Александр. Во всех неудачах он был готов обвинять себя, хотя мы с Карлом переживали гораздо больше.

Александр стремился сделать Асконсету имя и добыть ему славу лучшей винодельческой фермы. Мы же с Карлом просто хотели вырастить виноград.

– Александр так и не догадался о ваших чувствах к Карлу? – спросила Оливия.

– Нет.

– Значит, вы умело скрывали их?

– Скрывала? – переспросила Натали. – То, что мы почти все время проводили вместе, было полностью оправданно, и у Александра это не вызывало никаких подозрений. В середине пятидесятых Карл стал управляющим фермы. Он делал то, чего не хотел и не умел делать Александр. Карл работал на винограднике, что позволяло Александру разъезжать по Европе, участвовать в дегустациях вин в Нью-Йорке, встречаться в Ньюпорте с друзьями. Александр доверял Карлу. А я не давала ему повода для ревности.

Вот это большой вопрос.

– О, я вижу, вы хотели бы меня кое о чем спросить, – догадалась Натали.

Оливия покачала головой:

– Нет, это меня не касается.

– Но вы задаетесь этим вопросом.

– Наверное, об этом захотят узнать ваши дети. – Наверняка Сюзанна была почти уверена, что все эти годы у ее матери был роман с Карлом за спиной отца.

– Ну так мой ответ – нет, никогда, – сказала Натали, вздернув подбородок. – Я ни разу не изменила своему мужу. Ни разу за все время нашей совместной жизни. Да, я проводила больше времени с Карлом, чем с Александром, но это же работа, наше общее дело. Карл и я были, так сказать, в одной связке. Что бы там ни думали дети, я ни разу не нарушила клятву супружеской верности.

– А вам хотелось ее нарушить? – спросила Оливия. Она подумала о Саймоне и о своем влечении к нему. То же, наверное, было между Карлом и Натали.

Натали задумалась, нахмурившись, потом вздохнула:

– Я не могла себе позволить даже подумать об этом. Приходилось видеть в нем только партнера по работе.

– Целомудренный брак.

– Нет, – быстро возразила Натали, потом, подумав, согласилась. – Да, что-то в этом роде. Все же это было лучше, чем ничего. Я привыкла довольствоваться тем, что есть. – Она посмотрела в глаза Оливии. – Но я ни разу не нарушила клятву верности, – повторила она. – Я твердо решила сохранить брак с Александром.

– И у вас это получилось?

– Да, но это было непросто. Во время войны Александр чувствовал себя в своей стихии. Он мог говорить о ней бесконечно, особенно о военной разведке. Поначалу я думала, что его привлекали в ней секретность и риск. Но потом мне открылось и другое. Он во всем любил аккуратность, ратовал за жесткий распорядок и внешний лоск. Словом, вел себя как старший по званию. – Она многозначительно взглянула на Оливию.

– О Боже! Он мечтал превратить семью в казарму. Но как вы с этим справлялись?

– Мне пришлось во всем ему потакать. Я содержала дом в чистоте и завела в нашей семье строгий распорядок. Завтрак я подавала ему в столовой, а рядом клала свежую газету. За обедом ему первому я отрезала лучший кусок мяса и следила за тем, чтобы дети не шумели, когда он отдыхает. Они это помнят. Они сердились и обижались на меня, но я всего лишь исполняла его прихоти. Я позволяла Александру командовать и отдавать распоряжения, прекрасно понимая, что через минуту мой муж переключится на другое и забудет о них. Да, это была игра. Но мне удалось добиться своего. Александр не проявлял недовольства, а я могла работать с Карлом над созданием виноградника. – Она улыбнулась. – Остальное не так уж и важно.

Оливия выжидательно молчала, затем не выдержала и рассмеялась:

– Неужели вы собираетесь на этом закончить? Натали спокойно улыбнулась:

– У вас есть все факты. Я любила Карла, но Александр об этом не догадывался. Я всячески ублажала мужа. Он умер, искренне веря в то, что являлся центром моей жизни. Если дети прочитают эти записки, то, возможно, одобрят мой нынешний брак с Карлом.

– Но вы ничего не рассказали о пятидесятых, – возразила Оливия.

– А что вы хотели бы узнать?

– Как рос и развивался виноградник. Я хочу знать, какую роль в этом сыграли вы и Карл. И хочу, чтобы вы рассказали о шестидесятых, о том, как достраивался Большой дом, как был построен винный завод. Хочу услышать, привлекали ли вы детей к работе, и если нет, то почему. Как они относились к тому, что их мать работает, когда другие женщины просто сидят дома? Что произошло между вами и Брэдом? – Она умолкла. Натали с умоляющим видом прижала палец к губам. – И почему его не пригласили на свадьбу? – тихо спросила Оливия.

Глаза Натали наполнились слезами.

– Что случилось? – прошептала Оливия.

Натали сидела не шевелясь, но не проронила ни слезинки. Наконец она глубоко вздохнула:

– Это старая история.

Зазвонил телефон.

Оливия словно не слышала звонка.

– Его нет на более поздних фотографиях. Я думала, он уехал из дома.

Натали взглянула на фотоснимки, которые реставрировала Оливия, но телефон зазвонил снова, и она попросила:

– Возьмите, пожалуйста, трубку.

– Алло?

– Оливия, это Анна-Мари. Ваш друг снова позвонил сюда. У него для вас важное сообщение, и он очень расстроился, когда я отказалась соединить его с вами.

Оливия потерла лоб. Неужели Тед до сих пор не успокоился? Она ведь была с ним предельно откровенна, даже груба. Но кто же это еще, если не он?

– Вы уверены, что это тот же мужчина?

– Абсолютно. Я узнала его по голосу.

– Он обещал приехать?

– Нет, но кто знает… Если у него есть номер телефона, он достанет и адрес. Может, позвонить в полицию?

Оливия как-то угрожала Теду сделать то же самое, но не стала портить ему карьеру.

– Тед страшный зануда, но он не опасен, – успокоила она Анну-Мари. – Если он снова позвонит, кладите трубку.

– Ваш тайный воздыхатель? – спросила Натали, когда Оливия закончила разговор.

– Мой бывший воздыхатель. Бедняга Тед! Звонит с работы и, вероятно, посматривает на часы. – Она невольно обратила взгляд на настенные часы. – О Господи! Я опоздала. Надо было отвезти Тесс в яхт-клуб.

В ответ на извинения Натали махнула рукой.

– Я все равно пока больше не собираюсь ничего рассказывать.

– Мы еще вернемся к этому разговору, – сказала Оливия.

Оливия сбежала по лестнице в холл и выскочила на улицу, удивляясь, почему Тесс не напомнила, что пора в яхт-клуб. Наверное, ждет ее у машины. Впрочем, Тесс до сих пор неохотно ездит на занятия, хотя парусный спорт ей нравится.

Но дочери не было ни на ступеньках, ни у машины, ни в саду.

Оливия огляделась вокруг. На дороге ее нет, на винограднике тоже. Во всяком случае, незаметно среди подросших кустов. Впрочем, так же как и Саймона.

– Ее отвезла Сюзанна! – крикнула с порога Джилл.

Оливия поднялась на веранду.

– Сюзанна? Боже, она не обязана была это делать.

– Да нет, она была только рада, – сказала Джилл, присаживаясь на ступеньку. – Она все равно собиралась за покупками, и им было по пути. «Как в старые добрые времена», – сказала Сюзанна. Ей так хочется внуков.

– Тесс решит, что я ее совсем забросила.

Джилл улыбнулась:

– Мы все свалили на Натали – сказали Тесс, что Натали держит тебя в кабинете и нам придется позаботиться о ее занятиях.

– Будто у вас нет других дел, – заметила Оливия, присаживаясь рядом. – Ты ведь пропадаешь в офисе весь день.

– Меня никто к этому не принуждал. Мне нравится работать.

Оливия чувствовала в Джилл родственную душу: они обе не принадлежат к клану Сибрингов, обе сражаются с проблемами, которые по плечу разве что мужчинам. – Ты уже говорила с Грегом?

– Да, мы говорили, но не о том, о чем должны были говорить.

– Это вполне в духе Сибрингов. Я стала невольной свидетельницей встречи Натали и Сюзанны. Все было так мило, и ни слова о том, что тревожит обеих. – И мягко добавила: – Как ты себя чувствуешь?

– Лучше. Здесь хорошо.

– И даже в офисе?

– Да. – Она задумчиво смотрела на виноградник. – Я всегда любила Асконсет.

– А Грег? Нравится ему здесь хоть немного?

– Да, но это напоминает любовь-ненависть; Он рос под родительским давлением.

– Как это?

– Он должен был быть лучше всех. Ты же знаешь, как родители настраивают детей.

– Если честно, то нет, – сказала Оливия. – Моя мать знала, что я блистать не буду, и не ждала то меня успехов. Она уехала, бросив меня на произвол судьбы.

– То есть если бы ты проявила недюжинные способности, она бы осталась. Это я и называю родительским давлением.

Оливия не ожидала такого поворота.

– Но здесь совсем другое. Мы с мамой были никто, у нас не было ни положения, ни состояния. А у этой семьи есть все – имя, деньги. Это налагает на детей большую ответственность.

– Я не согласна. Каждый из нас стремится заслужить одобрение родителей. С именем, без имени – какое это имеет значение? Мы хотим радовать наших родителей. И Грег не был исключением. От него много ждали, особенно Натали, но, черт возьми, он не первый, кто вынужден идти по стопам старшего брата.

– Брэда?

– Да.

– Ты знала его?

– Я? Его и Грег-то не застал. Между ними было восемнадцать лет разницы. К тому времени, когда родился Грег, Брэда уже не было. Я думаю, это даже хуже. Натали растила Грега по образу и подобию идеала.

– Натали? А Александр?

Джилл нахмурилась.

– Нет, – протянула она. – Его воспитывала Натали. – Она вскинула голову, услышав звук подъезжающего автомобиля. – А вот и Сюзанна.

Дочь Натали подъехала на машине с эмблемой Асконсета. Это что-нибудь да значит, подумала Оливия. Она подошла к машине.

– Простите, Сюзанна. Я совершенно забыла про время. Спасибо, что отвезли Тесс.

Сюзанна небрежно отмахнулась:

– Все в порядке. Просто нам было по пути. – Она открыла багажник, битком набитый пакетами с продуктами.

– Она расстроилась, что меня нет? – спросила Оливия, беря у нее из рук сумку.

Сюзанна взяла пакет.

– Нет. Она расстроилась, что не поедет со мной по магазинам. Насколько я поняла, парусный спорт ее не увлекает.

– Нет, она любит кататься на яхте. Но у нее не ладятся отношения с другими детьми.

Джилл подошла к ним, желая помочь, но Сюзанна схватила ее за руку.

– Тебе нельзя поднимать тяжести, – шепнула она и опасливо покосилась на Оливию.

– Она все знает, – сказала Джилл, выбирая пакет полегче. – И поклялась хранить тайну. Мы говорили о Брэде.

– А, непогрешимый Брэд, – вздохнула Сюзанна, продолжая выгружать продукты. – Он разве что по воде пешком не ходил, а так был все равно, что святой.

– Его здесь нет, и все же он здесь, – заметила Оливия.

– И всегда здесь был, – отозвалась Сюзанна и направилась к дому. – Но Грегу пришлось хуже, чем мне. Я девочка. Никто не ожидал, что я буду похожа на него или он на меня. Брэд никогда не мыл посуду, не убирал постель, не гладил рубашки. Господи, как же мы ссорились с ним из-за этого! Мама всегда ставила его чуть выше меня. Ужасно обидно.

– Но вы назвали своего сына в честь него, – заметила Оливия, поднимаясь за ней по ступенькам.

Сюзанна пожала плечами:

– Так уж заведено в нашей семье – первенец должен носить имя Брэда. Так было в каждом поколении. Но мой Брэд умеет и мыть посуду, и готовить. Уж я об этом позаботилась. – Пройдя через веранду, она оглянулась на Оливию. – Джилл жалуется, что при виде еды ее тошнит, поэтому вся надежда на вас, Оливия. Что нам приготовить на ужин мясо под маринадом, картофель с чесноком и салат или же: запечь лосося, а к нему подать рис и овощи?

Оливия улыбнулась.

– Запечь лосося, – сказала она, радуясь, что с ней обращаются почти как с родной сестрой.

Лосось удался на славу – нежный, сочный, ароматный. Сюзанна подала его на подносе с гарниром из риса и обложила со всех сторон тушеными цуккини и тыквой. Пили шардонне из Асконсета. На десерт был шоколадный мусс.

Оливия настояла на том, чтобы они с Тесс помыли посуду и прибрали на кухне – как еще отблагодарить Сюзанну за то, что та подвезла сегодня Тесс? Когда же все тарелки были перемыты, стол вытерт и верхний свет погашен, Оливия поднялась наверх, взяла в кабинете Натали свою папку и быстро вернулась на кухню. Сюзанна составляла меню на завтра.

Оливия положила перед ней папку.

– Это я успела перепечатать. Надо еще подредактировать, но читать уже можно. Если хотите, посмотрите. Это мемуары Натали.

Она вышла, прежде чем Сюзанна успела сказать хоть слово. Но когда вскоре вернулась за стаканом молока для Тесс, ни Сюзанны, ни папки на кухне уже не было.