Слезы Тесс (ЛП)

*Крапивник*

В эту ночь я видела сон.

Мне снились страсть и принуждение. Снилось, что Кью берет меня, владеет, повелевает, заполняет меня своей твердостью, трахает на бильярдном столе.

Я проснулась от прикосновения собственных пальцев к своей влажности. С поджатыми пальцами ног и выгнутой спиной, я ощутила оргазм, в котором Кью накануне мне отказал, прошедший теперь по мне волной, эхом отдаваясь в стучащих зубах.

Когда я вернулась на землю, мое сердце бешено колотилось, пальцы на ногах расслабились. Под моей попой появилось влажное пятно, а щеки покрылись румянцем из-за моей влажности. Но лежа в темноте, с пустым желудком и разрушенным сердцем я нашла свой покой.

Мое тело больше не дрожало, и первый раз за всю неделю я крепко уснула.

Время замедлилось.

Секунды перетекали в нежеланные минуты, превращаясь в завтра и в следующую неделю. Кью не приходил ко мне, и я ни разу не видела, когда он возвращался с работы.

Но я знала, когда он появлялся в доме, поскольку он сразу заполнялся страстной музыкой. В словах песен было предупреждение. Он жил в том же доме, что и я, и мог прийти ко мне в любой момент, но не делал этого.

Большую часть времени песни звучали на французском языке, но однажды из стереосистемы зазвучала песня на английском.

Каждую секунду мое самообладание иссякает, каждое мгновение моя жестокость требует,

Ты думаешь, что можешь выиграть, но ты не поглощена грехом,

Изысканным и сладким, который не идет ни в какое сравнение с адом и разрушениями,

Я не хочу, чтобы ты видела глубины моей тьмы,

Там погребены демоны и кошмары,

Не смотри в мои глаза, правда не для тебя,

Ты должна убежать, ты должна исчезнуть, ты должна навсегда убраться прочь.

Я не могла передать одиночество, поселившееся в моем теле. Песня казалось просьбой, которая сковала меня и поставила в тупик.

Начиная с той ночи и наполненной страданием песни, я не могла отделаться от чувства, что Кью пытался что-то передать мне через музыку. Но я не могла поверить ему, потому что если бы поверила, чтобы это означало? Я не могла чувствовать сострадание к своему похитителю. Я должна была остаться равнодушной и холодной. Должна была стать сосулькой — острой и неумолимой.

Жизнь подстроилась под определенный распорядок, нежеланный, но быстро сменяющийся. Я бродила туда-сюда, задаваясь вопросом, почему Кью оставил меня в покое. Неужели ему наскучило его новое приобретение? Или все его время занимала работа, и это даровало мне ограниченную свободу.

Независимо от причин, в воскресенье мою память мучили воспоминания, когда Кью настолько сильно завладел моими эмоциями, что лишь в самой себе я обнаружила то место, куда смогла сбежать. В каком-то смысле, он научил меня, как спасти себя, в то же время, как сам продолжал меня ломать.

Прошли пять дней, каждый из которых я отметила в календаре ожидания. Я существовала, чтобы заниматься уборкой, пока Сюзетт помогала мне подтянуть мой запущенный французский. Смотря на парадную дверь с тоской, я желала свободы, но зеленоглазый охранник всегда был возле нее. Наблюдая, всегда наблюдая.

Единственным светлым пятном была Сюзетт. В особняке Мерсера она приняла меня с распростертыми объятиями и стала якорем в бурных волнах, в которых я плавала.

Она никогда не задавала лишних вопросов, всегда болтая обо всем и ни о чем, тем самым заставляя меня чувствовать себя нормальной. Время от времени, я ловила ее за тем, что она, нахмурившись и с любопытством во взгляде, наблюдала за мной. Она что-то замышляла, но что именно, я не знала.

Даже миссис Сукре терпела на кухне мое присутствие, и я превратилась в некое ее дополнение, помогала готовить ужин, наслаждаясь приветливыми объятиями занятости.

Сюзетт давала мне тряпки и метлы и предоставляла работу по дому. Это все помогало сдерживать скуку, и я нуждалась в этом. Скука наводила мысли о спасении и угрозе. Но никакая помощь по дому не могла повлиять на мое сердце, сжимающееся каждый раз, когда я вспоминала о браслете Брэкса.

На своей спине я чувствовала холодный пот от мысли, что Кью разорвал моё сердце на кусочки, чтобы преподать мне урок: я разрушу что-то его, и он в ответ он сделает то же самое.

Он не заменил одежду, которую я разорвала. Я ходила неделю в одних и тех же джинсах и свитере, но мне было плевать. Сюзетт переживала о разорванной одежде сильнее меня. Для меня эта одежда была броской униформой: гардеробом игрушки.

В пятницу, вытирая окна в гостиной, я обдумывала, как просочиться через стекло. Не для того, чтобы умереть во время попытки этого, а чтобы просто побыть на улице. Трели птиц и нежный зимний морозец манили меня. Я несколько недель не была на воздухе.

Мысль о том, чтобы разбить стекло и истечь кровью до смерти останавливала меня, но не отменяла потребности убежать. Конечно, в этом особняке были спортзал и беговая дорожка. Постоянные пробежки были бы лучше, чем никакие. Кью держал себя в форме, так что где-то у него должны были находиться тренажеры.

Вдруг на ноге зажужжал браслет, напугав меня. Я присела на плюшевый диван и закатала джинсы. Почему он жужжит? GPS-трекер сводил меня с ума и постоянно мешал, когда я пыталась поспать или переодеться. Я надеялась, что он не был водонепроницаемым, и провела час, стараясь утопить его в душе. Но он оказался водонепроницаемым.

— Эсклава? — позвала Сюзетт, появившись в дверном проеме. — Только что звонил господин Мерсер. Сегодня у него деловой ужин с предполагаемыми клиентами.

Я встала и потянулась. Факт того, что Кью некоторое время не приходил ко мне, дало возможность моему телу исцелиться и окрепнуть. Раны от Кожаного Жилета почти зажили и стали бледно желтыми, также уменьшилась и боль в ребре.

К сожалению, пощечина Кью тоже не нанесла мне никаких повреждений. У меня было такое чувство, что он хотел причинить мне боль, но не набрался мужества. Я хотела, чтобы он заклеймил меня, и это его так сильно пугало.

Я не хотела слушать, но моя интуиция подсказывала, что его поведение может стать хуже. Мне надо было убежать до того, как мое предчувствие подтвердится. Сюзетт была неправа насчет него, у него не было никаких качеств, оправдывающих его. И меня не так просто было обмануть песенками, буквально источающими печаль.

— Ты хочешь, чтобы я помогла готовить еду? — улыбнулась я. Приготовление еды вместе с Сюзетт было ярким пятном в моей ограниченной новой жизни. Я никогда часто не готовила, в нашей семье кулинаром был Брэкс, но как оказалось, мне нравилось это делать. При мысли о Брэксе мое сердце кольнуло. Меня постоянно бесконтрольно захватывали воспоминания, и я хотела горевать, но в то же время не могла. Я не могла признать, что он мертв, или что я больше никогда его не увижу. Об этом и речи идти не могло.

Сюзетт подошла поближе. Что-то изменилось; она смотрела на меня с грустью и смирением. По моей коже пробежали мурашки, когда она спросила:

— Стало легче?

Я тут же поняла о чем она и поджала губы. Легче? Это никогда не станет легче.

Она вздохнула и прошептала:

— Он уже полностью взял тебя?

Я почувствовала сильное сердцебиение, когда заметила вспышку ревности в ее глазах. Она ревновала? К чему это? Она хотела, чтобы ее унизили и использовали?

Я немного отошла от нее.

— Почему ты задаешь такие вопросы?

Сюзетт опустила взгляд.

— Мне нужно знать. Сегодня вечером... эта деловая встреча. Мне нужно знать, как именно тебя подготовить.

Я испытала чувство облегчения. Если я смогла пройти через все это, то точно смогу пережить деловую встречу. В конце концов, роль прислуги или официантки была бы намного легче, чем лизать задницу мужчине, который меня принудил. Мой пульс участился. Возможно, я могла бы сказать одному из его гостей, что меня держат в плену. Что мне нужно обратиться в полицию.

Я чуть не улыбнулась, но вовремя сдержалась. Сюзетт не должна знать о моих надеждах. Но счастье улетучилось, когда я еще раз обдумала идею. Мужчины, вероятно, будут такими же, как Кью: больными ублюдками.

Какое-то мгновение, она просто смотрела на меня, а затем кивнула:

— Тебе не нужно помогать с ужином. Его обслужат. Тебе нужно подняться наверх и подготовиться. Гости прибудут через час.

Я посмотрела на улицу, пытаясь определить, сколько же сейчас времени. Солнце ласкало горизонт, едва освещая. Как так быстро потемнело?

Сюзетт подтолкнула меня к лестнице и пробормотала:

— Могу я задать еще вопрос?

Я напряглась, но кивнула.

— Конечно.

— Разве ты не находишь его привлекательным?

В фойе я резко остановилась:

— Сюзетт, в нем нет ничего привлекательного. Так же, как и в этих обстоятельствах и том, как он со мной обращается.

Она прищурилась.

— Кью обращается с тобой намного лучше, чем со мной обращались все мои владельцы. Ты везучая, — ее голос стал угрюмым. — Ты этого даже не понимаешь.

Гнев настолько завладел мной, что я не могла даже заговорить. Я чувствовала к ней жалость и к тому, через что ей пришлось пройти, но говорить, что я везучая? Ага.

Она продолжила:

— Просто думай о его требованиях, как о деньгах взаймы или издержках на защиту о тебе. Ты даешь ему то, что он хочет, а он заботится о тебе. Кью никогда по-настоящему не причинит тебе боли. Не как... — Сюзетт вздрогнула, и замолчала. В её затуманенном взгляде вспыхнули секреты, зарытые очень глубоко. — Дай ему то, что ему нужно, потом ты сможешь проверить границы своей клетки.

Любопытство пересилило гнев, я сделала глубокий вдох и тихо спросила:

— Сюзетт, о каких мужчинах ты говоришь? Как ты сюда попала? Тебя тоже украли, как и меня?

Она сжала пальцы, уставившись в мраморный пол.

— День, когда меня продали Кью, был лучшим дн...

Открылась входная дверь, и в дверном проеме, в лунном свете, стоял дьявол собственной персоной. Его волосы стали еще короче, будто в парикмахерской он попросил, чтобы его волосы сделали похожими на кожу выдры — гладкими, блестящими и густыми. В серебристом костюме и бирюзовой рубашке он выглядел, как дорогой драгоценный камень.

Он пронзил меня откровенным взглядом, без его обычных барьеров. На какой-то краткий миг, в самой глубине его взгляда, я заметила утомленного одиночеством, удивленного и отгороженного ото всех мужчину. Мое сердце обливалось кровью оттого, что я увидела такие страдания. Что, если Сюзетт была права? Личность Кью была намного глубже, чем я предполагала. Что-то скрывалось в нем — темное и мерзкое, но внутри, наряду с монстром, был и человек.

Все моё существо разрывалось между желанием рассеять эту печаль и убить его, покончив и с его страданиями, и с моими.

Маска суровости спрятала его истинные мысли, разрушив момент. Я не видела его с той ночи, когда он отобрал у меня браслет Брэкса и избегал меня, как чумы, как будто дал время погоревать над тем, что украл у меня.

Я рассеяно потерла пальцами запястье, и взглядом он проследил за моими движениями. Выражение лица Кью стало непроницаемым, оставив только властное высокомерие.

— Сюзетт, мне казалось, я приказал тебе её подготовить?

Сюзетт опустила голову.

— Oui, maître (прим. пер. фр. – Да, господин), — тихонько подтолкнув меня, она добавила: — Надень платье, которое найдешь в своем шкафу.

— И если ты разорвешь его, наказание будет куда хуже... — пробормотал Кью. Его голос прошелся по моей коже, рождая огонь у меня в крови.

Я рванула вверх по лестнице.

Когда я оказалась в безопасности своей комнаты, то распахнула шкаф и от удивления открыла рот.

Один единственный предмет одежды состоял из золотистого кружева. Длинное, струящееся, ажурное кружево, абсолютно прозрачное и слегка уплотненное только на груди и бедрах. Частичка ткани прошелестела по полу, когда я достала её из шкафа.

Я была ошеломлена.

О, боже, он ожидает, что я это надену? На ужин? Я не смогу. И не надену.

Дверь резко открылась, и я прижала платье к горлу. Охранник уставился на меня своими зелеными глазами. Его устрашающее тело было значительно больше, чем у Кью.

— Мистер Мерсер прислал меня, чтобы убедиться, что ты адекватно оденешься, — он скользнул по мне взглядом, и выпятил грудь. — Раздевайся. Я помогу, если потребуется.

Я в ужасе, отшатнулась. Кью не позволил бы охраннику поиметь меня, ведь так? Не думаю, что он разрешил бы этого, но кто знает. Весь воздух испарился из крошечной комнатки. Я тяжело дышала.

— Мне нужно уединение.

Он покачал головой.

— Никакого уединения.

Стиснув зубы, я не двигалась. Мелькнула мысль о том, чтобы заорать и побить его, но если трезво поразмышлять, чего я этим добьюсь? Кью доказал мне, что у меня здесь не было никакой власти. Как бы это не убивало меня, выбора у меня не было.

Сдавшись, я опустила плечи, и он ухмыльнулся. Я отвернулась, руки дрожали, когда я положила платье на кровать и начала снимать свитер. По коже поползли мурашки от осознания, что за мной наблюдают.

Я потрясла бедрами, чтобы спустить джинсы, и оставила их валяться на полу. Потянувшись к платью, я пыталась понять, как же его надеть, когда тяжелая ладонь легла мне на плечо:

— Снимай нижнее белье. Тебе не позволено носить что-то под платьем.

Все мое тело взбунтовалось, я отскочила от него и забилась в углу комнаты. Прикосновение охранника не возбуждало меня, в отличие от прикосновения Кью. Мое тело никак не отреагировало; и я ощущала только напряжение и отвращение.

Охранник фыркнул и поднял руки вверх.

— Я не собираюсь прикасаться к тебе, девчонка. Права на это есть только у господина, — он опустил веки, в то время как в его глазах пылало возбуждение. – Однако гостям сегодня это будет так же позволено.

Что? В ушах начало звенеть. Нет. Пожалуйста. От ужасного осознания я почувствовала слабость в коленях. Деловой ужин — это не будет ужином. Основным блюдом буду я. Глубоко в сердце кольнуло предательство. Я ненавидела Кью, но никогда не предполагала, что он кому-то позволит ко мне прикоснуться. Не с такой собственнической аурой, окружающей его.

Охранник протянул ко мне руку.

— Дай мне свои лифчик и трусики. Гости прибудут в любой момент, и к этому времени ты уже должна быть на своем месте.

Руки сжались в кулаки от дикого желания ударить его красивое лицо и заставить истекать кровью. Но опять же, чего я этим добьюсь? Ничего. Результат будет тот же, но болезненнее.

Я расстегнула лифчик и бросила его. Я отказалась отдать ему трусики, просто спустив их и оттолкнув к стене.

Он ухмыльнулся:

— Я не стал бы их нюхать, если это беспокоит твою симпатичную головку. Хотя не могу сказать того же по поводу господина, — он громко захохотал, впечатленный своей собственной шуткой.

Высоко подняв голову, я схватила платье и натянула его через голову. Мне пришлось извиваться, чтобы медленно надеть на себя этот облегающий материал. Кружево нисколько не защищало меня от чужих глаз или температуры воздуха, и как только я полностью влезла в платье, сразу почувствовала себя пойманной в ловушку.

Я могла делать только изящные шажки, а грудь напряглась, когда дизайнерское кружево врезалось в кожу и оставляло на ней отпечатки.

Подол облегал мои ноги, как золотистый хвост русалочки — бедного создания, которое не соответствовало этому миру. Я полностью это понимала.

Как только я оделась, охранник схватил меня за татуированное запястье и потащил вниз.