Слезы Тесс (ЛП)

*Лебедь*

Началась моя новая жизнь.

На протяжении двух недель я видела Кью, только когда он возвращался домой с работы, и даже тогда это были краткие мгновенья.

Кью смотрел на меня с безразличным выражением, прежде чем исчезал в той части дома, куда мне нельзя было ходить.

Через пару минут после этого, сквозь колонки начинала литься музыка. Песни, наполненные сожалением и горечью; слова, полные гнева и угроз, сотрясали окна.

Кью любил разную музыку. Однажды вечером из колонок взвыл тяжелый рок, и слова поразили меня изнурительной потребностью.

Все пробудилось и отказывается возвращаться во тьму.

Каждое мгновенье, каждую секунду, каждый удар сердца я боюсь причинить тебе боль.

Моя решительность слабеет, моя вина увядает, мои потребности подавляют.

Я не ответственен за то, что произойдет с тобой, ты спровоцировала меня, разбудила, возбудила.

Мой язык страстно желает попробовать твою кровь, мое сердце мучительно бьется.

Страх ― моя визитная карточка, и я хочу получить твой ужас.

Кью включал песню дважды, как будто донося до меня сообщение, несмотря на это, то, что он сделал, было несерьезным по сравнению с тем, чего он хотел; и чем дольше я не говорила ему своего имени, тем больше он хотел причинить мне боль.

Отказ назвать ему свое имя было единственным оружием против Кью. Это сводило его с ума, и мне нравилось это. Мне нравилась сила, с которой я вытягивала из него эмоции.

Я лежала в кровати ночью, тяжело дыша, готовая к тому, что дверь распахнется и появится рассерженный Кью, чтобы требовать от меня ответа. Но упорство было моим другом, и я не открыла бы ему свою последнюю тайну. Или я свела бы с ума своего Господина, или сошла бы с ума от заточения. В любом случае это было неважно, пока я слушала громкую песню. Одержимая тем, как мое тело покалывало и напряглось, поглощенное трепещущими крылышками ожидания в животе, бесповоротно околдованная своим Господином.

Поэтому мы продолжали играть в нашу игру, ожидая, кто сломается первым. Ночи проходили в безумной потребности, дни тянулись мучительным нетерпением.

Уже четырнадцать дней Кью держал обещание и не приходил.

Зима таяла, весна разукрашивала природу тюльпанами и нарциссами.

Я смирилась с тем, что не знала, где живу. Сюзетт не говорила мне, когда я спрашивала, и я очень сомневаюсь, что Кью сказал бы.

Никто больше не найдет Тесс Сноу. Ее больше не существует. Я ― Ами Эсклава.

Каждый день я занималась с Сюзетт французским, а по ночам ждала Кью. Я постоянно была влажной, и когда он не появлялся, меня поглощали сны. Кошмары, в которых Кью выгонял меня, потому что больше не мог выносить. Повторяющиеся сны о Твари и Водителе, которые насилует меня, собираясь убить, но вместо Кью, который приходил спасти меня, Кожаный Жилет забирает меня обратно в Мексику. Туда, где он причиняет мне боль, ломает и продает меня кому-то другому. Брэкс появлялся в мечтах, но ни разу не спас меня. Он либо закрывал глаза на мои пытки, либо с отчаяньем во взгляде смотрел на них.

Мое сердце обливалось кровью. Мое подсознание обвиняло Брэкса во всем, что произошло, но в то же время, была моя вина в том, что я не настояла покинуть то кафе. Я не могла рассчитывать, что Брэкс будет бороться и убивать, этого не было в его природе. Я скучала по его нежности, но она и раздражала меня. Я всегда верховодила в наших отношениях, но оставалась плаксивой, нуждающейся и кроткой, потому что он не давал мне силы.

Кью бил меня, трахал и владел мной, но все же открыл во мне силу, о существовании которой я не знала.

Кью отобрал у меня все, но он не столько украл это, сколько я отдала по собственному желанию. Позволяя ему управлять, взамен я получила кое-что весомое. Он позволил мне быть собой. Быть настоящей.

Я больше не была наивной и скромной. Я выросла из девочки в женщину. Женщину, которая хотела находиться рядом со сложным, проблемным мужчиной. Женщину, которая не остановится, пока не узнает правду.

― Ами, можешь приготовить сырное суфле на ужин? ― спросила Сюзетт, толкнув меня бедром, пока проходила мимо. Мы были на кухне, окутанной ароматами свежего хлеба и выпечки.

Раздвижные двери были открыты, впуская свежий ветерок, щебетание птичек и весеннюю капель. Франция изменила меня. Я скучала по австралийскому солнышку, но также я любила прохладный французский воздух.

Кью скучал по чему-нибудь, нуждался ли в чем-то? У него было все: миллионы акров земли, охранники, штат служанок, дом, заполненный разными вещами, на которые он не смотрел, но я никогда не видела его счастливым.

Я улыбнулась, кивая.

― Конечно, могу. Больше мне и делать-то нечего.

Сюзетт захихикала.

― Ты всегда можешь пойти и надеть что-нибудь соблазнительное, чтобы удивить Кью, когда он придет домой. Я жду, когда услышу твои крики вновь, маленькая бесстыдница. Почему вы больше не встречаетесь?

Сюзетт чрезмерно интересовалась моей личной жизнью, каждый день у нас был один и тот же разговор. Из-за того, что я пару раз выругалась, когда Кью трахал меня, она придумала мне новое прозвище ― маленькая бесстыдница. Мне было дико неудобно, что она слышала нас.

Миссис Сукре ударила ее кухонным поленцем.

― Сюзетт, прекрати быть такой любопытной. ― И добавила уже мне: ― Она не перестает широко улыбаться с тех пор, как ты позволила Господину оказаться в твоей постели.

Я повернулась и уставилась на нее. Миссис Сукре осторожно потянулась к большой кастрюле с омарами и помешала ее содержимое.

Я сдула волосы с глаз.

― Позволила ему оказаться в моей постели? Как будто у меня был выбор, ― повернувшись к Сюзетт, я сказала: ― Кью не приходит ко мне, Сюзетт. Он не придет, пока я не скажу ему свое имя.

Она фыркнула:

― Кью по-прежнему твой Господин, а ты все еще его рабыня. Скажи ему то, что он хочет узнать. У тебя не должно быть секретов.

Я покраснела и уставилась на тесто, которое месила.

― Он, может, и в состоянии управлять мной, но я не хочу делиться каждой крошечной деталью. К тому же, я больше не тот человек. Я ― Ами. ― Я улыбнулась ей и понизила голос: ― Ты знаешь что-нибудь о его татуировке с воробьями, а?

Я не могла перестать думать о ней. Я хотела изучить Кью как карту, поцеловать каждое перышко, понять его мотив.

Сюзетт прикусила губу.

― Умм...

Миссис Сукре повернулась, вытирая руки о передник.

― Сюзетт, ты не посмеешь. Это не твой секрет.

Я вперилась в них взглядом, желая, выпытать ответ. Я совсем отчаялась, поскольку так долго была без Кью.

Сюзетт пожала плечами и исчезла в огромной кладовой.

Я вздохнула и продолжила замешивать тесто.

В тот вечер после ужина Кью вернулся домой поздно и включил французские песни. Текст разливался по дому, отражаясь эхом в моей крови. Печальная мелодия протянула свои нити по всему дому, ведя меня по нему.

Я не знала, сколько было времени, но персонал уже ушел отдыхать. Я была как на иголках ― не уснуть. Мое тело нуждалось в том, что только Кью мог дать.

Взгляд ярко-зеленых глаз испугал меня, когда я шла по коридору, в котором никогда не была раньше. Франко нахмурился, но не двинулся, чтобы преградить мне путь. С той ужасной ночи, когда Кью убил ради меня, Франко давал мне больше свободы. Его взгляд везде следовал за мной, но он ни разу меня не остановил. Возможно, Кью сказал ему, что позволяет мне бродить по дому или, может быть, он сам чувствовал, что я не сбегу вновь. Я была благодарна, что границы моей клетки расширены.

Я прошла мимо Франко, углубляясь в западное крыло дома. Я часто видела, как Кью исчезал в этом коридоре, пришло время узнать почему.

Открыв двойные двери в конце коридора, я прошествовала по персидскому ковру длинной комнаты, уставившись на огромные холсты с фотографиями. На них не было дикой природы или людей, только небоскребы и городские пейзажи. Грубость бетона и металла казалась не к месту, пока я не увидела дату под каждой фотографией: сроки покупки и месторасположение здания.

Это были фотографии не ради наслаждения видами, а как документирование собственности. Черт побери, неужели всеми этими зданиями владел Кью?

Я повернулась. Бесчисленные фотографии впечатляющей архитектуры, отелей, жилых комплексов... так много разных типов собственности усеивали стену. Он владел небольшой страной, если все это, правда, было его.

Нуждаясь узнать больше, я продолжила двигаться. Все в доме говорило об унаследованных богатствах и очаровании, но все же я не могла распознать Кью в артефактах, статуях или экзотических растениях, расставленных по комнатам.

Кью оставался закрытым для меня. Я надеялась, что, исследовав пространство, найду ответы, но только больше заходила в тупик.

Французская песня следовала за каждым моим шагом, проникновенными стонами и обнадеживающими сонетами. Я мысленно подпевала припеву.

Tu ne vois pas mon sort, quand tout ce que je veux faire est de me battre,

Tu me peint dans une lumière que je ne pourrai jamais être,

Je suis enchaîné avec l'obscurité, consommé par la rage et le feu,

Je suis proche de la rupture, l'envie est tremblant, le viol,

Je suis le diable, et il n'y à pas d'espoir.

Ты не видишь мое состояние, когда все, чего я хочу ― это бороться

Ты рисуешь меня тем, кем я никогда не смогу быть

Я скован тенью, поглощен гневом и огнем

Я близок к тому, чтобы сломаться, сильное желание сотрясает, уничтожая,

Я дьявол, и нет ни малейшей надежды.

Песня затихла, усмирив мое бешено колотящееся сердце. Следуя инстинкту, я открыла огромные двери и попала в рай. Оранжерея размером с четыре спальни приветствовала куполообразными окнами и высокими пальмами. Звуки булькающего ручейка и водопада лились из-за роскошной листвы. Сквозь бесконечную стеклянную крышу мерцали звезды, сегодня не было луны.

Я приподняла голову, прислушиваясь. Что это?

Птичий щебет, чириканье и посвистывания. Я пробиралась сквозь листья, пока не столкнулась с двухъярусным птичьим вольером.

Птички порхали и пели, счастливые в своей клетке. Большинство из них спали, засунув голову под крыло, пока их маленькие грудки трепетали.

Я подошла поближе. Вместо больших и волнистых попугайчиков, которых я ожидала увидеть, вольер заполняли стаи воробьев, перепелки, корольки и черные дрозды. Распространенные обычные крылатые существа, но в то же время замысловатые и прекрасные.

Мне нужно было узнать, что означают эти птицы.

Мой разум тут же вспомнил ту фреску и татуировку Кью. Самую ошеломительную татуировку, которую я когда-либо видела.

Бесчисленные часы ушли на создание этой татуировки, в отличие от моей, которая заняла десять минут. Потерев свой штрихкод, я задалась вопросом, можно ли будет ее переделать. Я не хотела, чтобы она напоминала о случившемся... это прошлое, и не шло ни в какое сравнение с подчинением Кью.

Волна вины нахлынула, когда я погладила большим пальцем черные линии. Я не могла думать о других женщинах, ― куда они попали, кому теперь принадлежат, ― это было слишком больно.

Маленький воробей взлетел и приземлился на жердочку недалеко от меня. Его черные, умные глазки оценивали меня, голова немного приподнялась.

О чем ты думаешь, маленькая птичка? Знаешь ли своего хозяина? Можешь ли рассказать, кто он такой на самом деле?

Он качнулся на жерди и улетел прочь.

Колонки потрескивали, поскольку новая песня начала литься сквозь них. Глубокий, эротичный ритм вибрировал в воздухе. Басы были таким тяжелыми, что даже листья дрожали от звука.

Мое тело страдало, нуждаясь в освобождение. Мой слух принадлежал Кью. Знал ли он, что песня подорвет мое сопротивление, усилит потребность в нем, желание?

Я отказывалась доводить себя до оргазма, но, если Кью не посетит меня в скором времени, я выслежу его задницу и заставлю нарушить глупое обещание. Я выиграю борьбу, не назвав своего имени.

Наблюдая за птицами, я опустила пальцы туда, где Кью порезал меня ножницами. Порез давно исчез, но я хотела еще один. Я хотела грубости и дикости. Я хотела ран и порезов, которые усиливали удовольствие.

Я хотела, чтобы он вновь отшлепал меня.

― Эсклава. Que fait tu ici? (прим. пер. фр. ― Что ты здесь делаешь) ― прогремел голос Кью в оранжерее.

Все внутри меня тут же сжалось, напряглось, отреагировало. Я не могла увидеть его через густую листву, поэтому крутилась в поисках его.

― Откуда ты узнал, что я здесь? ― я всмотрелась в темно-зеленую мглу, стараясь увидеть сквозь листья.

Он захихикал низко, грубо.

― В доме повсюду камеры. Ничего не происходит без моего ведома.

Я должна была знать. Помешанный на контроле мистер Мерсер следил за своей империей. В моей комнате есть камеры? Я хотела узнать, видел ли он, что у меня ночные кошмары. Считал ли он часы, сколько я не спала, ожидая его ― только он не приходил.

Кью появился из-за пальмы. На нем был идеально выглаженный льняной костюм, ни одна складочка не портила совершенство. Серая рубашка была похожа на зимний морозный денек, выставляя на первый план его бледные глаза. К бедру он прижимал черную кожаную папку.

Мою попу зажгло как в огне от фантазии, в которой он шлепает меня папкой.

Я вздохнула и слегка улыбнулась. Все было точно так, как и должно. Мое место в мире было рядом с Кью. Я приняла это. Прошло так много времени. Мое тело разогрелось, растаяло, вспомнив его команды, то, как он ударил меня, когда кончал. Он сказал, что хотел заставить меня кричать. После двух недель одиночества я с радостью позволила бы ему.

Кью подошел ближе с суровым взглядом, плечи напряжены.

Я нахмурилась, заметив складки от напряжения на его лбу. Его глаза встретились с моими, но в них не было спокойного нефрита, они померкли, будто разбавленные известью, страдающие от боли. Я замерла. Я знала этот взгляд, я знала эти страдания.

У Кью была мигрень.

― Тебя не должно здесь быть, ― выдохнул он, проведя рукой по своим волосам, выражение его лица было напряженным и уставшим.

Мое сердце забилось быстрее. Он выглядел как обычный человек. Потерявшийся. Ужасный, странный Господин был спрятан внутри перегруженного работой, страдающего от боли человека. Во мне закипела нежность, я хотела позаботиться о нем, помочь ему снять стресс. Сегодня не было бы агрессивного доминирования, но мне было плевать. Увидела Кью в таком свете, и еще один кусочек паззла встал на место. Это показало глубину моих собственных чувств. Все нормальные эмоции, касающиеся Кью, просто исчезли: страх, осознание, возбуждение... все это спряталось под желанием облегчить его боль.

Оставив шумных птичек в вольере, я сделала шаг к нему и запечатлела легкий поцелуй в уголке его рта.

― Тебе нехорошо.

Его ноздри встрепенулись, и он резко отстранился.

― Мое здоровье тебя не касается.

Я нахмурилась и скрестила руки на груди.

― Твое здоровье, определенно, меня касается. И я скажу тебе, почему. Если ты заболеешь, что случится со мной? Куда меня направят? У кого я окажусь?

Кью переместился, не отрывая взгляда от клетки с птицами. Вокруг него обернулась тень, и я пыталась понять его секрет. Почему он не позволяет мне увидеть все его стороны? Что, черт побери, он прячет?

― Я в порядке. Ничего не случится ни с тобой, ни со мной, ― в его глазах сверкал гнев.

Я предложила помощь, он не захотел ее. Я переступила черту «испуганной рабыни», чтобы оказаться с ним на равных, и меня просто взбесило, что он не позволил этого.

Я повернулась и направилась к двери. Гребаный придурок. Если он хотел лгать и мучиться от боли, да, пожалуйста. Это не означало, что я должна сидеть возле него и беспокоиться. Если он хотел, чтобы я оставалась в своей «маленькой коробочке владения» и не хотел женщину, способную помочь ― прекрасно. Так тому и быть.

― Подожди, ― он вздрогнул, уронив папку. Я по-прежнему пятилась в сторону выхода. Больше я не хотела посягать на пространство Кью, отметив, что он не хотел меня.

Кью тихо простонал, потирая виски.

― Я не хотел обидеть тебя. Я не привык, что рабыни крутятся под ногами, вторгаясь в мое личное пространство, ― он легонько улыбнулся. ― Ты любопытная, этого тебя не отнять.

Я была одновременно оскорблена и счастлива. Повернулась и подошла к нему. Пытаясь казаться равнодушной и безучастной к его боли, я наклонилась, чтобы поднять папку, и передала ее ему.

Коротко кивнув, он согласился с этим.

― Ты принял обезболивающее? Или мне пойти поискать его для тебя. ― Я задалась вопросом, где Сюзетт хранила аспирин. Не то чтобы он помог бы, ну или мне, по крайней мере, точно нет. Единственное, что помогало мне унять мигрень ― массаж головы с ментолом и сон, чтобы успокоить боль.

Кью покачал головой и подтолкнул меня, чтобы я пошла впереди него. Я повиновалась, вышагивая по огромной оранжерее, пока мы не остановились в небольшой зоне отдыха с большим водоемом и тихим водопадом.

Кью простонал и опустился на одно из ротанговых кресел, тяжело вздохнув. Он бросил папку на журнальный столик и положил на нее ноги. Еще раз выдохнув, вытянул свое длинное тело, будто думал, что это поможет пройти головной боли.

Я не знала, должна ли я уйти или остаться, но в голову внезапно пришла идея. Кью не был так насторожен, как обычно. Если я останусь и предложу помощь, он может что-нибудь мне рассказать.

Сев в кресло рядом с ним, я наблюдала, как он сморщил от боли лоб и закрыл глаза.

Мы сидели молча, вслушиваясь в звуки журчащей воды. Кью поерзал, потирая шею сильными пальцами.

Я встала и обошла его кресло. Я не знала, как он отреагирует на то, что я прикоснусь к нему без разрешения. Я не позволила своему разуму зависнуть на наказании, только на потребности помочь. Ты правда хочешь это сделать? Если бы я позаботилась о нем, я бы открыла своему сердцу другую сторону Кью и не смогла бы избегать новых чувств к нему. Если бы я прикоснулась к нему, это было бы потому, что сама хочу, а не потому, что подчиняюсь. Динамика наших извращенных отношений познала бы нежность.

Неосознанно Кью дал мне то, в чем я нуждалась, чтобы позволить ему причинять мне боль и унижать меня в сексе. Если он подарит мне нежность, я смогу быть жесткой. То, что он положится на меня, даст мне свет, в котором я нуждаюсь, чтобы умерить тьму, которая окружила меня.

Каждая мысль пыталась выбраться из головы, и я остановилась, пытаясь разобраться.

Кью жестко втянул воздух, немного глубже погружаясь в кресло. Я приняла решение. Если мне это стало важно, я открою ему свое имя. Он должен увидеть во мне больше, чем просто рабыню, он должен увидеть во мне Тесс.

О боже мой. Я хотела сказать Кью свое имя. Я хотела, чтобы он шептал его с любовью. Хотела, чтобы он приказывал мне своим сексуальным, властным голосом. Кричал мое имя, когда жестко брал меня. Я больше не хотела быть просто девушкой без имени.

Что со мной происходит?

Мои руки опустились на его голову, пальцы скользнули по коже. Я простонала, настолько мягкой она была. Я пыталась нагнуться, желая почувствовать его запах, раствориться в аромате цитруса и сандала.

Он замер, его руки накрыли мои.

― Что ты делаешь, эсклава?

Тесс. Мое имя Тесс.

Я приложила немного усилий, массируя кожу головы легкими поглаживаниями. Он вздрогнул всем телом под моими прикосновениями.

― Помогаю тебе избавиться от головной боли. ― Погружая пальцы сильнее, поглаживая ладонями затылок, я нагнулась вперед и прошептала у его уха.― Если ты мне позволишь?

Кью глубоко вздохнул, жесткие мышцы груди напряглись под костюмом. Я сильнее сжала колени, когда похоть и желание начали разгораться снизу живота.

Он крепче сжал мои руки ― прикосновение граничило с болью, ― прежде чем убрать их, даруя мне разрешение на дальнейшие действия.

Радость оттого, что он разрешил мне сделать так, как хочу я, заставила почувствовать головокружение от трепета. Я нажала сильнее, кружа подушечками пальцев по коже, добавляя легкие прикосновения ногтей.

Кью застонал, прикрывая глаза, когда я провела пальцами вниз по его шее, легко сжимая, нежно уговаривая, воруя предательскую боль своими прикосновениями. Я провела руками от затылка до лба.

― Ouf, c’est une sensation incroyable ― Это было приятно. Он застонал громче, когда я кружила подушечками пальцев вокруг ушей, усиливая прикосновения на висках.

Бабочки порхали в животе. Я заботилась о своем Господине, и ему это очень нравилось. Вознаградит ли он меня?

Я мягко улыбнулась. Кью победил. Он выиграл битву желаний, показав свою уязвимость. Я скажу ему свое имя в следующий раз, когда он спросит ― не потому, что он требует, а потому что я так хочу.

Моя спина заболела, пока я массировала, сжимала, разминала. Но я буду продолжать столько, сколько потребуется.

Наконец он мягко накрыл мои ладони руками и приказал:

― Ты можешь сесть. Боль немного отступила. Спасибо.

Я не хотела останавливаться; возвышаться над ним ― это давало мне чувство, будто я тоже владела им. С последним ласковым прикосновением я повиновалась и опустилась на стул.

Он смотрел из-под полуопущенных век. Борозды морщин на его лбу не были больше такими явными, жесткая линия губ немного смягчилась. Глаза все еще были уставшими, но взгляд больше не был стеклянным и рассеянным.

Мы смотрели друг на друга, не в состоянии отвести взгляд друг от друга; похоть и желание набирали силу. Кью был, словно темное грозовое облако, притягивал меня к себе как воробушка, который пытался быстро упорхнуть от него. Разница между его тату и ситуацией на данный момент в том, что я хотела остановиться и позволить глубже затянуть меня в свою власть

― Спасибо, эсклава.

Он опустил взгляд и выпрямился в кресле.

Моя кожа мгновенно покрылась мурашками, и я потянулась к папке, пытаясь чем-то занять себя.

Кью смотрел на меня непроницаемым взглядом. Я украдкой посмотрела на него, когда крутила в руках файл с документами. Я изменила отношения между нами благодаря бережной заботе. Как его рабыне, мне не следовало ничего делать, просто оставить его в надежных руках врача. Но понимание того, что мой Господин ― мой жесткий, сумасшедший, похотливый Господин ― дал мне позаботиться о себе, делало меня влажной и нуждающейся.

Мой разум скручивало, выворачивало в попытке понять истинные чувства к Кью. Почему забота о Кью делала меня одновременно такой сильной, сосредоточенной и потерянной?

Кью не сказал мне ни слова, когда я открыла папку и внимательно рассматривала содержимое.

Я нахмурилась, пристально вглядываясь в непонятный французский текст. Я могла понимать французскую речь с легкостью, но была не сильна в чтении.

Кью наклонился вперед, располагая руки между моих раздвинутых ног. Так же он делал и в первый раз, когда я только приехала в этот дом, а он закреплял трекер у меня на ноге. Моя щиколотка зачесалась, стоило подумать об этом устройстве, это было забавно: осознавать, насколько я привыкла нему. Это было словно покрывало, которое дарило мне безопасность, что Кью всегда придет за мной, так, как он и говорил в моих снах.

Он указал мне на верхнюю часть страницы, где был логотип: силуэт птицы, парящий на фоне огромных небоскребов.

― Moineau Holdings, ― проговорил Кью.

Мой пульс ускорился. Я пристально посмотрела ему в глаза. «Холдинг Спэроу». (прим. пер. англ. Sparrow ― воробей.)

Он кивнул, открывая рот, чтобы ответить на мой вопрос, но затем замялся. Прочистил горло, откашливаясь.

― Ты сказала, что узнала о моей собственности. Это мое наследство. Я совершил более пятисот приобретений за двенадцать лет. ― Его взгляд потускнел. ― Я возглавил все, когда мне было всего шестнадцать. Работа управляет моей жизнью, но я благодарен за то, что она дала мне в ответ. Я обеспеченный человек, у меня нет нужды в деньгах.

Он никогда со мной так не разговаривал. Я не могла пошевелиться, если бы я сделала хоть малейшее движение, то разрушила всю магию между нами, и он бы замолчал.

Гордость наполнила его взгляд; на мгновение аура гнева и самоуничижения рассеялась, задыхаясь под мощностью силы властного генерального директора огромной империи.

― Она называлась «Группа Компаний Мерсер», когда мой отец владел ею. ― Ненависть сделала его голос жестче, руки сжались в кулаки. ― Когда он умер, я сразу сменил название. И не только название, а полностью изменил структуру управления.

Нас накрыла тяжелая тишина, я не хотела разговаривать, двигаться, привлекать к себе внимание. Кью говорил со мной, будто я была больше чем просто игрушкой и сексуальным развлечением. Он приоткрыл для меня свою страсть, любовь к компании, о которой я совершенно ничего не знала. Намекнул, что обладает несметным богатством, размеры которого мне не под силу постигнуть, равно как и понять, как он руководил компанией с подросткового возраста.

Кью ощетинился, когда произносил имя отца. Любопытство сжигало меня изнутри, интересно, что же произошло между ними. Отец бил его?

Моргнув и прогнав тень воспоминания, Кью указал рукой на папку.

― Прочти это. Мне интересно твое мнение об этой собственности.

― Что? ― я не смогла сдержаться и скрыть недоверчивость в голосе. Гипнотизировала папку взглядом, как если бы она украла мой статус рабыни, превратив в работника. Я не хотела быть работником Кью, я хотела, чтобы он относился ко мне как к ровне. Тогда ответь ему... он спрашивает тебя, как женщину ― он заметил ее в тебе.

Сердце понеслось вскачь, я внимательно посмотрела на страницу, пробежав дрожащими пальцами по логотипу воробушка.

Кью тяжело вздохнул и потер висок.

― Я спрашиваю, эсклава, что ты думаешь об этом. Ты училась в университете оценивать рентабельность той или иной собственности, не так ли? Или и об этом ты тоже солгала?

То, что он пытался уличить меня во лжи, раздражало. Я готова рассказать тебе все. Только спроси меня.

Гнев наполнил меня, нанося хлесткие удары по нервным окончаниям. Кью хотел получить мнение по конкретному вопросу, но в то же время не был готов наделить меня правами свободного человека. Мои глаза вспыхнули яростным огнем.

― Ты спрашиваешь меня? Рабыню, которой не разрешаешь покидать пределы дома, использовать телефон, интернет. Девушку, которую ты принял как взятку. ― Ужас сдавил горло, и я наконец полностью осознала, за что я была взяткой.

Мои губы скривились в усмешку, когда я бросила невольный взгляд на папку.

― Так я была взяткой за контракт на строительство, да? ― я пролистывала страницы, отчаянно пытаясь найти ответы на вопросы. ― Русский отдал меня тебе за что-то незаконное. ― Мой голос зазвенел, стал уверенным. ― Что же ты согласился для него сделать?

Я не могла думать ясно, я была ничем иным как чертовым бизнес переводом, хотя вся-таки Кью стрелял в Русского за то, что тот причинил мне боль. К кому из нас у него было поддельное отношение? Ко мне ― его эсклаве, или к тем людям, которые помогали ему вершить судьбы?

Кью выпрямился, разрывая незримую связь между нами.

― Это не твое дело. На данный момент я спрашиваю тебя об этом слиянии. И ни о чем больше.

Я покачала головой, не в силах отпустить завладевшие моей головой мысли. Наконец в голову пришел лишь один возможный вариант ответа, после которого все остальное вставало на свои места.

― Так именно поэтому тебе присылают девушек? Ты принимаешь женщин как взятку, при этом разрешая строить и совершать то, на что нет разрешения? ― я тяжело дышала; во всем этом был смысл. ― Что случилось с остальными девушками? ― мои глаза метались, словно дикий зверь в клетке. ― Почему только я в доме? Ты меня отошлешь, когда придет новая взятка? Или, когда надоем?

Кью пристально посмотрел на меня, гнев плескался в его взгляде.

Мои руки сжались в кулаки, я захотела сильно ударить его.

― Скажи мне правду! Что случится со мной? ― страх будущего лишал меня возможности дышать, воздух вырывался из легких со свистом. Я думала, что Кью заботился обо мне, держал для себя, и мне никогда не придется вернуться в реальный мир.

Но он снова солгал мне. Я не могла остаться здесь навсегда, прибудут еще девушки. Кью будет заключать больше сделок. Другая рабыня будет раздвигать перед ним ноги, чтобы он ее трахал и приказывал.

Черная пелена застилала мой взгляд, в то время как паника накрыла меня волной. Если я не буду с нужной покорностью и охотой принимать его, то меня выбросят, продадут другому или убьют.

Кью сел, он был смертельно спокоен, наблюдая за тем, как я распадаюсь на части. Он потер переносицу, пытаясь избавиться от головной боли.

― Ты все не так поняла, эсклава, но я не в настроении объяснять.

Мой Бог, я была счастлива, что не сказала ему свое имя. Это было бы хуже для него. Ему все равно. Он называл все свои взятки «эсклавами», он не держал их достаточно долго, потому не обременял себя такими мелочами, чтобы принять и понять их как личность.

Мое сердце разбилось на тысячи кусочков. Я встала, протянув руку.

― Я хочу получить свой браслет обратно. Я хочу, чтобы ты отпустил меня.

Кью улыбнулся, вздрагивая.

― Браслет мой. Собственно, как и ты. Я думал, ты приняла это.

― Никогда. Ты думаешь, что я лгу тебе. Но все, что говорил мне ты ― ложь. Я не хочу такого Господина, который нечестен со мной. Я заслуживаю лучшего. ― Боль от сказанного заставила меня сорваться на крик. ― Я хочу Господина, который бы купил меня. А не просто принял, потому что у него не было другого выхода.

Его глаза опасно сверкнули; он зарычал:

― Возьми свои слова обратно, или я продлю твое заключение и подвергну страданиям.

Я хотела засмеяться или заплакать, или сделать и то и другое одновременно. Так или иначе, его отношение было ничем иным, кроме лжи. На протяжении двух недель он не притрагивался ко мне, хотя в своих мечтах я умоляла его связать меня. Песни, который он слушал: о демонах, которые не могли контролировать свои действия ― все это полнейший бред

Он был безжалостным человеком, который играл, дразнил, пытался задобрить женщину, которой я могла стать, прежде чем вытолкнуть меня в никуда.

Кью сжал челюсть, встал быстрым движением. Он ударил меня настолько сильно, что моя голова откинулась назад. Слезы застилали глаза, когда я схватилась за горящую щеку. Страх уничтожил мой воинственный настрой, я съежилась.

На лице Кью появилось выражение тоски и всепоглощающего голода. Он потер ладонь, улыбаясь темной улыбкой.

― Ты не можешь мне что-то сказать и не быть за это наказанной, эсклава. ― Хватая за затылок, он дернул меня на себя. Его язык заскользил по моей щеке, захватывая соленые слезинки. ― Первое разумное действие, которое я видел от тебя. ― Он говорил тихо, его акцент был необычным, делая голос чувственным и развратным одновременно.

Несмотря на боль и страх, его голос обернулся вокруг моего сердца. Я боролась с видениями того, как я начинаю сопротивляться сильнее, отталкиваю его на пол, умоляя выполнить греховное обещание, на которое он намекнул

Но страх сделала меня только сильнее. Я опустила голову и тихо проговорила:

― Как это понимать?

Кью отпустил меня.

― Прими меня. Посмотри на меня. Я твой Господин.

Мое горло стянуло, я боролось с несправедливостью его слов. Он был моим Господином, но как долго? У меня не было права голоса в продлении пленения. Никогда не было. Никогда не будет.

Он никогда не увидит во мне большее. Не увидит Тесс. Женщину, которая отказывается подчиняться. Женщину, которая больше, чем простая взятка.

Я посмотрела ему в глаза.

― Посмотри на меня. Я не твоя узница.

Наши взгляды встретились, соперничая в битве желаний. Сколько еще у нас будет таких негласных сражений? Мое дыхание стало тяжелее, когда я столкнулась с опаляющим взглядом, в котором плескалось темное желание. Воздух между нами накалился от потребности, даже птицы прекратили петь.

Мое тело стало горячим, растаяло под его пристальным взглядом. Нет, нет, не предавай меня. Я не могу удержать желание между ног, не могу контролировать его; темные фантазии заполнили мой разум

Прошло слишком много времени с последнего оргазма. Я берегла себя для Кью, а теперь больше не хочу, чтобы он приходил ко мне.

Раскаяние и вина затягивали меня в водоворот чувств. Как я могла думать, что Кью предназначен для меня? Он не заставил мою душу петь. Он заставил ее рыдать, кричать, и слезы заполнили все пространство.

― Я ненавижу тебя.

― Нет, это не так. Ты не хочешь видеть.

― Видеть, что?

Схватив мое запястье там, где была нанесена татуировка, он потянул меня к себе. Его тело отдавалось жаром.

― Я могу делать с тобой все, что захочу. Ты моя. Я могу одевать тебя. Трахать тебя. Отослать. Прогнать. Подложить под других. Ты принадлежишь мне. И ты наконец осознала, что это ни капли не романтично, не сексуально или забавно. Это не то, о чем можно мечтать или желать. Ты пленница. ― Он встряхнул меня, в его глазах был болезненный намек на усилившуюся головную боль. ― Моя роль как твоего Господина заключается в том, что я могу унизить, растоптать тебя до самого основания, чтобы ты лишилась всяких чувств, эмоций, надежд и глупой мечтательной чепухи. Если я скажу тебе трахать другого, твой ответ должен быть «как долго». Я тебе говорю ― надень, ты не спрашиваешь и не раздумываешь, а берешь и делаешь, и при этом ценишь то, что я тебе даю. Ты моя, эсклава. И тут нет никакого «жили долго и счастливо».

Он отпустил меня, толкая так, что я споткнулась.

― Ну и каково это в итоге, посмотреть правде в лицо?

Я не могла дышать, горло стянуло, словно удавкой. Правда ужасала меня больше чем все, с чем мне пришлось сталкиваться; я полностью доверяла Кью, делала все, что он мне говорил; он же был готов разрушить и унизить меня до основания, чтобы от меня ничего не осталось. Я была для него словно любимые туфли или чемодан, который иногда доставали, чтобы он не запылился.

Я была ничем.

Глаза Кью расширились, наполняясь болью.

― Встань на колени, эсклава. ― Он жестко надавил рукой на плечо.

Я полностью онемела, не в силах бежать или сражаться. Так много эмоций перепуталось у меня в голове. Что, черт возьми, сейчас произошло? В одно мгновение я хотела назвать ему свое имя, в другое убить. Я не могла этого понять.

Он с силой принудил меня опуститься на колени.

― Расстегни брюки.

Я не могла представить и припомнить ситуацию, когда я была тише и спокойнее, чем сейчас, но все же стала возиться с пряжкой его ремня; облако равнодушия далеко унесло мое сознание. Мое сердце застучало быстрее, когда я расстегнула молнию на брюках, выпуская его возбужденный член. В сознании потемнело.

Он качнулся бедрами вперед, затем с силой схватил меня за волосы.

― Соси. Заставь мою головную боль уйти под влиянием другого ощущения.

Я посмотрела вверх, обхватила пальцами его длину, поглаживая его. Внезапно в голове сверкнула мысль. Он был настолько смелым, что позволял себе кричать на меня, оскорблять меня и в тоже время приказывал мне сосать его, пребывая в наивной уверенности, не боясь, что я могу укусить его. В этот момент мне было все безразлично, поэтому я повиновалась его приказу.

Я наклонилась, подползая к нему на коленях, поднося член к своим губам. Кью тяжело простонал, подаваясь бедрами вперед.

Я слизала его вязкое желание, пробуя его соленый вкус. Ощущения пытались вернуть меня обратно в реальность. Я могла держать в руках свое оружие, свой выкуп, пока сосала его член. Я могла укусить его, причинить ему невыносимую боль, могла обменять достоинство, столь ценную часть тела, на свою свободу.

Я растягивала губы на его члене, принимая глубже.

Он простонал, сжимая в кулаке мои волосы, толкаясь бедрами навстречу. Я могла укусить, но... я не хотела. Даже сейчас мое тело предавало меня. Я дрожала от похоти, делая все с большим довольствием.

Я подалась назад, крепко сжимая его член, облизывая головку.

― О, черт!

Я замерла; Кью отшатнулся назад, держа в руке влажный член.

Сюзетт стояла позади меня, открыв от удивления рот.

― Я... Простите меня... ― она резко развернулась, бормоча оправдания. ― Я не хотела вас прерывать.

Я качнулась на пятках, сохраняя голову опущенной. Кью был в ярости, заправляя возбужденный член в брюки. Он вздрогнул, когда язычок молнии пришелся очень близко к нежной и чувствительной коже.

― C'est quoi ce bordel? (прим. пер. фр. ― Какого хрена?)

Она стояла на своем месте, смотря в потолок, теребя по бокам свой передник.

― Мои извинения, но к вам пришли мужчины, господин.

Кью тяжело дышал, приглаживая волосы и поправляя костюм, глядя на меня настолько напряженным взглядом, будто был готов дать пощечину. Моя щека загорелась болью в ответ на его разгневанный взгляд...

― Отправь их. Я не готов принять людей так поздно.

Сюзетт посмотрела через плечо. Развернулась, затем взглянула на меня.

Сердце галопом понеслось в груди. Все инстинкты взывали к моей внутренней сути, мне хотелось закрыть уши ладонями, мне было страшно. Я не хотела, чтобы она говорила.

― К сожалению, они не уйдут. У них есть ордер.

Он резко вскинул голову и посмотрел ей прямо в глаза.

― Ордер?

Я закрыла рот ладонью. Мой мир взорвался. Полиция. Брэкс. Он получил мое сообщение. Он жив! Брэкс выжил и послал полицию спасти меня.

Мое сердце стучало, как отбойный молоток. Я не могла дышать. Я не могла думать. Я не могла сделать ничего, кроме как упасть на колени.

Безнадежность накрыла меня, когда Кью медленно развернулся и посмотрел на меня. Я вздрогнула. Последствия побега дали о себе знать. Они разрушили мою жизнь еще раз.

Полиция пришла за Кью. Я разрушила его жизнь в той же степени, что и он мою.

Это неправда, гнусная лгунья. Он вернул тебя к жизни. Он познакомил тебя с новой жизнью. Лучшей. Я заставила свой разум успокоиться и осторожно взглянула на Сюзетт.

Ее взгляд был наполнен печалью, его переполняла тоска и страх. Я опустилась на пол, презирая себя за то, что предала ее.

Она отвела от меня взгляд и проговорила:

― Полиция уверяет, что вы удерживаете девушку по имени Тесс Сноу, ― последние слова она прошептала надломленным голосом. ― Она сделала пару решительных шагов по направлению ко мне, но Кью вскинул руку в предостерегающем жесте. ― Как ты могла? Ты... ты... ― Она замолчала, рот скривился в отвращении. ― Мы доверяли тебе.

И тут я почувствовала, как моя жизнь рушится в четвертый, самый последний раз.

Кью замер, отголосок его боли и гнева прошел.

― Это... Это и есть твое имя? Тесс?

Мое тело словно покрылось трещинами, пропуская обжигающее желание. После двух месяцев пленения, мое имя сорвалось с его губ, он произнес его с красивым французским акцентом; я жаждала ощутить его губы на мне, хотела забыть все ― притвориться, что он никогда не совершал тех ужасных вещей по отношению ко мне, не желая вспоминать, что привело меня в его жизнь, какие действия разрушили ее. Я хотела отдать ему мое сердце и забыть все остальное.

― Тесс… ― прошептал Кью вновь, перед тем как стиснуть зубы. Тяжелые тучи сгустились в его взгляде, он смотрел на меня осуждающе, будто я предала, его взгляд хлестал меня сильнее кнута, обнажая нежную кожу.

Сюзетт прижалась к нему; он обнял ее, крепко прижимая к себе.

Мое тело восстало в немом протесте, когда она прижалась к нему; перед глазами стали проносится красные и зеленые вспышки от ярости. Как он посмел найти в ней утешение, в простой горничной! Я ― твоя рабыня! Ищи утешение во мне, несмотря на то, что я все разрушила.

Он кивнул.

― Так тому и быть.