Сломленная Джульетта

11

ОТКРЫТАЯ КНИГА

Наши дни

Нью-Йорк

Квартира Кассандры Тейлор

Моя голова лежит на его груди, а рука перекинута через его талию. Я держусь за его рубашку так, словно это единственное, что может удержать меня рядом с ним – на этом месте. Там, где все случившееся между нами, витает на краю моего сознания подобно белому шуму. Еще незабытое, но уже более призрачное.

После нашей стычки в коридоре, он привел меня сюда. Уложил на кровать. Заверил, что все будет хорошо.

Теперь он обнимает меня и гладит по руке.

Я не могу до конца поверить, что он в моей кровати, в которой было воплощено столько гневных фантазий о нем. Мы оба полностью одеты и ничего не говорим, и тем не менее это самая интимная связь с мужчиной с… ну с тех пор, как я была с ним.

Он берет мою руку и кладет себе на грудь, затем прижимает к бьющемуся сердцу, удары которого отдаются молчаливыми обещаниями. Я чувствую, как он пытается вызвать во мне доверие.

Я хочу ему довериться, но такое ощущение, что мое сердце слишком мало́ для него сейчас. Когда он ушел от меня, оно лопнуло подобно воздушному шарику, опустело и сдулось, и со временем атрофировалось до своей нынешней формы. И сейчас он хочет, чтобы я снова нашла для него место, но я не знаю как.

— Итан?

— Хммм?

— Когда ты узнал, что способен… измениться? — Он гладит меня по руке несколько секунд, но не отвечает. — Я имею в виду, ты же пытался, когда был со мной, ведь так? Стать более открытым?

— Да. Боже! Я так сильно пытался. И потерпел сокрушительную неудачу.

— И как после того, как ты дважды бросил меня, ты стал тем, кем являешься сейчас?

Он опускает на меня взгляд.

— Я ведь упоминал, что хожу к психологу три года, да? И я не говорю про визиты раз в неделю. В плохие дни я ходил два раза… или даже три. У моего психолога ангельское терпение.

— Да, но ведь ты мог обратиться к нему, когда мы были еще вместе, разве нет?

— Технически, да. Но мысль об этом чертовски пугала меня, и как мы оба знали, мною руководил страх.

— Тогда как ты понял, что больше не боишься?

Он делает глубокий вдох и выдыхает.

— Я надеялся, что мне не придется рассказывать тебе эту историю, но думаю, ты заслуживаешь это знать.

— Какую историю? — Я вся покрываюсь мурашками, уверенная, что то, что я услышу мне не понравится.

Он хватает меня за руку и засовывает себе под рубашку. Мои пальцы нащупывают рубцы от зажившей раны на левой стороне груди. Я замечала их во время наших постельных сцен, но я всегда была слишком отвлечена его поцелуями, чтобы расспросить об этом.

Я приподнимаю его рубашку и наклоняюсь, чтобы лучше рассмотреть.

— Что это?

Он гладит мое предплечье, пока я продолжаю щупать шершавую кожу.

— Это место, куда была вставлена трубка в мое легкое, чтобы выкачивать кровь, которая меня душила.

Я поднимаю на него взгляд и хмурюсь.

— А вот это… — Он берет мою руку и подносит к своей голове. На затылке еще один шрам. — то место, где я головой врезался в дерево. Четырнадцать швов.

К моему горлу подступает желчь.

— Итан, какого черта...?

Он берет меня за руку и начинает играть с моими пальцами.

— После того, как я оставил тебя в наш выпускной год, я достиг самого дна во Франции. Шоу стало хитом, и я получал восторженные отзывы, но я не мог перестать думать о тебе. Я чувствовал себя таким виноватым из-за того, что подвел тебя. Снова. Как я уже говорил, я много пил. Ввязывался в драки.

Я киваю.

— В общем, после первого сезона шоу, нам дали неделю отдыха, прежде чем мы отправились в Италию. Остальная часть каста собиралась пойти на экскурсию по винодельням, но я не мог перестать себя чувствовать жалким ублюдком среди них, поэтому взял напрокат мотоцикл и просто… уехал. Бесцельно мотался по южной Франции, думая, что обладаю мировой монополией на ненависть к самому себе. Я обдолбанный садился за руль. Превышал скорость, а это еще тот безумный риск. Я был абсолютно не в себе. Я не думаю, что хотел умереть, но глубоко внутри… — Он смотрит на меня. — полагаю, я хотел причинить себе бо́льшую боль, чем причинил тебе.

— Итан…

Он качает головой.

— Жалкий, да? Так вот, однажды вечером, после того, как побывал во французском пабе, я решил пересечь итальянскую границу. Шел дождь. Переизбыток алкоголя, нулевая самооценка. Я чересчур быстро вошел в поворот и врезался в ограждение. Мой мотоцикл полетел вдоль дороги, перелетел через ограждение и рухнул на крутой склон. Уверен, по пути я задел каждое чертово дерево. К тому времени, когда все закончилось, мой шлем треснул, кожаная куртка была изодрана в клочья и было ощущение словно кто-то вонзил кинжал мне в ребра.

— О, боже…

— Я лежал там некоторое время, просто пытаясь дышать. Когда я пошевелился, то почувствовал такую боль, что чуть не потерял сознание. Мне удалось снять шлем, но на этом все. Болели плечо, запястье и грудь. Я чувствовал, как кровь стекает по моей ноге.

— И что ты сделал?

Он пожимает плечами.

— Я пытался понять, умираю ли я. И когда я всерьез подумал, что да, я неторопливо начал думать, плохо ли это.

— Итан…

Я беру его за руку и прерывисто вздыхаю.

— Знаешь, это странно, смотреть в лицо собственной смерти. Люди говорят, что жизнь пролетает перед глазами, но я этого не понимаю. Я видел только проблески воспоминаний с тобой. Они были настолько отчетливыми, что я мог протянуть руку и коснуться тебя. Я гадал, как ты отреагируешь на мою смерть. Будешь ли оплакивать меня? Или же обрадуешься, что я больше никогда не причиню тебе боль?

Пока я слушаю, волнение сжимает мою грудь. От мыслей о его смерти мое горло перехватывает .

Он ласкает мое лицо.

— Эй, все нормально.

— Как ты мог подумать, что я не буду оплакивать тебя?

— Я был не себе, и не соображал.

— Боже, Итан, если бы ты умер… — Я не могу закончить мысль, не говоря уже о целом предложении. Даже на пике нашей вражды, я не могла представить себе жизнь без Итана. Сама идея была неописуемо мучительна. — Ладно, расскажи мне, что было дальше до того, как я испугалась мыслей о смерти.

Он обнимает меня рукой и прижимает к себе.

— Не знаю, как долго я пролежал у подножия того холма. Точно бо́льшую часть ночи. Я то терял сознание, то приходил в себя и со временем понял, что там меня никто не найдет. Если я не сделаю что-то, то умру. Мне нужно было вернуться на дорогу.

— Но твои раны…

— Да, позже я узнал, что у меня было вывихнуто плечо, сломано запястье, три сломанных ребра и проколото легкое, а также сотрясение мозга и множественные рваные раны.

— О, боже мой! Как ты вообще двигался?

— Сила воли. Упрямство. Дело в том, что я знал, что подъем на этот холм будет самым болезненным из всего, что я когда-либо делал, но это было необходимо. Я должен был выжить, потому что иначе я никогда не смог бы заставить тебя простить меня, а это было недопустимо.

Он касается моего лица, нежно с благоговением.

— И так я поднялся. Каждый шаг отдавался агонией во мне, но я продолжал двигаться шаг за шагом. К тому времени, когда я добрался до вершины, я был уверен, что уже умер и попал в ад. Боль была нестерпимой. Мне удалось перелезть через ограждение, а потом я просто упал на дорогу.

— Как ты оттуда выбрался?

— Через пару часов меня нашел водитель-экспедитор и вызвал скорую помощь. Когда я очнулся, я был в больнице во Франции, обмотанный трубками с морфином. В палате были Элисса и заведующий труппой. Они сказали мне, что я был в отключке пару дней. Элисса была вне себя. К тому времени, она уже несколько месяцев читала мне лекции о моем пьянстве и саморазрушительных привычках. Когда она закончила кричать, она начала плакать. Я никогда не видел, чтобы моя сестра плакала так сильно.

— Конечно, она была расстроена. Она могла потерять тебя. Мы все могли.

— Но ирония в том, что мой образ жизни был… таким, словно я уже и так был мертв. Только несчастный случай вернул меня к жизни. Пока я восстанавливался в больнице, у меня было много времени подумать. Мне пришло в голову, что бо́льшую часть моей взрослой жизни, я занимался самоуничтожением. Расставшись с тобой во второй раз, я врезался в барьер своих дурацких страхов. Я знал, что, если не сделаю что-нибудь, чтобы побороть их и найти способ тебя вернуть, моя жизнь будет бессмысленной. Таким образом, я принял решение – жить. Как только я выписался из больницы, я разыскал психотерапевта, который специализировался на проблемах отказников и стал подниматься на этот чертов болезненный холм выздоровления. И вот я тут три года спустя. Испуганный, но благодарный.

Я тоже хочу испытать чувство благодарности, но я слишком зациклена на мысленном образе того, как он лежит на больничной койке, обмякший и с переломами.

— Почему ты не сказал мне? Ты мог бы попросить Элиссу связаться со мной.

Он качает головой.

— Я не мог. В смысле, я же чуть было не покончил с собой из-за того, что тосковал по тебе. Отстой, да? К тому же, я поклялся, что в следующий раз, когда ты увидишь меня, я буду тем мужчиной, которого ты заслуживаешь, а не каким-то испуганным маленьким мальчиком.

Я смотрю на него.

— Ну и вот ты тут.

Он легко касается пальцами моих губ.

— Да, тут.

Он наклоняется и целует меня, тепло, открыто и нежно. Когда он останавливается, у меня такое состояние, будто у моего тела нет костей.

— Ты всегда была моим стимулом стать лучше, и физически, и ментально. Ты была моей наградой.

Он обнимает меня и утыкается лицом в шею.

— Спасибо.

Я делаю прерывистый вздох и пытаюсь взять себя в руки. Хватка его рук усиливается, и я почти не могу дышать.

— Знаешь, — говорю я, хрипя для пущего эффекта. — есть разница между объятиями и удерживанием кого-то в плену.

— Да ну, я ждал слишком долго, поэтому буду наслаждаться этим.

Тем не менее, он ослабляет хватку.

Мы лежим в такой позе долгое время, сплетаясь вместе и дыша воздухом друг друга. В ожидании того, кто отстранится первым. Мой мочевой пузырь решает за меня.

Когда я выхожу из ванной, он сидит на моей кровати.

Я становлюсь перед ним, и он берет меня за руки.

— Я хочу, чтобы ты пришла сегодня ко мне на ужин. Я приготовлю нам поесть. Я хочу кое-что тебе показать.

Я улыбаюсь и качаю головой.

— Итан… я думаю, нам лучше не спешить какое-то время. Кроме того, я почти уверена, что то, что ты хочешь мне показать, я уже видела раньше.

— Это не то, — говорит он, и сажает меня к себе на колени. — Хотя, если ты разыграешь карты правильно, я склонюсь к тому, что покажу тебе и это. Достаточно будет просто приподнять бровь.

Я закатываю глаза.

Он убирает волосы с моего лица.

— Эй, я шучу. Обещаю, мои штаны останутся на месте. Пожалуйста, я очень хочу, чтобы мы позабавились. — Я делаю подозрительное лицо. — Просто посидели! Блин! Просто приходи, и я позабавлю тебя. ''Приготовлю тебе ужин!'' Дерьмо! — Он качает головой. — Прости. Мой мозг отвлечен. Когда я смотрю на тебя с этого ракурса, мне видно, что у тебя под халатом.

Я шлепаю его по рукам и лучше запахиваю свой халат. Он сдерживает смех.

Я толкаю его, и он падает спиной на мою кровать. Часть меня ненавидит то, как гармонично он смотрится на ней.

Он хватает меня за руку и тянет за собой, а потом перекатывается на меня сверху. Он такой счастливый и довольный, что я едва узнаю его.

— Меня нельзя винить за это, — говорит он, заключая мое лицо в ладони. — Это все потому, что ты такая чертовски красивая. Ты хоть понимаешь, как меня к тебе влечет?

Когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня, я кладу руку ему на грудь, чтобы остановить. Он тут же отстраняется, как будто ожидал этого.

Он вздыхает и смотрит на меня с нескрываемой страстью.

— Ладно. Прямо сейчас я прохожу через стадию, когда делаю вид, что не знаю значение фразы «не спешить». Обещаю, что с этого момента я буду стараться не приставать к тебе каждые пять минут.

Я смеюсь и качаю головой.

— Я как будто должна извиниться сейчас.

— За что? За то, что не прыгнула в кровать со мной в тот момент, когда решила, что больше не ненавидишь меня? Да как ты смеешь? Я просто потрясен!

Я тыкаю пальцы ему в ребра. Он извивается и издает далеко не мужественный звук.

— Эй! Ты знаешь, что щекотка сейчас противоречит правилам Женевской конвенции. Прекрати это, пока я не позвонил в НАТО. Я не хочу, чтобы моя девушка была преступником международного уровня.

Я морщусь. Он замечает, и его улыбка исчезает.

— Черт. Кэсси… я не хотел…

Я смеюсь, но вымученно.

— Все нормально.

Несколько лет назад я не могла заставить его называть меня своей девушкой без принуждения и давления на его яйца, а теперь он бросается этим термином словно он сам Мистер Обязательство.

— У меня вырвалось, ладно? Я хочу сказать, что понятие, которое олицетворяет тебя для меня находится в нескольких световых годах от понятия девушки, но я очень сильно стараюсь не спугнуть тебя, поэтому я буду держать свои бушующие чувства в тайне.

— Ну, за исключением того факта, что ты написал мне Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ тысячу раз, да?

— Да. За исключением этого

— Итан…

Он проводит пальцами по волосам, и я замечаю, как он обеспокоен.

— Я знаю, еще слишком рано, но я не собираюсь врать тебе и говорить, что я не хочу этого, потому что я хочу. Я хочу быть твоим парнем. Нет, подожди… парень звучит так избито. Мне почти двадцать семь лет. Я больше не мальчик. Я хочу быть твоим мужчиной. Любовником. Твоим… черт, не знаю. Твоим Итаном. Кем бы ты меня ни назвала, я хочу быть им. Моя конечная цель – просто осознание того, что я твой, а ты моя и что ни один из нас не боится и не стыдится этого. Я хочу водить тебя на свидания и обнимать, знать, что все другие мужчины в помещении ревнуют к тому, что именно я тот, кто отвезет тебя домой и будет целовать твое тело.

Я даже не знаю, что сказать. Придется подождать, прежде чем я привыкну к этой новой версии его личности. Он так уверен в себе.

Он наклоняется и убирает с моего лица выбившуюся прядь волос.

— У тебя еще есть вопросы о моих чувствах? Или тебе описать конкретно, какие именно части твоего тела я буду целовать.

Жар проходится по моим плечам и достигает шеи. Ему не позволительно быть таким сексуальным, когда я пытаюсь не спешить в отношении него. Абсолютно непозволительно.

— Хм… нет, — говорю я, сосредоточившись на его губах. — Ты все прекрасно разъяснил. Мне достаточно.

Он кивает.

— Хорошо. Потому что второй вопрос был своего рода с подвохом. Когда мои губы доберутся до тебя, не будет такого места на твоем теле, которое я бы не попробовал. Я хочу всю тебя. — Он долго и медленно оценивает мое тело своим взглядом. — Каждый… аппетитный… сантиметр. — Он продолжает неотрывно смотреть на меня, и я чувствую, как начинаю тянуться к нему. Его челюсть сжимается, и вот я уже так близко, что мне кажется, что он вот-вот попытается меня поцеловать, как вдруг он качает головой и встает.

— Ладно, мне серьезно надо убираться отсюда, потому что если я останусь, то ты будешь чувствовать себя некомфортно из-за моей грязной, неотступной похоти. — Он выдыхает и проводит пальцами по волосам. — Так, значит сегодня. Ужин у меня? Я приготовлю все, что ты захочешь.

— Конечно. В котором часу ты меня хочешь?

Он делает глубокий вдох.

— Я хочу тебя все время.

Я качаю головой и улыбаюсь.

— Прости, но ты сама спросила. Если ты хочешь ответ без подтекста, перефразируй вопрос.

— Ладно. В котором часу ты хочешь, чтобы я приехала сегодня вечером?

— В шесть тридцать. Я хочу кое-что обсудить с тобой перед ужином.

— Что именно?

— Увидишь. — Я сразу же настораживаюсь. Он слегка улыбается мне. — Не паникуй. Я думаю, это будет к лучшему. Доверься мне.

Я пытаюсь. Я очень сильно пытаюсь.

— Хочешь я принесу что-нибудь?

Он смотрит на меня несколько секунд.

— Только себя. Это все, что мне нужно.

Время – еще та переменчивая сволочь. Когда ты хочешь, чтобы оно шло медленно – оно ускоряется, а когда ты полон нестерпимой нервозности, оно словно ленивец на успокоительных.

Все содержимое моего шкафа лежит на моей кровати. Я перемерила каждую вещь по меньшей мере дважды. Мои волосы гладкие и выпрямленные. Макияж легкий, но аккуратный.

Я напоминаю себе, что это не свидание, а ужин.

Просто ужин.

Тогда почему на мне нижнее белье, которое стоит больше, чем государственный долг каких-нибудь мелких африканских стран?

Я не должна так переживать. Не должна так нервничать. И я уж точно не должна быть так взволнована, когда представляю его выражение лица при виде этого леопардового нижнего белья.

Блин! Если он увидит это белье. Если, а не когда.

Я сажусь на кровать и хватаюсь за голову.

Может стоит отменить встречу? Я не готова к ней.

Я делаю несколько глубоких вдохов и смотрю на часы. Тристан, мой дзен-мастер, сосед и лайф-коуч, скоро будет дома. Ему видней, что мне делать. И что мне следовало бы надеть.

Мой телефон издает сигнал, пришла эсэмэска от него.

Секси студент из йога класса пригласил меня в бар. Буду дома позже, если вообще буду. На кухне новая бутылка «Шираз». Используй ее с умом.

Я отвечаю ему.

Иди к черту, Трис. Надеюсь, у него крошечный член.

Он отвечает улыбающимся смайликом с чем-то похожим на гигантскй шланг.

Откуда он вообще его взял?

Черт бы его побрал!

По правде говоря, он не знает, что я иду на ужин к Итану. Если бы он знал, то накрыл бы меня колючей проволокой, надел бы пояс целомудрия, а потом настоял бы на том, чтобы пойти со мной и защитить мою вагинальную чакру, если таковая вообще существует.

Я вздыхаю и снимаю свое красивое нижнее белье, заменяя его моими самыми обычными хлопковыми трусиками и лифчиком. Затем я надеваю удобные джинсы и обычную футболку, убираю волосы назад и завязываю в хвостик, а из макияжа оставляю только тушь и блеск на губах.

Готово.

Никакого давления.

Это просто ужин.

И он.

Ничего больше.

Едва я успеваю постучаться в дверь, как она открывается и показывается он.

О боже, он такой красивый.

Свежевыбритый, в темно-синей рубашке, темных джинсах, без обуви.

Мне кажется, что я пялюсь на него. Не уверена.

Он тоже смотрит на меня, его взгляд блуждает по моему телу и останавливается на лице.

— Привет. — Он выглядит нервным. Почему-то это заставляет меня чувствовать себя чуть лучше.

— Привет.

Он не двигается.

— Ты выглядишь… просто… — Он моргает. — Ты так чертовски красива.

Как он не понимает, что подобные заявления заставляют меня желать отказаться от моего решения «не спешить» и запрятать его туда, где никто не сможет найти?

— Эээ… спасибо. Ты тоже хорошо выглядишь. — Очень хорошо.

Он игнорирует мой комплимент и продолжает пялиться на меня.

— Эээ… Итан?

Он качает головой и вспоминает-таки о хороших манерах.

— Блин! Заходи.

Он делает шаг назад и позволяет мне войти. По моей коже пробегают мурашки, когда я прохожу мимо. В коридоре стоит его аромат, и я машинально делаю глубокий вдох.

Я еще не видела его нью-йоркскую квартиру, поэтому всматриваюсь в каждую деталь.

Его квартира небольшая, но стильная. Декор более взрослый, чем в его вестчестерской норе. Все более утонченно.

— Элисса занималась декором, — говорит он.

Я киваю.

— Все очень мило. Ты один живешь?

— Да. С тех пор, как вернулся с Европы. Элисса живет в Ист Виллидж, как настоящая богема. Я скучаю по ней, но для всего есть свое время, понимаешь? Не могу же я вечно жить со своей младшей сестрой.

— Ну да.

Мы замолкаем, пока хожу по его квартире и рассматриваю безделушки и фотографии. Я пробегаюсь пальцами по корешкам его книжной коллекции, пытаясь снова узнать его.

Я чувствую, как он наблюдает за мной. Ждет одобрения. Это довольно странно.

Я останавливаюсь, когда вижу знакомое название: «Освобождение голоса» Кристин Линклейтер.

Я поворачиваюсь к нему, и он смеется.

— Каждый раз, когда кто-нибудь упоминал название этой книги в классе, Джек Эйвери издавал рвотные звуки. — Он начинает смеяться сильнее.

— Поэтому ты хранишь ее на своей полке?

Он пожимает плечами.

— Что я могу сказать? Джек Эйвери придурок, но забавный. Плюс, Линклейтер точно знала, о чем говорила.

Я качаю головой.

— Здесь все наши старые книги?

— Они помогали мне все эти годы. Они также были… напоминанием… о нашем времени в театральной школе.

— Все свои книги, я сожгла.

Я говорю это, прежде чем успеваю предположить, как он отнесется к этому. Судя по выражению его лица, его это не радует. Я не хотела, чтобы это отразилось на нем, но так получилось. Я избавилась от тех книг, как и от всего того, что напоминало мне о нем.

Он опускает голову.

— Прости.

— Не извиняйся. Все что мне нужно было знать из этих книг я заучила на память.

Он кивает.

Он понимает.

— Хочешь чего-нибудь выпить?

— Боже, да.

— У меня есть красное вино, которое тебе понравится.

Он уходит на кухню, а я продолжаю все рассматривать в поисках чего-нибудь. Я не знаю, что именно ищу. Может, что-то обо мне. О нас. Что-то настоящее и знакомое.

Я обнаруживаю это на стене противоположной окнам. Поначалу, я не понимаю на что смотрю, но потом меня озаряет – это маски! Две. На расстоянии, кажется, будто это две стандартные маски, выражающие комедию и трагедию, которые есть дома у многих актеров, но при повторном рассмотрении мое дыхание сбивается. Это не комедия и не трагедия. Это сила и уязвимость. Те же маски, что мы использовали в школе. Те же, с которыми у нас обоих были проблемы.

— Я уговорил Эрику отдать их мне. — Я поворачиваюсь и вижу его в нескольких шагах от меня, в каждой руке у него по бокалу вина. — Я купил ей целый новый сет масок в Италии.

Он протягивает мне бокал, и я делаю глоток.

— Зачем они тебе? В смысле, ты же провалил то задание. Эрика на несколько недель исключила тебя из класса.

— Да, но только потому, что она ожидала от меня большего. Мне самому потребовалось много времени, чтобы я сам захотел от себя большего. Чтобы понять, что быть уязвимым – значит иметь гораздо больше сил, чем быть замкнутым и угрюмым. — Он делает шаг вперед, я же в свою очередь делаю еще один огромный глоток вина, пытаясь не смотреть на него. — Каждый раз, когда я смотрю на эти маски, они напоминают мне об этом, как и когда я смотрю на тебя, но тебя не было долгое время рядом, и маски служили хорошей заменой.

Я не отвожу взгляд от масок, но чувствую его пристальный взгляд на себе. Когда я снова прикладываюсь к бокалу, я понимаю, что вина в нем почти не осталось. Мне нужно притормозить, иначе я напьюсь и натворю таких дел, о которых потом пожалею.

Я чувствую прикосновение теплых пальцев на запястье, он стоит прямо за мной, его дыхание обдает теплом мою шею.

— Я хочу кое-что тебе дать.

Он берет меня за руку и ведет к огромному книжному шкафу. Его ладонь влажная, отчего я начинаю гадать, в чем же причина его тревоги.

Он ставит наши бокалы на столик, и когда он берет меня за руку, клянусь, я чувствую, как он дрожит.

— Кэсси, я очень долго заставлял тебя гадать о том, что творится у меня в голове и что я чувствую. Я не хочу, чтобы когда-нибудь тебе пришлось снова это делать. Так что с этого момента, я буду давать тебе ответы на все твои вопросы. Абсолютно все.

Он открывает дверь и жестом указывает на ряды книг.

— Ты хочешь знать мои мотивы, почему я заставил пройти тебя через все то дерьмо в школе? Все здесь. Каждая дебильная мысль и плохое решение. Каждый раз, когда я разбивал наши сердца, пытаясь избежать боли. Прочти их, если хочешь. Или сожги. Тебе выбирать.

Я вглядываюсь в корешки книг. Даты. Года. Целые ряды дневников, начиная с его школьный времен. Некоторые годы умещены в один том, другие – в несколько. Год, в который мы познакомились, уместился в целых пять томов. Ну, ничего удивительного.

Я беру последний экземпляр того года и открываю на случайной странице.

18 ноября

Сегодня она впервые сделала мне минет. И… Господи… меня все еще трясет. Я никак не могу выкинуть ее образ из моей головы. Она так хотела мне угодить. Была такой доверчивой.

Такой красивой.

Я не могу справляться с этим.

Совсем скоро она поймет, что я не подхожу ей и уйдет. Уничтожит меня.

Каждая клеточка моего мозга говорит мне бежать, пока можно. Бежать так далеко и быстро, чтобы она никогда не нашла меня. Забыть, что такая идеальная девушка, как она вообще существует.

Но какая-то часть меня верит, что я справлюсь с этим. Что я способен распахнуть свою грудь и просто отдать ей свое сердце, словно это не убьет меня.

Это очевидно психически ненормально.

Я поднимаю голову, шокированная глубинной написанного им. Он наблюдает за мной. Оценивает мою реакцию. Он даже не обращает внимания на мой скептицизм.

— Я ответственен за все, что сделал, — говорит он. — потому что хоть я и не могу ничего изменить, я сожалею об этом. Я подумал, что после того, как ты прочтешь это, возможно… я не знаю. Это поможет как-то.

Я в этом не уверена.

Я начинаю снова читать.

4 декабря

02:48 ночи – Она не отвечает. Она позвонила среди ночи, чтобы по-разному обозвать меня, и теперь она НЕ БЕРЕТ СВОЙ ГРЕБАНЫЙ ТЕЛЕФОН?!

03:36 ночи – Я не могу перестать думать о том, как она плачет. Она казалась такой потерянной. И это я с ней сделал. Я.

Какой же я прекрасный человек!

Как бы сильно я ни боялся, что она сделает мне больно, я боюсь, что я сам сделаю ей больнее.

Так что теперь я стою перед выбором – стать мужиком и быть тем парнем, которого она заслуживает, или убраться к черту, пока для нас двоих еще есть шанс не испытать боли.

Да. Что уж тут думать! Это все равно что спросить кого-то, как он хочет умереть: утонув или от удара током.

Как бы то ни было, ты все равно умрешь.

11:18 утра – Она только что ушла. Я все еще чувствую ее запах. Блин, я люблю ее запах. Мне хочется утонуть в нем.

Она спала, когда я вернулся домой с пробежки. Она так идеальна в моей постели.

В первые три секунды меня охватил внезапный испуг, когда я подумал, что она прочла мой ежедневник, но я быстро осознал, что, если бы она прочла, то не была бы все еще здесь, не говоря уже о том, что она спит. Она бы наконец-то увидела, каким уровнем неуравновешенности обременена и бросилась бы наутек. И я бы не стал винить ее.

Но нет, она в очередной раз доказала, что она не такая, как другие. Заставила меня понять, что она заслуживает гораздо большего, чем я ей даю.

Я хочу быть лучшим человеком. Лучшим парнем.

Не налажай, Холт. Серьезно. Если ты налажаешь, я никогда не прощу тебя.

Она никогда не простит тебя.

Чтение его мыслей вызывает у меня странное ощущение де-жавю.

Я переворачиваю страницу и читаю последнюю запись в дневнике. Как только я вижу дату, мои внутренности сжимаются.

23 декабря

Я это сделал. Обрубил концы.

Мне плохо.

Я чувствую себя таким разбитым, как никогда не чувствовал, пока мы были вместе.

Я думал, что это правильный поступок… для меня… для нее. Но сейчас…

Я едва ли могу сглотнуть, мое горло свело.

Какого хрена я натворил?

Почему это все кажется таким неправильным?

Блин!

И все же, часть меня знает, что я должен был это сделать.

Если бы мы остались вместе, я бы систематически делал ей больно. Я бы пытался этого не делать и ненавидел бы каждый раз такие моменты, но в итоге, все равно бы причинял ей боль. Она бы проводила все время, защищая свои поступки, успокаивая меня, гасила бы вспышки пожара, к которым не имела отношения.

Я не могу возлагать на нее такое.

Я убеждаю себя, что хочу, чтобы она двигалась дальше и была счастлива, но жалкий ублюдок во мне, вовсе не хочет этого. Я хочу, чтобы она скучала по мне и не позволяла другим мужчинам прикасаться к ней, пока я не пойму, как стать лучше. Я хочу волшебным образом излечится от всей чуши, что крутится в моей голове каждый день и быть мужчиной, которого она заслуживает.

Но больше всего, я просто хочу быть с ней. Особенно после прошлой ночи.

Блин, прошлая ночь…

Я не хотел, чтобы это случилось, но, когда она стояла передо мной, думая, что я ее не люблю, я не смог остановить себя. Мой мозг кричал, что это плохая идея, но мое тело не слушало. Я подумал, что возможно это и хорошо. Что это… не знаю… излечит меня. Поможет мне быть с ней как-то.

Но этого не произошло.

Наоборот, это только усугубило ситуацию, потому что теперь я всегда буду знать, что я теряю. Когда мы первый раз занимались любовью, я был так одержим тем, чтобы быть с ней нежным, что не позволил себе многого. Прошлой ночью этой проблемы не было.

Я хотел овладеть ею. Выклеймить мое имя на каждой части ее тела.

К тому времени, когда мы закончили, мне кажется, у меня получилось.

Проблема в том, что она тоже заклеймила меня.

Я плакал в ее объятьях. Я никогда не плачу! Я даже не знаю, почему я плакал. Это просто случилось.

Но потом мой мозг включился. Мой тупой, параноидальный мозг.

Лежа с ней в постели, пока она спала, я чувствовал себя одним из тех животных, чья нога попала в ловушку, зная, что, если я хочу выжить, я должен отгрызть часть себя и оставить позади.

Это именно то, как я чувствую себя сейчас. Словно я вырезал часть своего сердца и оставил его ей.

Это больно. Это так больно! Но я знал, что поступил правильно.

Она не согласна со мной.

Надеюсь, однажды она поймет.

Я едва не смеюсь, но во мне слишком много неугасающего гнева, чтобы позволить себе это

Когда я поднимаю взгляд, он стоит прямо передо мной. Не думаю, что видела когда-нибудь его таким серьезным.

— Я больше не он, Кэсси. И никогда уже не буду. Ты должна это знать.

Я киваю. С каждым днем я понимаю это все лучше.

— С того момента, когда я встретил тебя, для меня стала существовать только ты. Я просто пытался отрицать это.

— А сейчас?

Он обнадеживающе улыбается мне.

— Сейчас я знаю, что был запутавшимся в себе мудаком.

Я киваю.

— Еще каким.

— Я знаю.

— Ты был самым настоящим мудаком.

— Я не спорю с тобой.

Мы пристально смотрим друг на друга, притяжением между нами сбивает меня с толку.

— Так что нам теперь делать? — спрашивает он, и бросает взгляд на дневник в моей руке.

Я беру свой бокал с вином и осушаю его.

— Думаю, мы поужинаем. А потом… не знаю. Посмотрим.

Ужин очень вкусный. Мы разговариваем, но разговор полон напряжения. Я пью слишком много вина, и это помогает мне расслабиться.

Но дело в том, что быть в расслабленном состоянии рядом с ним – опасно. Я начинаю думать, что готова к отношениям. Во мне возникает другой вид напряжения. Тот, который не имеет ничего общего с нашим прошлым и связан только с нами нынешними. С Кэсси и Итаном, которые впадают в тишину каждые несколько минут, потому что наши мысли слишком заняты друг другом, чтобы мы могли говорить.

Вместо этого мы смотрим друг на друга. Избегаем прикосновений. Наши взгляды становятся пристальней.

Когда он ведет меня к дивану, играет спокойная музыка. Свет тусклый, но ему все видно. Он изучает каждое движение. Смотрит, как я выдыхаю и покрываюсь мурашками от желания.

Он крепко закрывает глаза и откидывает голову назад. Мы оба с трудом сдерживаемся, чтобы оставаться по разные стороны дивана.

— Мне надо идти. — Говорю я, скорее из чувства самосохранения.

Он вздыхает.

— Это одновременно и лучшая, и худшая идея в мире.

— Это так печально, что я точно понимаю, что ты имеешь в виду, да?

— Нет. Это просто еще одна причина, почему ты должна убраться отсюда, пока еще можешь. Мои благородные намерения относительно того, чтобы не спешить в отношении тебя, перестанут действовать, если ты будешь смотреть на меня так.

— Как например?

— Как будто ты хочешь воплотить каждую мою сексуальную фантазию о тебе за последние три года в очень грязную реальность.

— В насколько грязную?

— В такую грязную, что нам пришлось бы это делать в душе.

— Ого. — Он хорош в сексе под душем. Я-то помню.

— Ты уверена, что не хочешь остаться?

— Да.

Он вздыхает.

— Черт! Я вызову такси, пока не потерял весь самоконтроль.

Мы оба встаем, и я без стеснения рассматриваю его, когда он слегка разминается.

— Могу я взять пару томов с собой? — Спрашиваю я, указывая на дневники.

— Бери столько, сколько хочешь. Отныне, я – открытая книга. Даже у «прошлого меня» нет секретов.

Пока он достает свой телефон и вызывает такси, я выбираю пару дневников. Я целенаправленно избегаю те, которые были написаны в наш выпускной год. Я даже не могу смотреть на них, чтобы при этом не покрыться нервозным потом. Мне бесспорно понадобится еще больше алкоголя, чтобы взяться за них.

Он провожает меня до двери и с каждым шагом желание покинуть его уменьшается. Он наклоняется и хватается за ручку, а его грудь прижимается к моему плечу. Несколько долгих секунд, он остается в таком положении, не открывая дверь. Он просто прижимается ко мне и дышит.

— Кэсси, сейчас я задам тебе несколько вопросов, и мне очень надо, чтобы ты ответила на них «нет». Поняла?

— Да.

Он вздыхает, и я чувствую, как кончик его носа касается моей шеи. Я закрываю глаза и по мне проходится дрожь, когда я прижимаюсь к нему в ответ.

— Ты останешься у меня на ночь? В моей постели?

Он не может…. Как он..?

— Итан…

— Все, что ты должна сказать, это «нет». И все.

Я крепко зажмуриваю глаза.

— Нет.

— Ты позволишь мне сорвать с тебя одежду и прикоснуться к тебе губами? Ко всему твоему телу? Ощутить вкус всех частей твоего тела, о которых я мечтал все то время, что мы были врозь?

Господи.

Дыши.

— Нет.

— Ты хочешь меня?

— Нет.

Ложь.

— Ты любишь меня?

— Нет.

Всем сердцем.

— Ты остановишь меня, если я прижму тебя к стене и поцелую так, словно моя жизнь зависит от этого? Что в каком-то смысле так и есть.

Мое сердце бешено колотится. Мы оба перестаем дышать.

Наконец-то правда.

— Нет.

Через секунду он прижимает меня к стене. Наши рты открыты и полны отчаяния. Потом его руки оказываются на моей заднице, и он приподнимает меня. Я обхватываю ногами его двигающиеся бедра и из меня вырывается стон, когда я бросаю его дневники и свою сумку на пол, чтобы вцепиться руками в его волосы. Я приоткрываю крошечную часть моего желания в нем и позволяю этому сжимать его плечи и бицепсы, пока он исследует меня.

— Блин! Кэсси…

Его слишком много, он весь напряжен. Глубинные части меня желают его больше всего. Не только мое тело. Это нечто большее. Некоторые частички вспыхивают. Другие тают. Поток химии и катастрофы, то же неконтролируемое желание, которое постоянно сводит нас вместе.

Раздается сигнал машины. Он замирает и пытается отдышаться, прижимаясь к моей шее, в то время как его мышцы под моими руками медленно расслабляются.

— Наверно, тебе стоило ответить на последний вопрос «Да», — говорит он, его губы у моей шеи.

Когда он опускает меня на ноги, я едва могу стоять.

— Наверно.

Он поднимает с пола свои дневники и мою сумку, потом открывает дверь и спускается вниз, провожая меня к такси, стоящему в ожидании.

Когда я оказываюсь внутри, он наклоняется и нежно целует меня в губы.

— Спасибо, что дала мне…

Я улыбаюсь.

— Я не …

— …шанс. — Он улыбается и целует меня снова.

— А ты об этом. Спасибо, что угодил мне.

— Ох, я не совсем…

— Мы могли бы заниматься этим всю ночь.

— Это что предложение? Я могу отослать таксиста и отвезти тебя обратно наверх.

Я улыбаюсь.

— Доброй ночи, Итан.

Он целует меня еще раз, но уже медленнее. Я почти забыла, почему должна уйти.

— Доброй. Я позвоню тебе завтра.

Он закрывает дверь, и такси отъезжает.

Когда я оказываюсь в своей квартире и плюхаюсь на кровать, я все еще чувствую его прикосновения на своем теле. Я выключаю свет и раздеваюсь, позволяя своим рукам ласкать себя, желая закончить то, что он начал, иначе я не смогу уснуть.

Сама того не замечая, я закрываю глаза и представляю его. Из всех многочисленных героев и лиц, которые я видела в последние годы, самым ясным выражением лица в моей памяти остается образ того, как он касается меня. Его изумленное лицо, когда он доставляет мне удовольствие.

То самое лицо я представляю себе сейчас под закрытыми веками. Я представляю, что мои руки – это его, и когда я вскрикиваю в своей темной комнате, мне приходится сдержаться, чтобы не произнести его имя.

Я уже практически сплю, когда на телефон приходит сообщение.

Ты сейчас трогаешь себя и думаешь обо мне?

Я смеюсь. Он всегда знал меня слишком хорошо.

– Нет.

– Я тоже. Определенно не делаю это уже второй раз.

– Слишком много информации.

– Правда? Я могу поподробнее расписать, если хочешь.

– Кончай уже.

– Кончим вместе. Поставь свой телефон на вибро и я заэсэмэсю тебя по полной.

Мой смех отдается слишком громким эхом в моей тихой комнате, и я понимаю, что это случается впервые за очень долгое время.

– Спокойной ночи, Итан.

– Спокойной ночи, Кэсси.

Я уже было убираю телефон, когда приходит еще одно сообщение.

– На самом деле, я очень хочу сказать, что люблю тебя, но не стану. Как же сложно «не спешить», да? (Пожалуйста, только не ставь судебный запрет).

Он добавляет в конце смайлик, и я прыскаю от смеха. Я жду еще немного и только, когда удостоверяюсь, что мы закончили, сворачиваюсь калачиком на кровати. Его дневники лежат на прикроватном столике, отливая серым цветом в свете полумрака.

Я осознаю, что они вероятнее всего, вызовут больше вопросов, чем ответов, но думаю, в этих страницах я смогу найти своего рода заключение. Если мы собираемся дать нашим отношениям еще один шанс, я знаю, что должна найти причину, чтобы простить его.

Проблема в том, что бо́льшую часть времени я практиковала ненависть к нему, чем любовь.