Сломленный

Глава 8

Джим притворно поднял руки.

— Видишь? Вот почему я ушел с вечеринки. Я специально хотел избежать всего этого разговора, когда вы ожидали, что я буду трахаться со своим пивом, чтобы вы могли похлопать меня по плечу и сказать, что это не моя вина и мне нужно двигаться дальше. Это все? Потому что у меня нет пива, брат, так что остальная часть имиджа просто пострадает.

Боксер опустил руки, но не ушел и Джим хотел дать ему в челюсть. К сожалению, у него отсутствовало равновесия из-за раненой ноги, поэтому он просто стоял и злился.

Когда Боксер заговорил, его тон был низким и тихим.

— Ты был ненормальным с тех пор, как она умерла, Уэйд. Я был там той ночью и сдерживал тебя, когда ты пытался пойти к доктору, который сказал, что она не справилась, как будто это была его вина. Ты в раздрае, брат, и с тех пор принимал плохие решения. Я не говорю о т ом, что было бы лучше, если бы кто-то, кого я так сильно любил, оставил бы меня, но ты не должен быть сегодня один. Я знал это и должен был сдержать тебя, как и год назад.

— Я не нуждаюсь в жалости. — Отрезал Джим. Ему было насрать.

— Может быть, и нет, но, по-видимому, тебе нужна нянька, чтобы ты не пытался убить себя, а потом не зациклился на какой-то бабе, которая предпочла бы соскоблить тебя с подошвы своей обуви, как какого-то жука, на которого она наступила.

Джим недоверчиво смотрел на него.

— Ты думаешь, что это то, что случилось сегодня вечером? Думаешь, что я пытался покончить с собой? — по выражению лица Боксера Джим мог сказать, что парень был убийственно серьезным. Как мог его лучший друг думать о чем-то подобном?

— Я скажу тебе кое-что, Боксер. Я много чего делаю и не все из этого хорошо. Но я никогда не был самоубийцей. Я скучаю по Трине, но я точно не хочу идти по ее стопам.

— Ты уверен в этом?

— Абсолютно. — Если бы он хотел умереть, то прямо сейчас он бы смотрел в лицо Дьяволу, а не Боксеру и его досадному беспокойству.

— А что насчет той цыпочки?

Джим снова поднял руки.

— А что с ней? Она отлично лежала. Ты видел, какая она горячая. Я был с ней мудаком по дороге в больницу и когда извинился, подумал о том, что посмотрю, как далеко смогу зайти. Вот и все.

Боксер подозрительно прищурился.

— На самом деле было непросто трахаться «в память о Трине»?

На этот раз Джим засмеялся по-настоящему. Эта мысль даже не приходила ему в голову.

— Не получится. Даже я не настолько жесток. Я любил Трину и надеюсь, что ее душа теперь успокоилась, когда у нее появилось достаточно времени без меня. И я ненавижу то, что она сделала. Это надолго засело в моей голове. Но сегодня я повеселился и повысил самооценку. Было отлично заставить гордую сучку проглотить свое мнение о байкерах.

Очевидно, освободившийся, наконец, от беспокойства, Боксер ухмыльнулся, и у него на правой щеке появилась ямочка, смягчая суровое выражение лица и напоминая Джиму о детях, которыми они были.

— Чувак, знаешь, ты меня напугал. Я подумал, что ты откинулся. — Он шагнул вперед и ударил Джима по спине. — Если хочешь, я могу переночевать на диване и составить тебе компанию. Я все еще не уверен в том, что ты должен быть один.

— Нет, я в порядке. Кроме того, у вас, вероятно, все еще есть женщины в клубе, ожидающие, пока вы вернетесь, чтобы наброситься на ваши кости.

— Это правда. — Боксер «включил» очарование и дерзкую уверенность, которую Джим и ожидал от него. — Хорошо, я уйду отсюда и возьму с собой Вилли. Но, клянусь, если я завтра найду тебя мертвым, то найду способ вернуть твою задницу, чтобы избить до смерти, ты понял?

— Четко и ясно. — Джим практически вытолкнул его за дверь. Наконец, он остался один и мог слушать только самого себя.

Только, может быть, он должен был позволить Боксеру побыть еще некоторое время, потому что от мыслей у него еще больше заболела голова. Джим все еще чувствовал руки Сьюзан на своей груди. Ее губы на шее, и слышал стоны девушки, когда она кончала. Мужчина стукнул рукой по двери и не почувствовал боли. Он просто хотел стереть этот эпизод, но не мог выкинуть девушку из головы, и Джим понятия не имел, что с этим делать.

Может быть, второй раунд с ней, где-нибудь немного более уединенно и удобно, мог бы стереть Сьюзан из его организма, но этого, черт возьми, никогда не произойдет. Он даже не знал ее фамилии. Поднявшись наверх, Джим дохромал до дивана и схватил пульт, намереваясь включить телевизор и попытаться избавиться от воспоминаний.

Вместо этого Уэйд сидел в тишине, желая, чтобы то, что он сказал Боксеру, было правдой. Джим хотел верить, что все дело было в завоевании, но прекрасно знал, что мог очаровать в постели и монашку. Сьюзан точно не представляла самую большую проблему в его жизни. Нет, у него были другие причины, которыми мужчина не собирался делиться, даже с ближайшими к нему братьями.

Как он мог рассказать этой толпе грубиянов, что скучал и нуждался в той нежности, которую давала ему Трина, когда они впервые встретились? Это было бы неловко и парни называли бы его киской? И они были бы правы.

Джим не понимал свою склонность к этому, и, конечно, не мог описать то, что сегодня вечером зажгло в нем прикосновение Сьюзан. Это не только напомнило ему о том, как Трина заставляла его чувствовать себя, когда была трезвой, но это было еще лучше, еще более приятно. Уэйд никогда не чувствовал, что нежность Трины была личной — это было так, какой она была с людьми. Прикосновение Сьюзан было совсем другим, как будто она смягчала свое прикосновение только для Джима.

Чушь! Он был сентиментальным и это его разозлило. Ему нужно справиться с собой и перестать рыдать. Джим мог бы легко пройти через все, если бы мог просто выбросить Сьюзан из своей головы. Она была ему не нужна. Ему был не нужен никто, кроме братьев в его клубе.