Сломленный ангел

Глава десятая

Сюзанна проснулась от собственного крика.

— Заткнись, тупая сука, — проворчала женщина с верхней койки, вернув Сюзанну туда, где она находилась. В тюрьму.

Ей было страшно снова закрыть глаза, она не хотела опять провалиться в ночной кошмар. Во сне она пыталась бежать, ощущая неимоверную тяжесть тела Аннабель у себя на руках. Но ноги ее словно потеряли способность двигаться, а люди, которых она молила о помощи, просто молча смотрели на нее.

В тот майский день, четыре года назад, все было не так. Ее ноги двигались. И двигались быстрее, чем это вообще было возможно. Но она никого не молила, ни на кого не кричала. Однако ужас из страшного сна был именно таким, какой она испытывала тогда.

Она с поразительной ясностью вспомнила то, что случилось в то утро.

Ее разбудило частое и судорожное дыхание Аннабель. Накануне Сюзанна водила дочку к врачу, и тот сказал ей, что у ребенка всего лишь лихорадка, вызванная вирусом, но она была так встревожена, что уложила девочку рядом с собой в постель, чтобы ночью та была рядом. На рассвете Аннабель проснулась, Сюзанна напоила ее и дала ей калпол.

Но проснувшись снова, на этот раз от хриплого дыхания дочери, она инстинктивно положила ладонь на лоб девочки и обнаружила, что та вся горит. В ужасе Сюзанна спрыгнула с кровати, раздвинула занавески и принялась осматривать Аннабель.

Она мгновенно поняла, что это был не какой-то там безобидный маленький вирус, а что-то намного более серьезное. Темные волосы Аннабель намокли от пота и прилипли к щекам и ко лбу, щечки девочки разрумянились от пожиравшего ее изнутри жара, губы пересохли. Сюзанна подняла ночную рубашку и увидела, что сыпь не исчезла, она стала еще сильнее, чем была раньше, ярко-красными пятнами выделяясь на бледной коже. Но что было особенно страшно: Аннабель не узнавала ее.

Сломя голову сбегая вниз по ступенькам, Сюзанна увидела, что сейчас половина восьмого, а это означало, что медицинский центр должен быть уже открыт. Когда она дозвонилась в регистратуру, та же самая бесчувственная медсестра, с которой ей так тяжело дался разговор накануне, к ее отчаянию, вновь заявила, что не видит смысла посылать ей врача на дом, но что Сюзанна, если хочет, может прийти сейчас с Аннабель в медицинский центр, и она попытается записать ее на прием.

Наученная горьким опытом предыдущего посещения, когда Визерелл обращался с ней с подчеркнутой небрежностью, Сюзанна должна была бы сразу же позвонить и вызвать «скорую помощь». Но, сходя с ума от отчаяния и желания немедленно показать Аннабель врачу, она побежала наверх и набросила на себя первое, что подвернулось под руку. Она даже не остановилась, чтобы причесаться или одеть Аннабель. Она просто закутала ее в одеяло и побежала в медицинский центр, держа дочь на руках.

До него было недалеко, надо было только спуститься с горы и пройти по Хотвеллз-роуд к Доури-сквер, на что уходило не больше десяти минут прогулочным шагом. Но нести ребенка на руках оказалось нелегко, и страх, охвативший Сюзанну, когда она услышала тяжелое дыхание девочки, увеличил это расстояние в несколько раз. Мимо с ревом проносились автомобили, наступил час пик, и дым из выхлопных труб, казалось, заполнял легкие, отчего дыхание Аннабель стало еще более частым и прерывистым.

— Доктор сделает так, что тебе скоро станет лучше, милая, — шептала она Аннабель, стараясь поудобнее пристроить ее у себя на руках.

Надменная регистраторша встретила их не более приветливо, чем накануне; она не смягчилась, даже увидев, что Сюзанна покачивается под тяжестью четырехлетней малышки на руках, которая была уже без сознания. Регистраторша по-прежнему резко и недовольно распорядилась, чтобы та прошла в приемную и ожидала там своей очереди.

— Он должен принять нас прямо сейчас, — взмолилась Сюзанна. — Мне кажется, у нее менингит.

— Матери всегда предполагают самое худшее, — сухо отрезала регистраторша и отвернулась, словно страхи Сюзанны казались ей смехотворными.

Минуты показались ей часами, пока она сидела в ожидании, баюкая Аннабель на руках. Другие пациенты пытались заговорить с ней, а одна женщина даже сказала: «Да она по-настоящему плохо выглядит», — но Сюзанна не отвечала, напрягая слух, чтобы не пропустить своей фамилии.

Наконец ее вызвали, и она поспешно бросилась в смотровой кабинет доктора Визерелла. Он сидел за своим столом, просматривая какие-то бумаги, и даже не поднял головы, когда она вошла.

Хотя до событий вчерашнего дня у Сюзанны не возникало особого повода бывать на приеме у доктора Визерелла, она считала его хорошим врачом, главным образом потому, что он всегда проявлял терпение и был добродушным. Это был крупный, склонный к полноте мужчина, ростом примерно шесть футов, с густыми седыми волосами и загаром, который держался круглый год. Как-то он сказал ей, что загорает во время игры в гольф. Она знала, что у него четверо детей — их фотографии стояли у него на столе, — и когда-то давно, когда Аннабель была совсем еще крошкой, он посочувствовал Сюзанне в том, что ей приходится воспитывать ребенка одной.

Но в тот день он не проявил ни капли былого добродушия или терпения. Доктор грубо задрал ночную рубашку Аннабель, быстро послушал ее грудь, сунул термометр под мышку и проверил ушки. Сюзанна сама обратила внимание доктора на сыпь. Она объяснила, что та не исчезает, когда она прижимает к ней стекло, и сказала, что боится, как бы это не оказался менингит.

— Ерунда, — заявил доктор Визерелл, бросив на нее испепеляющий взгляд. — Если бы мне давали по фунту за каждую истеричную мамашу, которая заподозрила у своего ребенка менингит, я бы озолотился! У нее просто небольшая лихорадка, — сказал он, глядя на термометр. — Давайте ей калпол каждые четыре часа и побольше жидкости.

— Но я уже давала его, — взмолилась Сюзанна. — Посмотрите на нее, она даже не сознает, где находится! Пожалуйста, отправьте ее в больницу!

— Ей не нужна больница, — упорствовал он, крайне недовольный тем, что Сюзанна осмелилась оспаривать его указания. — У нее, скорее всего, краснуха или грипп. Дома, вот где ей надо быть, и лежать под одеялом. Так выписать вам новый рецепт на калпол или нет?

Вне себя от страха, гнева и отчаяния, Сюзанна нетвердой походкой вышла из кабинета врача, держа Аннабель на руках, и остановилась перед столом в приемной.

— Вы не могли бы вызвать «скорую»? — принялась она умолять блондинку в регистратуре. — Аннабель и вправду больна, ей срочно нужна помощь.

— Разве доктор Визерелл сказал, что ей необходимо лечь в больницу? — Регистраторша презрительно глянула на нее поверх очков на тонком носу.

— Нет, но он ошибается, считая это пустяковым заболеванием. Я знаю, здесь что-то серьезное, — ответила Сюзанна срывающимся от волнения голосом.

— В этом случае я, конечно, не стану звонить в «скорую», — едко заметила женщина. — А теперь отведите ее домой и уложите в постель. Там ей самое место.

Сюзанна не могла даже попросить вызвать такси: у нее не оказалось с собой денег, да и дома их оставалось совсем немного. Все, что она могла сделать, это выскочить наружу. По лицу ее ручьем текли слезы.

Страх придал ей новых сил, и она почти бегом бросилась к Амбра-вейл. Сюзанна заколотила в двери мистера Поттера, жившего через три дома от нее; выйдя на пенсию, он почти все время проводил дома, и, кроме того, он очень любил Аннабель.

Мистер Поттер бросил на нее один-единственный взгляд и потянулся за ключами от машины.

— Вам следовало обратиться ко мне с самого начала, — сказал он, проводя рукой по пылающему лбу девочки. — Я бы сразу же отвез вас в больницу.

В детской клинической больнице на холме Святого Михаила отнеслись к Сюзанне серьезно. Сестре в травматологическом отделении хватило одного взгляда на Аннабель, чтобы мгновенно поместить ее в одноместную палату. Через минуту появился врач, провел осмотр и распорядился, чтобы малышку немедленно госпитализировали.

Спустя час Сюзанна поняла, что Аннабель не выкарабкается. Доктора и сестры трудились над ней изо всех сил, но по обеспокоенному выражению их лиц было видно, что все их усилия напрасны. Никто не сказал, что ребенка следовало доставить к ним раньше, никто не прокомментировал тот факт, что медицинский центр на Доури-сквер не послал к ней врача на дом и не вызвал «скорую». Но Сюзанна чувствовала их возмущение такой преступной халатностью.

Два часа спустя Аннабель соскользнула в небытие, так и не приходя в сознание. Сюзанне оставалось только надеяться, что дочка чувствовала, как рука матери держит ее ладошку, и ощущала ее поцелуи на своих щечках.

Сестры были очень добры и полны сочувствия: они поддержали Сюзанну и сделали все, что было в их силах, чтобы утешить ее. Но для нее утешения не существовало, единственный лучик света в ее жизни угас навсегда. Ее девочка, единственный смысл ее существования, была мертва.

Она вспомнила, как сидела у кровати Аннабель, не отрывая взгляда от дочери, как она пыталась убедить себя в том, что это всего лишь страшный кошмар, что она проснется дома и обнаружит рядом с собой Аннабель, здоровую и счастливую. Но сердечко малышки не билось, и с губ не сорвалось дыхания, когда Сюзанна наклонилась, чтобы поцеловать ее.

Краснота спала с лица Аннабель, и ее темные ресницы легли на щеки, подобно двум маленьким опахалам. Она выглядела так, словно заснула, мирно и спокойно. Но эти маленькие пухленькие пальчики больше никогда не обхватят материнскую руку. Никогда больше не услышать Сюзанне, как дочка смеется или называет ее «мамочкой». Ее темные глазки закрылись навеки.

На стене небольшой палаты изолятора висела картина с изображением резвящихся белок. Будь Аннабель в сознании, когда ее доставили сюда, она завизжала бы от восторга. Она наверняка дала бы всем белочкам имена. Но Аннабель ничего не знала об этом, и Сюзанна больше никогда не увидит, как она кормит своих любимиц на Брэндон-хилл.

Все, что произошло потом, подернулось туманной дымкой. Наверное, кто-то отвез ее домой, может, с ней оставались некоторое время, но ни этого, ни последующих дней Сюзанна не помнила. Ей подумалось, что, вероятно, она легла в постель, да так там и осталась.

В памяти у нее сохранились только два воспоминания, ярких, беспощадных и страшных. Первым был последний взгляд, который она бросила на ускользающий за тяжелым пологом после окончания службы крошечный гробик с мишкой на крышке, выложенным из красных гвоздик. Она помнила, что на похороны пришли почти все знакомые с ее улицы. Она слышала их голоса, их слова, полные сочувствия. Но вот лиц их вспомнить не могла, какими бы добрыми ни были слова этих людей.

Вторым ярким моментом было следующее утро после похорон, когда, проснувшись, она обнаружила, что осталась в доме совсем одна, что все это было по-настоящему и что Аннабель ушла от нее навсегда.

— О чем ты там рыдаешь? — Голос Фрэнки вывел ее задумчивости, и Сюзанна поняла, что и в самом деле плакала.

Пару дней назад она снова предстала перед судом. По тюремной традиции женщины, отправлявшиеся на судебное заседание, собирали свои вещи на тот случай, если их отпускали под залог или переводили в другую тюрьму. Если же они по-прежнему должны были оставаться под стражей, как произошло с Сюзанной, то после возвращения в тюрьму их часто помещали в другую камеру. Поэтому теперь она оказалась вместе с Фрэнки, девяностокилограммовой бабищей, которая фактически командовала в их крыле. Она походила на мужчину со своими короткими, жесткими, торчащими во все стороны черными волосами и татуировкой на руках, изображавшей колючую проволоку. Сюзанна до смерти боялась ее.

— Прости меня, — сказала она, вытирая глаза уголком простыни. — Я думала о своей дочери. — Собственно говоря, сама она ничего не говорила Фрэнки об Аннабель, но поскольку Джулия, ее прежняя сокамерница, просто обожала сплетничать, как, впрочем, и все здесь, то Сюзанна знала, что все рассказанное ей станет всеобщим достоянием.

В темноте камеры послышалось сначала какое-то шуршание, возня, а потом мягкий стук, когда Фрэнки спрыгнула с верхней койки.

— Не годится здесь думать о прошлом, — прошептала она, и в голосе ее неожиданно прозвучали нежность и забота. Обычно она имела привычку награждать тумаками любого, кто дерзнул побеспокоить ее. Говорили, что она сидела за то, что изуродовала лицо какого-то бедняги скальпелем, и все старались по возможности не попадаться ей на глаза. И вот сейчас она погладила Сюзанну по щеке. — Теперь я твоя сокамерница, и я позабочусь о тебе, дорогая.

В следующий понедельник Бет навестила Сюзанну. Она ожидала увидеть ее несчастной и в подавленном состоянии, но Сюзанна приветствовала ее широкой, открытой улыбкой, так похожей на ту, которой она улыбалась ей в далеком детстве.

— Ты замечательно выглядишь, — заметила она, с восхищением глядя на темно-синий, в белую полоску брючный костюм Бет. — Но ты вообще всегда умела красиво одеваться.

— Разве? — с некоторым удивлением спросила Бет, усаживаясь. — А мне почему-то казалось, что я была похожа на ходячий мешок для мусора. Все, что мне доставалось, — это обноски Серены.

— Немногие из нас видят себя такими, какими мы есть на самом деле. — Сюзанна пожала плечами. — Обычно для этого требуется взгляд со стороны.

Судя по тому, какой уверенной и даже веселой выглядела Сюзанна и как она вела себя, даже несмотря на синяк под глазом, отливавший всеми цветами радуги, Бет решила, что она нашла себе в тюрьме новую подругу, которая, несомненно, оказалась добра к ней.

— И кто же это был в твоем случае? — поинтересовалась Бет.

— Ты, — ответила Сюзанна и покраснела. — Это ты заставила меня поверить, что нет ничего плохого в том, чтобы выглядеть скромной и нежной. Впрочем, это звучит глупо, если учесть, что я сижу в тюрьме за умышленное убийство.

Бет слабо улыбнулась. Это и в самом деле выглядело невероятным. Спроси ее, кто из них, двух девочек, которым в то время было лет по четырнадцать или пятнадцать, впутается в большие неприятности, она наверняка ответила бы, что это будет она и уж никак не Сюзанна.

— А кроме меня? — спросила она. — Кто-нибудь, кого ты встретила, будучи уже взрослой?

— Не думаю, что есть большая разница между мной настоящей и той, какой меня видят другие, — усмехнувшись, ответила Сюзанна. — Но и вправду был кое-кто, кто мельком показал мне образ той женщины, какой я всегда хотела быть.

Бет положила руки на стол. Несомненно, Сюзанна стала выглядеть намного лучше. Ее волосы обрели некоторый блеск, а красноватый оттенок лица, столь бросавшийся в глаза во время ее ареста, постепенно сходил на нет. Бет решила, что это лишнее доказательство того, что она много времени проводила на улице, в любую погоду, а вовсе не было свидетельством беспробудного пьянства, как они думали сначала. А вот ужасный красно-коричневый спортивный костюм никак не шел ей, это уж точно. Бет полагала, что он достался Сюзанне при раздаче тюремной одежды.

— Ну, и кто же был тот мужчина, который приоткрыл перед тобой двери рая? — вскользь поинтересовалась она.

— Лайам Джонстон, отец Аннабель, — сказала Сюзанна.

— Расскажи мне о нем, — предложила Бет. — Где ты его встретила?

Сюзанна рассказала, как он пришел к ним в Луддингтон поработать садовником, и описала его внешность и характер. Когда она заговорила о том, что они стали близки, голос ее исполнился любви и нежности. Помимо этого, в нем слышалась и благодарность, поскольку Лайам явно скрасил ей тогда жизнь.

— Он закончил свою работу в сентябре, и ему пришлось уехать. В тот последний день он поцеловал меня и был при этом так же грустен, как и я, ведь нам предстояло расставание. Но он пообещал вернуться позже и сказал, что, если я к тому времени буду готова уехать, он возьмет меня с собой.

— И ты собиралась уехать вместе с ним? — спросила Бет.

— Я не могла думать ни о чем другом, — мечтательно откликнулась Сюзанна. — Но, с другой стороны, мне и в голову не приходило просто так взять и уйти, оставив мать одну. Впрочем, так получилось, что мне не представилась возможность узнать, хватило ли бы у меня храбрости поступить так, потому что сначала умерла мать, а потом, спустя шесть недель, и отец.

Бет подумала, что для Сюзанны это был счастливый поворот судьбы, но не решилась произнести эти слова вслух. Она просто сочувственно улыбнулась, позволив ей продолжать.

— Вот так я и осталась одна в пустом доме, — бесстрастно заметила та. — Я чувствовала себя очень странно, оттого что мне было нечего делать и не за кем ухаживать, на самом деле я совсем не радовалась тому, что наконец оказалась свободна. Я была слишком разгневана на отца за то, что он не оставил мне ничего, кроме своего проклятого пистолета.

— Одну минуточку, — перебила ее Бет. — Он оставил тебе только свой пистолет?

— Вообще-то, были еще и две тысячи фунтов, — призналась Сюзанна. — Но вряд ли это можно считать компенсацией за то, что я пожертвовала своей жизнью ради него и матери, так ведь? Все остальное он завещал Мартину, который и пальцем не пошевелил, чтобы помочь кому-либо из нас.

— Но дом, он ведь должен был стоить целое состояние, — выдохнула Бет, живо представив себе чудесный старый дом из темно-красного кирпича, красивый сад и реку, текущую мимо.

— Я даже не думала об этом, а вот Мартин сообразил все моментально. И плевать ему было на то, что я останусь без крыши над головой. — Сюзанна вздохнула. — Он сказал, что я могу оставаться в доме до тех пор, пока он не продаст его, но на то Рождество он даже не прислал мне поздравительной открытки. Он всегда был самовлюбленным, жестоким негодяем. Не думаю, что он вообще испытывал какие-нибудь чувства к кому-то еще, кроме себя.

Слова Сюзанны вызвали у Бет мгновенные воспоминания. Это случилось во время вторых или, может быть, третьих каникул, которые они проводили вместе. Они сидели у шлюза за домом Сюзи, свесив ноги и ожидая, когда в шлюз войдет какая-нибудь лодка. Сюзи вскользь обронила, что прошлым вечером к ним приехал ее старший брат, и Бет показалось, что подруга немного побаивалась его.

Бет знала, что Мартин был одного возраста с Сереной, и поэтому всегда полагала, что он обращался со своей младшей сестрой точно так же, как Серена с ней, — дарил маленькие подарки, суетился вокруг нее, расспрашивая о делах в школе.

— В чем дело? — спросила тогда она. Сюзанна покусывала губу и выглядела бледной.

— Я ненавижу, когда он приезжает домой, — тихим голосом призналась она, повернув голову, словно желая убедиться, что брат не стоит за спиной. — Он всегда так груб со мной. И постоянно говорит мне мерзкие вещи.

— Например? — Бет привыкла находить у Роберта и Серены утешение и любовь, которые не могли дать ей родители, поэтому ей трудно было представить себе, что чей-то брат или сестра могут недостойно вести себя.

— Например, что я толстая и глупая, — сказала Сюзи, и по щеке у нее скользнула слеза.

— Ты совсем не толстая и не глупая, — решительно заявила Бет. — Ты красивая и милая. Это он дурак, раз не видит этого.

Бет не могла вспомнить, что было дальше, вероятнее всего, в шлюз вошла лодка и отвлекла их. Кажется, Сюзи больше ни разу и словом не обмолвилась о своем брате. Но, совершенно очевидно, Мартин как был, так и остался грязным типом. Эта была еще одна тайна, которую она не знала о своей подруге.

— Почему же ты не опротестовала завещания? — спросила Бет, чувствуя, как в ней поднимается раздражение. — Суды всегда с пониманием относятся к тем, кто посвятил свою жизнь заботе о других и кому в результате не досталось ровным счетом ничего, что могло бы обеспечить им пристойное существование.

Сюзанна безмятежно улыбнулась.

— Может, я бы так и сделала, если бы в это время не вернулся Лайам. Я все время накручивала и накручивала себя, распаляясь все больше. Но тут, в самом начале декабря, в двери, как и обещал, вновь постучался Лайам. К тому моменту я уже начала сомневаться в нем, так что можешь себе представить, как я обрадовалась. Внезапно дом и Мартин потеряли для меня всякое значение.

Бет обратила внимание на то, что, когда Сюзанна начала говорить о Лайаме, голос ее стал чувственным и хриплым. Перед ней сидела взрослая женщина, которую она не знала и которая так отличалась от подруги ее детства.

Бет поняла, что оказалась в крайне невыгодном положении. Характер Сюзанны изменился, его выковали обстоятельства, события и влияние других людей, и тот образ, который запечатлелся у нее в памяти, безнадежно устарел.

Ей подумалось, что судьба сыграла злую шутку с этой застенчивой, воспитанной в старых традициях женщиной, заставив ее полюбить того, кто выглядел бродягой и вел соответствующий образ жизни. Ей и в голову не приходило, что ее бывшая подруга сможет зачать ребенка вне брака или свяжется с длинноволосым руководителем коммуны. Не говоря уже о том, чтобы убить кого-либо…

Точно так же был озадачен и Стивен, но тому хотя бы не пришлось, подобно Бет, отказываться от своих прежних представлений о Сюзанне. Его первым впечатлением от встречи с этой женщиной было то, что она податливая и мягкая, как воск, и поэтому стала жертвой своих родителей, брата и Ройбена. Но, если все так и было, как же она сумела отказаться от роли молчаливой страдалицы и превратиться в сурового мстителя, наказав двоих людей за смерть своего ребенка?

Очевидно, что-то ускользнуло от их внимания. Бет поняла, что им со Стивеном придется потратить немало сил, прежде чем они раскопают, что именно.

— Должно быть, Лайам был здорово потрясен тем, что оба твоих родителя умерли? — спросила Бет, желая убедиться в том, что этот мужчина не был таким же охотником за приданым, как Ройбен.

— Он был поражен до глубины души, — согласилась Сюзанна и улыбнулась, словно эти воспоминания по-прежнему доставляли ей удовольствие. — Ох, Бет, он был так мил, я не встречала еще никого, кто так заботился бы обо мне. Он страшно сожалел, что мне пришлось одной, безо всякой помощи, заниматься организацией двух похорон, и он здорово разозлился на Мартина за то, что тот показал себя такой сволочью. Но уже одно его присутствие заставило меня позабыть обо всем на свете. Лайам понял, что я чувствовала, и пожелал помочь мне.

Бет так хотелось поверить в это. Но она знала о том, что Сюзанна оказалась в Бристоле без него и чем все для нее закончилось. Она словно бы украдкой заглянула в самый конец романа.

— Получается, больше ничто не мешало тебе с головой окунуться в любовный роман? — спросила она, вопросительно глядя на нее.

Сюзанна хихикнула.

— Да, никто и ничто. Я чувствовала себя такой безнравственной. Я открыла бутылку лучшего вина отца, и той ночью мы спали в кровати родителей. Это было замечательно.

— Ты заслужила, чтобы с тобой произошло что-нибудь хорошее после всего, что тебе пришлось пережить, — сказала Бет. Она представила себе Сюзанну во фланелевой ночной сорочке, лежащую под розовым стеганым родительским одеялом. Почему-то бродяга Лайам не вписывался в эту картину. — Он был твоим первым любовником? — спросила она.

— Да, — стыдливо прошептала Сюзанна. — Сидя дома, я просто не имела возможности встречаться с кем-нибудь. Я уже потеряла всякую надежду на то, что это когда-то случится. Так что мне не следовало упускать свой шанс, так ведь? И плевать на последствия.

— И что, ты даже не подумала о контрацептивах? — поинтересовалась Бет.

Говоря это, она вспомнила, как они с Сюзанной обсуждали, что станут делать, если забеременеют. Тогда им как раз исполнилось по четырнадцать, и никто из них еще ни разу не целовался с мальчиками, так что все их рассуждения носили чисто умозрительный характер. Сюзи заявила, что наложит на себя руки!

— Не помню. — Сюзанна неуверенно улыбнулась. — Но даже если и подумала, то я не знала бы, как сказать об этом Лайаму. Кроме того, в моем возрасте это вряд ли имело какое-то значение.

А вот для Бет это имело бы значение, да еще какое. Но ведь у нее были веские основания с подозрением относиться к представителям сильного пола.

— Так что, ты просто бросилась в омут с головой? — настаивала она.

— Да. Причем безо всякой задней мысли. Странно, одни вещи помнятся до мельчайших подробностей, а другие начисто стираются из памяти, — задумчиво промолвила Сюзанна. — В ту ночь светила полная луна, и ударил легкий мороз. Когда я задергивала портьеры, Лайам обнял меня сзади, и мы вместе смотрели в сад. Лунный свет серебрился на реке, словно через ее темноту кто-то перекинул светящийся мост, а на траве блестел иней.

— Очень романтично, — неуверенно высказалась Бет.

Сюзанна вряд ли обратила внимание на ее слова. Она не слушала, она вспоминала…

Лайам обнял ее и поцеловал в затылок.

— Сегодня ночью воздух полон волшебства, — прошептал он. — Это все ради нас, так что не бойся.

Вот так они стояли у окна, и он просунул руки ей под свитер и расстегнул бюстгальтер. Когда его ладони сомкнулись вокруг ее грудей, она сдавленно охнула от наслаждения. Той ночью она открыла для себя совершенно новый мир, о существовании которого не подозревала даже в самых смелых своих мечтах. Прикосновение его голой груди, мягкая влажная нежность губ, каменная твердость его тела, прижимающегося к ее мягкой плоти — все это волновало ее и кружило голову. И тогда, в кровати родителей, той самой, где она была зачата тридцать четыре года тому назад, она впервые познала настоящий исступленный восторг. Все ее предрассудки и предубеждения исчезли без следа, пока его руки и губы исследовали самые сокровенные уголки ее тела; она слышала свой голос, требовавший большего, и ей было все равно, пусть даже она вела себя как последняя шлюха.

— Тридцатичетырехлетняя девственница, — с нервным смешком сказала Сюзанна. — Я считала себя слишком старой, для того чтобы влюбиться. Но, Бет, я словно вновь почувствовала себя молоденькой девчонкой. Я и представить себе не могла, что все получится именно так. Я думала, что мне будет страшно, что это будет грязно и неприлично и что я буду страдать. Но все оказалось совсем не так, все было просто чудесно, это было лучшее, что могло случиться со мной.

— А потом, после той ночи? — Бет растерялась при виде исступленного восторга, отразившегося на лице Сюзанны.

— С той ночи он оставался со мной, все Рождество и до середины января, и, кажется, все это время мы совсем не спали.

— И каковы же были твои планы? — спросила Бет. Теперь она понимала, почему Сюзанна не могла рассказать об этом Стивену. — Твой брат знал, что ты живешь с мужчиной?

— Я не знала этого, и мне было все равно. — Сюзанна засмеялась, демонстрируя мелкие ровные зубы, которым Бет так завидовала в детстве. Удивительно, но они по-прежнему оставались такими же белыми, как и раньше. — Я чувствовала себя такой сильной, такой счастливой, что даже не вспоминала о нем. У меня не было никаких планов. Я жила только настоящим, а прошлое и будущее потеряли для меня всякое значение.

— Но ты сказала, что Лайам оставался с тобой только до середины января. Как же ты жила после того, как он уехал?

— Мне было очень тоскливо одной, но ведь ему нужно было работать, — осторожно произнесла Сюзанна, словно в тысячный раз убеждая себя в этом. — Понимаешь, он присматривал за садами по всей округе и занимался этим делом уже много лет. Он просто не мог подвести своих клиентов, даже из-за меня. Иногда он отсутствовал по четыре недели, но чаще всего его не было не больше одной-двух недель. А я пыталась не слишком огорчаться из-за этого.

— И как долго все это продолжалось? — спросила Бет. Если Аннабель родилась в апреле 1987 года, то, следовательно, она была зачата в предыдущем июле, спустя примерно восемь месяцев после смерти родителей Сюзанны.

— До самого августа, пока Мартин наконец не продал дом, — ответила Сюзанна. — Как же хорошо нам было тем летом! По ночам мы голышом купались в реке, выпивали и танцевали на лужайке под луной, и даже часто занимались там любовью. Никогда еще я не была так счастлива. Он заставлял меня чувствовать себя такой сексуальной и развратной. Вот что я имела в виду, говоря о мимолетном образе женщины, какой я всегда хотела быть.

Внезапно Бет почувствовала какое-то необъяснимое, иррациональное раздражение. Она не хотела слышать о занятиях любовью на росистой траве или о купании голышом в реке. Она желала знать, не был ли Лайам мошенником, как получилось, что Сюзанна оказалась одна в Бристоле, и все сопутствующие этому подробности.

— Ладно, хватит, Сюзи, — нетерпеливо вырвалось у нее. — К августу ты должна уже была быть беременна. Вы ведь не были детьми, так что, ради Бога, расскажи мне, что случилось с Лайамом.

На лицо Сюзанны набежала тень.

— В один прекрасный день, безо всякого предупреждения, появился Мартин. Лайам как раз отсутствовал, но Мартин каким-то образом все узнал о нас и пришел в ярость. Он обозвал меня тупоумной шлюхой и потребовал, чтобы я объяснила ему, как отважилась приютить в его доме какого-то бродягу. Он заявил, чтобы я убиралась вон.

— Ты хочешь сказать, что Лайам сбежал еще до того, как ты уехала?

— Нет, совсем нет, — возмутилась Сюзанна. — Мы любили друг друга, у нас были чудесные отношения. Он просто уехал подработать на несколько дней. Когда он вернулся, я рассказала ему о Мартине, и мы поговорили о том, что нам делать. Лайам хотел, чтобы я нашла жилье в Стрэтфорде, но я-то знала, что найти там съемную квартиру или дом совсем непросто. Еще я подумала, что мне будет гораздо легче начать все с самого начала в другом месте, где меня никто не знал. Я не хотела, чтобы люди судачили обо мне.

Бет понимающе кивнула.

— Но почему Бристоль?

— Мы несколько раз приезжали сюда, когда я была маленькой, — объяснила Сюзанна. — Останавливались у каких-то родственников матери в Клифтоне. Он всегда казался мне чудесным, замечательным местом, с его зоопарком в Даунсе, парками, большими магазинами и доками. И Лайаму было бы недалеко ездить к своим клиентам, кроме того, мы думали, что в Бристоле он быстро найдет себе и новых заказчиков.

— Так Лайам поехал с тобой?

— В общем, нет. — Сюзанна на мгновение сникла. — Понимаешь, тогда я еще не знала, что беременна, а у него была важная работа, которую ему следовало закончить, так что я сказала, что поеду сама и подыщу для нас подходящее местечко.

Бет в душе поразилась тому, что женщина, которая практически никогда не покидала своего родного городка, могла отважиться в одиночку отправиться в большой город. И если Лайам так уж заботился о ней, почему он отпустил ее одну?

— Ну, хорошо! Ты приехала в Бристоль и нашла дом на Амбра-вейл. А что же Лайам? — прямо спросила она.

— Когда он работал, я не могла связаться с ним, он всегда сам звонил мне. Я нашла жилье, вернулась домой в Луддингтон, чтобы упаковать вещи, но он так и не позвонил. Я чуть было не запаниковала, но потом решила, что в самом худшем случае, если Лайам не позвонит к тому моменту, когда мне надо будет уезжать, я просто оставлю свой бристольский адрес у соседей, чтобы они передали его Лайаму. Но больше я его не видела.

— Получается, последний раз ты разговаривала с ним и видела его перед своим отъездом в Бристоль? — Бет решила, что должна расставить все точки над «и».

Сюзанна хмуро кивнула.

— Мне следовало оставить свой адрес и в других местах, например в баре «Колокол» в Шоттери, куда он обычно заглядывал пропустить стаканчик. Скорее всего, это Мартин попросил соседей не говорить ему, куда я уехала.

Если учесть все то, что Сюзанна уже рассказала ей о Мартине, Бет сочла вполне вероятным, что он и здесь приложил руку, хотя, с другой стороны, это не лучшим образом характеризовало и самого Лайама, если его так легко оказалось сбить с пути истинного. Ей подумалось, что, скорее всего, он почувствовал, что попал в ловушку, еще до того, как был продан дом в Луддингтоне. Может быть, это с его подачи она отправилась в Бристоль, чтобы уже больше никогда не встретиться с ним, даже случайно.

Но вот говорить об этом вслух Бет пока не собиралась. Пусть лучше Сюзанна считает, что Лайам действительно не смог найти ее.

— Должно быть, ты чувствовала себя ужасно, — вместо этого сказала она. — Особенно когда поняла, что беременна.

— Тебе это может показаться странным, но когда я узнала о своей беременности, это помогло мне смириться с тем, что я потеряла Лайама, — задумчиво промолвила Сюзанна. — Я знаю, что он на самом деле любил меня, но Лайам был свободолюбивой натурой, большую часть своей жизни он провел в переездах с места на место. Даже если бы он разыскал меня, то навряд ли смирился бы с той обычной, спокойной жизнью, которая его ждала.

— Я рада, что ты так великодушна к нему, — отозвалась Бет с ноткой сарказма в голосе. — Не думаю, что оказалась бы способна на такие чувства, если бы мне пришлось воспитывать свою дочь одной.

— Если бы не он, я никогда не узнала бы, что такое настоящая любовь, — почти с упреком заявила ей Сюзанна. — Ты ведь должна понимать, что я имею в виду, Бет? Влюбиться, заниматься любовью, ведь только тогда чувствуешь себя женщиной, правда?

Направляясь обратно в контору, Бет никак не могла справиться с приступом необъяснимой злости и досады. Она не понимала, почему Сюзанна так легко смирилась с тем, что Лайам бросил ее. Все эти разглагольствования о том, что, влюбившись, она почувствовала себя настоящей женщиной, были чистой воды ерундой. На самом же деле она была жалкой. Без единого слова позволить своему братцу забрать такой прекрасный дом! Ей следовало начать судебное дело против доктора Визерелла, когда умерла Аннабель, но вместо этого она замкнулась, отдалилась от всех, ожидая, пока этот хиппи-гуру придет и обдерет ее, как липку!

А потом, когда у нее в буквальном смысле слова не осталось ничего, она наконец решила что-то предпринять и застрелила двух человек!

Да она просто сошла с ума!

Настроение Бет отнюдь не улучшилось после бесед с клиентами, которые все как один либо нагло лгали ей в глаза, либо так самоуверенно описывали свои преступления, что ей хотелось задушить их собственными руками. К пяти часам, выйдя из конторы, она буквально кипела от едва сдерживаемого раздражения.

Когда она пришла домой и, открыв входную дверь, обнаружила на полу слой воды толщиной в добрых два дюйма, это стало для нее последней каплей.

Совершенно очевидно, что виновницей несчастья была стиральная машина, которую она с утра оставила включенной. Вода натекла в коридор и потихоньку начала заливать ковер в гостиной. Бет испустила душераздирающий вопль ярости, с размаху ударила кулаком в стену и залилась истерическими слезами.

— Бет!

Услышав, что кто-то позвал ее по имени, она обернулась и увидела Стивена, который бегом поднимался по лестнице.

— Ради Бога, что случилось? — воскликнул он.

— Полюбуйся! — прорычала она, показывая дрожащей рукой на пол кухни. — Проклятая стиральная машина!

Он перепрыгнул через последние ступеньки, заглянул в коридор, а потом положил руку ей на плечо.

— Успокойся. Скорее всего, все выглядит хуже, чем есть на самом деле.

— «Успокойся!» — выкрикнула она ему в лицо. — Черт бы меня побрал, это можно считать достойным завершением сегодняшнего дня. Да жильцы снизу того и гляди начнут жаловаться, что у них каплет с потолка.

— Не начнут, я полагаю, что пол бетонный, — спокойно ответил он и, без колебаний скинув туфли и сняв носки, шагнул за порог.

Бет обессиленно прислонилась к стене, все еще всхлипывая. Через пару минут Стивен появился вновь, держа в руках ведро с тряпкой и полотенца. Он положил их на пороге гостиной, чтобы вода больше не затекала в комнату, и начал собирать ее тряпкой.

— Все не так плохо, — пробормотал он, не распрямляя спины. — В основном, вода натекла сюда, пол в кухне имеет небольшой наклон. К счастью, он выложен плиткой. Ковер скоро высохнет, и, поскольку вода чистая, следов не останется.

Его оптимизм отнюдь не улучшил настроения Бет. Она понимала, что выставляет себя на посмешище, но не могла ни перестать плакать, ни начать помогать ему. Она просто беспомощно стояла на пороге квартиры, и слезы ручьем струились по ее лицу, пока Стивен безостановочно собирал тряпкой воду и выжимал ее.

— Вот и все. Заходи, — произнес он, выпрямляясь. Он протянул ей руку. — А теперь присядь. Я сейчас закончу в кухне и приготовлю тебе чаю.

Спустя несколько минут в руках у Бет уже появилась кружка с чаем, и ее плач сменился редкими всхлипываниями и причитаниями.

— Прошу прощения, что ты застал меня в таком виде, — сказала она, испытывая чрезвычайное смущение. — Не знаю, что на меня нашло.

Она и представить себе не могла, что Стивен выкажет такую прыть, до сих пор она считала его одним из тех мужчин, которые не способны сменить проколотое колесо в машине или хотя бы заменить перегоревшую лампочку. Она решила так потому, что он вечно выглядел каким-то неряхой. Однако Стивен продемонстрировал умение и сноровку, и в глазах его не было и тени насмешки.

— У каждого из нас время от времени случаются такие дни, — сочувственно заметил он, усаживаясь на край дивана и попивая свой чай. — Хочешь рассказать мне об этом?

Она взглянула на него и устыдилась. Стивен сидел босиком, брюки были закатаны, и из-под них виднелись очень белые костлявые лодыжки. Он снял пиджак, под которым обнаружилась неглаженая рубашка. Волосы его требовали стрижки. И вообще, он выглядел как человек, который нуждался в уходе и заботе.

«У него такое милое лицо, — подумала Бет, — добрые глаза и полные губы, свидетельствующие о щедрой натуре». Она никак не могла понять, отчего так стервозно вела себя с ним раньше.

— Разумного объяснения нет, — призналась она. — Сюзанна здорово разозлила меня сегодня утром, а потом в течение дня меня заводили все больше и больше. И когда я открыла дверь и увидела воду, то попросту сорвалась. А как ты оказался здесь?

— Я попытался догнать тебя после того, как ты ушла из конторы, чтобы расспросить, о чем ты разговаривала с Сюзанной, однако ты мчалась так, словно за тобой черти гнались. — Он ухмыльнулся. — Моя машина стояла рядом на подземной стоянке, и, поскольку ты оставила входную дверь открытой, я поддался минутному порыву и поднялся вслед за тобой. Услышав, как ты закричала, я решил, что тебя ограбили или что-нибудь в этом роде.

— Я чувствую себя совершенно по-идиотски, — смущенно проговорила Бет, промокая глаза салфеткой и обнаружив, к своему стыду, что тушь у нее размазалась по всему лицу. — Большое спасибо, что ты собрал всю воду.

— Какая ерунда. Сейчас я вытащу стиральную машину и попробую выяснить, что там сломалось. А потом мне лучше уйти, чтобы ты могла прилечь и отдохнуть.

— Нет, не уходи пока, — попросила она, прекрасно понимая, что должна хотя бы рассказать ему новости о Сюзанне в знак благодарности за то, что он сделал. — Я пойду умоюсь. А то, наверное, я кошмарно выгляжу.

В ванной Бет в ужасе уставилась на себя. Дело было не только в том, что из зеркала на нее глядело белое как мел лицо, изукрашенное черными потеками, — она полностью потеряла контроль над собой. И надо же такому было случиться именно при Стивене!

Она слышала, как он возится в кухне со стиральной машиной, и покаянно вспомнила, как часто бывала с ним резка. Она никак не заслуживала столь доброго к себе отношения Стивена. Бет надеялась только, что он не станет распространяться об этом инциденте. Можно представить, как возрадуется кое-кто из сотрудников конторы, узнав, что и с ней тоже может случиться истерика.

Когда она вернулась в кухню, Стивен уже поставил стиральную машину на место. В руках он держал шланг.

— Он лопнул, — объяснил он, показывая ей маленькую дырочку. — Я заберу его с собой и заменю, это будет совсем нетрудно.

— Ты был так добр, — сказала она. — Я действительно ценю это.

— Мне всегда везло на истеричных девушек, — с улыбкой ответил он. — Ну как, ты в состоянии рассказать мне о Сюзанне, или это подождет?

— Лайам, отец Аннабель, оставил ее, — резко бросила она. — А эта дурочка так расчувствовалась, что полагает, будто он оказал ей великое благодеяние, сделав ее беременной.

— Я бы не судил ее так строго, — возразил он. — Большинство женщин хотят ребенка, может статься, что и она желала его намного сильнее, чем постоянных отношений.

— Это чистая безответственность, — парировала она.

Стивен улыбнулся.

— Ну что ж, все мы иногда совершаем безответственные поступки. То есть ты хочешь сказать, что она не особенно страдала из-за его исчезновения?

— Похоже на то, она без конца молола всякую чепуху вроде того, что «любовь превращает нас в настоящих женщин», Меня это просто вывело из себя.

— Ага, так вот из-за чего ты так разозлилась. — Он рассмеялся. — Приготовить еще чаю? Кстати, ты вполне можешь облегчить душу.

За второй чашкой чая Бет передала ему все, что рассказала ей Сюзанна, включая и то, что представлял собой Лайам, как Мартин унаследовал дом и вышвырнул ее на улицу.

— Ей следовало постоять за себя, — с негодованием заявила она. — Ну почему люди позволяют вытирать о себя ноги?

— У некоторых из нас не хватает духу дать сдачи, — сказал он.

Бет уловила нотку сожаления в голосе Стивена и пристально посмотрела на него.

— Почему? Кто-то вытирает о тебя ноги? — спросила она.

Он уже открыл было рот, чтобы сказать что-то, но потом прикусил язык. Она поняла, что нащупала его больное место.

— Ладно, выкладывай, — негромко попросила она. — Не носи это в себе.

Он почесал затылок и отвел глаза.

— Не могу, — выдавил он наконец.

— В чем дело? Ты боишься, что я расскажу кому-нибудь еще? Я что, похожа на сплетницу?

— Нет, конечно, нет, — быстро ответил он, покраснев и став похожим на провинившегося мальчишку.

— Я же не думаю, что ты расскажешь всем в конторе об этом инциденте, — заявила она. — Так что можешь мне довериться.

Он вздохнул.

— Ну, хорошо. Это все из-за Анны, — выпалил он. — Я знаю, мне следует проявить твердость, но я не могу. Понимаешь, у нее проблемы со спиртным.

Бет была поражена. Она никогда не встречалась с Анной, но видела ее фотографию в кабинете Стивена: красивая женщина с каштановыми волосами и широкой, солнечной улыбкой. С самой первой встречи со Стивеном Бет почему-то решила, что у него «идеальная» жизнь.

Она представляла примерно, где он живет — в уютном и милом районе, где дома, окруженные аккуратными садами, имели общую стенку с соседями. А после того, как она познакомилась с Софи и Полли и увидела, как хорошо они себя ведут, Бет решила, что Анна — прекрасная мать и мастерица на все руки, способная одновременно печь бисквиты и шить карнавальный костюм.

Но внезапно в памяти у нее всплыло замечание Софи о том, что ее мама слишком любит вино, и она вспомнила реакцию Стивена.

— А ты уже обращался куда-нибудь за помощью? Как это сказывается на девочках? — спросила она.

— Девочки очень нервничают из-за этого. — Голос у Стивена дрожал и срывался, а глаза потускнели. — Возвращаясь из школы домой, они не знают, чего ожидать. Они ни в чем не могут положиться на свою мать. В результате мне приходится заниматься всем, во всяком случае, я пытаюсь это сделать. Что касается помощи, то Анна не желает признавать, что нуждается в ней.

— Мне очень жаль, Стивен, — сказала Бет. — Мне никогда и в голову не приходило, что у тебя что-то не в порядке, ты всегда такой веселый и жизнерадостный.

Он пожал плечами.

— Это одна из причин, вызывающих у Анны раздражение, она все время жалуется, что я слишком весел, слишком скучен, слишком еще чего-то.

— А где девочки сейчас?

— В доме у подруги, они останутся там на ночь, — ответил он. — В противном случае мне уже пора было бы спешить домой, чтобы приготовить им чай. Но я вовсе не намеревался изливать душу. А теперь мне лучше уйти, на сегодня тебе хватит собственных проблем.

— Нет, останься и поужинай со мной, — поддавшись минутному порыву, предложила Бет. Стивен был добр к ней, и она должна была отплатить ему тем же.

— С удовольствием, — ответил он, слабо улыбнувшись. — Но я больше не хотел бы говорить о своих проблемах с Анной. Достаточно и того, что я признался в их наличии.

Пока Бет готовила макароны и болонский соус, Стивен уселся на стул в кухне и принялся внимательно слушать ее рассказ о посещении Сюзанны.

За ужином они тоже говорили о Сюзанне, но уже в общем. О том, как она всю свою молодость посвятила уходу за матерью, и о том, как несправедливо обошелся с ней отец, завещав все имущество Мартину.

— Я должен поговорить с ним, — заявил Стивен. — То есть я хочу сказать, что мы должны получить подтверждение, что все это — правда.

— У тебя есть сомнения?

— Нет, — ответил он. — Она производит на меня впечатление типичной неудачницы. Слишком мягкая, слишком уступчивая, слишком стремящаяся угодить. Полагаю, именно поэтому она и кинулась очертя голову в любовное приключение с первым же попавшимся мужчиной, — сочувственно добавил он. — Должно быть, Сюзанна чувствовала себя очень одинокой. Наверняка и с Ройбеном она испытывала то же самое. Неудивительно, что она пустилась во все тяжкие, когда и второй роман не удался.

Бет положила грязные тарелки в посудомоечную машину, приготовила кофе и предложила перейти в гостиную.

— Я никак не могу понять, как она умудрилась связаться с двумя столь похожими друг на друга типами, — задумчиво протянула Бет, сидя напротив Стивена. — Ведь если она обожглась на идеале свободного духа, который проповедовал Лайам, то наверняка в голове у нее просто обязаны были зазвонить тревожные колокольчики, когда на сцене появился Ройбен?

— Я думаю, что все мы выбираем один и тот же тип снова и снова, — сказал Стивен. — Даже заранее зная, что из этого получится.

— Это личный опыт или просто размышления вслух? — искоса взглянув на него, полюбопытствовала Бет.

— И то, и другое. Меня всегда влекло к женщинам с комплексами и проблемами, и результаты в большинстве своем были катастрофическими. Как-то Анна сказала, что таким образом я стремлюсь сделать свою жизнь интереснее, поскольку сам я невыносимо скучен, — добавил он с безжалостным смешком.

Почему-то последнее замечание пробудило в Бет желание защитить его. Может быть, ей и понадобился целый год для того, чтобы понять, что в Стивене есть кое-что еще, кроме замашек постаревшего бойскаута, но, в конце концов, именно Анна вышла за него замуж и родила от него детей. Так что теперь она не имела никакого права высмеивать и унижать его.

— Я всегда считала, что как раз те, кто навешивает на других ярлык «скучен», и являются настоящими занудами, — с намеком заявила она. — Они слишком заняты собой, чтобы видеть или слышать что-нибудь еще.

— Может, и так, но по сравнению с другими мужчинами, которые увиваются за женщинами, мое общество кажется им скучным. Я всегда старался соблюдать во всем меру, пытался соответствовать стандартам, на которых меня воспитывали. Похоже, женщинам, которые увлекаются мною, сначала нравится эта моя черта, но стоит им заполучить меня, как они начинают издеваться надо мной и высмеивать.

Бет ощутила его боль и преисполнилась симпатии к нему, поскольку это живо напомнило ей то, как обращался с ее матерью ее собственный отец.

— У Анны были проблемы со спиртным, когда вы встретились? — спросила она.

— Тогда это еще не было проблемой. Она всего лишь обожала всевозможные сборища и вечеринки. Живая, любящая повеселиться. Разумеется, спиртное лилось рекой. Все ее предыдущие спутники и друзья были собственниками, по ее словам, им очень не нравилось то, что она блистает в обществе, и они пытались держать ее на коротком поводке. Она совершенно определенно дала мне понять, что если я буду вести себя так же, то она меня бросит. А я, я никогда не был особенно ревнив, мне доставляло удовольствие видеть ее душой вечеринок. Она была красива, остроумна, и мне нравилась даже ее необузданность.

— Мне кажется, втайне она надеялась, что и ты станешь проявлять собственнические инстинкты, — сказала Бет. — Может статься, поэтому она стала считать, что ты ее недостаточно ценишь.

— Однако… Зачем же она тогда говорила, что не потерпит этого? — озадаченно спросил он, нахмурившись.

Бет улыбнулась.

— Женщины — существа противоречивые. Ладно, оставим это. Итак, когда проблема со спиртным стала очевидной?

— После рождения Софи. Когда появилась Полли, с Анной все было в порядке, мы по-прежнему часто ходили в гости, и к нам частенько заглядывали друзья. Но когда два года спустя на свет появилась Софи, она на какое-то время впала в постнатальную депрессию. Когда Анна наконец оправилась, то, похоже, материнство стало раздражать ее. Она без конца твердила, что хочет вернуться к своей работе — до появления детей она работала художником-графиком, — но на самом деле так и не предприняла ни единой попытки найти себе занятие.

Бет понимающе кивнула.

— С чего началось пьянство?

— Поначалу, пока девочки были еще совсем маленькими, это было чем-то вроде развлечения. Я старался облегчить ей жизнь, нанимал няню, чтобы Анна могла по-прежнему встречаться со своими старыми подругами. И она не раз возвращалась мертвецки пьяной. Потом она стала приглашать подруг в гости днем, что всегда сопровождалось бутылкой-другой вина. И очень скоро, возвращаясь домой, я стал заставать у нас жуткий беспорядок, а Анна пребывала в почти полной прострации. С тех пор болезнь прогрессирует, и теперь она очень редко бывает трезвой.

— Бедняжка, — пожалела его Бет, вспоминая, какими славными оказались его девочки, и понимая теперь, почему он не хотел, чтобы она зашла к нему домой в тот вечер. — Ты никогда не пробовал поговорить с ней серьезно?

— Пытаюсь регулярно, — голос Стивена дрогнул. — Но я знаю, что, если буду очень настойчив, она воспользуется этим как предлогом, чтобы оставить меня.

— Разве это будет так уж плохо? — негромко поинтересовалась она. Ей было очень жаль его.

— Мне невыносима мысль о том, что девочки лишатся матери. Может, она не лучшая мать в мире, но другой у них нет.

— Мне кажется, что без нее им будет лучше, — возразила Бет. — Я знаю, потому что у меня был такой же отец.

Бет еще никогда и никому не рассказывала о своем детстве, и сейчас она решилась заговорить об этом со Стивеном только потому, что Полли и Софи оказались в аналогичном положении. Она объяснила, какой заброшенной и одинокой ощущала себя ребенком из-за безрассудного поведения отца и как ее мать не могла решиться расстаться с ним по тем же самым причинам, о которых только что упомянул Стивен.

— Он не был пьяницей, — сказала она. — Но он был бездельником, никчемным человечишкой и вообще злобствующим неудачником. Я подозреваю, что проблема заключалась в том, что он вполне понимал свое ничтожество, ведь его отец, дед и прадед были настоящими и удачливыми мужчинами, бизнесменами. Кроме того, по-моему, его совершенно избаловали в детстве. Анна имеет полное право упиваться до смерти, если считает, что это чертовски весело, а трезвые люди невыносимо скучны, — с нажимом продолжала Бет. — Но у нее нет никакого права тащить за собой тебя с детьми. Самая большая беда людей, подобных твоей Анне и моему отцу, в их непомерном себялюбии. Потворствуя им, позволяя им делать то, что заблагорассудится, мы тешим это себялюбие, отчего они начинают чувствовать себя непогрешимыми.

— Она совсем не эгоистка, — возразил Стивен. — Она просто ничего не может с этим поделать.

— Чушь собачья, — с жаром заявила Бет. — С ее стороны это всего лишь трусливое бегство, уход от действительности и нежелание посмотреть правде в глаза. «Бедная я, несчастная, я не могу удержаться, чтобы не приложиться к бутылке, а затем я отрубаюсь и забываю накормить детей!» Если ты в это поверишь, Стивен, она никогда не протрезвеет! Если бы моя мать ушла из дому с нами, когда мы были еще маленькими, материально нам было бы ничуть не хуже, чем раньше. И нам не пришлось бы стать свидетелями убожества и уродства. У нас был бы дом, в котором царили мир и покой.

На мгновение она умолкла, пытаясь решить, стоит ли продолжать. Но потом сочла, что стоит.

— Постепенно я возненавидела своего отца, Стивен. Возненавидела так сильно, что с радостью убила бы его, если бы мне представилась такая возможность. И Полли и Софи тоже возненавидят Анну, если ты позволишь этому продолжаться до бесконечности. Хуже того, они сами могут превратиться в алкоголичек или же свяжутся с алкоголиками. Такое часто случается с детьми алкоголиков.

Совершенно неожиданно Стивен расплакался. Бет в ужасе уставилась на него. Лицо у него сморщилось, по щекам текли слезы. Зрелище было жалким. Она знала, что говорила со свойственной ей жесткой прямотой, но ей и в голову не могло прийти, что ее слова окажут на него такое действие.

— Прости меня, Стивен, — виновато произнесла она и обошла кофейный столик, чтобы сесть рядом с ним. — Мне следовало держать свое мнение при себе.

Стараясь утешить его, она обняла Стивена, привлекла к себе, так что он уткнулся лицом ей в плечо, и стала гладить по голове, как делала с матерью, когда той доставалось от отца. С тех пор она никогда не повторяла этого больше ни с кем и сама удивилась тому, что по-прежнему способна на такое выражение чувств.

— Послушай, я могу и ошибаться, — сказала она. — Обратись к специалисту, посоветуйся с ним, и он подскажет тебе что-нибудь.

— Дело не в том, что ты сказала, — шмыгая носом, невнятно проговорил он. — Наверное, это облегчение оттого, что я смог вообще рассказать об этом. Мне приходится скрывать это каждый день, говорить девочкам, что мамочка больна. Я и подумать не мог, что у тебя было такое тяжелое детство. Ты совершила смелый поступок, поделившись со мной.

— Два сапога пара, — заметила она и попыталась рассмеяться, но глаза ее наполнились слезами. — Я тоже никому не рассказывала об этом.

Она отпустила Стивена и пошла на кухню, чтобы налить им обоим немного бренди.

— Я думаю, нам нужно лекарство, — сказала она, протягивая ему бокал.

Он вытер глаза и, казалось, полностью овладел собой.

— Ты очень необычная, просто потрясающая женщина, — заявил он, вращая бренди в бокале. — Готов поспорить на что угодно, что тебя не испугает и всемирный потоп, я никак не ожидал, что ты подставишь мне плечо, чтобы я в него выплакался.

— И то, и другое мне вообще-то не свойственно, — согласилась она. — Но у меня был трудный день.

И она посвятила его в подробности того, что рассказала ей утром Сюзанна и что вызвало у нее такое раздражение.

— Вся эта чепуха о купании голышом в реке. Она вела себя, как несмышленая девчонка, и все время хихикала. Мне кажется, она хотела доказать мне, что была желанной. — Бет оборвала себя на полуслове, понимая, что и сама изъясняется весьма невразумительно. — Я решила, что не стоит продолжать разговор на эту тему, — сбивчиво закончила она.

— Да, временами Сюзанна действительно ведет себя странно, — согласился Стивен. — Взять хотя бы пистолет. Если бы это было все, что оставил мне мой отец, я выбросил бы пистолет куда подальше, особенно когда в доме маленький ребенок. И зачем было брать его с собой в Уэльс? Замечательный подарок на память, нечего сказать!

— Она никогда не говорила мне о том, что умеет стрелять, я имею в виду, когда мы были детьми. Хотя большинство детей на ее месте непременно сказали бы, ты не находишь? Ведь тут есть чем похвастаться.

— Может быть, отец попросил ее держать это втайне? — предположил Стивен. — Вообще странно, что он научил девочку стрелять.

— Мне кажется, нам следует поговорить со всеми мужчинами, которые были в ее жизни, — сказала Бет. — Сюзанна может предстать перед нами совсем в другом свете. Временами она явно чего-то недоговаривает.

Они выпили по второму бокалу бренди, потом по третьему, и Бет с удивлением обнаружила, что разговаривает со Стивеном так, как еще никогда не разговаривала ни с одним мужчиной. Они обсуждали уголовные дела, которые им приходилось вести раньше, вспоминали смешные случаи из судебной практики и признавались друг другу в том, что испытывали чувство вины, когда человек, в виновности которого они не сомневались, оказывался оправдан. Стивена, так же как и ее, занимало то, почему один ребенок в семье становился преступником, тогда как остальные, получившие абсолютно такое же воспитание, вырастали достойными членами общества. Или почему в семье преступников вдруг появлялся честный человек.

— Посмотри на мою семью, — говорила Бет. — Мы, все трое, добились определенного успеха в жизни, неплохо устроились, несмотря на нашего отца. — Она умолкла на мгновение и улыбнулась Стивену. — То есть Роберт и Серена неплохо устроились, у обоих характер намного приятнее, чем у меня.

— Но ведь ты была младшей и поэтому, вероятно, видела отца в самом худшем свете, — предположил он. — Ты слишком рано поняла, насколько слаба твоя мать, и решила стать другой.

— Я всегда чувствовала себя другой, — мрачно заметила она. — Как-то я спросила Серену, не испытывает ли она тех же чувств, и она ответила, что нет. В школе я всегда держалась особняком. Надо мной не смеялись и не оскорбляли, просто я оставалась в стороне. Как будто мне чего-то не хватало, какого-то качества, чтобы меня приняли в компанию.

— Я тоже не принадлежал к счастливым избранникам, — с улыбкой признался Стивен. — Мне навесили ярлык зубрилы и, поскольку в спорте мне особенно похвастать было нечем, пришлось довольствоваться тем, что получалось у меня относительно неплохо. Но в университете я был счастлив, а ты?

— Ну, там я не настолько ощущала себя отверженной, — улыбнулась Бет. — Главным образом потому, что вокруг хватало девиц с гораздо большими странностями.

Она вновь наполнила бокалы.

— В университете мне пришлось придумать себя заново, — продолжала она. — Я предпочитала одеваться таинственно-загадочно: носила большие черные шляпы, длинное пальто, чтобы за мной обязательно волочился длиннющий шарф. Стоило раз попробовать, а дальше пошло легче. Одна из моих соседок по квартире называла меня Гретой Гарбо. — Бет коротко рассмеялась.

— Да, я тоже увидел тебя именно такой в первый раз, когда ты только начала у нас работать, — признался Стивен. — Отчужденная, красивая, но с каменным сердцем. А какое впечатление произвел на тебя я?

Бет тронуло то, что он назвал ее красивой, поэтому она не могла честно сказать ему, что считала его ничтожеством.

— Кем-то вроде бойскаута, наверное, — задумчиво произнесла она. — Чуточку слишком услужливый, чуточку слишком честный. Но при ближайшем рассмотрении ты оказался намного интереснее.

— Анна говорит, что я заискивающий и льстивый, — скорбно произнес он. — Но ведь я не такой, правда?

— Вовсе нет, — твердо ответила она, несмотря на то что раньше именно так и думала о нем. — Мне кажется, Анна ведет себя так вульгарно потому, что хочет оправдать свое поведение в собственных глазах.

— Большинство женщин, которых я знал, тоже вели себя вульгарно, — откровенно признался Стивен.

— Знаешь почему? — сказала она. — Потому что ты слишком мил. Некоторые женщины, включая и меня, наверное, с удовольствием взялись бы разрушить это твое качество.

— Ну, а какие мужчины нравятся тебе? — поинтересовался он.

— Никакие. Больше никакие. Это слишком больно. — Не успели эти слова слететь с ее губ, как Бет поняла, что пьяна. В трезвом виде она никогда не позволила бы себе таких заявлений, которые с головой выдавали ее.

Он взял ее руку в свои и слегка сжал. И больше ничего, никаких банальностей или просьб объясниться.

— Получается, мы с тобой оба подранки, — помолчав, сказал он. — И оба заняты тем, что защищаем людей, похожих на нас.

Бет никогда не считала, что похожа на людей, которых ей приходится защищать, но тут вдруг ее осенило, что это именно так, и по какой-то совершенно непонятной ей самой причине она вдруг снова принялась плакать.

— В чем дело, Бет? — спросил Стивен, обнимая ее. — Расскажи мне.

— Я не знаю, с чего начать, — всхлипывала она, уткнувшись носом ему в плечо.

Он взял Бет за подбородок и приподнял ее лицо, с нежностью глядя на нее сверху вниз.

— Я заметил, что ты изменилась с тех пор, как в твоей жизни снова появилась Сюзанна. Почему бы не начать с того, как вы познакомились?