«Сейчас Рождество, и все покрыто снегом. Но когда снег начнет таять и унесет с собой все праздничные заботы и забавы, как будет разворачиваться история, которую нашептал нам маленький воробушек, — история о том, что Элизабет Холланд жива? Или, быть может, новость придет раньше и окажется настоящим рождественским чудом? Ведь сейчас мы вынуждены считать ее досужими сплетнями.»
У Гансвоортов не было традицией делать Рождество официальным праздником. Они считали, что вполне достаточно приготовить большую чашу пунша на случай, если заглянет кто-нибудь из кузенов в их дом на Бонд-стрит, а позже посылали одного из молодых людей с подарками к тем членам семьи, до которых можно было добраться пешком. Они относились к Рождеству просто как к дню, когда можно немного больше выпить, в голландском стиле, и похвалить детей друг друга. Но семья Холландов отмечала Рождество. Она устраивала музыкальный вечер с христианской тематикой для ста и более человек, а позже подавали бульон в столовой, где на лицах собравшихся играли красные отблески пламени в камине.
Все в Нью-Йорке знали, что Луиза Гансвоорт соблюдает только те традиции Холландов, которые ей по душе, и, став членом их семьи, она не разделяла их обычай отмечать Рождество. В этом вопросе они с младшей дочерью были единодушны, что случалось редко. Возможно, именно по этой причине воспоминания Дианы о Рождестве были приятными. В этот день она декламировала свои любимые стихи, ее наряжали в лучшее платьице, и все обменивались подарками в яркой упаковке, а отец был в приподнятом настроении. Наверное, по этой причине Диана, проснувшись утром двадцать пятого декабря и увидев, как сверкает снег на солнце, ощутила прилив бодрости. И это несмотря на то, что она была очень плохой девочкой, и ей пока что не сделали предложение. Вчерашний вечер несколько разочаровал Диану — ведь она лишь мельком увидела Генри. Но она проснулась с предвкушением чего-то приятного, как всегда бывало в этот праздник. Радостное настроение не покидало ее, когда она надевала пеньюар и подкалывала свои локоны. Хотя из-за Сноудена и двух дюжих мужчин, неотступно следовавших за Генри, им не удалось ни минуты побыть вместе, они обменялись взглядами, и Диана почувствовала, что любима. Может быть, Генри, изыщет какой-нибудь способ побыть с ней сегодня?
Диана спустилась в гостиную, надеясь немного побыть одной у елки, вдыхая запах хвои. А если там случайно окажется Клэр, она попросит принести чашку шоколада. Но, войдя в гостиную, она увидела, что шоколад уже сварен, и ей больше не хотелось побыть одной.
— Элизабет! — воскликнула Диана при виде сестры, сидевшей в своем любимом кресле у камина, в котором горел не очень-то яркий огонь.
Руки Дианы невольно теребили кружево у ворота пеньюара, и она бормотала что-то нечленораздельное. Потом она подбежала к сестре и, опустившись у ног Элизабет, положила ей голову на колени. Диана еле удерживалась от того, чтобы не выложить ей новости о Генри, но рядом был Уилл, сидевший на оттоманке, с кочергой в руках, и его присутствие смущало ее.
— Диана!
Элизабет приподняла лицо сестры за подбородок и взглянула на нее, затем наклонилась и поцеловала в лоб.
— Я просто не могу поверить, что ты действительно здесь!
Теперь она обратила внимание на Уилла, вытянувшего длинные ноги в саржевых брюках. Было забавно, хотя и приятно, видеть его в гостиной, среди старинной мебели и персидских ковров. И он, и Элизабет похудели и загорели.
— О, я так рада! Тут столько проблем, Лиз, и ты нам нужна, и я знаю, что это ужасно — проехать такое расстояние, и…
Элизабет перебила ее, с улыбкой заметив:
— А ты не собираешься поздороваться с Уиллом?
— О, хелло, Уилл! — Диана поднялась и, подойдя к их бывшему кучеру, поцеловала его в щеку. — Я знаю, — произнесла она заговорщицким тоном и почувствовала, что слегка покраснела. — И я думаю, что это ужасно романтично.
— Вы когда-нибудь думали увидеть меня в вашей гостиной?
У него были такие голубые глаза! А волосы отросли, и щеки уже не были по-детски пухлыми. Портрет мистера Холланда смотрел на Уилла с камина.
— Ну конечно, думала! И… и… наверное, вы много раз бывали здесь прежде, не так ли? Когда были маленьким и… — Уголки его рта были опущены, но глаза смеялись. — В любом случае, — продолжала Диана, видя, что над ней подтрунивают, — я рада, что вы сейчас здесь. А ты, Лиз, должна сказать, что мне делать, потому что у нас с Генри все пошло так быстро, что это немного пугает, и…
Терпение никогда не входило в число добродетелей Дианы, и ей так не терпелось посоветоваться с сестрой, что она забыла о том, что стесняется Уилла. Когда вошел Сноуден — дверь громко заскрипела, поскольку его люди еще не успели ее смазать, — Диана опомнилась. Она резко отвернулась от сестры, и выражение лица уже не было радостным.
— Мисс Диана, — мягко произнес Сноуден, направляясь к ним. — Я не хотел вам помешать.
— Я… — слова замерли у нее на устах.
Может быть, сделать вид, что Элизабет кто-то другой, а не ее сестра, смерть которой она так часто оплакивала в присутствии гостя ее семьи? А может быть, он не заметил Элизабет;
Диана может его отвлечь, и сестра ускользнет из комнаты? Диана возразила в ответ:
— Вы вовсе не помешали.
— Правда?
Она так часто лгала этому человеку, но он не выказал сейчас ни возмущения, ни изумления от того, что покойная мисс Холланд живехонька. Диана испытывала скорее облегчение, нежели смущение. Он переводил взгляд с одной сестры на другую, терпеливо ожидая объяснений, и из-за его доброты Диана чувствовала себя еще хуже. Наверное, Сноуден заметил Уилла, но Диана боялась даже думать на эту тему.
— Просто я не одета, — запинаясь, произнесла она, избегая упоминать то, что с каждой секундой становилось все очевиднее.
— Вы не должны со мной церемониться — вы же знаете, что я полюбил вашу семью, как свою собственную.
Сноуден слегка наклонил голову, все еще ожидая объяснений. Должно быть, он чувствует, что эта самая семья плохо с ним обошлась, — ведь он был так щедр к ним, а они рассказывали ему о своем мнимом несчастье. Диана пришла в полное замешательство, и в этот момент Элизабет встала с ней рядом. Она положила руку на плечо сестры, и той стало как-то спокойнее.
— Элизабет — она жива! — воскликнула Диана, взмахнув рукой, словно до нее только что дошел этот невероятный факт.
Она сопроводила это замечание смехом, который показался идиотическим даже ей самой.
— Да, — сказал Сноуден. — Я вижу.
Последовало молчание. Диана теребила кружево пеньюара, затем раздраженно взглянула на сестру. В конце концов, Элизабет вмешалась:
— Я знаю, вам кажется очень странным, что я здесь, учитывая сообщения о моей смерти.
— Странным, — повторил Сноуден. — Это не странно. Это чудо! Я так рад, что присутствую здесь в этот удивительный момент. Я очень хорошо знал вашего отца, Элизабет, и я многим ему обязан. Я не знаю, сказала ли вам Диана…
Диана покачала головой, ей было очень стыдно. Она надеялась, что Сноуден не упомянет при Элизабет, как безразлична она была и как плохо справлялась с ролью хозяйки. Уж Элизабет ни в коем случае не допустила бы, чтобы кто-нибудь так много дал ее семье, не получив взамен массу любезностей и внимания. А что он подумал об Уилле, который стоит за спиной Элизабет, все еще в рабочей одежде?
— …Что у меня были небольшие участки вашего отца, которые наконец удалось реализовать, и я поспешил на помощь вашей семье. Надеюсь, вы не сочтете меня неучтивым, мисс Холланд, если я замечу, что ваша семья испытывает финансовые затруднения, и это положение нужно исправить.
Элизабет выступила вперед и взяла Сноудена за руку. Солнце, льющееся в высокие окна, позолотило ее белокурые волосы.
— Я благодарю вас за это, мистер Кэрнз. Вы проявили невероятную доброту. Я знаю, какую нежность питал к вам мой отец, и вижу, как вы хотите за нее отплатить. Вся моя семья и я безмерно вам благодарны.
— Это честь для меня, — ответил Сноуден. — Удерживая руку Элизабет, он поклонился. — И я буду еще более нескромен, сказав вам, что мои люди доставили подарки, которые мне бы очень хотелось вам отдать. А позже, с вашего позволения, я обеспечу вашу кухню всем, что необходимо для настоящего рождественского обеда.
Диана взглянула на Уилла, который стоял по стойке «смирно». Его рубашка в синюю и черную клетку красиво оттеняла загорелую кожу. Он подмигнул Диане, на лице которой читалось смущение, и ей сразу же стало легче.
— О, мистер Кэрнз, вы так добры! — Элизабет так и не отняла у Сноудена своей руки, и тон ее был медовым. — Я и представить себе не могу лучшего способа отметить Рождество, и…
Когда сестра закончила свою речь, Диана увидела фигуру в холле. Эта женщина, заглядывавшая в полуоткрытую дверь, пыталась пригладить свои волосы, но они становились еще более растрепанными. Длинная ночная сорочка, свободно ниспадавшая от талии, придавала ей вид какой-то безумной участницы греческого хора — так подумалось Диане, прежде чем до нее дошла вся серьезность ситуации. Эта маленькая фигурка с тревогой наблюдала за происходящим огромными глазами, темными, как черные озера в лесу. «Вот что такое настоящий сюрприз», — подумалось Диане; затем она осознала, что им с сестрой придется многое объяснить.