— Дыши, Камилла, Камуся, Миля, дыши, моя ты чебурашка, мозгами на всю голову чебурахнутая, — я глубоко вдохнула, выдохнула. Ну, трупы вокруг. Ну, кости. Ну, мёртвый кот. Во-первых, это может быть всё-таки совершенно другой кот, мало ли чёрных и кудрявых котов! Тот, живой, остался в насквозь немагической России, а этот, мёртвый, шарашится по местным моргам. Здесь — и это «во-вторых» — магический мир, как-никак. Если Март оживил крысу, почему бы кому-нибудь не оживить и кота? Вероятно, в морге возлежал его мёртвый хозяин, может, даже как раз тот, со шрамом, с чьего живота я так невежливо стянула котофеича.
Нет, стоп. Мужчина — явно свежий мертвец, а кот уже в состоянии скелета. Сколько нужно времени, чтобы мёртвое тело стало скелетом? Ну, явно не день и даже не месяц. Если память меня не подводит, в зависимости от внешних условий — несколько лет.
Хотя кто их тут знает…
Ладно хоть некрокот не агрессивный — скинула я его на пол, так он на полу и сидит, обернув иллюзорно кучерявившийся, а на самом деле тонкий и белёсый, словно червь, хвост вокруг лап. Наблюдает за мной.
Я снова глубоко вздохнула, с тоской подумала про туалет с привычным унитазом, ванную, жареное мясо, нормальную одежду, удобное бельё и тёплую обувь — и принялась наконец исследовать окружающую обстановку, зябко кутаясь в тонкую простыню. Не стоит ждать милостей от природы, Тираты и дохлых иномирных котов, как-то так. Чтобы не было так страшно, время от времени я обращалась к коту с различными предложениями.
Чего уж там, болтала без умолку.
— Не знаю точно, та ли ты хвостатая сволочь, из-за которой я вообще сюда попала, но уж очень похож, просто один в один, если тебя не щупать, так что с твоего позволения, буду называть тебя Ксамурр Второй. Не возражаешь? Ну и отлично. Итак, что тут у нас? У нас тут явно морг, целых четыре мертвеца, не считая нас с тобой. Трое мужчин, одна женщина. Хотя тебя-то как раз можно было бы и посчитать, потому что судя по всему, ты уже совсем дохленький, как у нас там в детстве говорили: кошка сдохла, хвост облез, кто слово скажет… Так вот, четыре мертвеца, синенькие, как аватары, голые, твёрдые и холодные, да, я их даже потрогала, не веришь? Тебя потрогала, их потрогала, и ничего. Сама себе не верю, у меня стальные нервы или вовсе нервов нет. Всё чудесатее и чудесатее, как говорил классик. Вопрос, знаешь ли, в том, как и почему я оказалась в их милой компании и почему я не умерла. Вероятно, иномирное происхождение имеет-таки свои плюсы. Интересно, а ты понимаешь, что мёртвый, или нет? А разговаривать ты не умеешь? Нет? Жаль, так было бы интереснее. И совсем как в сказке.
Кот выгнулся дугой, зевнул и снова сверкнул зеленью глаза.
— Спрашиваешь, что я ещё тут делаю? Решаю этическую проблему, — зубы начинали слегка постукивать друг от друга, но нижнечелюстная чечётка была скорее вызвана нервами, нежели холодом. — Найти одежду или обнажить тела покойных и соорудить тогу из этих вот накидок. Вот ведь воспитание, понимаешь ли, предпочитаю попасться в лапы своих безумных преследователей, но одетой, чем сбежать, но голой. Жаль, не умею, как ты.
Я истерично захихикала, представив себя покрытую чёрной кучерявой шерстью, как Ксамурр Второй. А что. И вопросов ко мне стало бы меньше на порядок, и следователь не приставал бы со своей хмыровой романтикой, от которой нет никакого толку — в лавку к Агнессе, значит, заходил, чаи попивал, улыбки получал, а как явился жрец, так в кусты.
Скотина малодушная.
— Знаешь, Ксамурр, сказать по правде, я вообще ничего не умею, кроме как ошибаться в людях и попадать в неприятности. Донум у меня вроде как есть, а какой в нём смысл, если я им не управляю? Так, что тут у нас? Баночки, скляночки… лекарства? А какой Тираты мёртвым лекарства? Может, это какие-то бальзамирующие средства или… О-о-о, какое богатство!
«Богатством» оказалась одежда и тапочки, найденные в неприметном деревянном шкафчике, обнаружившемся в углу. Мягкие тапочки, немного маловаты по размеру, но это пустяки, и скромное серое платье, которое пришлось надевать на голое тело.
Не везёт мне с бельём в этом чёртовом мире. Вернусь к себе — буду по две пары трусов надевать сразу, чтобы как-то компенсировать…
Если вернусь, конечно.
«Вернусь, — пообещала я себе. — Конечно, здесь красиво. И интересно. И волшебно. И где-то здесь есть Март, дурашливый и немного чокнутый парень, который мне немножечко очень нравится. Но тут меня постоянно собираются убить, и это напрягает. И ему, Марту, так лучше, проблемы идут за мной по пятам, а "угораздило" — моё второе имя…».
Словно подтверждая мои мысли, дверь вдруг широко распахнулась, белый ослепляющий свет залил комнату, а люди — мужчина и женщина в серых костюмах — изумлённо уставились на меня. Синхронно перевели взгляд на опустевшую скамью, где ещё недавно возлежало моё бездыханное тело.
И так же синхронно, слаженно, словно полжизни пели в одном хоре, заорали во весь голос. Я метнулась назад, врезалась в какой-то шкаф, на сей раз стеклянный, услышала звон стекла и стук обрушивающихся на пол и разбивающихся склянок и банок, обреченно закрыла глаза, уже не в силах куда-то бежать.
И в этот самый момент уже знакомая мягкая и тёплая дымка телепортации окутывает меня с головы до ног.
Голова мутная-мутная, тело тяжелое, но под плотно сомкнутыми веками проносятся картинки, отчётливые, как чёрно-белые фотографии.
Трудно сказать, было ли это на самом деле — или только в моём воображении?
"Камилла, не мучай кошку!"
Совершенно не хочу никого мучить, но не далее как вчера мы с бабушкой ходили в цирк, и там был номер с дрессированными собачками. Ни гимнасты, ни мотоциклисты меня не интересуют, клоуны и вовсе напугали до тихой икоты, фокусникам я не верю. Всё это люди, а люди — в свои шесть лет я уже хорошо это знаю — врут.
Но животные… животные врать не могут. И в том, как слаженно действовали вчера худощавый, гибкий, словно каучуковый, дрессировщик и его мохнатые четырёхлапые питомцы, в том, как они чувствовали друг друга, словно общаясь ментально, мне чудится самая настоящая магия.
Дома мне хочется почувствовать волшебником и себя тоже. Потому что если я смогу, если у меня получится, если волшебство в самом деле существует, то я смогу изменить очень, очень многое.
Сделать так, чтобы родители не ссорились и не кричали про развод.
Сделать так, чтобы Танька Матицкая на меня не ябедничала в садике, а лучше — чтобы я пошла в школу, прямо завтра, потому что я умею читать лучше всех в нашей группе, и примеры решаю быстрее всех, а Танька так вообще путает дни недели и времена года.
Сделать так, чтобы бабушка не болела, да и вообще переехала к нам домой жить, потому что с ней всегда так спокойно и интересно.
Сделать так, чтобы папа не "злоупотреблял".
Это мама говорит.
На самом деле папа, когда не работает, пьёт гадко пахнущую водку, и от него потом тоже плохо пахнет.
Но полосатый вальяжный кот Матвей никаких чудес не хочет, ему и на кресле неплохо лежится. Не хочет он становится дрессированным сказочным котом, поэтому у меня исцарапаны все руки до локтей.
Царапины я мажу тайком папиным одеколоном и прячу от мамы, потому что если она их увидит, нам с Матвеем попадёт.
"Оставь кота в покое!"
Со вздохом, я отхожу от неслучившейся цирковой звезды и смотрю в окно. Мне очень сильно хочется верить в то, что чудеса возможны.
Но с каждым днём от моей веры будто бы отщипывается маленький кусочек, и её становится всё меньше и меньше.