Пять дней до Венуты. Четыре дня. Три.
А я так ничего толком и не сделала.
Не вспомнила. Не решилась на побег из столицы, да и без новых документов, а достать их второй раз было проблематично, побег становился почти нереальным мероприятием.
Не ожила.
Тело практически потеряло чувствительность, каким-то чудом лицо ещё сохранило свой природный цвет, но всё остальное… Все эти дни я не пила, не ела и боялась засыпать, периодически всё же не засыпая, а будто теряя сознание, проваливаясь в какие-то омуты. Казалось, сон только приближает к окончательному разложению, а ещё мне снились кошмары. Иногда — вполне понятные, с учётом нынешнего состояния, о личинках мух и червей, облюбовавших нутро, прогрызающих моё несчастное тело, застывшее на пороге бытия и небытия. Иногда — смазанные, словно растушёванные сны, чьё авторство я уже не могла определить однозначно. Может быть, Агнессы, а может — мои?
Мне снились улицы Магристы, покрытые разноцветной пышной растительностью, бескрайнее море, полное кварков и неведомых чудовищ, сладкое молоко ушастых гван в хрустальных бокалах, жрец, почему-то без лица, но с длинными сиреневыми волосами. Ксамурр, полностью превратившийся в кошачий скелет, весело скачущий у моих ног.
И Лигран. Лигран в лавке. Лигран с кружкой чая в руках. И уже однозначно только моё видение — Лигран, вытаскивающий магическую паутину из бирюзовых волос, а потом — Лигран, почему-то гладящий меня по макушке.
На моменте, когда он извлёк паутинку из моей щеки и пальцем стёр выступившую каплю крови, я проснулась, пришла в себя и долго глядела в тёмный высокий потолок.
Глупая Агнесса. И глупая я.
Март старался поддерживать меня, но в его глазах я всё чаще замечала отблески совершенно неподдельного, какого-то усталого отчаяния. Естественно, как дитя этого мира, он верил во все предсказания и не мог не бояться — трудно быть скептиком, если ты сам как минимум оживляешь дохлых крыс, а как максимум — превращаешь симпатичную тебе девушку в ходячий полутруп! Каждый день он выходил из дома утром и возвращался только вечером. Что-то пытался придумать, предпринять, кого-то найти, но — безуспешно.
Сегодня его тоже нет.
Милко ворчит по углам. С Ильяной, такой же затворницей, как и я, мы почти не общаемся, но иногда, когда я всё-таки выхожу из своей комнаты и случайно на неё натыкаюсь, ловлю на себе её взгляды. Снисходительные, подозрительные, насмешливые, презрительные, а иногда — откровенно злобные. И причину этой злобы я, с одной стороны, понимаю, а с другой — принять никак не могу. Ну не виноватая я, оно само так получилось!
Само-то само, но, тем не менее, единственный путь возвращения этой самой украденной реликвии — воспоминания тела Агнессы, а доступ к ним имею только я.
…Милко резко распахнул дверь, на этот раз решив, что со стуком можно не заморачиваться. Обозначился на пороге хмурым недовольным мохнатым столбиком. Хрипло прокаркал:
— Ужинать ступайте.
Никакие попытки объяснить полузомбированному полудворецкому, что я не ужинаю, не обедаю и не завтракаю, успеха не имели. Есть ужин — все обязаны быть. Впрочем, с учётом того, что делать мне абсолютно нечего, даже спуститься на первый этаж — тоже своего рода приключение.
Вот только сегодня Март задержался дольше обычного. И сидеть напротив Ильяны, тет-а-тет, в молчании лицезрея процесс поглощения пищи оной… нет, спасибо.
— Нет, спасибо, — озвучила я, и недовольный Милко, шумно похрюкивая, как кабан в дубовой роще, удалился прочь.
Ксамурр вылез из-под кровати, покрутился у ног, заглянул в глаза.
— Возможно, всё обойдётся, — сказала я. — Для Магра всё обойдётся. А для меня? Если апокалипсиса не случится, я не смогу продать эту хмырову безделушку, точнее, обменять её на свою жизнь, понимаешь?
Кот явно не понимал и не видел причины расстраиваться. Ну, конец света, так конец света. Нам с тобой какое дело? Эта наша жизнь — чем не жизнь?
— Ни один из наиболее вероятных вариантов меня не устраивает, — возразила я коту, села на кровать и принялась утащенным с кухни столовым прибором, напоминающим слегка мутировавшую деревянную вилку, расчёсывать волосы. Никто не позаботился о том, чтобы выдать мне щётку, но до колтунов дело пока не дошло, шелковистые пряди растрепались и поникли, но, как ни странно, не спутались.
Зато это успокаивало.
Я задумчиво уставилась на длинный локон — никогда бы у меня-настоящей ничего подобного бы не отросло, а как я мечтала в детстве о волосах Рапунцель! И какой удивительный всё-таки цвет, бирюза и соль с перцем.
Соль?
Присмотрелась лучше: между чёрных и бирюзовых волосков мелькали седые, совершенно белые. Ещё вчера их не было! И сегодня не должно было быть… А завтра станет больше.
Ксамурр прыгнул на высокий подоконник и почти слился чёрным кудрявым боком с чёрным стеклом. Зелёный глаз на этом фоне мерцал, как Стилус.
— Ты прав, — сказала я коту, хотя кот не мог быть ни правым, ни виноватым в силу полной своей безмозглости. — Пойдём.
Милко встал перед дверью, угрожающе пыхнув огнём — порушенного ограждения вокруг бывшего приюта он мне так и не простил.
— Пусти, — попросила я.
— Лирт не велел, — буркнуло нелепое создание. — Лирт сказал, пришлая драя дома должна сидеть!
— Мне надо.
— Не велел.
— Он мне не хозяин!
— А мне хозяин.
— Не пустишь, с дверью то же будет, что и с забором! — пригрозила я.
— Попортишь дверь, спалю в головёшки, — набычилось существо.
— А хозяин разрешил?
— Хозяин велел дом охранять.
Я выдохнула, чувствуя, что тоже нахожусь на грани возгорания. Неужели силой прорываться придётся? Запереть меня вздумал, з-з-заботливый, можно подумать, меня это остановит! Правда, я вроде бы давала слово никого никуда не телепортировать, но…
— Пусти её, Милко, — раздался высокий и резкий голос. Я обернулась и увидела стоящую в дверном проёме из столовой в холл Ильяну. — Пусти, пусть идёт.
— Лирт не велел… — уже довольно неуверенно, пасуя, протянуло вредное существо.
— А лирта разрешает. Пусть идёт, куда хочет, её право.
— Так опасно ж, пострадать может, — буркнул Милко.
— Пусть страдает. Не всё же нам от неё страдать! — сестрица развернулась, волосы и платье одинаковым плавным движением поднялись и опустились, а бесформенный привратник, потоптавшись у входа, вдруг фыркнул и отошёл в сторону.
— Ступайте, пусть лирты между собой выясняют, — сказал, как плюнул, и скрылся на кухне.
— Мрр? — выглянул Ксамурр из-за небольшой скамеечки у стены.
— Идём, — сказала я. — Время страдать. И получить ответы.