Смерть в Занзибаре

Глава 15

Компания, собравшаяся на обед в этот вечер, была молчаливой и подавленной. После обеда они вышли на террасу, сели там и вели бессвязную беседу, и никто даже не предложил потанцевать.

Появилась и Амальфи, придя в себя от своей головной боли; из почтения к памяти мисс Бейтс она надела обманчиво простое платье из черного шифона, которое придало ей вид хрупкий и задумчивый и по контрасту заставило ее белую кожу выглядеть еще белее.

И Лоррейн, и Гасси обе тоже были в черном. По-видимому, по той же причине. А поскольку у Дэви не было черного платья (ибо тетя Гарриет придерживалась глубокого убеждения, что черное молодым не к лицу), она надела то же самое серое с аппликацией из магнолий, которое было на ней накануне вечером. И как раз тогда, когда Абдурахман, старший лакей, убирал кофейные чашки и бокалы для ликера, а Найджел томно осведомлялся, не склонен ли кто-либо сыграть партию в бридж, она случайно сунула руку в один из широких карманов, которыми была декорирована юбка, и нащупала скомканный листок бумаги.

Дэни вытащила его и стала рассматривать с легким изумлением, удивляясь, как он туда попал. Это была половина листа почтовой бумаги, неровно оборванная с одного края, и, расправив складки, она придвинула его так, чтобы лунный свет падал на листок, и прочла несколько отпечатанных на машинке слов, вначале совсем не осознавая их смысла.

«Не могла бы я поговорить с вами. У меня серьезные проблемы, и мне нужен ваш совет. Не будете ли вы так любезны встретиться со мной после половины первого, поскольку дело у меня скорее личного характера, и мне бы не хотелось, чтобы о нем узнали другие. Моя комната прямо под вашей, и я буду ждать вас.

Пожалуйста, придите. А.К.»

«Какого дьявола?…» – подумала Дэни, разглядывая бумагу, нахмурив брови. Она перевернула ее, но на другой стороне ничего больше не было. Написавший записку, возможно, хотел что-то еще добавить, но передумал и выбросил ее. Но как она попала в ее карман и когда?

И тут, с таким же внезапным потрясением, как если бы кто-то поступил с ней так же, как Амальфи поступила с бившейся в истерике Гасси, плеснув ей в лицо ледяной водой, она вспомнила…

Это был тот самый листок бумаги, который упал ей на юбку, когда она стояла на коленях у тела Миллисент прошлой ночью, и который она, не думая, скомкала и сунула в карман. Но это было и нечто большее. Это было доказательство убийства.

В голове ее, словно граммофонная пластинка, крутился фрагмент разговора прошлым вечером: «Что третье?» – «Конечно убийство, дорогая. Бог троицу любит…» Вот и получилась троица. И еще покушение на четвертое – на ее убийство. Потому что записка была и закончена, и подписана. Она была напечатана на ее пишущей машинке – машинке мисс Китчелл и подписана ее инициалами – инициалами мисс Китчелл. И если бы ее нашли…

Давящая смесь тошноты и ледяного страха охватила Дэни, приглушив лунный свет и звуки обычных небрежных голосов. Она словно попала в ужасную липкую паутину, и, как бы она ни крутилась и ни дергалась, ей из нее не вырваться, потому что всегда найдется еще одна нить, поджидающая ее, чтобы мягко и пугающе обвиться вокруг нее, до тех пор, пока она не окажется спеленатой и беспомощной.

Ее охватила истерия, желание вскочить на ноги и кричать, кричать и кричать, как это делала Гасси. Пробежать по террасе сквозь лунный свет на белую пыльную дорогу и продолжать бежать, пока не свалится. Она подавила это желание, впившись ногтями в ладони и закусив губы до крови. И тогда из тумана появилась рука и накрыла ее руки. Рука из плоти и крови, твердая и реальная в зыбкой нереальности, рука, успокоившая кружащийся мир и вернувшая ей в какой-то мере рассудок.

Туман рассеялся, и луна снова ярко светила, а перед ней стоял Лэш, своим телом загораживая ее от остальных семи сидящих на террасе.

Он сказал:

– Пойдемте прогуляемся по пляжу. У меня не было возможности обменяться с вами хотя бы словом за целый день, а мне хотелось бы обсудить с вами пару вещей. Вы меня извините, Лоррейн?

Он не стал дожидаться разрешения, а, подняв Дэни на ноги, просунул ее руку себе под руку и, крепко держа ее, повел через террасу, а затем вниз по лестнице в чернильно-черную тень под деревьями сада, где начал говорить о делах и об именах, которые были ей совершенно неизвестны; продолжая этот разговор, они прошли по темной, полной аромата цветов дорожке и, выйдя из сада через дверь в обращенной к морю стене, направились по крутой каменистой тропинке к берегу.

Пляж был совершенно пуст, ничто на нем не двигалось, если не считать тихого шелеста прилива и множества маленьких крабов, сновавших, словно привидения, туда и обратно, столь же бесшумно, как мотыльки. С каждого конца пляжа стояли скалы: высокие утесы из изъеденных ветрами и размываемых водой кораллов, которые темнели на фоне залитого лунным светом неба, отбрасывая остроконечные тени на белый песок. Но Лэш обошел их и, выйдя на открытый пляж, остановился рядом с границей прилива, где никто не мог бы подойди к ним незамеченным и подслушать их.

Ослабив хватку вокруг Дэниной ладони, он повернул ее к себе лицом, но не понизил голоса и не сделал какой-либо попытки изменить его звучание, так что кто-то, кто наблюдал бы за ними из тени, мог предположить, что он просто продолжает тот разговор, который он начал в саду.

– Что случилось, солнышко? Что было на этой бумаге? Кто-то написал вам анонимное письмо?

Дэни без слова протянула ему записку и увидела, как его черты становятся жесткими и незнакомыми по мере того, как он ее читал.

Спустя несколько мгновений он сказал совсем тихо:

– Кто-то подложил ее вам в карман?

– Нет, – ответила Дэни шепотом. – Я нашла ее вчера ночью. Она была на веранде… около… рядом с мисс Бейтс. Она, видимо, держала ее в руке, когда… Я сунула ее в карман и даже не вспоминала до того… до того, как сейчас почувствовала ее и вынула, и… прочла.

Лэш долгое время молчал, глядя на обрывок бумаги в своей руке, и наконец Дэни сказала:

– Это не значит… то, что я думаю, нет?

– Да, – сказал Лэш, все так же тихо, даже не делая вида, что не понял ее; его голос странно контрастировал с неприятной гримасой на его лице и его сжатыми кулаками.

– И что нам теперь делать? Вы… вы собираетесь сказать об этом полиции?

– Не знаю. Мне придется обдумать это. Что вы сделали с машинкой? Где она?

– В моей комнате.

– Тогда это, по-видимому, напечатано не на ней; это уже лучше.

– На ней, – сказала Дэни прерывающимся голосом. – Я подумала, что один из слуг просто побаловался с ней – крышка сидела не так, как надо, и в ней был обрывок бумаги: вторая половинка от этого листа.

– Когда это было? – резко спросил Лэш.

– Прошлой ночью, когда я пошла спать.

– Вы трогали ее?

– Да. Я опробовала машинку, чтобы проверить, в порядке ли она, и вынула бумагу. Она в корзинке для бумаг.

Лэш легонько вздохнул и выдохнул.

– Так что на ней будут ваши отпечатки пальцев. И они есть и на этом листке. Миленькая, аккуратная, ловкая, предусмотрительная ловушка. Господи, зачем я только втравил вас в эту историю?

Он бешено смял в кулаке клочок бумаги и отвернулся, слепо глядя на светящееся море, и Дэни увидела, как желваки ходят у него на щеках. Вполголоса, словно разговаривая сам с собой, он сказал:

– Мне нужно было отвести вас прямо в полицию – еще в Лондоне. Это могло оказаться несколько щекотливым, но не более того. Вместо этого я заставил вас связаться с сумасшедшим пьяным лунатиком, который…

Он сделал резкий отчаянный жест, и Дэни быстро сказала:

– Лэш, не надо! Это не ваша вина. Это я виновата, потому что не поняла, что вы… О, какое это имеет значение? Мы же можем пойти в полицию и сейчас.

Лэш быстро повернулся к ней лицом, глаза его выглядели пустыми от горечи.

– Нет, мы не можем. В этом все дело, проклятье! Нам нужно, чтобы смерть этой женщины – Бейтс – оставалась в документах как несчастный случай. Другой возможности выбраться из всего этого нет.

– Но, Лэш…

– Не может быть никаких «но»! – бешено прервал ее Лэш. – Конечно, возможно, я вел себя как форменный идиот, но я все-таки еще способен сосчитать, сколько будет дважды два, и получить правильный ответ. Эта дама была убита потому, что она слишком много говорила; и благодарение Богу, что этот клочок бумаги не был найден у нее или рядом с ней. Вас бы попросили объяснить это и еще пару других вещей. Например, как вторая половинка бумаги попала в вашу комнату, если вы не написали ее, и какого черта вы делали полностью одетая по крайней мере час спустя после того, как все пошли спать? Кстати, а чем вы занимались? Может, вы ее ждали?

– Лэш! – Дэни отшатнулась, как если бы он ударил ее.

– Я же не сказал: «Убили ли вы ее?» – нетерпеливо сказал Лэш. – Или даже: «Напечатали ли вы эту записку?» Конечно, вы этого не сделали. Но, может, она что-то говорила о том, что спустится к вам?

– Нет.

– Тогда почему же вы не легли спать? Что вы делали?

– Ничего. Мне просто не хотелось спать, вот и все. Кажется, я не хотела выключать свет, и поэтому я все не ложилась и не ложилась. И тут я снова услышала козодоя, но это был не козодой…

Дэни вздрогнула, вспомнив этот звук, и сказала с усилием:

– Это была мисс Бейтс. Видимо, она крикнула, когда падала. И затем я услышала стук падения…

Она рассказала ему об этом и о том, как нашла тело Миллисент и листок бумаги, и о Ларри Даулинге, который ходил по саду незадолго перед этим.

– Даулинг, – медленно произнес Лэш.

Казалось, он что-то прокручивает в уме, а затем он потряс головой и, оставив в покое Ларри Даулинга, сказал:

– А вообще вы слышали какие-нибудь еще звуки? Какие-то шаги? Ничего? Если кто-то ждал, когда она спустится по этой лестнице, и затем столкнул ее вниз, вы наверняка должны были слышать шаги.

– Нет, я не слышала. Я вообще больше ничего не слышала. Только что-то вроде хриплого вскрика и падения, я вам уже сказала. Больше никакого другого звука… Нет. Нет, я ошиблась. Был еще другой звук. Странный тихий звук, вроде скрипа, похожий на… – Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, на что он был похож, и выразить это словами, но затем сдалась. – Не знаю. Но это не были шаги.

Лэш сплавил эту проблему простым пожатием плеч.

– Оставим это. Но остается фактом, что вы не ложились и были одеты, и это выглядело бы совсем не так хорошо, если была бы найдена записка, так как это подкрепляло бы теорию о том, что это вы ее написали. Что само по себе совсем не было бы преступлением и значило бы только то, что вы попросили мисс Бейтс зайти к вам, а она поскользнулась и упала, спускаясь вниз. Но с того момента, как вы начнете отрицать, что написали эту записку, дело начнет выглядеть иначе, и вполне возможно, что вам не поверят. Они захотят узнать, почему вы отрицаете это, когда все факты это подтверждают, а следующей вещью, которую они раскопают, как вы знаете, будет то, что вы такая же мисс Китчелл, как и я, и что вы выбрались из Англии по подложному паспорту, чтобы избежать обвинения в убийстве. Это прозвучит весьма плохо, и, хотя, возможно, вам удастся отговориться от одной из этих ситуаций, сомневаюсь, что вы сможете отговориться от обеих. Именно поэтому вчерашнее происшествие должно остаться таким, какое оно есть – просто несчастным случаем! Все остальное было бы крайне опасным. А теперь, чем скорее мы избавимся от этого конкретного куска яда, тем лучше.

Он вынул из кармана зажигалку, открыл ее и подставил один конец смятой машинописной записки к огню, а Дэни сказала со вздохом:

– Лэш, что вы делаете, это же вещественное доказательство!

– Конечно. Но через минуту его не будет. А без него второй кусочек бумаги в вашей комнате не будет значить ровно ничего, и ничто не будет связывать вас с мисс Бейтс.

Он наблюдал, как маленький обрывок бумаги, который привел Миллисент к смерти, темнеет, сворачивается и вспыхивает пламенем, а когда он больше не мог его держать, он бросил его и каблуком закопал сгоревшие остатки в песок. Некоторое время он молчал, глядя вниз на небольшое углубление, которое раскопал его каблук, а затем медленно сказал:

– Как бы я был рад забрать вас отсюда, но я не могу. Если мы попробуем застопорить это дело, это будет выглядеть еще хуже. И все равно мы с вами рискуем. Послушайте, Дэни, я хочу, чтобы вы пообещали мне кое-что.

– Что? – спросила Дэни неуверенным голосом.

– Что вы не будете даже пытаться выходить из своей комнаты ночью, ни под каким видом. Что вы будете запираться в комнате, а если кто-то будет стучать к вам в дверь и совать записку под дверь, уговаривая вас куда-нибудь пойти, даже если она будет подписана вашей матерью и написана ее собственным почерком, вы даже не дотронетесь до нее. Отдайте мне ее утром. И не выходите ни на какие прогулки тет-а-тет с кем бы то ни было, кроме разве что меня! Согласны?

Он улыбнулся ей, но эта улыбка не затронула его глаз, и Дэни сказала прерывающимся голосом:

– Но почему кто-то хочет причинить мне боль?

Или обернуть дело против меня? Раньше было иначе – тогда у меня была эта карта или ключ, или еще что-то там. Но теперь это украли. Кто бы ни хотел что заполучить, он это получил. Почему все это не кончается? Почему кому-то нужно было убивать мисс Бейтс?

Лэш сказал:

– Потому что она намеревалась рассказать нам, что она была по соседству с домом этого адвоката примерно в то же время, когда тот парень, который его прикончил, мог как раз встретиться ей по пути к месту убийства. Тот парень явно знает, что вы тоже были там неподалеку, и он дал вам серьезный знак не болтать, иначе вам будет худо! Или так, пли же он ищет подходящего козла отпущения на случай, если тот ему понадобится. Огромное множество парней готовы сделать огромное множество паршивых вещей ради трех миллионов – поверьте мне! Именно поэтому, начиная с этого момента, вам нужно следить за каждым своим шагом. Я говорю совершенно серьезно! Полиция будет у нас на шее не позднее чем через день-два, и тогда пусть у них голова болит.

Дэни сжала руки и, всхлипнув, сказала:

– Лэш, я… я боюсь.

– И не только вы! – ответил Лэш с чувством. – Я еще никогда в жизни не был так напуган. Я не могу избавиться от мысли, что один из этой теплой компании там на террасе сделал своим хобби убийство, и я был бы рад, если бы у меня был пистолет.

– Но ведь это не может быть один из нас! Это невозможно!

– Не будьте глупой, Дэни. Это не может быть никто другой. Это один из шести человек. Вы, я, Амальфи, Гасси Бингхем, итальянский любовник или Ларри Даулинг. Выбирайте сами!

Дэни вздрогнула, а Лэш вдруг обнял ее и притянул к себе, взъерошив свободной рукой ее отвратительные рыжие кудри, а потом сказал:

– Я знаю, солнышко. Но так будет всегда, даже через сто лет.

Дэни что-то проговорила всхлипывающим неразборчивым голосом в его плечо, и он приподнял рукой ее подбородок и спросил:

– Что это было? Я не понял.

– Я сказала: «Ос-сторожней с-с моими оч-чками».

– Они мне вообще никогда не нравились, – сказал Лэш, сняв с нее очки и слегка поцеловав ее. По крайней мере, он попытался это сделать, но получилось иначе. Началось все с достаточно легкого поцелуя, а кончилось совсем по-другому, и, когда он наконец поднял голову, он с удивлением понял, что задохнулся и потрясен.

– Это ваш первый поцелуй? – спросил он, держа ее на расстоянии от себя.

– Да, – ответила отупевшая Дэни; лицо ее в белом лунном свете выглядело ошеломленным и прекрасным. – Откуда вы знаете?

– Я кое-что на свете видел, – сухо ответил Лэш. – Ну что ж, он же будет и последним сегодня вечером, потому что если я поцелую вас еще раз, то неизвестно, чем все это кончится.

Он наклонился и поднял очки, которые незаметно упали на землю, и, стерев с них песок, заботливо посадил их на место.

– И это все на сегодня, мисс Китчелл. Думаю, что нам лучше вернуться в дом и позаботиться о том, чтобы вы были тщательно заперты на ночь. И в связи с этим последним пунктом повестки дня позаботьтесь о том, чтобы дать мне завтра копию этого материала – в трех экземплярах.

Он повел ее обратно по направлению к дому через белый пляж и через калитку в сад, где они столкнулись с Ларри Даулингом, слонявшимся в тени у края мелкого бассейна, украшенного каменными птицами и лилиями. Они бы прошли мимо, не заметив его, если бы не отражение, мимолетно промелькнувшее в воде, и легкий запах сигаретного дыма.

Лэш остановился и спросил: «Ди Кьяго?» – на что Ларри вышел на свет и сказал:

– Нет. Но это вы ловко подметили. Это одна из его сигарет. Не сказал бы, что они мне очень уж нравятся: от них у меня все время кашель. Хорошо на пляже?

– Да, спасибо, – отрезал Лэш. – А вы туда идете?

– Нет. Просто вышел побродить, – сказал Ларри. – Просто побродить.

Лэш сказал:

– Не будем вам мешать, – и направился дальше по тропинке, ведущей к террасе.

На террасе оставались лишь двое – Амальфи и Эдуардо, которые, видимо, ссорились. При звуке шагов они прекратили ругаться, и Амальфи сказала с дрожью в голосе:

– О, это вы. Надеюсь, вы мило провели это короткое деловое заседание и все выяснили?

– Так и есть, – приветливо ответил Лэш. – Спасибо, что поинтересовались.

Амальфи рассмеялась.

– Гасси была права: вы действительно старый надсмотрщик рабов. Я и вправду начинаю верить, что ваш лозунг: «Бизнес прежде всего».

– Ах, эти американцы! – сказал Эдуардо. – Такие деловые, такие безжалостные. Это прекрасно!

Амальфи торопливо сказала:

– Лорри просила пожелать вам спокойной ночи, Лэш: она и Гасси решили пораньше лечь спать. Она интересовалась, не хотите ли вы пойти завтра рано утром на рыбный рынок. Гасси хотела взглянуть на него. Она говорит, что если она будет болтаться тут без дела, то сойдет с ума, а Лорри сказала, что, если вы захотите присоединиться, вам нужно будет позавтракать в восемь, а сразу же после этого туда поедет машина. Правда, я ей сказала, что, по-моему, это не совсем по вашей части.

– И вы ошиблись, – сказал Лэш все так же приветливо. – Я люблю рыбу. А где Тайсон? Он тоже решил пораньше лечь спать?

– Нет. Они с Найджелом такие же неисправимые, как и вы. Они решили для разнообразия немного поработать.

– Им это не повредит, – сказал Лэш и обернулся к Дэни. – Это напомнило мне вот о чем: мне нужно пару вещей сделать самому. Пожалуй, я возьму у нас на время пишущую машинку, Ада. Я зайду к вам прямо сейчас вместе с вами и заберу ее, если вы не возражаете?

– Конечно, – сказала Дэни.

Она направилась к двери, а Лэш пошел за ней, когда Амальфи тихо сказала, ни к кому специально не обращаясь:

– Надеюсь, это означает, что Ада уже выздоровела от своей свинки?