Смотри на меня

ПРАВИЛО № 16: ПО-НАСТОЯЩЕМУ ОБЛАДАТЬ ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ — ЭТО ПРИВИЛЕГИЯ

Мия

Когда мы спускаемся по тропе, начинают сгущаться грозовые тучи, и мы оба промокаем насквозь за последние десять минут похода. Гаррет предлагает мне практически все, что есть на нем из одежды, но я смеюсь над ним, когда мы бежим обратно к домику у озера.

— Это единственный раз, когда ты поймаешь меня на бегу, — шучу я, когда мы бежим трусцой обратно.

Он смотрит на меня сверху вниз и дарит мне ту обезоруживающе яркую улыбку, от которой мое сердце замирает, а внутренности превращаются в слизь.

Когда мы добегаем до палубы, убегая в укрытие, мы стоим там, переводя дыхание — я больше, чем он. Он даже не выглядит запыхавшимся, пока я хватаю ртом воздух, и, вероятно, похожа на мокрую, обгоревшую на солнце картофелину.

Я не могу сказать, вернулись ли уже наши родители, так как они паркуются в гараже, но Гаррету, похоже, все равно, потому что он обхватывает меня рукой за талию и притягивает к себе.

— Что ты делаешь? — Задыхаюсь я, оглядываясь по сторонам, чтобы убедится, нет ли кого поблизости.

— Ты такая милая, когда вся мокрая.

Я пытаюсь оттолкнуть его, желая поправить прическу.

— Нет! Прекрати это!

Он смеется, утыкаясь лицом в мою шею и проводя теплым языком по линии моего подбородка, собирая влажные капли дождя с моей кожи. Тепло разливается по моим трусикам от мягкого трения его языка.

— Что ты со мной делаешь? — Шепчу я, тая в его объятиях. — Кто-нибудь может нас увидеть.

— Я думаю, в этом-то весь смысл, — шутливо отвечает он.

Его руки пробегают по всему моему телу, как будто он не может насытиться контактом между нами. Как будто его руки могли буквально поглотить меня.

Что было в том минете?

Гаррет кажется сбитым с толку, ведет себя не так, как раньше. Вчера все было по-другому… поиграли друг с другом и немного повеселились, как вуайерист/ эксгибиционист, но теперь он относится ко мне больше, чем к кому-то, с кем можно поиграть.

И как бы ни была возбуждающа мысль о том, что нас могут увидят, я действительно не могу позволить своему отцу увидеть, как меня лапает мой гораздо более старший сводный брат.

С этой мыслью я отстраняюсь, отрывать Гаррета от своего тела почти больно, но мне удается отодвинуться от него.

— Я собираюсь принять душ…

— Могу ли я прийти? — Спрашивает он с коварной ухмылкой.

Я стону, действительно желая сказать “да”.

— Мы должны быть осторожны, Гаррет.

— Это значит “да”?

Этого не должно быть. Я должна сказать “нет” прямо сейчас. Но, Боже… мысль о том, что он голый в этом крошечном душе со мной, струйки воды стекающие по его прессу и по волосам на груди… да, пожалуйста.

— Может быть, нам сначала стоит проверить, дома ли наши родители, — отвечаю я, отступая назад, пока не упираюсь в парадную дверь.

Он протягивает руку вокруг меня, находит дверную ручку и открывает ее, разделяя нас всего на несколько дюймов.

— Эй, мам? — Кричит он, как только дверь открывается.

Когда ответом ему становится только тишина, которую он, должно быть, ожидал, он захватывает мои губы в голодном, обжигающем поцелуе. Я вскрикиваю ему в рот, когда он поднимает меня на руки, как будто я ничего не вешу… чего на самом деле нет.

Мои ноги обвиваются вокруг его талии, и наши губы не отрываются, пока он, спотыкаясь, поднимается по лестнице, мое тело прижимается к нему изо всех сил. Я потрясена и болезненно возбуждена к тому времени, когда он достигает верхнего этажа, и мы вместе врываемся в ванную, захлопывая за собой дверь.

Тогда мы в спешке срываем с себя одежду. Мой разум шатается. Это все? Неужели он наконец собирается сделать то, чего я хотела от него почти пять лет? То, в чем он отказал мне пару дней назад. Я готова. Я так чертовски готова — но в душе? Это вообще подходящее место для этого? Боже, мне еще столькому нужно научиться.

Я внезапно теряю дар речи при виде него, голого, стоящего передо мной. И вот я стою перед ним обнаженная. И мы оба внезапно оказываемся как бы загипнотизированы этим.

— Я не могу поверить, что это происходит, — тихо бормочет он, протягивая руку к душевой кабине и поворачивая ручку.

— Я думаю о том же самом, — отвечаю я.

А потом наши тела прижимаются друг к другу, и он целует меня, затаскивая в душ. Сначала вода слишком горячая, но он убавляет ее. Его руки скользят вниз от моего лица к шее, а затем к грудям, которые он сжимает и пощипывает, а затем целует, наполняя меня теплыми искрами возбуждения и чего-то похожего на… гордость. Мое тело возбуждает его.

Затем его прикосновения опускаются ниже, пока он слегка не массирует мой клитор и не делает мои ноги почти бесполезными. Я превращаюсь в теплую груду удовольствия, когда он скользит пальцем между моих складочек. Мои руки обхватывают его за шею в поисках поддержки, пока он прикасается ко мне.

— Мия, — шепчет он мне в губы.

— Да?

— Положи на меня свои руки.

Ой. Я была так отвлечена его прикосновениями, что забыла прикоснуться к нему. Поэтому я нетерпеливо обхватываю рукой его член, и он вздрагивает от давления. Влажная от воды из душа, я глажу его, сжимая головку.

Он отрывается от нашего поцелуя и смотрит вниз на мою руку, его рот приоткрыт, когда он наблюдает за мной с выражением, полным вожделения.

— Медленнее, — бормочет он.

Поэтому я сбавляю темп, слегка сжимая голову при каждом подъеме. Он прикусывает губу, в то время как его глаза пристально следят за движением моей руки.

— Вот так, — шепчет он, и я издаю сладкий стон удовольствия. Он все еще прикасается ко мне, но один только звук его голоса с таким страстным оттенком заводит меня.

— Мы все еще играем? — Шепчу я в его поцелуй.

— Да. Тебе не нравится?

— Я… — Отвечаю я задыхающимся шепотом, когда он проводит пальцем внутри меня, находя совершенно новое для меня местечко.

Когда его палец покидает мое тепло, я открываю глаза и в замешательстве смотрю на него. Затем я наблюдаю, как он тянется к насадке для душа — той самой, которой я на днях пользовалась сама. И я уже знаю, к чему это приведет, когда он берет меня за руку и кладет туда насадку для душа.

— Покажи мне, как ты этим пользуешься, детка.

У меня перехватывает дыхание. Мурашки пробегают по всему моему телу, даже в жарком душе, когда брызги все еще бьют по моей коже.

Я никогда в жизни не чувствовала себя более сексуальной и более живой. Я делаю это почти каждый день. Я позволяю мужчинам наблюдать за мной, но когда на меня смотрит Гаррет, все по-другому. Как будто они всегда были там, всегда должны были там оставаться. Настолько естественно, что я чувствую себя более чужой, когда он не смотрит на меня, чем когда он смотрит на меня. Он не другой человек в комнате… он скорее продолжение меня.

Итак, не сводя с меня глаз, я направляю теплую струю вниз по своему телу, пока тепло не достигает моего самого чувствительного места. Мой желудок сжимается, а позвоночник изгибается, когда дыхание вырывается из моего тела.

Прислонившись к стенке душа, я смотрю на него в ответ, приближая себя к кульминации. Его рука обхватывает член, и он поглаживает его точно так же, как только что поглаживала я. Но наши глаза не отрываются друг от друга. Краем глаза я вижу, как он дрочит, но мне нужен именно такой взгляд в его глазах. Мне нужны его самые уязвимые, сокровенные выражения. Я хочу заглянуть в его душу.

Я настолько теряюсь в интенсивности нашего зрительного контакта, что меня практически отбрасывает в сторону от внезапного приступа оргазма, выбивающего из меня дух. Мои мышцы напрягаются, и я вскрикиваю, хватаясь за Гаррета для поддержки, поскольку это ощущение снова и снова сбивает меня с ног.

Когда я открываю глаза, то наблюдаю, как белые струи его спермы исчезают в брызгах воды. Он хватает меня и прижимает наши тела друг к другу, крепко целуя. Насадка для душа висит у меня в руке, когда я прижимаюсь к нему, нуждаясь в его прикосновениях, его поцелуе, его близости.

Когда мы наконец заканчиваем, я использую насадку для душа, которую держу в руке, чтобы вымыть нас обоих, и мы немного смеемся. Затем мы умываемся с нежными улыбками на лицах, украдкой целуемся при каждой возможности. И это действительно заставляет меня задуматься, насколько сильно мне будет больно, когда закончится неделя.

—

Итак, как все прошло с твоим сводным братом? Ты с ним разговаривала?

Я прикусываю губу, уставившись на экран. Сейчас кажется почти неправильным все еще разговаривать с Дрейком, когда с Гарретом явно что-то происходит, но мы с Гарретом просто играем. Он дал это понять очень ясно. И поскольку завтра последний день в доме у озера, между нами все еще так много вопросов без ответов. Что произойдет после этой недели?

Не совсем.

О-о-о. Что это значит? Спрашивает он.

Это значит… я не знаю. Я полагаю, мы держим все на физическом уровне.

Какое-то время ответа нет, и я начинаю беспокоиться, что мне не следует рассказывать ему все это о своей реальной жизни. Это слишком реально для разговора с клиентом, но Дрейк на самом деле больше не один из моих клиентов. Мы рассказали друг другу действительно личные вещи, которыми я обычно не делюсь с другими.

— С кем ты разговариваешь? — Голос Гаррета заставляет меня вздрогнуть, когда он наклоняется через мое плечо, уставившись на мой телефон.

Я быстро прижимаю его к груди, чтобы скрыть чат с Дрейком, потому что не знаю, как Гаррет отреагировал бы на то, что я разговариваю с Дрейком так, как это делаю я.

Конечно, я не знаю, кто мы с Гарретом такие, так что, наверное, мне следует сначала разобраться с этим. После похода он казался другим. Немного меньше похож на придурка, который играет со мной, и больше на мужчину, которому… я действительно нравлюсь. Это сбило меня с толку.

Я думаю, это тоже выбило его из колеи. С тех пор он стал странным.

— Не твое дело! — Огрызаюсь я, отмахиваясь от него, чтобы он убрался с моего пространства.

Он смеется, направляясь к холодильнику, чтобы достать бутылку воды с верхней полки.

— Это твое маленькое приложение для видеочата?

Я поворачиваюсь к нему.

— То, что ты называешь это маленьким приложением для видеочата, очень снисходительно и оскорбительно. Ты ведь знаешь это, верно?

— Конечно, — отвечает он, прежде чем сделать глоток. — Мне просто нравится взъерошивать тебе перышки.

Он подмигивает мне. Затем он достает из кармана свой собственный телефон, и я отворачиваюсь, чтобы вернуться к своему разговору с Дрейком.

Мне жаль. Наверное, мне не следует тебе этого говорить. Ты не захочешь слышать о том, чем я с ним занимаюсь.

Все в порядке, — отвечает он.

Я знаю, что он никогда не заставит тебя чувствовать себя так, как я.

Я снова прикусываю губу, пытаясь скрыть улыбку на своем лице, чтобы Гаррет снова не начал меня дразнить.

Скажи мне, Котенок. Он заставил тебя кончить?

Мои щеки краснеют, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Гаррета, сосредоточенного на своем телефоне, с отсутствующим выражением на лице, поэтому я быстро печатаю свой ответ.

Да. Это заставляет тебя ревновать?

Нет. Я не ревную. Я уже говорил тебе. Я знаю, кому ты на самом деле принадлежишь.

Расскажи мне еще. Что он использовал, чтобы заставить тебя кончить?

Рот, говорю я.

Боже, как бы я хотел попробовать тебя на вкус. Если я окажусь между твоих прекрасных ног, я никогда не поднимусь на воздух.

Бабочки порхают у меня в животе, когда я представляю его там. Но чем больше я пытаюсь представить Дрейка, тем отчетливее представляю тот момент с Гарретом на кухне, смесь тепла и холода сводит меня с ума, когда он доводит меня до оргазма.

Что бы я сделала, если бы Дрейк вошел в эту дверь прямо сейчас? Поймаю ли я себя на том, что двигаюсь к нему? Или по к Гаррету? Кажется, что выбрать невозможно, так что я думаю, это хорошо, что этого никогда не произойдет.

Я бы хотела, чтобы ты мог.

Я хочу быть той женщиной, которая разрушит для тебя это затишье.

О, Котенок. Поверьте мне. Я бы хотел, этого.

Мой рот сжимается в узел. Следующие слова, которые я печатаю, дерзкие и сумасшедшие, и я не могу поверить, что говорю это.

Это можно устроить.

Я знаю, что, вероятно, мне следует в какой-то момент сказать ему, что я девственница, но что, если он отреагирует так же, как Гаррет? Что, если я ему не нужна? Опять же, я начинаю чувствовать себя неловко из-за разговора с другим парнем в тот же день, когда я трахалась с Гарретом, но опять же… Гаррет никогда не свяжет себя со мной обязательствами, так почему я должна связывать себя с ним?

Ответ Дрейка разочаровывает.

Это сложно.

Я предпочитаю не углубляться в это дальше. Если это действительно сложно, я не думаю, что хочу знать почему. У меня есть свои собственные сложности, с которыми нужно разобраться.

Я оборачиваюсь и бросаю взгляд на Гаррета, который все еще стоит там, пьет воду и просматривает свой телефон. Он поднимает глаза, когда чувствует, что я наблюдаю за ним, и наши взгляды на мгновение встречаются.

— Тебе это нравится? — Внезапно спрашивает он, и я застигнута врасплох. По какой-то причине мне кажется, что он застукал меня за разговором с Дрейком, но я знаю, что это не так.

Прищурившись, я спрашиваю: — Например, что?

— Твоя работа, — отвечает он, кивая в сторону моего телефона. — Что бы ты ни делала для людей в интернете? Тебе это нравится?

Странно так с ним разговаривать. Гаррет всегда был последним человеком, которому я бы открылась о своей работе, но после всего, что мы сделали друг с другом на этой неделе, теперь я не чувствую себя такой странной по этому поводу.

— Иногда, — отвечаю я.

— И ты бы никогда не встретила ни одного из этих мужчин в реальной жизни, верно?

— Конечно, нет, — отвечаю я без колебаний.

Откуда он узнал, что мы только что говорили об этом?

— И еще… почему тебя это волнует? Ты ревнуешь?

— Нет. Я просто беспокоюсь о тебе.

Ответ настолько искренний, что заставляет меня задуматься. Потом я думаю о вчерашнем разговоре с Лорой, о том, как Гаррет всегда пытался защитить меня, и о том, что я никогда не знала. Я чувствую что-то теплое в груди при мысли о том, что я значила для Гаррета больше, чем когда-либо осознавала.

— Нет, я обещаю. Я никогда не встречалась с клиентами. Я защищаю себя сама.

— Хорошо. И это действительно то, что ты хочешь сделать, верно? Это не то, что, по-твоему, ты должна сделать?

Я сглатываю комок, подступающий к горлу. Вопрос, на который я действительно не знаю, как ответить. Стыд, связанный с тем, что я работаю в секс-индустрии, вероятно, является самой трудной частью моей работы. То, как общество заставляет меня чувствовать, что я должна скрывать это или стыдиться этого, как будто работать на этой работе чем-то хуже, чем на заправке или в библиотеке. Работа есть работа. Иметь возможность сказать, что мне не нравится моя работа, — это больше, чем может сказать большинство людей.

— Тебя это беспокоит? Зная, что я делаю? — Спрашиваю я.

Он подходит, убирая свой телефон в карман, прежде чем обхватить меня руками на столе, наклоняясь ближе, и мое сердцебиение начинает учащаться.

— Когда-нибудь появится мужчина, которому не понравится то, что ты делаешь. Он захочет, чтобы ты принадлежала ему, потому что он думает, что ты не более чем тело, которым он может управлять, и это будет потому, что он неуверен в себе. Настоящий мужчина знает, что по-настоящему обладать кем-то — это привилегия, и ты будешь владеть не его телом. Это гораздо больше. Я хочу, чтобы ты знала разницу, Мия.

Я не могу дышать, когда смотрю в его глаза, пространство между нами напряжено и наэлектризовано, готовое взорваться в любой момент. Но когда я ожидаю, что он наклонится и поцелует меня в губы, он этого не делает. Вместо этого он отстраняется и направляется к лестнице, ведущей в подвал.

— Который из них ты? — Спрашиваю я.

Он замолкает и снова поворачивается ко мне.

— Я все еще работаю над этим, — отвечает он перед тем, как исчезнуть вниз по лестнице.