Смятение чувств

Глава 18

Ребекка вскармливала Чарльза грудью. Иногда он спал ночь напролет. Будто бы знал, что теперь наступает очередь отца быть возмутителем спокойствия.

Дэвид ждал, стоя у окна их спальни, как в самую первую брачную ночь. Как и тогда, его захлестывала волна ожиданий и опасений. Ведь реакцию Ребекки не предскажешь. Но Дэвид знал, что их брак должен стать полноценным, иначе он попросту бесполезен.

Как и в первую ночь, Ребекка тихо вошла в спальню, прикрыв дверь в туалетную комнату, и остановилась, не зная, как быть дальше. Как и тогда, Дэвид подошел к ней.

– Я собираюсь научить моего сына, как следует вести себя за столом. Он сосет громко и жадно.

– Лишь в самом начале, – возразила она. – Как только он понимает, что никто не собирается отнять у него еду, то успокаивается и начинает гораздо изящнее наслаждаться ею.

– Похоже, он собирается потолстеть.

– Он был толстым, уже когда родился, – улыбнулась она.

Дэвиду нравилась ее улыбка. А теперь жена улыбалась значительно чаще, чем на первых порах. И в данный момент он был рад, что Ребекка улыбнулась. Это означало, что она в какой-то мере расслабилась. Похоже, все идет, как в их первую супружескую ночь. Уже прошел почти год, но они до сих пор занимались любовью лишь три ночи. Он поднял руку и провел тыльной стороной ладони по щеке Ребекки. Ее улыбка поблекла.

Губы Ребекки, мягкие и теплые, были сжаты и неподвижны. Он взял ее лицо в свои ладони и стал нежно целовать веки, щеки, подбородок, затем прикоснулся к ее губам.

Ребекка на это никак не отреагировала. Она была теплой, расслабленной и уступчивой.

«Не ожидай слишком многого, – мысленно сказал себе Дэвид. – Не думай о Джулиане».

– Пойдем в постель, – произнес он, выпуская ее лицо из своих рук и обняв Ребекку за плечи. Она не отпрянула. Она прильнула к нему.

Он хотел увидеть ее обнаженной. Но все-таки прежде, чем лечь рядом с ней в постель, загасил лампу. Дэвид не хотел приводить Ребекку в смущение. В камине не горел огонь, и комната оставалась неосвещенной.

Ребекка лежала, расслабившись, пока он целовал ее. Наконец она, отвечая на движение его языка, раскрыла рот и разрешила ему ввести язык внутрь. Дэвид почувствовал и жар, и влажность, и сладость. Он изнывал от желания возбуждать Ребекку языком. Но заставил себя сдержаться.

Она лежала спокойно, когда Дэвид задрал ее ночную рубашку и легко прошелся по телу жены ладонью вверх, в направлении к ее грудям. Он слегка ласкал их и снова поцеловал Ребекку.

Она и без одежды могла казаться истинной леди. И наоборот – в строгом одеянии быть сексуально притягательной. Дэвид уже сгорал от желания. Но проявил терпение и вынудил себя сначала подготовить Ребекку.

Дэвид не прикасался к ее соскам. Теперь они предназначались лишь для его сына. Он провел рукой по ее телу, легко поглаживая стройную талию, женственную выпуклость бедра, потом прошелся еще ниже по гладкой и теплой коже, прикоснулся к разгоряченной внутренней поверхности бедер и направил руку вверх.

Ребекка продолжала лежать расслабленно, а Дэвид пальцами раздвигал ее плоть, гладил между образующими вход в тело складками и кружил пальцем вокруг них. Тело жены отвечало на ласки, на прикосновение его пальцев. Тело Ребекки было теперь готово к тому, чтобы Дэвид вошел в нее.

Она расслабилась, когда он приподнялся над ней, а потом всем своим весом опустился на нее, широко раздвинул своими ногами ее ноги и расположился так, чтобы соединить их. Когда Дэвид решительно вошел внутрь нее, он почувствовал, как она глубоко дышит. Теперь он ощутил, как напряжено ее тело. Он спокойно лежал, глубоко войдя в нее, а она восстановила самообладание и вновь расслабилась.

Ребекка не прикасалась к нему руками. Они были широко распростерты на постели. Дэвид обнял ее за плечи.

Он захватил ее в тот момент, когда она еще не успела полностью подчинить себя долгу и послушанию. Ее руки напряглись изо всех сил, пальцы вцепились в матрац подобно когтям.

Дэвид не убрал руки, а Ребекка выпрямила свои и расслабилась. Дэвид прислонился лбом к подушке. Ему стало тошно. Оказывается, он занимается любовью с женщиной, для которой его прикосновения отвратительны. С женщиной, которая позволяет ему использовать свое тело только потому, что он ее муж.

Ничто не изменилось, черт возьми. Ни одна мелочь. Изменились только его ожидания. Он поднялся с кровати. В нем угасли и желание, и надежда, и вся его вера в будущее. Он на всю жизнь обрек себя на такое существование. И обрек Ребекку.

Дэвид надолго погрузился в молчание. А потом почувствовал прилив энергии. Ему захотелось немедленно покинуть спальню. Он вернется в ту комнату, где жил какое-то время после свадьбы. Завтра из туалетной комнаты перенесут его вещи. Он сумеет как-то научиться жить в браке, который так и не стал настоящим. Жить с женой как с деловым партнером. Как с матерью своего сына.

– Дэвид?

Он до сих пор не заметил, что Ребекка тоже поднялась с постели и стоит у него за плечами. Ее голос дрожал.

– Что я сделала не так? – спросила Ребекка. Казалось, она вот-вот разрыдается. – Я пыталась… Я так пыталась угодить тебе. Я просто не знаю, что я могу еще сделать. Я не понимаю, чего ты хочешь.

Он оперся на подоконник, закрыл глаза и опустил голову. Он жалел, что не вышел из комнаты сразу же после того, как поднялся с кровати.

– – Чего я хочу? – переспросил он. – Я знаю, Ребекка, чего я не хочу. Я не хочу насиловать тебя. Это ощущение не из приятных.

Наступило короткое молчание.

– Я твоя жена, – прошептала она наконец. По ее голосу он почувствовал, что Ребекка потрясена. – Ты не можешь…

– Я не могу обладать телом, раболепно мне подчиняющимся без всяких чувств. Это похоже на изнасилование, – перебил он. – Я больше не притронусь к тебе, Ребекка. И не надо считать, что ты не смогла выполнить свой долг. Я предпочитаю больше не прикасаться к тебе.

– Я отнюдь не раболепствовала перед тобой. – По голосу Ребекки чувствовалось, что она охвачена ужасом. Он рассмеялся.

– Нет-нет, Ребекка, я не совсем точно выразился, – пояснил Дэвид. – Ты очень старалась, Ребекка. Очень старалась. Ты очень хорошо умеешь владеть собой. В этом, я полагаю, твоя величайшая сила. Но знаешь, меня не обмануть притворной расслабленностью, глубокими вздохами, спокойствием. Ведь твои руки при этом цепко хватались за матрац. Неужели ты думаешь, что я могу получить какое-то удовольствие от изнасилования женщины, которая, занимаясь любовью, вынуждена преодолевать отвращение?

– Но я не чувствовала отвращения, – сказала она. – Этого не было, Дэвид.

Он наконец отвернулся от окна и взглянул на жену. Он попытался овладеть собой.

– Тогда скажи мне, черт побери, что же было? Впрочем, уже поздно. Я хочу немного поспать, и тебе надо встать пораньше, чтобы накормить Чарльза.

– Я не чувствовала отвращения, – повторила Ребекка. – Ты не должен так думать. Мне просто было стыдно. Это не правильно. Предполагается, что женщины не должны… Это вульгарно. И грешно. Я не хотела, чтобы ты знал. Я совсем не испытывала отвращения. Я обещаю тебе, Дэвид, что это больше никогда не случится. Это длилось так долго, и я… – Она глубоко вздохнула. – Я хотела, чтобы тебе было хорошо. Я хотела полностью покориться тебе, но мне это не удалось. Дай мне еще один шанс. Прошу тебя. Не уходи. Это больше никогда не повторится.

Дэвид пристально посмотрел на нее. Он еще никогда не видел Ребекку столь близкой к тому, чтобы обезуметь от горя.

– Так чего именно не должны женщины? – спросил он.

– Это больше никогда не повторится.

– Что не повторится? – спросил Дэвид. В сумрачном свете, льющемся в комнату из окна, он смог увидеть, что Ребекка кусает губы.

– Что не повторится? – вновь спросил он.

– Мне было так хорошо, – прошептала она. – Это тянулось так долго. Прости меня, Дэвид.

– За то, что ты испытывала нормальное желание? – Мягко произнес он.

– Это больше никогда не повторится.

– Было бы лучше, – заметил Дэвид, – если бы наши супружеские отношения продолжались.

Она безмолвно уставилась на него.

– Мы живем в ужасное время, – сказал он. – Я не верю, что такое было возможно еще когда-либо на протяжении всей истории. Неужели, Ребекка, женщинам – дамам-действительно внушают, будто удовольствие, получаемое их телом, греховно? Что занятие сексом – это зло?

– Нет, не зло, – ответила она, судорожно сглотнув. – Но секс служит удовлетворению мужей и рождению детей.

Дэвид поймал себя на том, что вовремя спохватился, чтобы не произнести непристойность. Правда, Ребекка, вероятно, все равно бы ее не поняла.

– А жене он не должен приносить удовольствия? – спросил он.

– Удовольствие для женщин в том, чтобы приносить удовольствие, – ответила она. – И в том, чтобы вынашивать детей. И вскармливать их грудью, Дэвид…

Он плотно прижал свой палец к ее губам.

– Ты хочешь доставить мне удовольствие? – спросил он. – Ты считаешь это своим долгом?

– Да, – ответила она. – Это не…

Он снова приложил палец к ее губам.

– Ты доставишь удовольствие тем, что не станешь отказываться от собственного удовольствия, – сказал он. – Твой долг позволить мне доставить тебе удовольствие, Ребекка. И совершенно не скрывая, показать, что тебе приятно.

– Но это было бы непристойно…

Дэвид еще сильнее прижал свой палец.

– Бог создал нас существами, обладающими и душой, и телом, – заявил он. – И он сделал так, чтобы мужчины и женщины жили рядом, вместе любили, производили потомство. Он не предписывал, чтобы мужчина радовался, а женщина терпела. Это в нашем столетии проповедники стали нас убеждать в этой глупости. Бог создал мужчину и женщину равными.

Он почувствовал, как под его пальцем зашевелились ее губы. Но не убрал его.

– Я не могу обладать тобой, Ребекка, если ты лишь подчиняешься мне, – стал он объяснять. – Я не жду от тебя любви. Это никогда не входило в нашу договоренность. Но я действительно хочу, чтобы мы оба получали от нашего супружества равную долю счастья. Равную поддержку, равное стремление к цели, равное ощущение товарищества, равное влечение. Равное удовольствие. Я смогу обладать тобой только в том случае, если и ты будешь обладать мной. – Он опустил свою руку.

– Я хочу того, чего хочешь ты, – осторожно подбирая слова, сказала Ребекка.

– Нет, – отрезал он. Он не нарушит наступившего молчания. Это должна сделать она. Их будущее зависит теперь от нее.

– Ты мне нужен, – прошептала она наконец. – Ну прошу тебя, Дэвид, поверь мне, что я нуждаюсь в тебе. Не уходи от меня. Я не смогу вынести пустоты, одиночества.

– И я тоже, – произнес он. – Тогда это значит, что мы должны быть вместе, ибо нуждаемся друг в друге? Правда? Никто из нас не станет брать или отдавать больше, чем другой?

Она кивнула.

Дэвид почувствовал, что его сердце забилось сильнее.

Он поднял руки, чтобы прикоснуться к ней. Он не был уверен в том, что не зашел в своих рассуждениях гораздо дальше, чем когда-либо собирался. Ведь они так много пообещали друг другу. Смогут ли они выполнить это обещание?

Дэвид твердо решил пока об этом не думать. Ребекка нуждается в нем. О Боже, он ей действительно нужен,

Как показалось Ребекке, она не до конца поняла, на что согласилась. Ее почему-то охватило глубокое беспокойство. Она испытывала некую неосознанную потребность. И стала умолять Дэвида остаться, заняться с ней любовью. Но ведь она прочно усвоила, что в супружеской жизни желания и чувства женщины ни в коей мере не должны приниматься в расчет.

Бог создал мужчину и женщину равными. Именно так сказал Дэвид. Они должны быть равны во всем. Он не сможет быть ее мужем, если она будет просто покорной женой. Но Ребекка не знала, как иначе может вести себя жена, – в этом вся загвоздка. Дэвид лишь сказал, что ее поведение не правильно, и намекнул, в чем заключается ее долг. И ей придется подчиниться мужу. Она совершенно искренне обещала это во время венчания. Первая обязанность жены – быть покорной.

Ее ночная рубашка застегивалась спереди, и пуговицы на ней были пришиты от высокого воротника до пупка. Когда Дэвид погладил ее плечи и стал расстегивать пуговицы, Ребекка предположила, что он ограничится лишь самыми верхними. Видимо, для того, чтобы целовать ей шею? Но Дэвид не остановился.

Она поняла, что происходит, только тогда, когда он сбросил ночную рубашку с ее плеч и прижал ее руки к бокам. Она ужаснулась, когда ночная рубашка соскользнула с ее рук и груди, опустилась с талии и бедер и упала на пол.

Их глаза привыкли к темноте, а через окно в комнату проникали свет яркой луны и мерцание звезд. Ребекка стояла лицом к окну. Она не хотела, чтобы муж видел ее. Она плотно закрыла глаза, когда он отступил на шаг.

Потом Дэвид взял обе ее руки в свои ладони и поднес их к верхней пуговице своей ночной рубашки. «Нет», – подумала Ребекка и попыталась высвободить руки.

– Да, – сказал он жестко. – Да, Ребекка.

Она не открывала глаз. Казалось, пальцы ее одеревенели. Она с трудом расстегнула нижнюю пуговицу. Но Ребекка понимала, чего хочет от нее муж. Ей стоило больших усилий сделать вдох.

Ребекка дотронулась до теплых на ощупь, сильных мускулистых плеч Дэвида. Пальцы ее левой руки натолкнулись на какой-то твердый рубец – видимо, полученный в бою шрам. Она открыла глаза. Дэвид шевельнул плечами, и его рубашка, соскользнув с них, упала на пол. О Боже, как красив ее муж! Удивительно красив. Ребекка почувствовала, что вот-вот вскрикнет, и прикусила губу.

Дэвид пока прикасался только к голове жены. Одной рукой он придерживал ее затылок, а другой приподнял подбородок, чтобы было удобнее целоваться.

Ребекка приоткрыла рот, не дожидаясь, пока того потребует язык Дэвида, и сознательно сопротивлялась инстинктивному желанию подавить возникшее ощущение и по привычке продемонстрировать покорность. Она позволила себе окунуться в чувства. Ощутить мягкое тепло его влажного рта. Ощутить твердость вторгшегося в ее рот языка Дэвида, а своим языком ласкать стенки его рта и чувствительное нёбо. Необычность ощущений на какое-то мгновение страшно напугала Ребекку. Она услышала свой собственный стон.

А потом губы мужа опустились с ее подбородка и продвинулись вниз вдоль ее шеи, у основания которой бился быстрый пульс. Руки Дэвида скользили легко, подобно языкам пламени, по ее грудям. Он обхватил их ладонями и слегка приподнял.

Она откинула голову назад. Все так чудесно. Так замечательно. Она не боролась со своими ощущениями. Ведь Дэвид велел ей не сопротивляться желаниям. И надо ему подчиниться. Он же сказал, что это не грешно. Мужчину и женщину Господь сотворил облеченными в плоть. А то, что создал Бог, не может быть грешно. Она почувствовала губы, а потом и язык Дэвида на своем соске.

Ребекка стала задыхаться. Потом вскрикнула от потрясения и вспыхнувшего желания и, когда Дэвид принялся сосать ее грудь, вцепилась ему в волосы. Она ощутила прилив молока в обе груди и в замешательстве застонала.

– Да, – сказал он. – О да. – Дэвид повернул голову к другой груди и стал ее нежно посасывать. – О да. – Теперь он снова стал целовать Ребекку в губы. Она почувствовала у себя на губах сладкий вкус своего собственного молока.

– Я хочу тебя, – сказал он, обнимая жену. – Скажи, что и ты хочешь меня. Ну скажи.

– Я тебя хочу, – произнесла она. Ее желание отдавалось пульсацией между ее бедер и глубоко внутри нее.

– Где? – жестко спросил он. – Где ты хочешь меня?

Она была не в состоянии ответить ему. Она сейчас не могла ничего сказать – ни вслух, ни даже мысленно.

– Где? – продолжал настаивать он. – Ну скажи же!

– Между ног, – промолвила она. – Внутри меня.

– Да! – ликующе вскрикнул он. – Да. Тогда иди ко мне.

Страстное желание отдавалось в ней учащенным пульсом, Ребекка изнемогала от вожделения. Она не испытывала ни смущения, ни ужаса перед своим распутным желанием. Она не знала, сможет ли выдержать еще мгновение, не знала, как перенесет боль, когда Дэвид войдет в нее, охваченный столь сильным порывом страсти.

Он положил ее на кровать и немедленно лег на жену сверху. Она раздвинула ноги и руки, не дожидаясь, пока он заставит ее сделать это.

– Нет, – сказал он, ища своим ртом ее губы. – Прикоснись ко мне, Ребекка. Прикоснись ко мне.

Она обняла его, впиваясь пальцами в его плечи и спину, чувствуя его крепкие мускулы, ощущая в полной мере его мужскую силу. Дэвид на миг застыл, перед тем как войти в нее. А потом Ребекка испытала какое-то исступление. Ей показалось, что она вот-вот взорвется от страстного желания. Ее руки, дрожа, опустились на постель.

– Прошу тебя. – Она догадалась, что это ее собственный голос: его сейчас трудно было узнать – так сильно он изменился. Она будто опьянела от вожделения. Ребекка уже и без приказа Дэвида перестала контролировать себя. – Прошу тебя… Давай же… Давай же, Дэвид!

Он приподнял ее ноги и раздвинул их. Ребекка обхватила ногами его могучие бедра.

– Так? – Низкий голос Дэвида прозвучал рядом с ее ухом. – Ты хотела этого?

Она внезапно испугалась. Она оказалась совершенно беззащитна перед ним. Вся в его власти. На ее теле не осталось уже ни одного места, к которому бы он не успел прикоснуться.

– Да. – Она задыхалась. – Да… О да… – Ребекка предполагала заранее, что испытает мучения. Ведь Дэвид вошел так глубоко. И действительно, она сейчас испытывала сладостные муки, способные свести ее с ума. От них нельзя было скрыться. Их нельзя было избежать. Дэвид обхватил ее ягодицы и прижал Ребекку к себе.

– А так? – Он медленно вышел из нее, а затем вновь проник внутрь – сильно и глубоко.

Наступала блаженная агония. От нее было некуда деться. Она распространялась по всему телу Ребекки. А Дэвид был безжалостен. Он все быстрее и быстрее двигался внутри нее, воздействуя на главный очаг мучительного блаженства. Дэвид совсем не знал милосердия. Он лишь требовал отдать ему все. И, что еще ужаснее, взять от него все.

А потом она стала царапать его, и у него на спине выступила кровь. Правда, Ребекка этого сразу не заметила. Что-то происходило. Что-то еще должно было произойти. И это было настолько чуждо ее прошлому опыту, что Ребекку охватил слепой ужас и она стала бороться.

– Нет! – Она изо всех сил пыталась оттолкнуть Дэвида. – Нет!

– Да. – Над ней нависло его лицо, искаженное от неистовой страсти. – Да, Ребекка. Все! Все!..

Он на мгновение перестал двигаться, но не вышел из нее. Он не будет милосерден. Всегда, бесконечно, медленно, безжалостно будет входить глубоко в нее. Вновь, и вновь, и вновь. До тех пор, пока она не потеряет остатки самообладания и все кругом не разлетится на части.

Абсолютно все.

Она вскрикнула.

Дэвид что-то говорил ей, но она перестала понимать.

И вновь двигался – сильно и ритмично.

И вздыхал, и что-то бормотал.

И вот все разлетелось на куски. И тело, и душа оказались в свободном падении. Ребекка позволила себе падать, не думая о том, куда приземлится. Остались лишь свобода и побег куда-то далеко от самой себя. Уже не имело значения, когда и куда она приземлится, погибнет ли при падении или отделается легкими ушибами. Падение для нее стало всем.

Она чувствовала, что связана с телом мужчины, который падал вместе с ней.

– Это может быть красиво, – сказал он ей позже – вероятно, спустя несколько секунд, а возможно, и несколько часов. – Может быть красиво, не только когда есть любовь, но и тогда, когда ее нет, а существуют лишь привязанность и некоторые обязательства. А именно это у нас есть, Ребекка. Ведь правда? Ведь мы привязаны друг к другу?

Он слегка отодвинулся от нее, не переставая обнимать. Они оба вспотели и никак не могли отдышаться. Дэвид укрыл жену и себя простыней и одеялом, хотя стояла теплая летняя ночь.

Ребекка была все еще слишком вялой, чтобы ответить ему. Она пребывала в каком-то полусне и плохо соображала. И все-таки – что же произошло? Почему это настолько не соответствует тому, чему ее учили, и ее личному опыту?

Привязанность?.. А разве привязанность дает о себе знать именно таким образом? Некоторые обязательства? Разве так они проявляются? Разве супруги могут испытывать подобные ощущения?

«Своим телом я перед тобой преклонюсь». Ребекка вспоминала сейчас голос Дэвида, повторяющего эти слова вслед за викарием в крейборнской церкви.

Она почувствовала, что перед ней преклоняются. Все эти ощущения были такими плотскими, такими пугающими, но перед ней действительно преклонялись. И изведала она муки блаженства. И восхитилась ими. И окунулась в сладостное изнеможение. Ребекка заснула.

* * *

Порой, когда она оставалась одна, Ребекка погружалась в долгие раздумья. Или порой, когда была занята – пусть даже общалась в этот момент с другими людьми, – она на мгновение отрывалась от своих дел и принималась мечтать, уходя от окружающей действительности.

Она часто задумывалась о своей жизни с Джулианом. О том, как он ухаживал за ней, как они поженились. Иногда ее пугало, что она уже не помнит все это достаточно четко. Она помнила: вся ее жизнь превратилась в мечту о любви, в мечту о совершенстве. Хотя у них с Джулианом никогда не было по-настоящему своего дома. И она никогда не могла найти для себя полезного занятия. У них не было детей. И она поэтому была не в состоянии в полной мере наслаждаться супружескими отношениями.

Но тем не менее в ее жизни была любовь, было какое-то совершенство. Ребекка была убеждена, что без Джулиана ее жизнь продолжаться не сможет. Но если она и продолжится – жизнь ведь не может закончиться просто по желанию человека, – то не принесет счастья. Любви больше не будет.

Порой Ребекка испытывала неловкость и чувство вины за то счастье, которое принесла ей жизнь вскоре после смерти Джулиана. Ведь все-таки она счастлива. Этого она больше отрицать не в состоянии. У нее есть Стэдвелл и связанные с ним повседневные хлопоты. Например, активная подготовка к пикнику, званому обеду и балу, назначенным на август – как раз на первую годовщину их бракосочетания. У нее есть Чарльз, этот крошечный сгусток радости. Лысенький синеглазый сыночек, который переполняет любовью ее сердце.

У нее есть Дэвид. Ребекка никогда не пыталась выразить в словах те чувства, которые к нему испытывала. Не пыталась даже мысленно. Но чего она по отношению к нему не чувствовала – это она знала точно. Однако Дэвид значил для нее слишком много. Он стал средоточием ее новой жизни, ее обязательств, ее счастья. Без него все пошло бы прахом. Без него ей было бы не с кем делить свою радость жизни, которую, как ей казалось после смерти Джулиана, она вновь обрести уже не сможет.

Дэвид стал ее товарищем, помощником, советником, другом. Отцом ее ребенка.

Джулиан был ее возлюбленным. Дэвида, своего законного мужа, Ребекка предпочла бы назвать скорее любовником. Примерно так она порой определяла в своих раздумьях сложившуюся ситуацию. Между этими двумя понятиями существовала разница, в суть которой Ребекка, однако, не пыталась вдаваться. Она ничего не хотела знать об этом. Она даже побаивалась, что такое понимание к ней придет, хотя ей было интересно, чем же вызван подобный страх.

Итак, Дэвида, своего мужа, Ребекка могла, по сути, назвать лишь любовником. Возникшие между ними товарищество, дружба приобрели более личностную окраску и перешли на качественно новый уровень в результате того, что супругов стали связывать узы интимной близости. То, что происходило между ними по ночам, в постели, составляло некую тайну, нечто, известное только им одним, то, что Ребекка перестала считать своей виной. Доставлять удовольствие мужу – это ее долг. Она доставляла удовольствие своему мужу, поскольку получала удовольствие сама. Она позволяла Дэвиду удовлетворять ее. Она активно училась удовлетворять его.

И в процессе развития их интимных отношений Ребекка открыла чудо своей собственной сексуальности. И чудо сосредоточения этой сексуальности на одном-единственном мужчине. На своем муже.

Джулиан был ее возлюбленным. Она навеки сохранит верность ему. Ее сердце будет принадлежать ему всю жизнь. Часть ее души навсегда останется похороненной вместе с Джулианом на Инкерманских высотах в Крыму.

А Дэвид ее супруг, стал для нее всего лишь ее любовником. Но он жив. Он удивительный человек. Она больше не станет копаться в его прошлом. Оно ее не касается. Теперь, в настоящем, он стал ее законным мужем, и так будет всегда.

Теперь, в настоящем, он стал для нее другом и любовником.

Ребекка с благодарностью отдалась соблазну ощутить себя счастливой.