Смятение сердца

Пролог

Теннесси, 1863 год

В тылу конфедератов

При первом же едва слышном шорохе Хантер Мак-Кракен резко вскинул голову.

Инстинктивно нащупывая револьвер, он обшарил прищуренными глазами густой кустарник. В просвете мелькнул ненавистный серый цвет, звук подков внезапно заполнил тишину — настоящий барабанный бой, предвестник смерти, — потревоженные ветки качнулись с оглушительным шелестом. До предела натянутые нервы сдали, и Хантер метнулся в подлесок. Он бежал, напрягая силы, втягивая сырой воздух со свистящим натужным звуком, углубляясь в заросли и едва заботясь о направлении. Его жизнь зависела сейчас от его выносливости и быстроты.

Несмотря на немалую скорость бега, ноги в мягких кожаных сапогах касались земли неслышно, словно скользили сквозь травы и кустарник, каждый раз чудом избегая столкновения с поваленными стволами, перемахивая через валуны и бурелом. Время от времени случайная ветка с силой хлестала по лицу или горлу, оставляя царапины, мгновенно начинавшие кровоточить и вздуваться, розовыми валиками выделяясь на влажной горячей коже. По вискам одна за другой катились капли пота, между лопатками, казалось, струился целый поток. Но все это были мелочи, которые можно и не замечать. Двигаться, двигаться — вот что сейчас важнее всего.

Когда Хантер наконец позволил себе отдышаться, привалившись к дереву, сумерки уже по-хозяйски расположились в чащобе. Жара и не думала спадать, влага пропитала все вокруг, липла к коже, насквозь промокшие от пота кожаные штаны напоминали нагретую промасленную ветошь, внутри которой тело буквально варилось в собственном соку. Хантер старался не обращать внимания на целый букет неприятных ощущений: в конце концов его одежда служила наилучшей маскировкой, сливаясь с окружающим в надвигающемся сумраке. Измученный и голодный, он с жадностью впился зубами в кусок вяленого мяса, проглотил его полупрожеванным, запив из фляжки затхлой, до отвращения теплой водой, которую никак не удавалось заменить свежей. Спать хотелось отчаянно, но цель, к которой он стремился, была еще слишком далека — не менее пяти дней хорошего хода. И это в том случае, если судьба не припасла никаких неприятных сюрпризов.

Отерев рот тыльной стороной ладони, Хантер закрепил почти пустую фляжку на поясе, посмотрел вниз и пошевелил пальцами ног, которые торчали сквозь протертую насквозь кожаную обувь. Проклятие! Он не удивился бы, обнаружив волдырь буквально на каждом! А что за вонь! Его не оттереть в горячей воде и за пару часов, даже если извести целый кусок мыла! Ничего странного: ему приходилось спать и в сточных канавах, и под заплесневелой от сырости корягой, а животных, убитых, чтобы поесть, потрошить так быстро и небрежно, что от каждой добычи что-то оставалось на одежде. Видит Бог, он смертельно устал от всего этого.

Хантер помотал головой, отгоняя неуместные мысли, бессознательно нащупал пакет, зашитый под одеждой, и решительно оттолкнулся от дерева. Будь рядом случайный свидетель, он не заметил бы и следа слабости на его лице, только упрямую решимость, только намерение выполнить свою задачу до конца или умереть. Именно так и был настроен Хантер Мак-Кракен.

Однако ему удалось сделать не более сотни шагов. Впереди, там, где лес расступался, давая место небольшой поляне, был виден сквозь поредевшие стволы желтый язык пламени, вокруг которого сгорбилось в дремоте несколько сидящих фигур. Отблеск костра выхватывал из темноты фургон с провиантом.

В первое мгновение Хантер покрылся ледяной испариной, потом медленно отступил в чащу, откуда так стремительно выскочил несколько секунд назад. Понимая, что где-то поблизости должны быть часовые, он весь превратился в зрение и слух, намереваясь бесшумно их миновать. Первое побуждение — расправиться с неприятельскими поставщиками — было им безжалостно подавлено: он направлен в тыл конфедератов не для того, чтобы помешать поставке продовольствия и медикаментов, а для того, чтобы доставить секретное донесение. Ему и без того пришлось прервать немало жизней, чтобы продвинуться туда, где он теперь находился.

Шаг за шагом он осторожно двигался вокруг поляны, стараясь проникнуть взглядом в густеющий мрак. Левее обнаружилась пара часовых, которых он вовремя заметил и обошел, нырнув под навес из низких ветвей и опустив их за собой медленно и бесшумно. За этой надежной завесой он выпрямился… и почувствовал прикосновение к горлу холодной стали ружейного дула, сопровождаемое щелканьем взводимого курка.

— Сма-атри-ка, что тут у на-ас… — протянул, словно пропел, голос с безошибочно отличимой гнусавостью, свойственной большинству южан.

Рука Хантера поползла к револьверу, потом, помедлив, нащупала рукоять ножа. Если был хоть один шанс не потревожить остальных, им нельзя было пренебрегать.

— Не де-оргайся, синебрюхий! — продолжал конфедерат презрительно.

Против воли, услышав оскорбительное прозвище, Хантер напрягся, но заставил себя сохранять хладнокровие. «Господи, да простится мне эта смерть!» — взмолился он мысленно. Как обычно, случившееся заняло не больше времени, чем вспышка молнии. Левая рука вцепилась в ружье, надежно заклинив курок. Правая метнулась вперед, нацелив лезвие между ребрами конфедерата. Хантер с такой силой всадил нож и рванул его вверх, что тело солдата приподнялось в воздух. Треснула реберная кость, ни звука не сорвалось с губ, только что усмехавшихся так пренебрежительно.

Стараясь не смотреть в лицо убитому, Хантер осторожно опустил тело на траву, вытащил нож и вытер лезвие о штаны. Потом он методично обыскал убитого и добавил все, что нашел, к своим скудным припасам. Особого внимания заслуживали бумаги, которые Хантер запрятал поглубже. Все это время он ни на минуту не спускал глаз с неприятельских солдат, по-прежнему сидевших у костра, но, когда тело убитого уже начало скользить по склону, он невольно бросил взгляд на лицо своей жертвы. Лунный свет озарил широко раскрытые глаза, полные запоздалого ужаса, губы, искривленные в безмолвном крике, и — к великому ужасу и сожалению Хантера — гладкий юный подбородок, еще не знакомый с бритвой.