Смятение сердца

Глава 13

Боль в подбородке заставила Сэйбл забыть о скальпах. Кожа на всем ее теле странным образом съежилась, уменьшилась в размерах так, что заострились черты лица. В глазах индейца была неприкрытая жестокость, удовольствие от сознания причиняемой ей боли.

— Хромой Медведь! — крикнул он, тыча себя в грудь. Потом такой же тычок получила и Сэйбл. — Рабиня!

Рабиня? Рабыня! Это она-то, Сэйбл Кавано?! Она собралась с силами, чтобы не выдать своего потрясения, а вместо ответа выпрямилась, вложив в это движение достоинство и мужество, которых оставалось не так уж и много.

«Это все, что ты знаешь по-английски, грязный дикарь? Одно слово, да и то кое-как?»

Хромой Медведь почувствовал себя объектом насмешки и ответил на нее единственным доступным ему образом. Выпустив подбородок Сэйбл, его рука схватила ее за горло и начала сжимать медленно, но неумолимо, пока окружающее не затуманилось и в ушах не возник нарастающий гул.

«Он учит меня повиновению…»

За мгновение до того, как потерять сознание, Сэйбл почувствовала себя свободной. Повиснув на ремнях, она дышала и дышала, часто хватая ртом воздух и смаргивая обжигающие слезы. Наконец в глазах перестало троиться. Она заметила, что смотрит на израненного офицера, и, что еще удивительнее, тот тоже смотрел на нее. В его измученном взгляде оставалось достаточно силы, чтобы она могла почерпнуть из этого источника. Именно поэтому она промолчала, когда грубая ладонь ткнулась ей под рубаху и сдавила грудь до ужасной боли, до синяков. Ей было не только больно, но и противно, но Сэйбл не издала ни звука, прикусив до крови нижнюю губу. Рот наполнился солоноватой кровью. Она сплюнула ее, не поднимая глаз. Это надругательство продолжалось с тех самых пор, как она пришла в сознание на спине лошади Хромого Медведя.

Дикарь сдавил сильнее и, так как она продолжала молчать, схватился за ремень, накинутый ей на шею. Сэйбл успела забыть про ремень, поэтому ее шейные позвонки едва не треснули от резкого рывка. Шея как будто вытянулась вдвое, за ушами обожгло, когда грубая кожа зацарапала по телу. Злобно посмеиваясь, Хромой Медведь приподнял ее на ошейнике, словно строптивую собаку. Боль в плечевых суставах была оглушающей, руки проскребли запястьями по коре, еще больше расцарапавшись. Только врожденное упрямство удержало Сэйбл от крика. Она свисала с ремня на манер сломанной куклы, но по-прежнему молчала.

Крайне недовольный этим, Хромой Медведь несколько раз ударил ее по лицу, не столько чтобы причинить боль, сколько в воспитательных целях. Потом забава наскучила ему. Он выпустил ремень и вернулся в круг товарищей.

Боль жила в каждой клетке тела. Прежде Сэйбл не подозревала, что можно испытывать такие мучения. Она обмякла на ремнях, неловко свесившись на одну сторону. Слезы текли и текли, обжигая покрасневшие, распухшие от пощечин щеки. Спазм за спазмом сжимали пустой желудок, не вызывая облегчения и продолжаясь, казалось, целую вечность. Наконец иссякло все: и слезы, и боль, и буря в желудке.

Даже не пытаясь принять более удобную позу, Сэйбл напрягла руки и вновь начала царапать ремнями по коре дерева.

Хантер зажал рот индейцу, стоявшему на часах, и прижал его спиной к своей груди. Другой ладонью он сжал макушку и как следует рванул голову пауни вправо. В тишине раздался омерзительный хруст шейных позвонков. Осторожно опустив мертвого индейца на землю, Хантер присел рядом и огляделся. Он сомневался, что пауни выставили сразу двух часовых, но не хотел рисковать. Убедившись, что вокруг пусто, он подобрался поближе к лагерю. С его двустволкой можно было сохранять безопасную дистанцию и успеть сделать пару выстрелов до того, как индейцы опомнятся и засекут его местонахождение. Это обнадеживало.

Со стороны лагеря раздался звук, напоминающий щелчок переломившейся ветки. Хантер окаменел. Раздвинув ветки, он прищурился в направлении звука. Пьяный пауни нависал над Фиалковыми Глазами. Судя по его вскинутой руке, он только что влепил ей увесистую пощечину и собирался повторить это. Хантер едва справился с собой. Его так и подмывало засыпать лагерь градом пуль, но он понимал: еще не время. Впрочем, терпения хватило ненадолго. После третьего удара он вскинул ружье и опустил палец на курок, мысленно обещая индейцу, что следующий удар будет последним движением в его жизни. Искушение пристрелить ублюдка было таким мощным, что Хантер с трудом заставил себя опустить ружье, когда тот оставил пленницу в покое и отошел к костру.

Фиалковые Глаза беспомощно свесилась набок. Похоже, она потеряла сознание. Так даже лучше, невольно подумал Хантер. Если бы она открыла свой говорливый рот и высказалась, пауни могло прийти в голову совсем лишить ее языка.

Взгляд Хантера переместился на кавалериста, за запястья подвешенного на ветви. Бедняга! Чуть раньше он стал свидетелем пинка, который парень нанес своему мучителю. Это было бессмысленно, но Хантер отдал должное силе его характера, решив, что кавалерист тоже заслуживает спасения. Он понимал, что шансы невелики, и не сомневался, что отдаст предпочтение Фиалковым Глазам, если ситуация повернется не лучшим образом. А когда он ее спасет, он потребует в награду ее настоящее имя. Да, так он и поступит.

Присмотревшись, он понял, что не правильно оценил расстояние, отделяющее ее от костра. Если бы только можно было прокрасться через кусты, разрезать веревки, взвалить на плечо ее тело и унести в безопасное место! Однако в такой опасной близости от пауни это не представлялось возможным.

Умей Фиалковые Глаза стрелять… Но нет, в бою от нее не могло быть толку. Вот если бы это была словесная битва, тут бы ей равных не было! К сожалению, индейцы не жалуют бойких на язык женщин и не понимают прелести перебранки, невесело усмехнулся Хантер, а в настоящей драке ему придется рассчитывать только на себя.

Приближался рассвет. Нужно было решаться. Хантер снова поднял ружье и прицелился.

Когда по поляне разнесся оглушительный треск выстрелов, Сэйбл пожалела, что не привязана лицом к дереву: от ужаса у нее нашлись бы силы вскарабкаться вверх по стволу. У одного из индейцев грудь взорвалась красными брызгами и кусочками кости. Удар был так силен, что тело пролетело несколько шагов, прежде чем свалиться на землю. Второй выстрел снес половину черепа у его соседа.

Три оставшихся в живых индейца бросились врассыпную, стреляя по кустам между Сэйбл и свисающим, как гигантская груша, кавалеристом. Утренний сумрак прорезали красно-белые вспышки, повисла пороховая вонь. Сэйбл прижалась спиной к стволу, стараясь слиться с ним воедино. Даже полузамученный офицер очнулся и, движимый инстинктом самосохранения, начал дергаться в попытках отползти от опасного места.

Зажмурившись и стиснув зубы, чтобы не кричать от страха, Сэйбл спрашивала себя: кто послужил причиной всего этого кошмара? Другие индейцы?

Съежившись за толстым стволом, Хантер рванул затвор двустволки, зарядил ее и вскинул на изготовку. Давайте, давайте, мысленно поощрял он индейцев, продолжавших беспорядочно палить по кустам. Чем быстрее иссякали их боеприпасы, тем больше у него появлялось шансов на успех дерзкого предприятия.

Одна из пуль просвистела совсем близко. Хантер мимолетно отметил, что этот звук удивительно напоминает звук летящей стрелы, и выпрямился, собираясь сменить позицию. В следующий момент в глазах у него заплясали искры. Чуть позже голова взорвалась болью. «Не вовремя…» — мелькнула мысль, прежде чем он свалился мешком, с треском сокрушив ближайший куст.

Вместо очередного выстрела Сэйбл услышала сухой щелчок курка, затем наступила тишина, показавшаяся оглушительной. Белое облако порохового дыма плыло по поляне, как бесформенное привидение, гонимое утренним ветерком. За его бледным пятном угадывалось какое-то движение, но кто это был и в каком количестве, оставалось тайной. Громкий гортанный возглас заставил ее вздрогнуть. Из кустов появился индеец, волочивший тело, казавшееся безжизненным. Он оставил его валяться у ног Сэйбл, а сам снова нырнул в кусты. Лица она видеть не могла, но по одежде узнала в лежащем своего проводника. Что с ним? Неужели мертв?

Между тем пауни вернулся с двустволкой. Бросив ее рядом с телом, он начал обыскивать его — очевидно, надеясь найти еще какое-то оружие.

Хантер ожидал этого. С быстротой молнии схватив двустволку, он оттолкнул индейца обеими ногами и, не целясь, сделал подряд два выстрела. Пауни отнесло назад, он дико взвыл и схватился за плечо. Кровь потекла между его пальцами сразу несколькими темными струйками. Перестав выть, индеец уставился на свою руку с тупым недоверием. Где-то справа щелкнул курок разряженного револьвера.

Внезапно раненый дикарь бросился вперед, почти свалившись на Хантера. Тот повернул винтовку и размахнулся прикладом. Удар пришелся по коленям. Индеец тяжело рухнул на землю. Раздался чей-то выстрел, но пуля пролетела много левее. Отметив про себя, что еще не все боеприпасы пауни пошли в дело, Хантер неуклюже встал на ноги и повернулся к привязанной к дереву женской фигуре. При этом в глаза ему бросились тщетно скребущие по земле ноги кавалериста, который пытался подняться.

— Помогите ему! — хрипло крикнула Фиалковые Глаза, как только руки ее оказались свободны.

Хантер обернулся. К офицеру, размахивая томагавком над головой, несся один из уцелевших индейцев. Собравшись с силами, пленник оттолкнул его ногами, выиграв пару секунд. Этого Хантеру хватило, чтобы выхватить нож и швырнуть его в нападающего.

Лезвие глубоко вонзилось в горло пауни. Итак, три индейца были мертвы, один ранен. В живых, таким образом, оставался один.

У Хромого Медведя больше не было патронов. Это его курок издал несколько бесполезных щелчков, словно индеец надеялся вернуть его к жизни усилием воли. Со злостью зашвырнув оружие в кусты, он вынесся из леса живым снарядом и с размаху впечатался головой в бок Хантеру.

Оба упали, сцепившись в яростной схватке, покатились по земле прямо через костер, налетели на ствол дерева. Ненадолго их отбросило друг от друга, но тотчас драка возобновилась. Вскоре у Хантера потекла кровь из рассеченного виска, попадая в глаз и мешая видеть. Кулаки Хромого Медведя работали, как два сокрушительных молота, раз за разом попадая то по скулам, то по ребрам. Уже потерявший достаточно много сил, Хантер отвечал на них все слабее, и вскоре пауни удалось достать нож, не прекращая осыпать противника ударами левой руки. Не теряя ни секунды, он нацелился Хантеру в горло и нанес удар. Тот сумел отклониться, но недостаточно. Острое, как бритва, лезвие скользнуло по щеке, располосовав ее от подбородка до скулы.

Ярость и боль придали Хантеру сил. Он нанес индейцу удар коленом в бок и схватил его за руку прежде, чем нож опустился снова. Последовало несколько минут отчаянной борьбы за то, чтобы не дать лезвию вонзиться, но Хантеру было ясно, что долго он не продержится.

В это время раненый пауни поднялся и заковылял к своей лошади.

Сэйбл, и без того находившаяся в панике, пришла в настоящий ужас. Что, если он приведет сюда все племя? Она напряглась изо всех сил. Ремень, изрядно потертый от постоянного царапанья по коре, наконец лопнул. Сэйбл свалилась ничком, уткнувшись лицом в землю и рыдая от ужасающей боли в руках и плечах.

Двустволка Мак-Кракена и его патронташ валялись совсем рядом. Сэйбл бросилась в ту сторону, совсем забыв, что все еще привязана к дереву за шею. Ремень рванул ее назад так, что пресеклось дыхание и потемнело в глазах. Не надеясь развязать узел, она даже не легла, а скорее рухнула на живот и вытянула руку, царапая пальцами по земле. Еще немного, еще… Плечо продолжали колоть сотни невидимых игл, запястье ныло, но в конце концов кончики пальцев коснулись винтовки.

Сэйбл как раз заряжала ее, когда раздался продолжительный воинственный крик.

Раненый индеец поворачивал лошадь туда, где Мак-Кракен продолжал бороться с Хромым Медведем. Тот успел оседлать проводника, коленом придавив его левую руку. Было ясно, что Мак-Кракену не выйти из драки живым.

Хантер и сам не понимал, как сумел продержаться так долго. Вены на шее вздулись веревками, рука, удерживающая запястье индейца, онемела до полной потери ощущений. Пауни тоже ослабел, но он по крайней мере мог пользоваться двумя руками. Лезвие неумолимо опускалось, уже касаясь кончиком горла. В голове шумело, окружающее расплывалось, но, когда Хантер увидел приближающегося всадника с копьем на изготовку, он понял: это ему не мерещится.

Вот и все, подумал он с отчаянием… Сэйбл отбросила волосы с лица, понимая, что от точности прицела зависели три жизни: не только самого Мак-Кракена, но также ее и офицера-кавалериста. Она взвела тугой курок не без усилия, двумя пальцами, и на мгновение застыла в нерешительности. В кого стрелять первым, в верхового или в Хромого Медведя?

Выстрел болезненно отдался в измученном плече. Противник Мак-Кракена свалился на него, далеко откинув руку с ножом. Верховой вскинул копье для броска. Как раз когда проводник спихнул с себя тело Хромого Медведя, прозвучал второй выстрел. Индеец свалился с седла, успев, однако, поразить цель. После этого все стихло. Никакого движения, лишь слегка подрагивала верхушка торчащего копья.

Сэйбл задохнулась от дыма, попавшего в нос, и раскашлялась до слез. Неужели все кончено, думала она недоверчиво, готовая снова зарядить ружье, если кто-то из индейцев проявит признаки жизни. Казалось странным, что ей удалось даже выстрелить, не то что попасть в цель — до того пальцы обеих рук казались чужими. Сморгнув слезы, она оглядела поле боя. Мак-Кракен лежал на спине и выглядел мертвее мертвого. Ей показалось, что копье торчит прямо из его груди.

Сэйбл рванулась к нему и снова была отброшена натянувшимся ремнем. Хватаясь то за свой ошейник, то за узел на стволе дерева, она не отводила взгляда от распростертого тела.

— Мистер Мак-Кракен! Скажите хоть что-нибудь! — Она подождала ответа, не получила его и начала тихо, горько плакать.

Судя по тому, что дыхание не вздымало его грудь, ее проводник и впрямь простился с жизнью.

— Хантер… — Сэйбл почти начала рыдать в голос. — Хантер!

Неожиданно тот пошевелился, повернул к ней залитое кровью лицо, поморгал.

— Мерзкие, грязные сукины дети!..

Облегчение, которое испытала Сэйбл, окончательно лишило ее сил. Она села на землю, слабо улыбаясь, на этот раз даже не подумав обратить внимание на грубое выражение.

Хантер попробовал сесть, но не смог. Рука казалась примерзшей к земле. Ах, вот что: рукав пригвожден копьем — и не только рукав. Не без усилия освободившись и отбросив копье, Хантер осмотрел рану, подумав с кривой усмешкой: будет сквозить! Со второй попытки ему удалось встать на четвереньки, с третьей — подняться на ноги, слегка пошатываясь. Наконец он направился к Фиалковым Глазам, приостановившись только для того, чтобы извлечь свой нож из горла индейца, валяющегося у ног кавалериста, который мертвой грудой свисал с ветви.

— Боже мой! — вырвалось у Сэйбл, когда ее взгляд упал на нож, рассекающий ремень.

Лезвие было все в крови! В горле возник привкус желчи, за прошедшие сутки ставший почти привычным. Однако она не стала сопротивляться, когда ее лицо мягко приподняли за подбородок.

Он выглядел ужасно, просто ужасно! Кровь продолжала сочиться из раны на виске, попадая в ухо. Щека была располосована пополам, источая целый ручей крови, стекающий вниз по горлу и уже хорошо промочивший рубашку. Вся нижняя часть лица распухла, губы вздулись, совершенно исказив черты, а то, что оставалось неповрежденным, было густо заляпано грязью и кровью. Он выглядел просто потрясающе!

— Ты пришел… — прошептала Сэйбл, сухо глотнув.

— А что тут странного?

Было не слишком приятно узнать, что в его помощи сомневались, но еще неприятнее — что Фиалковые Глаза всю ночь провела без надежды на спасение. Хантер всей душой надеялся на то, что за это время ей не пришлось претерпеть ничего более ужасного, чем пощечины.

— А ты, оказывается, умеешь стрелять. Я и не знал.

— Вы только и делаете, что недооцениваете мои способности, мистер Мак-Кракен. — Она отстранилась и заложила волосы за ухо все еще дрожащими пальцами.

— В моей жизни бывали ошибки и похуже. — Он скривил лицо в гримасе, едва похожей на улыбку.

Сэйбл поняла, что только что услышала слова благодарности — насколько Хантер умел выражать ее. Они спасли друг другу жизнь! Недавние события вдруг обрушились на нее со всей своей силой. Едва поднявшись на ноги, Сэйбл зашаталась. Продолжительный голод, боль, запах крови и пороха, изувеченные трупы вокруг… Она не могла больше выносить этого!

Хантер подхватил ее и прижал к груди, к влажной от пота и крови, грязной рубашке. Разве можно было представить в той, прежней жизни, каким чудесным, каким естественным может быть такое объятие?

Сэйбл расслабилась, уткнувшись лицом в мужское надежное тепло. Ей не хотелось двигаться, не хотелось думать, хотелось только плакать и плакать, вымывая из памяти кошмар прошедшей ночи. Она едва сумела удержаться от рыданий.

— Я испугалась… испугалась, как никогда в жизни. Я промерзла до костей. Мне не давали ни есть, ни пить, и они… — Сэйбл запнулась, — и я не знала, что случилось со всеми вами. Я думала, вы оба мертвы, а Маленький Ястреб оставлен на произвол судьбы! Честное слово, я старалась быть храброй, но они посадили меня на привязь, как собаку!

— Я видел, — проскрежетал Хантер.

— Он бил меня. До сих пор меня никогда не били!

— Все это в прошлом, Фиалковые Глаза, — раздался шепот над самым ее ухом, и Сэйбл почувствовала легкий поцелуй в макушку. — Теперь ты в безопасности.

Она перестала сдерживаться. Она плакала долго-долго, целую вечность, прижимаясь к Хантеру всем телом и сцепив руки у него на пояснице.

Избитый, покрытый синяками и кровью, Хантер подумал о том, что не отказался бы расправиться с еще одной бандой пауни. Эта мысль заставила его усмехнуться собственной глупости, сорвав на губах едва поджившую корочку. Ребра горели огнем, но он все равно прижал Фиалковые Глаза еще крепче. Она была холодной, как лед, и дрожала всем телом.

— Ты совсем замерзла, — сказал он хмурясь.

— Ничего страшного со мной не случится, — невнятно ответила она, шмыгая носом. — А вот вы…

Сэйбл просунула руку под разодранный рукав рубашки Хантера, потянула его вверх и промокнула рану на виске. Услышав возглас боли, она отдернула руку, но он поймал ее — запачканную, ледяную — и приложил ладонью к своим распухшим губам. Сэйбл показалось, что ее коснулось раскаленное железо. Она не сопротивлялась, когда Хантер склонился к ней.

Его поцелуй был огненно-горяч и на вкус отдавал кровью. Почему-то это волновало даже сильнее. Движения разбитых губ были осторожными, мягкими и какими-то трогательными. Вот что мне было нужно, пришло ей в голову, и Сэйбл ответила на поцелуй с нежностью, а потом и со страстью. Странное дело: ей уже не было холодно и становилось все жарче, словно от губ по всему телу растекался жидкий огонь…

— Очень жаль прерывать ваше пылкое воссоединение. — При звуках голоса Хантер и Сэйбл разом обернулись. — Но вы, мистер, наделали здесь столько шуму, что могли услышать родственники усопших. — Кавалерийский офицер стоял теперь на ногах, он склонил голову в сторону Сэйбл, словно его только что представили ей по всем правилам. — Ваш покорный слуга, мадам.

С этими словами он попытался подтянуть ветвь к лицу, очевидно, собираясь развязать путы зубами. Это ему не удалось.

— Вы не поможете? — вежливо обратился он к Хантеру.

— Я думал, вам крышка, — признался Хантер, удивленный этим внезапным воскрешением из мертвых.

— А вот она так не думала, — улыбнулся офицер, подмигнув Фиалковым Глазам.

— Тогда какого черта вы не постарались освободиться? — рявкнул Хантер (и сразу об этом пожалел, так как в голове отдался громоподобный рев).

— Не было смысла, учитывая неравенство сторон, — объяснил офицер, терпеливо дожидаясь, пока будет перерезан ремень, стягивающий его запястья. — Разумнее было время от времени прикидываться мертвым. Кроме того, при виде пленницы я понял, что скоро подоспеет помощь.

— Интересно знать, с чего вы это взяли.

Хантер рассек ремень быстрым нервным движением. Офицер не нравился ему: он слишком откровенно пялился на Фиалковые Глаза.

— Такое очаровательное создание не может остаться без сопровождающего… Во всяком случае, надолго, — ответил тот, осторожно отслаивая от кожи заскорузлые обрезки веревок.

«Великолепно! — зло подумал Хантер. — Еще один кобель решил покрутиться вокруг ее юбок!»