Смятение сердца

Глава 8

Хантер обернулся и позволил насмешливой улыбке приподнять уголки губ. Фиалковые Глаза трусила на своей лошадке шаг в шаг с ним, прямая, как ивовый прут. В ее позе не было ни грамма естественности, и это так же не вписывалось в образ скво, как и ее безукоризненно построенная речь. Разумеется, ей приходилось ездить верхом, но не по-мужски. Должно быть, она отбила себе всю задницу, подумал Хантер, сознавая при этом, каким сквернословом и занудой он становится в минуты хандры.

Фиалковые Глаза была слишком изнеженной, слишком хрупкой для женщины, прожившей всю жизнь среди дикой природы. Даже идея насчет монастыря, в котором ее держали вплоть до замужества, не выдерживала никакой критики. Допустим, тамошние миссионеры не свежевали дичь и даже не пили кофе, но они должны были понимать, что их воспитаннице рано или поздно придется готовить! Нет, монастыри можно было смело отбросить: там не жаловали белоручек, а Фиалковые Глаза понятия не имела о простейших вещах.

Вспомнив, как он обошелся с ней накануне, Хантер пожал плечами: он нанимался в проводники, а не в галантные кавалеры. Не то, чтобы ее красные, припухшие глаза совсем не вызывали в нем раскаяния, но не настолько, чтобы всерьез заниматься самобичеванием. После истории с кроликами Фиалковые Глаза погрузилась в очередное обиженное молчание, делая вид, что не замечает его присутствия. Само по, себе это было не ново, вот только утром, проснувшись, он нашел ее готовой пуститься в путь: ее вещи были аккуратно уложены, лошадь и мул оседланы и навьючены. И как только ей это удалось?

Теперь она ехала следом, так, что морда ее лошадки чуть ли не тыкалась в круп его коня. Неоправданная досада Хантера все росла, но с ней росло и тщетно подавляемое желание. Теперь он знал, что скрывается под тяжелыми складками шали: нежная кожа, восхитительные изгибы и округлости. Как оно прижималось к нему, это податливое тело! Как неописуемо сладок был вкус ее рта, как робки и неумелы прикосновения! Хантер честно старался выбросить эти воспоминания из головы, но добился лишь того, что ни о чем другом и думать не мог. Если эта женщина так волновала его, просто проходя мимо в своей бесформенной одежде, каково было бы прижаться к ней всем телом в постели, на белой простыне!

Вот только она принадлежала другому, эта женщина.

Плод, который он жаждал сорвать, был запретным.

Эта мысль подействовала на Хантера подобно ушату ледяной воды. Как он мог дотронуться до чужой жены? Только ничтожества вроде Ната Барлоу считали индианок добычей для всех желающих, Хантер же одинаково уважал женщин с любым цветом кожи. Это означало, что он обязан был уважать и права незнакомца, с которым Фиалковые Глаза делила ложе, которому позволяла ласкать свое чудесное тело, которому родила сына.

«Почему же она ответила на мой поцелуй?»

Этого он не мог объяснить, памятуя о ее антипатии к нему, которая проглядывалась в каждом жесте и взгляде, слышалась в каждом слове. Кроме того, существовало что-то еще, разбуженное звуком его имени. Это «что-то» заставило ее окаменеть в его руках, оттолкнуло их еще дальше друг от друга.

Хантер засмеялся тихим безрадостным смехом. Он нанялся в проводники к женщине-загадке!

Но почему это беспокоит его? Какая разница, кто она и откуда?

Задумавшись, Хантер чуть было не пропустил кое-что интересное. Он резко натянул поводья и повернул лошадь. Фиалковые Глаза остановилась тоже. Смерив ее взглядом, внешне совершенно бесстрастным, он вывел лошадь на открытую равнину, вдоль которой они двигались по тропе.

На небольшом взгорье он остановился вновь, достал из седельного мешка полевой бинокль и пристально оглядел равнину.

— Туда! — объявил он, вернувшись, махнул рукой на темнеющие вдали деревья и пустил лошадь в галоп.

Когда полоса растительности приблизилась, пришлось целую милю ехать вдоль нее, выискивая проход сквозь колючую чащу подлеска. Оказавшись в лесу, Хантер не замедлил хода. Ветки хлестали по лицу и плечам, но Фиалковые Глаза и не думала отставать, все так же держась на несколько шагов позади. Колыбель с ребенком она крепко прижимала к себе, накрыв для тепла полой накидки. Через некоторое время Хантер спешился, приказал: «Жди здесь!» — и бегом бросился прочь, в чащобу.

Сэйбл прикрыла рот, открывшийся для невольного встревоженного вопроса. Она не замедлила спешиться тоже, надеясь использовать передышку, чтобы как следует отдышаться. Привалившись к лошадиному боку, она ловила ртом воздух, боясь потерять сознание. Еще чуть-чуть такой гонки — и она попросту умрет на ходу или свалится от усталости с седла и сломает шею. Что на него нашло? И это после пятидневной дороги без единой приличной передышки! Мимо форта Керни они проскочили, не замедлив хода. Хочешь не хочешь, ей придется попросить мистера Хантера двигаться медленнее, не только потому, что она недосыпает сама, но и из-за ребенка, на котором начинает сказываться непрерывная тряска.

Кроме того, Сэйбл слишком мало ела. Ее запасы все еще оставались обильными, но они были однообразны и недостаточно питательны для такой жизни.

С усилием оторвав тело от лошадиного бока, Сэйбл опустила колыбель на землю и как следует потянулась, разминая затекшие мышцы. Во время дойки ей бросилось в глаза, что и коза, бедняжка, имела измученный вид. Вознаградив усталых животных небольшими порциями овса, она наполнила молоком бычий пузырь. Только тут ей пришло в голову, что Мак-Кракен на этот раз покинул ее с подозрительной поспешностью.

Подступившая было сонливость сразу улетучилась.

Хантер бесшумно двигался вверх по отлогому склону, вглядываясь в густую листву. Палец привычным жестом взвел курок, едва заметное клацанье потерялось в порыве ветра. Вытянувшись на холодной земле, Хантер некоторое время полз, ни на минуту не отрывая взгляда от бесплодной равнины, едва видимой сквозь кустарник. Оказавшись на гребне небольшого холма, он глянул поверх колючих макушек.

Ощущение, что кто-то едет следом за их маленьким отрядом, не оставляло его вот уже некоторое время, но было слишком слабым, чтобы всерьез тревожить. Лишь недавно он понял, что не ошибся, теперь же подозрения подтверждало оседающее облако пыли, без сомнения, поднятое копытами лошади. Оставалось дождаться движения или звука, чтобы понять, где именно находится верховой. В такие минуты в Хантере пробуждалось мастерство опытного разведчика, когда-то принесшее ему восхищение тех, чьи задания он выполнял.

Тишина, которую он слышал и припускал через себя, не несла ничего нового, кроме постоянного шороха ветра в полубезжизненной зимней листве. Пахло сухой травой, морозным воздухом, землей. Заметив, что плечи его напряженно сведены, Хантер заставил себя расслабиться.

Он напомнил себе, что находится сейчас не в тылу конфедератов. Совсем не обязательно, что по их следам двигался враг. Хантер сполз с гребня холма и вскоре поднялся на ноги. Однако он оставил курок взведенным и продолжал все так же пристально осматриваться в поисках неизвестных преследователей.

Рывок через открытую равнину был задуман как средство вывести их на чистую воду, заставить обнаружить свое присутствие. Хантер отлично знал местность. Годы и годы он передвигался по индейской территории беспрепятственно, так как между племенами давно уже было известно, что он никого не беспокоит и бьет только ту дичь, в которой нуждается, чтобы не умереть с голоду. Однако не каждое племя поддерживало отношения с остальными и следовало общим законам. Кое-кто мог усмотреть в его действиях святотатственное вторжение на священные земли. Священные земли! Такими они были до того времени, пока на них не позарилось американское правительство. Теперь это были просто земли, а жившие на них индейцы считались досадной помехой, устранение которой было вопросом времени.

Изначально Хантер намеревался ехать все время на юг, до земель пауни, а затем обойти воинственное племя с севера. Это был неплохой план, если только уберечь Фиалковые Глаза от любопытных, иначе рано или поздно пришлось бы схватиться с каким-нибудь похотливым ублюдком. Для тех, с кем привык общаться Хантер, она была лакомым кусочком, редким в такой глуши. Проклятие! Если бы только она согласилась отправиться вверх по реке на пароходе! Но она и слушать об этом не хотела, вбила себе в голову, что предпочитает ехать верхом через индейские земли. Глупая, идиотская затея! Не иначе, она скрывала не только свое имя, но и… что? Не важно, главное, чтобы ее видело как можно меньше народу.

Отмахнувшись от бессмысленных вопросов, Хантер еще раз скрупулезно осмотрел местность. Никакого движения. Казалось маловероятным, что преследователи ухитрились их опередить, но и эту возможность не стоило сбрасывать со счетов. Вернувшись туда, где оставил Фиалковые Глаза, он нашел ее в седле, полной терпеливого ожидания. Это подогрело остывшее было утреннее раздражение.

— У нас гости, — бросил он, ткнув револьвер в кобуру и снимая с седла винтовку, чтобы удостовериться в том, что она заряжена.

В первый момент Сэйбл испытала такой шок, что ахнула и забегала глазами по окружающей растительности.

— Где? Кто они?

— Думаю, это один человек, — ответил Мак-Кракен, хмурясь. — Я не знаю, кто он. Может быть, кто-то из твоего племени?

— Нет! — отрезала она поспешно, заработав этим недоверчивый взгляд.

Мак-Кракен вложил винтовку в чехол, приторочил его к луке седла и вскочил на лошадь.

— Ты уверена?

— Совершенно уверена! — заявила Сэйбл, вызывающе выставляя вперед подбородок.

— Я просто спросил, — пожал плечами Мак-Кракен. — Дело в том, что наш преследователь не слишком скрывается. Или он недостаточно ловок, или намеренно оповещает о своем приближении.

Услышав это, Сэйбл потеряла всякое желание огрызаться. Ее охватил такой страх, что она конвульсивно прижала к груди колыбель, словно стараясь прикрыть ребенка своим телом.

— Вы ведь не выдадите нас, не выдадите, мистер Мак-Кракен?!

— Какой лестный вопрос для мужчины, — заметил тот, мрачнея.

— Простите, но… — Сэйбл проглотила комок в горле, — вы ведь с самого начала не скрывали, сколько неудобств мы вам причиняем. Эта обуза может быть легко устранена, если вы нас вы…

— Перестань нести чушь, женщина! За кого ты меня принимаешь? Нет уж, закрой рот! — рявкнул Мак-Кракен, заметив, что она собирается и дальше развивать тему. — Что бы ты обо мне ни думала, какое бы у тебя ни создалось впечатление, я не из тех, кто бросит на произвол судьбы женщину с ребенком!

Он вырвал поводья из рук Сэйбл и потянул ее лошадку следом, глубже в лес. Перед этой скачкой прежний галоп померк. Сэйбл не могла поверить, что все еще сидит в седле. По лицу с силой хлестали ветви, щеки жгло, по расцарапанному подбородку скользила капля за каплей кровь. До боли закусив губу, она сохраняла полное молчание: ни слова, ни восклицания, ни стона. При всей своей неопытности она понимала, что не должна сейчас мешать Мак-Кракену. Тот непрерывно оглядывался и через каждую милю резко останавливался и спешивался, исчезая в чаще. Вернувшись мокрым от пота и запыхавшимся, он без единого слова вскакивал в седло и продолжал скачку. Остановившись в четвертый раз на крохотной заросшей полянке, он начал расчищать ее от подлеска. Сэйбл поспешно начала собирать хворост, но Мак-Кракен пресек это занятие, прошипев:

— Никакого костра! Никакого шума! Говорить будем шепотом. Располагайся там.

И он махнул рукой на круглый куст в центре полянки, образовавший что-то вроде шалаша из низко склоненных ветвей. Оплетенный ежевикой и диким виноградом, пронзенный насквозь высоченными шипастыми сорняками, он давал неплохое, но, увы, холодное убежище.

— Вы думаете, ночью он попытается… попытается… — Она не могла заставить себя произнести слово «напасть».

— Очень на это надеюсь, — буркнул Мак-Кракен, взявшись за подпругу и рванув ее так, что седло свалилось на землю.

— Вы его намеренно провоцируете?!

— Подумай, женщина, — ответил он устало, обтирая тряпкой потную спину лошади. — Этот человек нас преследует. Он не нуждается ни в каких провокациях с моей стороны. Все, чего я хочу, это поскорее выяснить, что ему нужно.

— Вы ведь собираетесь убить его, не так ли?

Мак-Кракен посмотрел Сэйбл в глаза. Она ожидала вспышки, но он ответил с поразительным спокойствием, даже мягкостью:

— Я не убиваю без крайней необходимости. Если удастся убедить его убраться подобру-поздорову, он уедет целым и невредимым. А теперь займись тем, что делаешь каждый вечер, только прибавь скорости. О животных я позабочусь сам.

— Спасибо, мистер Мак-Кракен, — кротко сказала Сэйбл, сама не понимая, за что благодарит его: за помощь или за терпеливое объяснение.

Озябшая, измученная, перепуганная, Сэйбл свернулась калачиком среди тюков, мешков и седел. Укачивая Маленького Ястреба, она боролась с желанием замурлыкать колыбельную, как делала ежевечерне. Впрочем, это было даже не дело привычки, а способ самое себя успокоить. Над головой была сплошная чернота нависающих ветвей, сразу за их шуршащей стенкой дышали животные, привязанные бок о бок.

Мистер Мак-Кракен лежал почти у самого входа в естественный шалаш, у костерка, дававшего не больше света, чем одинокая свеча. По обыкновению опершись головой на седло и передвинув револьвер на живот, он почему-то выглядел куда более непринужденно, чем предыдущими ночами. Учитывая грозящую им опасность, это было довольно странно. Он даже повернулся спиной к лесу, глядя в направлении шалаша. Должно быть, его намеренная беспечность была призвана выманить преследователя и заставить его обнаружить себя. Допустим, это сработает — что тогда? Мак-Кракен застрелит его? А если тот не один? Неужели завяжется перестрелка и… и его ранят? Подобная перспектива вовсе не привлекала Сэйбл. Уверяя себя, что дело не в его безопасности, а в том, что это оставит беззащитными ее и ребенка, она утешилась мыслью, что Мак-Кракен, конечно же, только выглядит беспечно, на деле же — весь внимание.

Вот он посмотрел прямо на нее. Неужели он видит в такой кромешной тьме? Взгляд был напряженный, пристальный, Сэйбл если не увидела, то почувствовала это. О чем он думает, спросила она себя. Может быть, вспоминает поцелуй? Вряд ли. Человек вроде Мак-Кракена не станет подолгу хранить в памяти такое незначительное событие. Сэйбл тоже старалась выбросить настойчивые воспоминания из головы, напоминая себе о многочисленных недостатках бывшего капитана, но даже их внушительный перечень немногим ей помог. Неужели все целуются вот так, всем телом и доброй половиной души?

Хантер шевельнулся. Фиалковые Глаза, силуэт которой угадывался в темноте шалаша, заметно вздрогнула.

— Тебе лучше успокоиться, — зашептал он, едва шевеля углом рта. — Ты похожа на пружину в часах, заведенных до отказа.

— Уж и не знаю, почему, — буркнула она сухо, вызвав у него невольную улыбку.

— Не хочешь немного поспать?

— Вы, наверное, шутите! Поспать, когда рядом слоняется какой-то головорез? Вот выскочит и перережет нам горло!

Хантер фыркнул и зажал ладонью рот, подавляя желание расхохотаться.

— Ничего страшного не случится, — выдавил он, досадуя на неуместную веселость.

— В таком случае, зачем же я сижу здесь, как мышь в подполье, почти примерзая к земле?

— Тише, тише! Я сказал: ничего страшного не случится, но это не значит, что не случится вообще ни…

Дикий вопль прорезал тишину. Сэйбл схватилась за сердце, промолчав не столько из осторожности, сколько от потрясения.

— Ага! — сказал Мак-Кракен удовлетворенно. — Я вижу, сработал один из капканов.

В два движения затоптав костерок, он исчез в кромешной тьме леса. Сэйбл сидела, мелко дрожа и представляя себе всякие ужасы. Капкан! Нога, захваченная безжалостными ржавыми челюстями, раздробленная, окровавленная! Желудок с готовностью воспарил к горлу. Не решаясь двинуться, она тихонько похлопывала ребенка по задку и ожидала дальнейшего развития событий.

— Можешь выйти, женщина!

Голос прозвучал близко и так громко, что Сэйбл подскочила. Что за невозможный тип! Мог бы предупредить о своем появлении… ну хоть кашлянуть пару раз.

Она опасливо высунула голову из шалаша. В темноте перед ней маячила одна неестественно широкая тень. Потом темное пятно распалось на два. Сэйбл вгляделась, но так и не сумела различить ничего определенного. Тогда она поднялась, прижимая к груди Маленького Ястреба.

— Помнишь его? — раздался голос Мак-Кракена, и тут же вспыхнула спичка, осветив длинное лицо, обрамленное жидкими бакенбардами.

— Человек из салуна, не так ли?

— Я думал, она едва говорит по-английски! — удивился пленник.

— Странно, правда? — спросил Мак-Кракен вкрадчивым голосом и бросил догоревшую спичку.

Послышалось громкое сопение и шарканье, какая-то возня, звучный удар кулаком. Новая вспышка обнаружила присутствие Мак-Кракена у кострища, он уже раздувал огонь. Костер разгорелся быстро. Вскоре стал виден и Нат Барлоу, валяющийся в нескольких шагах от него без признаков сознания.

Сэйбл подошла поближе — и сразу об этом пожалела. Один сапог Барлоу был разорван, из-под него подтекала тоненькая темная струйка. Кровь, подумала Сэйбл.

«Сейчас меня вырвет!»

Она сглатывала и сглатывала, отвернувшись к костру, пока не почувствовала себя лучше.

— Чт-то ему бы-было нужно?

— Ты.

— Я? — опешила Сэйбл. — Но зачем я ему, ведь он и видел-то меня всего один раз?

Мак-Кракен прошелся красноречивым взглядом по ее закутанной фигуре.

— Зачем? За тем за самым, от чего родятся дети. Надеюсь, ты не думаешь, что Барлоу стал бы испрашивать твоего согласия?

— Боже правый!

Сэйбл опустилась на ближайший валун, не чувствуя исходящего от него холода. Неужели Барлоу забрался в такую даль, чтобы изнасиловать ее? В это невозможно поверить!

Она провела дрожащими пальцами по влажному лбу, пытаясь собраться с мыслями. Она немногое знала о том, на что намекал проводник. Разумеется, что-то должно происходить перед тем, как рождается ребенок… мужское семя как-то попадает в женщину… с помощью специального приспособления, которое есть у каждого мужчины. Не то, чтобы она совсем не представляла, как это выглядит… но, конечно, не совсем так, как у Маленького Ястреба. Как же все-таки это происходит? Почему она не позволила Лэйн рассказать все до конца, почему остановила ее, услышав, что мужчина ложится поверх женщины? Да, но как можно выслушивать такие непристойности? Тяжелый, потный, издающий отвратительные звуки… фу, гадость!

Сконфуженная направлением собственных мыслей, Сэйбл поспешила встать и присоединиться к проводнику.

— Но почему вы так уверены, что Барлоу нужна именно я? Что будет, если причина его появления совсем другая? (Ей пришло в голову, что тот каким-то образом узнал о том, кто отец ребенка, и решил похитить его ради выкупа.)

Хантер нахмурился. Если она и дальше будет так прижимать ребенка, то скоро придушит его!

— То есть желание отомстить мне за тычок в салуне?

Фиалковые Глаза пожала плечами, не сводя взгляда с мысков своих ботинок.

— Ерунда.

— Вы уверены?

— Вне всякого сомнения.

— Но разве вы не выставили его на посмешище перед собутыльниками? Разве это не повод для того, чтобы затаить обиду?

— Барлоу всегда был посмешищем, а тычки получал и похуже.

— Но, может быть, в прошлом?..

Ветка, которую Хантер собирался подбросить в костер, громко хрустнула в его руках. Не хватало еще завести разговор о его прошлом! Он молча встал и направился в шалаш за мешком с припасами. Когда Фиалковые Глаза упрямо последовала за ним, он раздраженно обернулся:

— Вот что, женщина, я встречал Барлоу не больше двух раз за три года. Никаких дел у меня с ним не было. Остается предположить, что он притащился сюда за тобой.

— Да, но…

Хантер вышел из себя. Он сделал гигантский шаг, заставив Фиалковые Глаза отскочить, и склонился к ее лицу.

— Ты, что же, не понимаешь, на что могут пойти здешние шакалы вроде него ради такой добычи? Он убил бы меня, а потом забрал тебя, твое золото и все остальное… кроме ребенка, конечно! Его бы он оставил на съедение волкам, а тебя «валял бы под кустами» до тех пор, пока не уморил бы или не пресытился! Ну, черт возьми, теперь до тебя дошло?

Сэйбл стояла, растерянно хлопая глазами. За всю жизнь на нее не кричали столько, сколько этот человек за какие-то пять дней!

— Э-э… спасибо, мистер Мак-Кракен.

— За что, дьявол меня забери?

— За то, что спасли жизнь мне и ребенку.

Хантер не без усилия заставил себя успокоиться. Она выглядела такой беззащитной, такой милой… Почему же он то и дело набрасывался на нее с криком?

— Я спасал также и свою шкуру.

— Понимаю, но все-таки спаси…

— Хватит об этом! — отмахнулся он и зашагал с мешком к костру.