Снег и ветка поцелуев

24 ДЕКАБРЯ, 02:50

Сойер был предпоследним в очереди и пробыл в ванной всего лишь двадцать минут. Он вышел оттуда в облаке пара в футболке с длинными рукавами, пижамных штанах и с влажными волосами. Все остальные уже заснули. В комнате было темно, если не считать тусклого света ночника на прикроватном столике.

Я направилась в ванную, но Сойер остановил меня.

— Я оставил чистую футболку на тумбочке. Если хочешь, надень. И также оставил еще туалетные принадлежности. Можешь смело пользоваться.

— Мне незачем они, — запротестовала я.

— Пожалуйста, пользуйся. Не думаю, что у нас будет еще один шанс принять душ до того, как попадем домой.

— Спасибо.

— За то, что втянул тебя в этот дурдом? — спросил он.

— За то, что был таким милым.

Я прижала зубную щетку к груди и проскользнула мимо него в ванную.

Все было… влажным. Будто за последние два часа в душе побывало четыре человека. Осталось лишь одно сухое полотенце, и я была благодарна хотя бы за это.

Я сразу же приняла душ, позволяя горячей воде смыть все напряжение со спины и шеи, после почистила зубы дольше положенных двух минут. Я натянула футболку Сойера. Она пахла чистотой и была достаточно большой, чтобы сойти за ночнушку. К моему возвращению в номер ночник на прикроватном столике был уже выключен, но я заметила свет в шкафу.

Подойдя к нему, увидела, что дверь приоткрыта, а внутри кто-то сидит. Я распахнула ее пошире. Внутри шкафа сидел Сойер, прислонившись к стене с парой подушек, и читал книгу под светом телефона.

— Что ты делаешь? — прошептала я.

Он поднял взгляд.

— Я вздремнул в машине и не хотел никого случайно разбудить.

Я оглянулась на спящих: Хизер спала на одной из кроватей, Логан храпел на полу, а Уэс — на диване.

Я перевела взгляд на Сойера. Он вытащил одну подушку из-за спины, прислонил к стене рядом с собой и немного подвинулся. Это было приглашением присоединиться, что я и сделала. Войдя, я закрыла за собой дверь и устроилась рядом с ним. Шкаф не был большим — тут вообще едва хватало места для нас двоих, тесно прижатых друг к другу. Две вешалки сверху образовывали вторую пару.

— Часто читаешь в шкафах? — спросила я.

Сойер усмехнулся.

— На удивление, это мой первый раз. А ты?

— Не припоминаю, но раньше я сидела в шкафу.

— Почему?

— Потому что иногда это единственное место, где ты можешь побыть один.

— Сегодня я это понял.

— Пока я не прервала тебя. — Наверняка Сойер хотел хотя бы минутку побыть в одиночестве. Он застрял со мной на заднем сиденье машины почти на тридцать шесть часов. Я собралась уходить. — Прости.

Сойер взял меня за руку.

— Останься.

Я послушалась. Он так и не отпустил мою руку, не сводя с нее взгляда. Мое сердце пустилось в галоп, а на щеках расцвел румянец. Затем я отругала себя. Не желаю быть Кэндис или Лизой, или про кого еще там говорила Хизер, с кем он встречался и думал о другой. Сойеру нужно сначала попытаться построить отношения с объектом его воздыхания, прежде чем у другой девушки появится шанс. Я мягко вытащила руку из его хватки и поправила подушку за спиной.

— Когда ты в последний раз пряталась в шкафу? — спросил он.

Я попыталась проглотить образовавшийся ком в горле, когда нахлынули воспоминания.

— Могу я в кое-чем признаться?

— Конечно.

Еще пара попыток сглотнуть ком. В этом шкафу, глубокой ночью, в голове крутились воспоминания, и я почувствовала необходимость выговориться. Немного сбросить груз перед встречей с родителями.

— Я бросила программу по обмену.

Не знаю, какой именно реакции ожидала: возгласа удивления, разочарованного взгляда, удивленного фырканья, — но Сойер просто медленно кивнул, будто уже все знал.

— Почему? — просто спросил он.

— Не смогла справиться с давлением.

— Девушка, которая способна петь перед переполненным стадионом на футбольном матче, не способна справиться с давлением?

— Ты там был?

— Да.

— Погоди, это был единственный раз, когда ты слышал мое пение? С ужасным звуком в ветреную погоду?

— Да, но серьезно, ты спела хорошо. Восхитительно.

Я саркастично усмехнулась.

— Пока я не послушаю твое другое выступление для сравнения, то останусь при своем мнении, — сказал Сойер.

Я опустила взгляд.

— В том-то и дело, что больше не услышишь. Я больше не могу петь.

— Не можешь?!

— Нет… то есть могу, но не перед публикой, не тогда, когда это важно.

— Это важно лишь тогда, когда тебя слушает публика? — спросил Сойер.

— Для того, чем я хочу заниматься, да.

— Быть может…, — начал он и замолчал, покачав головой.

— Что? Договаривай.

— Быть может, если это станет важным лишь для тебя, то все остальное…

— То, что? Все остальное приложится? Не будет иметь значения? Ты прав, тебе удалось излечить меня, — в моем голосе прозвучали гневные нотки. Я сама попросила закончить предложение и разозлилась. Но он прав. Я перестала ценить музыку. Забыла, почему изначально ее полюбила. Зациклилась на том, чтобы получить партию. Я все еще не могла испытать счастье, которое раньше возникало у меня только лишь от одной мысли о музыке. Я наклонилась вперед, спрятав лицо в коленях.

— Прости, — произнес Сойер. — Ты права, я ничего не понимаю.

— Я сердита не на тебя, — ответила я. — А на себя.

И это чистая правда.

— Возможно, дома станет лучше, — сказал он.

Я почувствовала осторожное прикосновение его руки к моей спине, будто Сойер хотел успокоить меня, но сомневался в моей реакции. Серьезно, он хороший парень. Если эта девушка отвергнет его, мне будет жаль его. Он заслужил ту, о которой мечтает, и ей несказанно повезет быть рядом с ним.

— Я на это и рассчитываю. Дом.

— А твои родители? Они расстроятся?

— Да, но не сразу. После скандала и всех разговоров в духе «ты должна найти работу и отработать потраченные на тебя деньги» я наконец-то окажусь дома. — Подумав об этом, я немного расслабилась и начинала верить, что все образуется, как только погружусь в обычную рутину и обстановку.

После минутного молчания Сойер сказал:

— Если потребуется кто-то, перед кем нужно будет попрактиковаться в пении, то я согласен.

Я повернула голову в его сторону так, что теперь щекой лежала на коленях.

— Ловлю тебя на слове, если только не вспоминать тот раз, когда ты слышал мое пение. Неудивительно, что ты не мог подобрать прилагательное, описывающее мой голос.

Он встретился со мной взглядом.

— Великолепный, идеальный, божественный.

Если я снова покраснела, то смело можно считаться членом фан-клуба Сойера. Я начинала влюбляться в этого парня, а у него целый рюкзак доказательств того, что его сердце было занято.

— Божественный? — повторила я, пытаясь скрыть смущение.

— Лучше, чем ангельский.

— Едва ли.

Он улыбнулся, а потом посерьезнел.

— Амалия, ты во всем разберешься. Просто иногда на какое-то время нужно все отпустить.

Тут мне вспомнились слова Хизер о том, что Сойер понимает меня.

— Судишь по собственному опыту? — спросила я.

— Длинная история, которую я отпустил, — усмехнулся он. — Дело было в эмоционально отстраненных родителях.

— Мне жаль. — Сойер пожал плечами. — Если тебе когда-нибудь захочется выговориться, я очень хороший слушатель.

— Я буду слушать твое пение, а ты мои сопливые истории? Кажется, для меня эта сделка выгодна, но идея нравится.

— А еще твоя новая девушка может оказаться ревнивой.

— Верно. Если твой план с подарками сработает.

— Сработает, — заверила я его.

— Надеюсь, ты права, — ответил он.

Я же таила надежду, что ошибалась, но понимала — так думать очень эгоистично, поэтому быстро загадала противоположное желание.