Снежность Иве, или Господин Метелица

Глава восьмая, в которой Дагмар пьет чай, а Рози принимает решение

Фьорс, столица Фьоренхолле. Королевский дворец.

Колдун, чародей, маг, волшебник – все это есть названия человека, наделенного волей богини чудесным даром волшбы. Принято думать, что колдуны злы, волшебники добры, чародеи обязательно должны носить колпак со звездочками, а маги иметь длинную седую бороду и чудесный посох. Но все это условности, которые лишь отражают отношение людей к тому или иному одаренному. По какому признаку Селестина сеет зёрна дара в ту или иную судьбу – никому не ведомо, может быть, что-то необыкновенное видит в их дальнейших жизнях, а может, просто, разносит вместе с ветром, как маковые зернышки.

Убить чародея непросто – “маковых зерен” не так много у богини, чтобы она тратила их впустую. Поэтому каждый одаренный наделяется бессмертием. Если мы, конечно, ведем речь об истинном маге, а не простом заговаривателе капель для артефактории. Но и это утверждение не абсолютно: там, где есть человеческая воля, найдется обходной путь любому утверждению, пусть даже продиктованному высшими силами.

Бессмертие не было равно отсутствию боли и усталости, это Дагмар знал не понаслышке. За двести лет службы престолу Фьоренхолле его раз пять только пытались убить ножом, дважды сбрасывали с высоты, не единожды травили ядами. Бывали и стычки с другими магами, после которых оставались самые долго и скверно заживающие раны и шрамы, что не разглаживались даже волшебными средствами.

Серповидный след, оставленный на животе огненным магическим шаром, уже десять лет напоминал ему о том, что где-то в глубине самой темной чащи Брендонхольма, в укрытой от посторонних глаз природой и магией темнице, заточен колдун, когда-то наделенный самой великой силой, которую только встречал Дагмар.

В королевском дворце Дагмар занимал отдельный флигель с собственной библиотекой, в которой он чаще всего и находился. На балконе у него была обустроена обсерватория, где он вел наблюдения за небесными светилами. Сейчас Дагмар размышлял, расставляя и классифицируя по новой системе, книги на полках. Это занятие его успокаивало и настраивало мысли на нужный лад.

Под руку попалась невесть откуда взявшаяся тут колода с картами провидения – удел гадалок-шарлатанок, зазывающих в свои палатки на ярмарках юных девиц, которым за полсребрушки предсказывали скорое и успешное замужество. Он наугад вытянул из середины стопки карту. Под пестрой рубашкой скрывалось изображение меча.

Дагмар задумался над словами Селестины, которую он не распознал в облике маленькой нахальной сладкоежки с золотыми косами, о том, что иногда расположение звезд на небе – это лишь расположение звезд и не более того.

Так, может быть, и выпавшая карта – это всего лишь выпавшая карта? Может быть, да, а может, и нет. Дагмар взял любимую книгу, написанную одним из первых магов и великих мудрецов, и, направляя свои мысли на слово и образ меча, раскрыл на середине, ведя пальцем до случайной строчки. Предсказание гласило:

“На всякое зло найдется свой меч разящий”.

Меч разящий! Знать бы, откуда это зло пришло к ним.

Где-то в шкафу оставалось немного чая из листьев мудродуба. Он развел огонь под небольшим тигельком и скипятил воду. Всыпал туда остатки чая и выждал, когда вода примет силу волшебного дерева. Устроился поудобнее в старом кресле и сделал первый глоток, силясь не выплюнуть невыносимо горькую и вяжущую жижу.

Маг прикрыл глаза, отдаваясь на волю разума, памяти и интуиции. Если это старое знакомое зло, то разум обязательно приведет его к разгадке.

Словно со стороны увидел он, как бежит в облике зайца через болотные топи и чащу, где в назначенном месте встречает еще троих мужчин и одну женщину. Они наносят на кожу рук туда, где бьется жилка, специальные символы и становятся в кольцо. Крепкие рукопожатия замыкают их магическую силу.

У Ираидис, единственной среди них женщины, – дар пророчества. Это она увидела в своих снах, как колдун по имени Явор убивает всех магов Люзиорры по очереди, одного за другим. Но не все маги верят пророчествам, особенно таким глупым: убить бессмертных. Только четверо откликнулось на призыв Ираидис…

Дагмар, словно стоял на высоком холме и наблюдал, как там, на лесной опушке, пятеро творили магию, сначала снимая с черной башни покрывало невидимости, а затем нагревая ее, как большой котел. Потоком огня, они выкуривали того, кто находился внутри. Явор держался в осаде дольше, чем они рассчитывали, но все-таки не сдюжил, и попытался прорваться наружу. Темным облаком метнулся он из башни, но ударился о выставленный волшебниками купол. Тогда Явор принял человеческий облик, и закипела битва.

Вот он, Дагмар закрывает собой смуглого Хтирру, прибывшего из южных земель, которому нужно время, чтобы сотворить сложное заклинание разделения, и получает в живот огненный шар. Хтирру завершает плетение и бросает его в бьющегося в магических тисках Явора. Дагмар лежит на земле, ошалев от боли, и смотрит, как с истошным криком над черным шпилем башни кружит коршун. Коршун!

Да, колдуна убить очень сложно. Явора они даже не стали пытаться лишать жизни. Хтирру разделил память, разум и душу колдуна на пять частей, и каждую поместил в одного из волшебников. Тело Явора было заброшено внутрь башни, башня запечатана и снова сокрыта от случайных глаз покрывалом. Найди способ убить хранителя и частица колдуна вернется к своему хозяину, верни все пять частей – и он снова войдет в силу и обретет свободу.

Дагмар открыл глаза. Все маги, что участвовали в той битве, насколько он знал, здравствовали и находились каждый в своих землях. Способа, которым их должен был убить Явор они так и не узнали. Может быть, чего-то Дагмар не знал о самом Яворе?

Он поднялся с кресла, тряхнув головой, сбрасывая последние остатки видений. Тщательно прополоскал рот от отстатков горечи чистой водой и отправился проведать молодого правителя Фьоренхолле.

Тот отыскался в саду за позированием юному художнику.

– Я удивлен, мой друг, – сказал Максимилиану маг после короткого приветствия, – что портрет короля пишет не сам мастер Гиссарион, а его скромный ученик!

– Это портрет для рассылки по городам и весям нашей славной страны и не только! Для отбора! – закатив глаза, пояснил Максимилиан. – Если бы я знал, какими хлопотами мне это станет, я бы точно не затевал никаких отборов. Но объявления уже разосланы, глашатаи оплачены. А Гиссарион уже который месяц как отправился в большое путешествие по стране в поисках вдохновения! Думаю, что он много работает в своих поездках и, по обыкновению, привезет нам несколько истинных шедевров.

Дагмар известного художника не жаловал, поскольку, даже не пользуясь магическим взором, всегда видел в нем проходимца и непорядочного человека, хотя, признаться, некоторые работы Гиссариона все же казались ему заслуживающими внимания.

– Кстати, о путешествиях, – продолжил Максимилиан, – где ты все время пропадаешь? На той неделе явился весь в ссадинах и с лоскутом кожи, свисающим со лба! Ты выглядел так плачевно, что делегация из Арании подумала, что во дворец прокрался какой-то бродяга! Дамы всполошились!

– Я тебе обязательно все расскажу о причинах своего столь странного поведения, но несколько позже, – ответил ему маг.

– Думаешь, я какой-то глупый, или неопытный, что-то неправильно пойму? – с обидой воскликнул король.

– Вовсе я так не думаю. Просто у меня самого одни лишь мрачные предчувствия и никаких заслуживающих внимания фактов.

– Надеюсь, что так. Но мне очень не хватает твоей поддержки на советах, – тоскливо сказал Максимилиан. – Я иной раз чувствую себя там полным дураком, даром, что на мне надеты корона и цепь.

– Мой тебе совет, пока что прислушивайся к советникам. Твой отец, впрочем, так и делал, даже когда уже имел большой опыт. А со временем станешь во всем разбираться даже лучше Лутца!

– Было бы неплохо… – без особенного воодушевления сказал Максимилиан. – Зато есть и хорошие новости. Адалин оказалась не такой уж и мерзкой! Она искренне горюет по отцу и старается меня всячески ободрить и развлечь, хотя по глазам видно, что самой тяжело. Мне так стыдно за все те отвратительные слова, что я говорил о ней. Было бы неплохо, если бы ты тоже познакомился с ней поближе.

– И все же, не подпускал бы ты ее слишком близко к себе! – заметил Дагмар. – Адалин очень непростая женщина. Сколько бы я ни всматривался в нее, все без толку, одни круги на воде. Так было тогда, когда она впервые появилась здесь, и так остается по сей день.

– Да ты просто недолюбливаешь всех женщин! Кстати, как там выходит? – король махнул в сторону работающего над портретом художника.

Дагмар аккуратно заглянул тому через плечо.

– Выходит просто сказочно. Будь я молоденькой красоткой, то тут же сорвался бы в столицу, покорять твое сердце! И еще, я вынужден сообщить, что завтра мне снова придется покинуть тебя. Быть может на неделю или даже более.

г. Мюлль, площадь Селестины

Иве и Рози кое-как протолкнулись к центру площади, едва не подравшись с парой девиц, которых Рози слишком рьяно распихала локтями.

Здесь стоял королевский глашатай, что было для Мюлля уже само по себе большой диковиной. Но истинным источником переполоха служил не глашатай, а то, что находилось рядом с ним. На деревянной подставке стоял портрет, изображавший прекрасного юношу в парадном мундире и наброшенной на плечи мантии. Светлую голову его венчала корона.

– Его величество король Фьоренхолле Максимилиан Первый! – честно отрабатывал свое жалованье громкоголосый глашатай.

Рози стояла перед портретом, и весь мир плыл и кружился вокруг, словно огромная карусель. А они стояли и смотрели друг на друга: она на Короля, а Король на нее.

– Рози, Рози, ну что ты рот раскрыла! – толкала ее Иве в бок. – Идем уже домой, сколько на короля ни смотри, дела сами себя не переделают.

– Иве, – умоляюще посмотрела она на сестру. – Мне нужно туда. Я не могу идти к Метелице. Я просто не могу.

– Это не шуточки, сестра, – нахмурилась Иве. – Метелица тебя уже выбрала.

г. Мюлль, дом г-жи Эдегор

Наступили последние летние деньки. А в доме госпожи Эдегор царила тягостная атмосфера. Иве больше не писала картин, и, не чувствуя выхода своим эмоциям, она то и дело ворчала и злилась на вся и всех.

Рози и вовсе загрустила. Ей часто снилось, как она кружит в прекрасном платье по бальной зале вместе со светловолосым королем, но в самый разгар веселья тот превращается в уродливую старуху в красном плаще. И тогда Рози просыпалась в ужасе и вновь горевала о том, что же она натворила собственными руками.

Матушка переживала за обеих, но больше всего ее страшило, что близится обещанный срок расплаты с кредиторами мужа. Общими усилиями они скопили семьдесят золотых, учитывая те, что выручила Иве за картины, и те, которые они получили за продажу доспеха. Госпожа Эдегор надеялась, что эти деньги хоть сколько-то смягчат головорезов, и, быть может, они согласятся дать еще отсрочку.

Однажды утром, Иве, которая обычно спала дольше всех, проснулась не от того, что рядом топает и шумит ее бесцеремонная сестрица, а наоборот, от царившей в комнате тишины. Она села на кровати, размышляя, куда это Рози отправилась с утра пораньше. На аккуратно заправленной постели сестры лежал скрученный кусок пергамента.

Иве развернула его и прочла:

“Дорогие мама и Иве! Вы знаете, что я люблю вас больше всех на свете. Но я поняла, что вызваться в услужение к Метелице было моей самой большой ошибкой. Я уехала в столицу. Не ищите меня. Скоро я вернусь в золоченой карете, и все у нас будет хорошо.

Иве, ты самая умная и рассудительная. Ты что-нибудь придумаешь, я знаю.

И еще. Я взяла из копилки тридцать золотых на дорогу и первое время.

Целую, ваша Рози”.