Снова влюблены

Глава 10

Жанне потребовалось все ее мужество, чтобы дождаться наступления ночи. В юности она безмолвно взывала к Дугласу, чтобы он пришел и спас ее, избавив от страданий. Но с годами она поняла, что в мире нет благородных рыцарей. Что надо полагаться только на себя.

Услышав раскаты грома, она подошла к окну. Небо затянули тучи, ускоряя наступление темноты. Итак, Бог посылает грозу, очевидно, в награду за ее храбрость. Жанна вздернула подбородок, устремив вызывающий взгляд на облака, словно за ними прятался сам Всевышний.

— Что ж, пугай меня громом, наказывай дождем, — произнесла она вслух.

Словно в ответ небо пронзила вспышка молнии.

Жанна улыбнулась.

Подойдя к гардеробу, она выдвинула один из нижних ящиков и вытащила саквояж. Покрытый пятнами и потертый, он хранил то немногое, что она привезла с собой из Франции.

Уложить в него ее скромные пожитки было делом нескольких минут. Две сорочки, два платья, две пары штопаных чулок, комплект нижнего белья и подаренная ей серебряная щетка для волос.

Пошарив на дне шкафа, Жанна вытащила томик стихов, который нашла на развалинах Волана. Он упал на пол, раскрывшись на титульном листе. Там, еще ученическим почерком, она написала свое имя в сочетании с именем Дугласа: Жанна Катрин Алексис дю Маршан Макрей. Как она могла быть такой дурочкой? Другая женщина теперь носит имя Дугласа.

Сунув книгу в саквояж, Жанна извлекла из гардероба небольшую тетрадь. Тоже спасенную из руин Волана.

В Детстве она обнаружила расшатанный кирпич в кладке камина. В последующие годы Жанна использовала его в качестве хранилища вещей, которыми дорожила, но не хотела показывать гувернантке или няне. Когда ее с позором сослали в Волан, ее комнату тщательно обыскали, уничтожив каждый клочок бумаги, все, что могло напоминать о ее жизни в Париже. Но самое ценное было надежно спрятано в тайнике за расшатанным кирпичом.

Покинув монастырь, Жанна вернулась в Волан. Ей некуда было больше идти. Вид руин поверг ее в ужас, и она не сразу нашла дымоход, некогда находившийся в библиотеке. Опустившись на колени, она расчистила место там, где раньше был камин.

Жанна осторожно вытащила кирпич и, скользнув пальцами в образовавшееся отверстие, извлекла четыре предмета, которые спрятала там девять лет назад. Медальон, который вручила ей мать перед смертью, томик стихов, подаренный Дугласом, когда он узнал, что она любит поэзию, дневник и самое большое ее сокровище — пару очков с круглыми стеклышками и проволочными петельками, куда можно было продеть ленты, чтобы закрепить их на ушах.

Эти четыре предмета свидетельствовали о том, что ее некогда любили. Ее мать, гувернантка и Дуглас.

Она взвесила в руке дневник — небольшую, переплетенную в кожу тетрадь. Для столь маленькой вещи он обладал поистине огромной силой причинять боль. Возможно, для нее было бы лучше, если бы он сгорел в пламени. Слишком мучительно было перечитывать написанное полной надежд юной девушкой. Жанна неохотно открыла дневник.

«Сегодня Дуглас поцеловал меня. Я думала, мое сердце разорвется от восторга. Никто не сказал мне, что поцелуи так прекрасны. Я едва дышала, ослабнув в его объятиях и чувствуя себя так, словно мой рассудок отделился от тела. Отец Хатон говорит, что Бог наказывает грешников, которые вкушают плотские наслаждения до брака, и теперь я знаю почему. Так трудно отказаться от поцелуев Дугласа».

Она перевернула несколько страниц.

«Мои ноги не касаются земли, а сердце парит на крыльях. Неужели любовь превращает простых смертных в ангелов? Мне кажется, я достигла блаженства и могу разговаривать с самим Богом. Я люблю его, Господи. Мне нравятся его смех и озорные искорки в глазах. Мне нравится страстность, с которой он спорит, несмотря на его чудовищный акцент. Я люблю морковку, потому что ее любит Дуглас, и птиц, потому что его голубые глаза сияют, когда он слушает их пение».

Жанна распластала пальцы по странице, словно могла ощутить эмоции, переполнявшие строчки, выведенные затейливым почерком. Ее грудь снова сжалась от любви и боли.

Она была не в силах читать дальше. Даже не переворачивая страницу, она знала, что там написано:

«Кажется, мое время пришло. Мне страшно и в тоже время радостно. Жаль, что я не могу сообщить Дугласу, что у нас будет ребенок. Как он воспримет эту новость?

Надеюсь, я стану хорошей матерью, и молю Бога, чтобы отец простил меня, когда увидит своего внука. Почему-то я уверена, что Дуглас вернется ко мне».

На следующий день Жанну отправили в монастырь.

Ее падение было внезапным и сокрушительным. Еще вчера ее отец был терпимым и снисходительным, а сегодня превратился в жестокого тюремщика. Их отношения необратимо изменились. Да и могло ли быть иначе? Он пожертвовал своей дочерью ради чистоты крови, ради собственной гордыни.

Упаковав дневник, Жанна закрыла саквояж и вышла с ним из комнаты.

Прежде чем спуститься с лестницы, помедлила, прислушиваясь. Со второго этажа доносились голоса, и Жанна поняла, что Хартли разговаривает с Алтеей. Он изображал из себя заботливого мужа, прежде чем подняться в комнату гувернантки.

Она медленно сошла вниз, стараясь не производить шума.

Массивные передние двери запирались в семь вечера, но Жанна знала, где хранится ключ. Сунув руку за огромную китайскую вазу с сине-белым узором, она вытащила небольшую коробочку.

Спустя мгновение Жанна оказалась снаружи и заперла за собой дверь, забросив ключ в живую изгородь — заранее продуманный шаг, гарантирующий, что никто не последует за ней из дома.

Несмотря на решимость покинуть Хартли, первые несколько шагов дались Жанне с трудом. Будущее пугало ее.

Муж тетки вряд ли примет ее, но она может найти временный приют у супружеской пары, которую встретила, переправляясь через Ла-Манш. Это были те самые люди, которые подарили ей три платья в благодарность за уход за их дочерью. Те несколько монет, которые она хотела потратить на сладости для Дэвиса, послужат скромной платой за их доброту. Может, если повезет, она снова найдет работу.

Уличные фонари в этом районе гасли рано, чтобы не мешать обитателям богатых особняков почивать в своих постелях. Прижав к груди саквояж, Жанна углубилась в темноту. Над ее головой рокотал гром и сверкали молнии, словно Бог все еще гневался на нее за брошенный вызов.

Резкий ветер вырывал пряди волос из пучка и задирал юбку, обнажая лодыжки.

Не обращая внимания на острые края камней, впивавшиеся в тонкие подошвы туфель, Жанна решительно шагала вперед. Она одолела пешком весь путь от Волана до побережья. На забитых людьми дорогах редко встречались повозки. Расстояние, которое ей нужно пройти сегодня, куда короче. Эмигранты жили в старом городе, на противоположной стороне Эдинбурга.

Внезапно чья-то рука схватила ее сзади и оторвала от земли. Жанна вскрикнула, но грубая ладонь зажала ей рот.

Выронив саквояж, она лягнула невидимого противника ногой.

Тот охнул и выпустил ее из рук. Подхватив саквояж, Жанна стремительно повернулась и с размаху обрушила саквояж на грудь нападавшего. Глухой стук, раздавшийся при этом, доставил ей некоторое удовлетворение.

Мужчина выругался и, схватив ее за талию, перебросил через плечо. Его довольное хмыканье так взбесило Жанну, что она локтем нанесла ему ощутимый удар в затылок.

— Черт бы тебя побрал, женщина! Угомонишься ты, наконец?

Жанна очень надеялась, что его возглас привлечет внимание соседей, но из окрестных домов никто не выглянул.

Отказавшись от мысли укусить мужчину, она продолжала вырываться, молотя его кулаками по спине.

— Поверьте, мисс, мне это совсем не по душе, — сказал он. — Но я вынужден буду ударить вас, если вы не перестанете брыкаться.

— Я не позволю вам изнасиловать себя без борьбы, — заявила Жанна, снова лягнув его.

— Изнасиловать? Да я в жизни не насиловал женщин, — возмутился мужчина и поставил ее на ноги.

Жанна так удивилась, что застыла на месте, вглядываясь в его неясный силуэт. В следующее мгновение она сорвалась с места и понеслась по улице. Мужчина бросился следом и без труда настиг ее, грубо толкнув на землю.

Жанна упала и осталась лежать, тяжело дыша.

— Слезьте с меня, негодяй, — потребовала она, отдышавшись.

— Отведу-ка я вас к нему, — пробормотал он, поднимаясь. — Пусть сам решает, что с вами делать.

Жанна едва дышала, не говоря уже о том, чтобы задавать вопросы. Как мешок с мукой, ее снова перебросили через плечо. Вернувшись назад, мужчина поднял ее саквояж и целеустремленно зашагал по улице, стараясь держаться в тени.

Повиснув в унизительной позе вверх тормашками, Жанна время от времени ударяла его по спине, но это были жалкие потуги. Она до сих пор не отдышалась, а от притока крови к голове испытывала дурноту.

Чуть погодя ее бесцеремонно уронили на землю у подножия широких ступеней, ведущих к парадным дверям солидного особняка. Приземлившись на мягкое место, Жанна уставилась на своего похитителя в свете уличных фонарей. Им оказался молодой человек с худощавым лицом и длинными русыми волосами. Секунду они свирепо взирали друг на друга, затем он дернул подбородком в сторону ступеней.

— Вы слишком тяжелая, чтобы тащить вас туда, — заявил он.

Жанна нахмурилась:

— Чей это дом?

— Не важно. Вы пойдете сами или мне придется позвать кого-нибудь на подмогу?

— Я не настолько тяжелая, — раздраженно отозвалась она.

Он что-то буркнул себе под нос.

Жанна встала и отряхнула юбки. Мужчина схватил ее за руку и потащил вверх по ступенькам. Она уже подумывала о том, не лягнуть ли его снова, когда дверь распахнулась.

Пожилой мужчина в длинном халате и ночном колпаке, надетом на седые волосы, озадаченно уставился на них.

— Скажите Макрею, что я привел ее сюда. Она пыталась сбежать, и я не знал, что делать.

Дворецкий отступил в сторону, и перед глазами Жанны предстал человек, которого она не ожидала и не хотела видеть. Дуглас Макрей.

— Вы не могли бы приказать этому типу, — она бросила косой взгляд на своего похитителя, — чтобы он оставил меня в покое?

— Вообще-то нет, — ответил Дуглас, шагнув вперед.

— Она собрала вещички и рванула из того дома, сэр, — сообщил молодой человек — Капитан велел мне держать вас в курсе ее передвижений. Правда, он не говорил, что она попытается смыться, как воровка. Я чуть не упустил ее.

Дуглас перевел взгляд на Жанну, затем взглянул на престарелого дворецкого.

— Ложись спать, Ласситер, — сказал он. — Я сам займусь посетительницей.

На лице дворецкого не отразилось никаких чувств, однако сдержанный поклон, который он отвесил, прежде чем удалиться, не оставлял сомнений в его отношении к происходящему. Спустя мгновение он исчез в глубине дома, как и положено вышколенному слуге.

— Вы шокировали моего дворецкого, — сухо заметил Дуглас, взяв Жанну за локоть. — Думаю, вам лучше войти, пока вы не опозорились на весь Эдинбург. — Прежде чем она успела возразить, он втащил ее внутрь и повернулся к молодому человеку:

— Спасибо. Вы отлично справились.

— Вы забыли ее сумку, сэр, — сказал тот, протянув саквояж.

Дуглас приподнял брови:

— И куда же вы направлялись?

— Не сюда, во всяком случае, — отрезала Жанна. — Не хотелось позорить вас на весь Эдинбург. — «Не говоря уже о вашей жене», — добавила она про себя. Кого она меньше всего хотела бы видеть сегодня вечером, так это жену Дугласа Макрея.

Снова прогремел гром, и Дуглас взглянул наверх.

— Почему бы вам не переждать грозу под крышей, мисс дю Маршан? Если, конечно, у вас нет срочных дел. — Судя по шутливому тону, ситуация казалась ему забавной.

Жанна не сочла нужным ответить.

— Что заставило вис покинуть Хартли? Он перешел к активным действиям?

Он повернулся к ней лицом, и она поняла, что ошиблась, полагая, что ему весело. Напротив, Дуглас выглядел рассерженным, и Жанна снова подумала, что ее юный любовник превратился в весьма импозантного мужчину.

Внезапно ей захотелось знать все, что произошло с ним за эти годы. Где он был? Чем занимался? Но больше всего она хотела знать, почему он так и не вернулся к ней.

Неужели он не знал, как отчаянно она его любила?

Как горюет без него? Годами она задавалась вопросом, не умер ли он, и молилась о его душе истовее, чем о своей собственной.

Она позволила Дугласу снять с нее шаль. Но когда его пальцы задержались на ее плечах, Жанна нерешительно шагнула вперед.

— Мне не следует находиться здесь, — сказала она.

— Тогда уходите, — отрывисто бросил он.

Жанна взглянула на дверь, затем снова на него.

— Или оставайтесь, — добавил Дуглас уже мягче.

И улыбнулся, глядя на нее с таким видом, словно бросал ей вызов.