Глава 1

Июнь 1792 года

Эдинбург, Шотландия

Собираясь этим вечером в гости, Дуглас Макрей и представить себе не мог, что в одно мгновение десять лет унесутся прочь и он ощутит себя таким же потерянным и отчаявшимся, как в далекой юности. Когда он выходил из дома, у него не было ни малейшей надежды снова увидеть Жанну.

Он смотрел на стоявшую в дверях женщину, охваченный холодом и ощущением нереальности, словно вдруг перенесся в какое-то внеземное пространство.

По всем предположениям она должна быть мертва.

Облаченная в темно-синее платье, чей строгий вид смягчала лишь узкая полоска кружева у ворота и манжет, Жанна молча стояла, неподвижная и бесстрастная, держа за руку маленького мальчика с темными кудрявыми волосами. Костюм ребенка в точности повторял одежду отца, вплоть до белой отделки вокруг шеи и запястий.

Две мысли почти одновременно посетили Дугласа: жена Хартли — призрак из его прошлого и она не настолько больна, как утверждает ее муж.

Мальчик потер глаза, и Жанна заговорила с ним, понизив голос. Нежная улыбка изменила ее лицо, осветив глаза и смягчив линию губ.

Дуглас мысленно перенесся на два года назад. Он стоял в капитанской каюте на корабле брата с клочком бумаги в руке. Хэмиш привез новости из Франции, и Дуглас трижды перечитал записку, прежде чем осознал смысл написанного.

— Граф дю Маршан умер, — произнес он вслух. — Волан разрушен.

— А его дочь? — спросил брат.

— Здесь не сказано. — Он положил записку на стол, потрясенный мыслью, что Жанна дю Маршан скорее всего тоже мертва.

Но, выходит, это не так?

— Пожелай отцу спокойной ночи, — ласково обратилась Жанна к мальчику. Звук ее голоса живо напомнил Дугласу летний Париж и тенистый сад.

Ребенок робко взглянул на мужчину, сидевшего в кресле рядом с Дугласом.

— Спокойной ночи, папа, — сказал он, не выпуская руки матери и не сделав попытки приблизиться к отцу.

— Спокойной ночи, Дэвис, — отозвался тот, рассеянно улыбнувшись сыну и задержав взгляд на Жанне.

Ее рыжие волосы были убраны в аккуратный пучок, прикрытый чепчиком из кружева и темно-синих лент. Она стояла, потупив взор, что позволяло Дугласу беспрепятственно разглядывать ее лицо.

Прелестное лицо, которое он целовал столько раз, что помнил нежность ее кожи, расстояние от уголков выразительных губ до высоких скул, трепет густых ресниц, изгибы бровей. Однажды Дуглас видел римскую монету, и изображенный на ней совершенный профиль был так похож на Жанну Ее серые глаза, всегда напоминавшие ему о тумане, штормах и дыме костров, сейчас прятались за толстыми линзами очков. Голос из прошлого, смеющийся и дразнящий, еще звучал в его ушах.

— Я ужасно тщеславна, Дуглас. В очках я бы лучше видела тебя, но они так уродливы.

— Ничто не может сделать тебя менее красивой в моих глазах, Жанна, — заверил он девушку, переполненный страстью и юношеской восторженностью. Он был так отчаянно влюблен, что считал ее безупречной.

Она обвила руками его шею и нежно поцеловала:

— Отныне я всегда буду считать себя красивой, мой милый Дуглас. Даже если мне придется щуриться, глядя на тебя.

Жанна, стоявшая перед ним, прошлась по нему равнодушным взглядом. Внезапно ее глаза округлились, слабая улыбка, игравшая на губах, исчезла, рука дрогнула и приподнялась.

Жанне стало страшно.

Возможно, она разучилась читать его мысли, как это было когда-то. Иначе она выскочила бы из комнаты или молила о прощении.

Впрочем, она его никогда не получит.

Хозяин дома сделал ленивый жест рукой, и Жанна тотчас вышла, уводя с собой ребенка. Ни один из них не обернулся, но Дуглас продолжал смотреть им вслед, даже когда дверь закрылась.

— Вижу, вы онемели при виде моей гувернантки, — заметил Роберт Хартли, усмехнувшись. — Я чувствую то же самое при взгляде на Жанну. Если забыть про эти уродливые очки, она весьма аппетитная штучка. Вы обратили внимание на ее грудь? — Он наполнил бокал и протянул его гостю.

Дуглас повертел бокал в руках, рассеянно наблюдая за игрой света на резном хрустале. Ему вдруг стало зябко.

Гувернантка?

Он медленно повернул голову и взглянул на хозяина дома, выдавив некое подобие улыбки.

— Ваша гувернантка и в самом деле недурна.

Хартли усмехнулся:

— Думаю, в самом скором времени ее статус повысится. Моя жена все еще хворает после рождения ребенка, а у мужчины есть определенные потребности.

— Вы так уверены, что она примет ваше предложение? — полюбопытствовал Дуглас. Как ни странно, голос его звучал твердо, не отражая царившего в мыслях смятения. Со стороны могло показаться, что обсуждаемая тема не представляет для него особого интереса.

— Разве у нее есть выбор? В конце концов, она всего лишь гувернантка. Они могут сколько угодно задирать носы и изображать из себя недотрог, но в конечном итоге делают все, что от них требуется, лишь бы не оказаться на улице.

Дуглас осторожно поставил бокал на медный поднос.

Комната, где они сидели, была довольно уютной, без претензий на пышность, характерных для остальных помещений этого дома. Вдоль стен высились книжные полки, уставленные сотнями книг, подобранных скорее по толщине, чем по темам.

Подобно многим, Хартли мнил себя образованным человеком, даже не пытаясь приобщиться к знаниям.

Их встреча носила чисто деловой характер. Хартли пожелал вложить деньги в импорт французских тканей, и до появления гувернантки вечер был вполне приемлемым.

— Видели бы вы ее несколько месяцев назад. Кожа да кости, но теперь она приятно округлилась.

— Вы сами ее наняли? — Дуглас заставил себя откинуться в кресле, изображая небрежность. Все его чувства обострились в ожидании ответа.

Хартли сделал глоток, самодовольно разглядывая свой бокал.

— Нет, это заслуга моей жены. Кажется, тетка девушки была дружна с ее матерью. Жаль, что Жанна решила пойти в гувернантки. С такой внешностью она могла бы стать весьма востребованной куртизанкой.

Гнев, захлестнувший Дугласа, застал его врасплох. Впрочем, он никак не ожидал, что Жанна вдруг воскреснет из прошлого, словно призрак, обретший плоть. Не странно ли, что из всех мест на свете, из всех городов и стран, из всех домов, трактиров и лачуг она объявилась именно здесь, в доме Роберта Хартли, и именно этим вечером?

Он взглянул на дверь, чувствуя, что его кровь начала согреваться, но сердце все еще лихорадочно билось, а пальцы судорожно сжимали подлокотник кресла.

К счастью, хозяин дома, однако, не заметил в его поведении ничего необычного. У Дугласа не было ни малейшего желания объяснять, почему один вид этой женщины привел его в ярость, которую он едва сдерживал.

— Как я понял, вы неоднократно бывали во Франции, — промолвил Хартли, снова наполнив свой бокал.

— Да, — отозвался Дуглас. — Но в основном перевозками занимаются мой брат с женой.

В последние годы Хэмиш и Мэри совершали регулярные рейсы через Ла-Манш, спасая тех, кто пытался бежать из Франции, но Дуглас не собирался посвящать Хартли в их деятельность, включая тот факт, что, пока англичане заняты изгнанием гугенотов из Новой Шотландии, Хэмиш и Мэри не жалеют усилий, заселяя его родную страну французскими эмигрантами.

— Там творятся ужасные вещи, — заметил Хартли без тени сочувствия в голосе.

Дуглас, и сам не испытывал особых эмоций, пока не отправился вместе с братом в Кале. Его сострадание родилось в тот момент, когда он увидел отчаяние в глазах тех, кому удалось бежать из Франции, и услышал их рассказы.

— Полагаю, ни одна революция не обходится без зверств, — сказал он, смакуя виски. — Французы чувствуют себя обездоленными, что только подогревает радикализм.

— Но они слишком нетерпимы к своей знати, — усмехнулся Хартли. Он откинулся в кресле и поднял бокал, любуясь темно-золотистым оттенком виски.

— И к своему королю с королевой, — согласился Дуглас, намекая на арест Людовика и его жены годом раньше. Франция пожирала свою аристократию, целенаправленно очищаясь от благородного сословия.

Не это ли случилось с Жанной? Может, она бежала из Франции, лишившись привилегий своего «класса? Не без труда Дуглас переключил внимание на своего собеседника и их деловое предприятие. Он гость в этом доме и должен вести себя соответственно.

Месть подождет.

Загрузка...