Соблазн в мегаполисе

Свидание под светом витрин

Повествую я об одном удивительном вечере, когда сам город, казалось, вступил в заговор с молодой и пылкой мечтой, чтобы подарить двум сердцам необыкновенную встречу. Было это в те часы, когда сумерки уже сомкнули свои фиолетовые веки над суетными улицами, а повсюду загорались огни витрин, напоминавшие разноцветные маяки, указывающие путь запоздалым странникам.

В тот ветреный вечер, промозглый, как северный бриз, один юноша по имени Владислав – человек трепетной души и вечно ищущего взора – брёл по городу без определённой цели. Ему было лет двадцать пять, и на висках его не лежало ни одной заботы, кроме вечного романтического томления. Он носил длинное тёмное пальто, которое волнами то приподнималось, то опадало вместе с порывами ветра, а глаза его горели радостью молодости и упорством выдумщика. За плечом у Владислава висела потёртая кожаная сумка, в которой он держал книжку стихов да скромный дорожный ежедневник.

Погрузившись в обрывки собственных мыслей, юноша не замечал, как сам город зазывал его: вот сверкала стеклянными фасадами новая галерея, вот манил вкусными ароматами небольшой ресторанчик под золотистой вывеской. А впереди, волшебным островом в океане ночи, сияли празднично убранные витрины – выложенные причудливыми игрушками, обёрнутые гирляндами, каждая из них становилась сценой миниатюрного представления, призывая редких прохожих остановить бег и полюбоваться искусной иллюминацией.

Внезапно Владислав, оглянувшись на пустынную улицу, заметил неподалёку фигуру девушки. Она стояла под фонарём и словно прислушивалась к чему-то, что ей мог нашептывать ветер. Одетая в простое тёмное пальто, девушка всё же выглядела так, будто прибыла из иной эпохи: строгий крой платья, тонкая талия, мягко очерченные черты лица. Порывы ветра играли её тёмными локонами, и от этого мягкого движения рождалось ощущение живой, трепетной грации.

Девушка огляделась и, словно почувствовав на себе взгляд юноши, улыбнулась. Не было в той улыбке ни кокетства, ни смущения – одна лишь тёплая приветливость, подобная тому, что можно увидеть у старого друга, нечаянно встреченного в новой обстановке. Владислав на миг замер. Чувствуя прилив смелости – или, напротив, полное отсутствие осторожности, он решил заговорить с незнакомкой.

– Добрый вечер, – негромко произнёс он, подходя ближе. – Позвольте спросить, не заблудились ли вы? Город нынче велик и чужд одинокому прохожему, а у этого фонаря вы стоите так, будто ищете путь среди теней.

– Добрый вечер, – ответила она чуть насмешливо, будто наслаждаясь его вежливой речью. – Я и сама точно не знаю, чего жду. Может быть, даже и не пути. Мне просто хотелось побыть в тишине, посмотреть на огни витрин… Вы посмотрите, как они отражаются в лужах – будто в каждом осколке воды целый мир притаился.

Владислав повернул голову и в самом деле отметил, как в небольшой луже у края тротуара искрилось красно-золотое сияние – отражение витрины напротив, в которой были выставлены хрустальные вазы. От стеклянного света всё вокруг выглядело загадочным, будто стало декорацией к старинному спектаклю.

– Вы правы, – сказал он, – городские витрины по вечерам напоминают мне о таинственных маяках, что указывают путь путешественникам на окраинах морей. И я сам иногда думаю: а не странник ли я, заблудившийся в буре великих улиц?

– Что ж, тогда, может быть, мы оба странники? – улыбнулась девушка. – Меня зовут Наталья. И если вам некуда спешить, давайте прогуляемся вместе. Ведь даже в сильнейшую бурю путешественнику легче, когда рядом идёт собеседник.

Предложение её было столь естественно, что Владислав без колебаний принял его. Они двинулись бок о бок вдоль витрин, где свет играл то зелёными, то серебристыми отблесками, и, подходя к каждому новому окну, останавливались полюбоваться мозаикой огней и теней. Над их головами мрачно шумел январский ветер, вздувая уличную пыль, но в сердце у них, казалось, цвели тёплые летние мотивы.

– Видите эти фарфоровые фигурки? – сказала Наталья, указывая на искусные статуэтки, выставленные в окне небольшого антикварного магазина. – Кажется, они оживают, когда мы отворачиваемся. Как будто ночью, когда город засыпает, фарфоровые лошади начинают свой плавный бег, а фарфоровые дамы крутятся в вальсе.

Владислав усмехнулся: – Удивительно, что вы говорите так, будто точно знаете, что происходит тут по ночам. Словно сами видели бал в этой витрине.

– А разве вы в детстве не представляли, что игрушки живут своей тайной жизнью? – вопросила она в ответ. – Может, нам и сейчас стоит сохранить немного этого детского чуда, чтобы не потерять самое главное: умение верить в сказку.

Тонкие нити разговора, переходя от темы к теме, постепенно связывали их души во всё более тесном согласии. Владислав с изумлением слушал, как Наталья описывает вечерний город: его сырость, его промозглый ветер, блики света на мостовой. Казалось, из её уст любой образ становился прекрасным. А Наталья, в свою очередь, ловила каждое его слово про стихи, про странствия на страницах книг – и в ответе её звучало нечто вроде сердечного участия.

Миновали они просторную площадь, где огромные панорамные окна модного бутика сияли так ярко, что от ослепительного блеска можно было подумать, будто попал в царские чертоги. За широкими стёклами выставлены были роскошные наряды из бархата и шёлка, переливающиеся множеством оттенков. Платья, пиджаки, туфли – всё расставленное по манекенам в позах, полных почти живой грации. Двое наших молодых знакомцев, не сговариваясь, остановились и полюбовались на этот нарядный парад, словно вдруг стали подглядывать за балом, проходящим за прозрачными стенами замка.

– Никогда не думала, что витрины могут быть настолько праздничными, – проговорила Наталья, чуть тише, чем прежде. – Словно город надевает маску, как для карнавала, и показывает нам всё самое лучшее.

– Быть может, это обманчивый блеск, – задумчиво произнёс Владислав, глядя на её профиль, освещённый отражённым светом. – Вся эта роскошь может оказаться лишь трюком, призванным заставить нас купить лишнюю вещь… Но в то же время, – добавил он, помедлив, – всегда приятно любоваться чем-то, что напоминает о красоте и беззаботности жизни. Пусть даже это искусственный блеск.

Наталья обернулась к нему. В карих глазах её отражался тот самый золотистый свет, и в нём виделось тихое согласие со словами Владислава. Но и нечто ещё там теплилось – возможно, пробуждающееся чувство доверия.

– Сама не знаю, почему решила, что стоит остаться этим вечером на улице. Я сделала все дела, вышла из дома и подумала: вот сейчас декабрь, скоро праздники, а я так давно не смотрела на наш город в огнях. И знаете, не пожалела, ведь эта прогулка подарила мне вас.

Услышав такие слова, юноша почувствовал, как сердце его забилось чаще, а щеки запылали. Он совсем не ожидал, что незнакомка ответит ему столь откровенно. Но её искренность, словно мягкий ветерок, развеяла последние сомнения. Он улыбнулся ей в ответ, и в этой улыбке, несомненно, читалась искра ответного чувства.

– Признаюсь, я всегда любил гулять в одиночестве, – сказал Владислав. – Но теперь замечаю: красота витрин приобретает особую остроту, когда рядом есть кто-то, с кем можно разделить это восхищение.

Минуты превратились в часы; они неспешно обошли две центральные улицы, свернули на боковой бульвар. Остановились у крошечной кондитерской, которая мирно светилась посреди мрака. В окне витрины была выставлена шоколадная фигурка Санта-Клауса, рядом развешаны праздничные леденцы, а в воздухе витал тонкий аромат печенья с корицей. Владислав предложил зайти внутрь, и Наталья, нисколько не колеблясь, согласилась.

Там, в полупустом зале, они выбрали уединённый столик у окна, откуда было видно неспешное движение прохожих за стеклом. Тишину небольшого помещения нарушало лишь тихое позвякивание посуды да негромкая музыка, льющаяся из старого граммофона в углу. Пирожные были сладкими, горячий шоколад – ароматным. Но главное, что пленяло обоих, – это возможность заглядывать друг другу в глаза и чувствовать какую-то мистическую близость.

Каждое слово казалось признанием; каждый жест был волнительным, как листок старой рукописи, где судьба героев ещё не дописана до конца. Взгляды переплетались так же, как перемешивается сахар в чашке. Короткие моменты молчания не были неловкими – они дарили приятную дрожь ожидания, будто бы где-то на страницах этого вечера вот-вот произойдёт важный перелом.

Когда они вышли обратно на улицу, клочки тумана начали опускаться на мостовую. Прохладный ветер обдавал щеки молодым людям, но им не казалось холодно: свет витрин и отголосок взаимного чувства согревали их сильнее любого пальто. И тогда Владислав, собравшись с духом, осторожно предложил:

– Позвольте мне проводить вас. Город ночью бывает непредсказуем, а мне хотелось бы знать, что вы доберётесь домой невредимой.

Наталья посмотрела на него с непередаваемым сочетанием благодарности и радости. Ни слова не сказав, она сама сделала первый шаг навстречу и доверчиво взяла его под руку. Их тихая поступь отдавала эхо в безлюдной ночной тишине: так капитан и его верный друг скользят по палубе корабля, устремляясь навстречу полуночным глубинам моря.

Дорога тянулась вдоль призрачных огней, и каждый поворот открывал всё новые картины городской романтики. Витрины старинных ателье, манящие полупрозрачными шторами и редкими лампами; маленькие магазинчики пряжи или специй, хранившие в себе загадочные ароматные сокровища. Казалось, что вот-вот зазвонят в отдалении городские часы, возвестят новый час, и тогда исчезнет всё волшебство ночи. Но времени будто не существовало: лишь она и он, держась рука об руку, шли по влажному асфальту, и серебряные лучи фонарей растворялись в их лёгкой беседе.

Наконец они подошли к старому доме, на котором в полумраке едва можно было разобрать номер. Наталья остановилась у крыльца, устало опустила плечи, но при этом в глазах её горело неподдельное счастье.

– Мне пора внутрь, – сказала она тихим голосом. – Спасибо вам за чудесный вечер. Город сегодня открылся для меня с другой стороны, и всё благодаря вам.

– Я тоже благодарю вас, – ответил Владислав, склонив голову набок, словно признаваясь в чём-то сокровенном. – Пусть этот вечер будет только началом нашей общей истории. Если позволите, я хотел бы увидеть вас вновь.

На эти слова в ответ он получил лишь лёгкое прикосновение её руки к своей щеке и застенчивую улыбку. Но в ней содержалось обещание, понятное без единого слова. Он взял её руку в свою, коснулся пальцев, напоследок ощутив их тёплую мягкость, и лишь затем отпустил.

Так завершилось то, что можно назвать самой трогательной встречей для двух душ, случайно – а может, и предопределённо – нашедших друг друга в свете праздничных витрин. И когда Владислав уходил назад, сквозь пугающие порывы ветра и колеблющийся свет фонарей, он ощущал, что сердце его, подобно кораблю, вышедшему в открытый океан, плывёт навстречу сияющим маякам. Эти маяки были не витринами, что он видел вокруг, но сиянием новой надежды и тепла в собственном сердце.

И город, словно добрый свидетель, оставался позади него, всё ещё сияя витринами – таинственными, прекрасными, и, пожалуй, уже не столь одинокими, ибо сегодня они не только выставляли свой блеск напоказ, но и стали фоном для начала красивой истории о двух людях, сошедшихся в лунном сиянии под светом ночных огней.