Мэдлин Хантер Соблазнитель

Глава 1

1818 год

Дьявол во плоти все-таки явился к ней.

Очевидно, мадам Леблан исполнила свою давнюю угрозу и вызвала его из Парижа.

Роскошная зеленая карета, щедро украшенная позолотой и резьбой и запряженная четверкой белых рысаков, подкатила ко входу в школу и остановилась.

«Вот в таких экипажах и разъезжают принцы», – подумалось Диане.

Однако приезд опекуна далеко не всегда обставлялся столь пышно. Иногда он приезжал верхом на лошади, один раз даже пришел пешком. Был год, когда он и вовсе не появился. Разгневанная мадам Леблан едва не перевела ее в сиротский приют, основанный монахами ордена доминиканцев. Но, слава Богу, тут подоспела присланная опекуном женщина и внесла плату за содержание Дианы в интернате за полгода вперед.

Вряд ли чопорный опекун обрадуется, когда выяснится, что его срочно вызвали в Руан из-за возмутительного поступка его подопечной. На сердце у Дианы стало тревожно, она зябко поежилась, подумав, что ее дерзкий план обречен на провал. Ужасное будущее, уготованное безжалостной фортуной, нарисовалось ей вдруг во всех отвратительных деталях. Но рассудок ее решительно отвергал унылую перспективу и требовал положить конец нынешнему прозябанию.

Диана давно втайне мечтала совершить романтическое путешествие в страну своих девичьих грез и встретить там благородного рыцаря. Но, похоже было, что опостылевший интернат навсегда останется единственным ее пристанищем в этом суровом и безжалостном мире. Розовые же мечты со временем поблекнут и утратят свою былую привлекательность...

Дьявол во плоти вышел из кареты, облаченный, как и положено сатане, в темно-синий плащ и ботфорты. Ветер трепал его черные как смоль волосы, придавая всему облику дикарскую свирепость.

Диане вспомнилось, что далеко не всегда этот мужчина носил дорогую одежду, было время, когда он появлялся в потертом сюртуке, худой и бледный. Но порядок их встреч, происходивших раз в году, оставался неизменным. Скользнув холодным взглядом по ее лицу, опекун интересовался, хорошо ли к ней относятся в интернате, прилежно ли она учится, имеются ли у нее пожелания и, наконец, сколько ей исполнилось лет.

Судя по безучастному выражению его лица, ответами он мало интересовался. И поэтому Диана говорила всегда только то, что ему хотелось услышать. Лишь однажды, когда ее несправедливо выпороли за проступок, которого она не совершала, Диана попросила опекуна за нее заступиться. К ее немалому удивлению, с тех пор ее больше не пороли. Мадам Леблан расстроилась, получив от него выговор, но соблюдала запрет. Сегодня, видимо, она вызвала его сюда, чтобы заручиться разрешением на экзекуцию.

Щурясь от ветра, Дьявол во плоти шагнул к дверям школы.

– Только посмей донести на меня! Тогда тебе не жить! – сдавленно прошептал кто-то у Дианы за спиной.

Резко, как от удара розгами, она обернулась. Черные, глубоко посаженные глазки учительницы музыки мадам Уазо светились угрозой, запавшие щеки побледнели, темные волосы воинственно топорщились, ноздри прямого носа хищно раздувались.

Подперев бока кулачками, она прошипела:

– И не сомневайся, что я исполню свою угрозу. Лучше стисни зубы и стерпи наказание, Диана, тогда я стану твоей подругой. В противном случае... – Мадам Уазо многозначительно вскинула тонкие брови.

По спине Дианы пробежал озноб, словно на нее повеяло холодом из разверзшейся могилы ведьмы.

– Тебе все равно никто не поверит, – продолжала запугивать ее мадам Уазо. – Твой опекун уедет, а мы с тобой останемся. Пошевели мозгами, деточка, и сделай правильный выбор. Стой здесь и жди, пока я тебя позову!

Она повернулась и ушла, бедняжка затравленно, оглядела свое скромное пристанище, будто ища поддержки у хорошо знакомых ей предметов обихода: жесткой кровати, накрытой стареньким покрывалом, скрипучего деревянного стула и колченогого письменного стола. Рассохшийся гардероб облупился и нуждался в покраске, поцарапанный тазик для умывания помялся и побился за многие годы употребления. Но как ни убого выглядела ее нынешняя обитель, здесь проходила почти вся ее жизнь, а другого дома Диана даже не помнила.

Что ж, подумалось ей, уж лучше худо-бедно существовать в привычной обстановке и терпеть незаслуженные нападки мадам Уазо, чем столкнуться с пугающей неизвестностью, подобной бездонной черной бездне, и бесследно в ней исчезнуть, как песчинка на дне океана или пылинка в бескрайней раскаленной пустыне.

Так одиноко и жутко Диане еще никогда не было.

Вместе с неосознанным страхом в голову начали заползать ядовитыми гадами старые вопросы, преследовавшие ее с раннего детства, как-то: кто она такая? как очутилась в школе-интернате? есть ли у нее родные? Несколько лет Диана не задавалась ими, но с недавних пор они снова стали мучить ее и звучать в ушах настолько требовательно и громко, что казалось, эхо отзывалось тупой болью в пустотах ее сердца.

Ответы можно было найти, лишь выбравшись из этого крохотного замкнутого мирка.

Требовалось только собраться с духом и воспользоваться представившимся ей шансом.

Так что же делать? Остаться здесь или же отдаться на милость этому демоническому мужчине, прозванному ею Дьяволом во плоти?


– ...Если девчонка остается ненаказанной, я буду вынуждена требовать, чтобы она покинула школу. Я не могу допустить растления своих целомудренных воспитанниц! – воскликнула мадам Леблан срывающимся на визг голосом.

Дэниел Сент-Джон раздраженно поморщился, вынужденный отвлечься от размышлений о своих незаконченных делах в Париже, и прервал безудержный поток слов дородной седоволосой директрисы:

– В своем письме ко мне вы утверждали, мадам, что речь идет о чем-то весьма серьезном. Однако насколько я понял из ваших устных объяснений, моя подопечная замечена лишь в чтении какой-то подозрительной книги. Но что же в этом предосудительного? В школе девочка должна учиться, а книга, как известно, источник новых знаний. Ее следовало бы поощрить за рвение, а не наказывать. Вы вполне могли бы разобраться с этой пустяковой проблемой сами и не заставлять меня мчаться сюда, бросив все свои дела. Я ведь подумал, что бедное дитя заболело и умирает...

Досаднее всего в этой истории было то, что письмо от директрисы настигло его в Париже, где он был проездом и задержался только в силу случайного стечения обстоятельств.

– Если вам кажется, что девочка в чем-то провинилась, – продолжал выговаривать директрисе он, – то поступите с ней так, как вы всегда поступаете в подобных случаях. Разве не за это я вам плачу? Не было никакой необходимости вызывать меня сюда, мадам!

Директриса склонила голову и смерила его исподлобья недобрым взглядом.

– Проступок, который она совершила на этот раз, заслуживает более сурового наказания, чем временное ограничение ее дневного рациона хлебом и кипятком, месье! Позвольте напомнить вам, что вы строго-настрого запретили мне применять к ней телесные наказания, не получив на то вашей санкции.

– В самом деле? – Дэниел удивленно вскинул брови. – Не припоминаю, когда я отдавал такое распоряжение.

– Давно, месье, несколько лет назад. Я предупреждала вас, что подобное попустительство закончится бедой. Так оно и случилось!

Теперь ему смутно вспомнилось, как искренне просила его когда-то юная дева с лицом беспризорницы защитить ее от несправедливых наказаний. Однако же своих указаний в связи с этим ему вспомнить не удалось. Вот к чему приводит излишнее великодушие! Приходится терпеть из-за него разные неудобства, прерывать деловую поездку и тащиться в чертову глушь. Нет, впредь нельзя позволять себе ничего подобного.

Он выпрямился в кресле и приготовился уже было отменить свой приказ, когда взгляд его случайно упал на ивовые розги, лежащие на письменном столе. Ангельское личико плачущего ребенка вдруг явственно вспомнилось ему, как и дрожащий от волнения голос его подопечной, жалующейся на излишнюю суровость мадам Леблан.

– Я хотел бы взглянуть на эту книгу, – твердо сказал он.

– В этом нет особой необходимости, месье! – воскликнула директриса. – Уверяю вас, что такого рода чтиво совершенно не предназначено для детского чтения.

– И, тем не менее, мадам, я предпочел бы в этом лично убедиться, – настаивал опекун. – Нельзя же пороть ребенка розгами за безобидный интерес к стихам Овидия или религиозному трактату какого-то еретика.

– Позволю себе не согласиться с вами, – упорствовала мадам Леблан.

– Покажите мне книгу, мадам! – строго повторил Дэниел.

Директриса подошла к книжному шкафу, отперла дверцу одним из ключей, висевших у нее на шнуре, и взяла с полки маленький том в красном переплете. С брезгливой миной вручив его посетителю, она повернулась к нему спиной и отошла к окну, демонстрируя тем самым свое порицание печатного издания, которое он держал в руках.

Стоило только его пролистать, как он тотчас же все понял. Строго говоря, книгой этот томик и не являлся, скорее, это был альбом гравюр, весьма наглядно и детально иллюстрирующих изобретательность греховодников, предающихся разнузданному разврату. Некоторые из выбранных сластолюбцами поз определенно требовали значительных физических усилий, другие были довольно незамысловатыми, иные же вообще не поддавались осознанию их здравомыслящим человеком. Он захлопнул книжку и сказал:

– Мне все ясно. Позовите сюда девочку, мадам!

Лицо директрисы просияло.

– Я попросила бы вас, месье, присутствовать на экзекуции, – прошептала она. – Негодница должна знать, что ее наказывают с вашего одобрения.

– Пусть ее приведут сюда, – повторил опекун, брезгливо поморщившись.


В кабинет директрисы Диану привела мадам Уазо. Опекун сидел в кресле за письменным столом, рядом с ним стояла, скорчив свирепую мину, мадам Леблан, выразительно поглядывая на ивовые розги. Дэниел скользнул раздосадованным взглядом по своей провинившейся подопечной и, нахмурившись, уставился в угол. Диана не преминула воспользоваться этим, чтобы хорошенько разглядеть своего опекуна.

В сущности, он вовсе не походил на дьявола, это она сама так его прозвала еще в раннем детстве из-за пристального взгляда и кустистых бровей. Но потом, обнаружив, что опекун почти не смотрит на нее, Диана перестала его бояться. Еще у него был прямой нос и резко очерченный подбородок. Улыбаясь, он всегда насмешливо кривил рот и немного щурился, что, как ей казалось, должно было нравиться женщинам. Во всяком случае, мадам Уазо краснела от смущения, когда он появлялся в интернате.

Теперь он уже не казался ей старым, как раньше, в детстве; ему, пожалуй, было около тридцати. Странно, что для нее опекун всегда был взрослым человеком, внушавшим ей трепет и уважение. Сейчас он явно скучал и едва ли не зевал. Какой же наивной она была, возлагая на него большие надежды! Опека наверняка тяготила его, и рассчитывать на милосердие этого человека ей не стоило. Из размышлений Диану вывел визгливый голос мадам Леблан:

– Как и следовало ожидать, месье был потрясен, узнав о твоем позорном поступке, негодница!

Опекун скривил в насмешливой ухмылке рот и спросил, постукивая кончиками пальцев по красному переплету:

– Как вы можете объяснить свое недостойное поведение?

Мадам Уазо подошла к ней поближе, как бы напоминая о своей угрозе. Мадам Леблан вперила в Диану злобный взгляд, словно внушая ей мысль упасть на колени и просить о пощаде. Лицо опекуна вновь обрело бесстрастное выражение, ему явно хотелось поскорее покончить с этим недоразумением и уехать.

Диана выбрала безопасный вариант ответа и пролепетала:

– Нет, месье, я не могу объяснить свое недостойное поведение. – Она потупилась, проклиная себя за трусость, но краем глаза все же успела заметить, что опекун пронзил ее испытующим взглядом, прежде чем откинуться в кресле и отдать директрисе команду начинать. Диана похолодела и закусила нижнюю губу, чувствуя, как от обиды по коже поползли мурашки, а к горлу подкатил ком:

Мадам Уазо и Леблан поставили в центре помещения скамейку и стул, и Диане было приказано принять соответствующую унизительную позу: встать на коленях на скамеечке, склонив голову на сиденье стула, и оттопырить зад.

Опекун устремил задумчивый взгляд в облупившийся потолок, не проявляя к происходящему видимого интереса. Директриса взяла со стола розгу и сжала ее в руке, как рапиру. Порке подвергались в интернате не только учащиеся, но и согрешившие служащие. Несколько месяцев назад мадам Леблан собственноручно выпорола одну из уборщиц, пойманную при попытке выскользнуть из школы ночью на любовное свидание с мужчиной.

Сгорая от стыда и моля Бога, чтобы Он ниспослал дрему на ее опекуна, Диана заняла постыдную позу и вцепилась руками в сиденье стула.

Мадам Уазо не торопясь задрала подол ее мешковатого платья, и директриса вновь порекомендовала ей попросить прощения. Диана промолчала, и тогда розга, со свистом распоров спертый воздух кабинета, обожгла ее ягодицу. Диана заскрежетала зубами. Последовал новый хлесткий удар, уже по другой ягодице. Боль разлилась по низу живота, по всему телу стал расползаться жар, а соски грудей отвердели.

– Достаточно! – нарушил тишину голос опекуна.

Однако директриса все же хлестнула Диану розгой в трети й раз.

– Я сказал, достаточно! – повысив голос, повторил опекун.

– Но, месье, у нас обычно...

– Довольно. И покиньте кабинет, – непререкаемым тоном произнес демонический мужчина.

Диана попыталась было встать. Но мадам Уазо помешала ей, нажав рукой на поясницу, и приторно-слащавым голоском проворковала, обращаясь к мадам Леблан:

– Похоже, ее опекун настолько разъярен, что счел своим долгом лично исполнить наказание. По-моему, это правильное решение, не так ли?

Директриса что-то невнятно пробурчала в ответ и первой вышла из кабинета. Легонько шлепнув ладошкой Диану по розовой попке, мадам Уазо тоже выскочила за дверь.

Опекун встал и приблизился к Диане. Она замерла, готовая провалиться сквозь пол. Опекун хмыкнул, внимательно осмотрев следы от розги, одернул подол ее платья и приказал ей встать. Она проворно вскочила и повернулась к нему лицом. Он опять уселся в кресло за письменным столом и спросил, нахмурившись:

– Откуда у вас эта вещь?

– Какое это имеет значение? – с вызовом воскликнула она.

– Прошу ответить на мой вопрос! Я должен знать, каким образом в учебное заведение с едва ли не монастырскими порядками попало столь вульгарное издание! – повысив голос, произнес опекун.

В ушах Дианы прозвучала угроза, которую прошептала ей на ухо мадам Уазо. От этой вздорной особы можно было ожидать чего угодно, она могла и убить. А господин опекун, пожалуй, даже обрадовался бы, если бы это произошло, поскольку у него поубавилось бы хлопот.

– Я ее украла, – ответила Диана.

– У книготорговца?

– Это не важно, главное, что мадам Леблан обнаружила ее в моей тумбочке. Объяснения ее не интересуют, она говорит, что они лишь усугубляют прегрешение.

– Неужели? – Дьявол во плоти хмыкнул и вскинул бровь. – Какая чушь! Однако, полагаю, вам ясно, что именно потрясло мадам Леблан, хотя брошь и не была найдена.

– Очевидно, вычурные позы мужчин и женщин, изображенных на гравюрах. Как я догадываюсь, они совершают нечто недозволенное и греховное, – невинно хлопая глазками, пролепетала Диана.

– Что ж, книжку вы, пожалуй, действительно украли, – с ухмылкой произнес опекун. – Вот только почему-то скрываете, у кого именно. Случайно, не у мадам Леблан?

Диана молча покачала головой.

– В таком случае она принадлежит другой вашей наставнице, вероятно, той самой, которая с удивительной услужливостью оставила вас здесь наедине со мной, – прищурившись, процедил прозорливый опекун, и Диана почувствовала, что он любой ценой узнает правду.

Впервые за многие годы этот демонический мужчина жег ее своим проницательным взглядом, вселяя беспокойство. Она задумалась, не решаясь рассказать ему правду. Но червь сомнения, грызший ее сердце, напомнил ей, что в прошлый раз ее перестали наказывать, после того как она пожаловалась ему. Диана собралась с духом и выпалила:

– Да, я взяла эту книжицу у мадам Уазо. О ней мне рассказала одна наша воспитанница. Ей всего четырнадцать лет, но мадам Уазо однажды завела ее в свою спальню и дала ей посмотреть эти фривольные гравюры. А потом сказала, что дамы, позволяющие господам так шалить с ними, купаются в богатстве и роскоши. Я решила выкрасть эту книжку и бросить ее в огонь. Однако мадам Уазо обнаружила пропажу и объявила, что у нее пропала ценная брошь. Директриса распорядилась, чтобы произвели обыск во всей школе, и книжку нашли у меня. Вот и все.

Дьявол во плоти окинул ее изучающим взглядом, пожевал губами и внезапно спросил:

– Сколько вам теперь лет?

– Шестнадцать, – вздрогнув, ответила Диана.

Опекун окинул ее подозрительным взглядом и покачал головой:

– Лгать грешно! Я привез вас сюда лет двенадцать назад, и уже тогда вы не были ребенком. Итак, сколько же вам лет на самом деле?

Диана отвела глаза, поймав себя на мысли, что ее заветная мечта близка к осуществлению. Но только куда вдруг пропала вся ее смелость?

– Шестнадцать, – снова солгала она.

– Не пытайтесь обмануть меня, маленькая лгунья! – Опекун погрозил ей пальцем и добавил, зловеще сверкая глазами: – Мне думается, что правда быстрее выплывет наружу, если распустить эти детские косички и надеть на вас другое, красивое дамское платье.

– Но мне и в самом деле только шестнадцать! – стояла на своем Диана.

– Ах вот как! Тогда вам придется распустить волосы для начала, а потом, возможно, и снять свою нелепую одежду, – прорычал опекун. – И не заставляйте меня ждать!

Проклиная себя за глупость и упрямство, Диана развязала шелковые ленточки и расплела косички. Волосы волнами упали ей на спину и плечи.

Глаза демонического мужчины потеплели, но это лишь испугало Диану и насторожило ее.

– Так сколько же вам лет, юная леди? – вкрадчиво спросил опекун. – Только не говорите, что всего шестнадцать. Я вижу, что вы умышленно вводите меня в заблуждение. Итак, я хочу услышать наконец правдивый ответ!

– Мне шестнадцать лет, – прошептала Диана.

– Тогда раздевайтесь, мадемуазель! Снимайте с себя платье!

У Дианы вытянулось лицо, в глазах застыл ужас.

Загрузка...