Соблазнить шпиона

Глава 4

Леди Алисия Лоуренс, сидя в ободранной гостиной напротив Стентона, вздохнула.

– Я ела клубничный джем. Иногда я обнаруживаю, что пища, которую я употребляла раньше, вдруг перестает идти мне на пользу. Так случилось с клубникой. Уже через четыре ложки я знала, что это тот самый случай.

Стентон смог разглядеть сожаление на ее лице даже сквозь слой маски.

– Ложки были довольно большие. Не надо мне было так наваливаться, но я уже так давно… – Она покачала головой. Полетели куски засохшей овсянки. – Я вызвала рвоту, надеясь остановить беду…

Какая леди стала бы обсуждать с незнакомым джентльменом такие подробности?

Такая леди есть, скоро понял он. Последовал подробный отчет о ее борьбе со смертоносной клубникой, и вот он уже знал больше, чем ему хотелось бы, об этой болезни.

– Так я оказалась возле уборной «Белой свиньи» и услышала приближающиеся голоса. Как вы можете себе представить, я решила, что лучше мне спрятаться. Там было трое мужчин – я увидела их силуэты в свете фонарей, хотя не могла разглядеть их лица. Один из них раскурил сигару, а двое других не курили. Мне показалось, что они просто хотят покурить, и я приготовилась ждать несколько минут. Мне было очень плохо, и я опасалась, как бы меня опять не вырвало прямо тут, в темноте.

Уиндем наблюдал за ней, пока она рассказывала свою историю, и его замешательство росло. Леди Алисия говорила просто и убедительно, хотя ее рассказ был удивительным. Проблема была не в том, как она излагала историю, и сама история его тоже не потрясла. Что его волновало, так это факт, что он чувствовал себя совершенно слепым… или, вернее сказать, «немым».

Он ничего не мог сказать.

Правда или вымысел, факт или фантазия – он всегда мог это сказать… до этого случая.

Было бы просто обвинить в этом засохшую маску, скрывавшую черты лица, но он видал и худшее. В прошлом мужчины лгали ему, будучи покрыты грязью, кровью и даже угольной пылью, и все-таки Стентону удавалось без труда прочитать правду, написанную на их лицах.

Что она за личность, игнорирующая его способность ставить на колени даже королей? Ее иммунитет к его таланту вынудил его сделать одну вещь. Если она поняла это, то должна была существенно напугаться: теперь он полностью сосредоточился, наблюдая за ней, как ястреб за кроликом.

Леди Алисия продолжила свой рассказ, говорила логично, приводила детали.

– Двое из мужчин, судя по речи, – люди образованные, у одного интонации были как у человека высокого происхождения. Уже одно это удивило меня, ведь рядом такое заведение – «Белая свинья». Другие не называли его милордом, но по тому, как они делали паузы, можно было легко догадаться, что они это имеют в виду. Третий говорил с легким акцентом кокни, было похоже, что он слуга. Без предисловий они начали обсуждать что-то, что мне показалось похожим на план действий. Они говорили о «договоренностях», и «графиках», и «поставке». Я слушала вполуха, потому что к этому времени почувствовала себя еще хуже.

Ее история начинала вызывать волнения в желудке, такое с ним уже случалось. Стентон уже сожалел о том, что так плотно позавтракал.

К счастью, леди Алисия больше не говорила о состоянии своего желудка.

– И только когда кто-то из них упомянул о принце-регенте, поняла, что я слышу, – объяснила она.

Теперь Стентон был начеку.

– Они говорили о приеме в доме лорда Кросса и о предполагаемом присутствии там принца-регента. Они вспоминали, как его высочество отделывается от своей охраны во время таких событий и как можно воспользоваться моментом и приблизиться к нему.

Теперь Стентон был вдвойне обеспокоен. Если то, что она рассказывает, правда, то принц-регент в ужасной опасности.

Если то, что она рассказывает, правда.

Дьявол побери! Его инстинкт никогда не подводил его раньше – но теперь, когда он столкнулся с потенциальной бедой, подвел! Он не мог этого переварить. Спору нет, когда привыкаешь всю жизнь одерживать верх, такое унижение воспринимается вдвойне болезненно.

Но что же здесь может быть правдой? Девушка – известная лгунья. Она живет в этой крысиной норе, в руинах, созданных ею, скучает и, без сомнения, недовольна всем на свете. Только тот, кто отчаянно жаждет внимания и славы, сделал бы то, что сделала она пять лет назад. И это отчаянное желание славы теперь проявилось опять, только на этот раз она пытается втянуть в это дело и его.

Тут еще один вопрос… почему именно его? Ее объяснение, будто он известен как человек широких взглядов, достаточно приемлемо. Одному Богу известно, какую широту взглядов ему пришлось проявить, когда его достойная всего самого лучшего кузина Джейн решила выйти замуж за этого никчемного игрока Этана Деймонта.

Так что для внешнего мира Стентон, вероятно, олицетворяет высшую степень терпимости. И к кому еще обратиться изгою общества, отвергнутому за собственное неподобающее поведение?

Это, конечно, неправда. Стентон не только терпеть не мог такого дурного поведения, он еще и строго осуждал самые малые проявления неправды. Он вырос в доме, полном лжи, существовал в таком болоте неправды и секретов, что поклялся никогда не верить ничему, что он не сможет проверить и подтвердить своими собственными наблюдениями.

Однако ему вряд ли удастся объяснить все этой женщине. Она смотрела теперь на него, ожидая реакции на свою историю.

Проклятие! С каким удовольствием он оставил бы это больное существо, встал и покинул бы эту лачугу без малейшего сомнения в том, что это была всего лишь попытка привлечь к себе хоть как-то внимание высшего общества.

Но он не мог. До тех пор пока остается хоть малейшая возможность того, что сказанное ею – правда, будет халатностью с его стороны не расследовать все досконально.

А он никогда не относился халатно к своим обязанностям.

– Они говорили еще о другом человеке с огромным почтением. «Месье» – так они его называли. Похоже, «месье» готов выполнить план, который они давно вынашивали. К этому времени я слушала уже очень внимательно, будьте уверены. – Она остановилась и сухо закашлялась.

Стентон вспомнил о ее больном горле и встал.

– Позвольте мне позвонить, чтобы подали чаю, – сказал он. Если она пала так низко, это еще не значит, что и он должен отказаться от хороших манер.

Она фыркнула:

– Кому позвонить? Когда мне хочется чаю, я должна сама его себе приготовить.

Расстроенный, Стентон хотел было предложить свою помощь, но, честно говоря, он и понятия не имел, как это делается.

– Тогда, может быть, хотите воды?

Она склонила голову набок и внимательно взглянула на кого:

– Вы принесете мне стакан воды?

– Конечно.

Губы ее тронула улыбка.

– Вы и вправду хотите услышать мою историю, да?

Стентон снова почувствовал, как в нем поднимается раздражение.

– Вы никому не можете разрешить просто помочь вам? Сейчас же покажите мне, где кухня.

Она шумно вздохнула и откинулась в кресле.

– Вниз по черной лестнице и направо. Там увидите странную комнату с огромной плитой и мойкой.

Стентон не потрудился ответить на насмешку, он просто повернулся, вышел из гостиной и через несколько минут вернулся с водой.

– Вот. Я смог найти кухню, стакан и сам накачал воды из колонки.

Челюсть у нее отвисла, когда она автоматически протянула руку за стаканом.

– Э…это была шутка? Разве статуи греческих героев …..в это не верю, – сухо сказала она. – Судя по вашей репутации, никто и не догадывается, что у вас есть чувство юмора.

Интересно. Всего за полчаса Стентон забыл о своей мрачной репутации. Он поклонился:

– Извините. Я постараюсь вас больше не разочаровывать.

Она мелкими глотками пила воду, тихо причмокивая.

– Замолчите, – задыхаясь, произнесла она. – На нервы действуете.

По правде говоря, Стентон и сам себе немного удивлялся. Обычно он ощущал себя более собранным, особенно когда расследовал какое-нибудь дело. Она заметно выводила его из себя.

– Если вы достаточно хорошо себя чувствуете, то мне очень хотелось бы дослушать историю до конца…

– Слишком много слов, – прервала она его. – Скажите просто: «Продолжайте».

Стентон кивнул, скрывая улыбку:

– Продолжайте. Пожалуйста.

Она нахмурилась. Маска у нее на лбу треснула.

– Мамочкин сыночек. – Она снова сделала маленький глоток и отставила стакан. – Двое мужчин отказались участвовать в деле, считая план слишком опасным. Коренастый мужчина заявил: «Ублюдок со шрамом будет рад любой премии, какую Наполеон заплатит ему, но это не значит, будто я готов умереть за это». Потом они прошли мимо моего укрытия, где я сидела согнувшись, и скрылись из виду. Когда я снова выглянула, аристократ, видимо, снова вошел в пивную – во всяком случае, мимо меня он не проходил.

– Никаких имен не называли? Вы не догадываетесь, кто это мог быть?

Алисия бросила на него насмешливый взгляд:

– Ах, извините. Мне нужно было подойти и спросить их имена?

– Как вы можете описать их внешность? Это были крупные мужчины или маленькие?

Химера был, как известно, невысокого роста, хотя все остальные свои признаки ему удавалось маскировать. Алисия искоса взглянула на него.

– Этого я не рассмотрела. Аристократ был в плаще с капюшоном и держался в тени. Мужчина с сигарой был довольно полный, а парень кокни – нет.

– А что насчет одежды? Было что-нибудь особенное в их одежде?

Она вздохнула:

– Было слишком темно. Единственные признаки, которые я помню, – это запах табака полного мужчины и голос аристократа.

Табак? Это прекрасный ключ к разгадке. Многие джентльмены заказывают у табачника специальные смеси, индивидуальные, как их имена. Если бы он мог принести ей разные сигары на выбор…

– А что относительно этого предполагаемого аристократа? Что такого особенного было в его голосе?

– У него в произношении был какой-то особый извив.

– Вы можете воспроизвести эту особенность?

Она покачала головой:

– Я ужасно неумелая актриса. Я только ввела бы вас в заблуждение. – Она пожала плечами. – Я смогла бы узнать его, если бы услышала снова, но правильно описать его произношение я не могу.

Стентон испытал раздражение. Это был не только лучший ключ ко всему делу, но инстинкт говорил ему, что «месье», о котором говорили заговорщики, был не кто иной, как сам Химера.

Враг государства снова принялся за дело… и эта грубая, необщительная, незаметная чокнутая с ее испорченной репутацией стала для «Королевской четверки» лучшей и единственной надеждой захватить французского шпиона-виртуоза, который всем им стоил так дорого.

Если бы только Стентону удалось найти аристократа, работающего на Химеру.

«Я смогла бы узнать его, если бы услышала снова».

Если бы он мог вернуть ее назад в высшее общество…

Стентон отсутствующим взглядом смотрел на нее, а перед его мысленным взором разворачивались сцена за сценой.

Она внимательно посмотрела на него:

– О чем это вы думаете? Я слышу отсюда, как крутятся шестеренки у вас в голове.

– Должен же быть способ вернуть вас снова в светское общество, где вы могли бы помочь опознать аристократа из числа заговорщиков.

– О, мне надеть мое лучшее платье и встретиться с вами на ближайшем приеме? – Она пренебрежительно пожала плечами. – Я не могу выглядеть как полагается, и вы сами это знаете.

– Может быть, вы сможете изобразить прислугу?

Она покачала головой:

– Меня могут узнать. Откройте справочник благородных фамилий, и вы найдете там мой портрет.

– Вы могли бы отправиться на прием к лорду Кроссу с лордом Уиндемом.

Оба, и Алисия и Стентон, обернулись и, к своему удивлению, увидели Милли. Она сидела в кресле у двери, опираясь на палку.

Брови лорда Уиндема грозно нахмурились.

– Когда вы вошли в гостиную, мадам?

– Ах! Я тут уже целую вечность. Но не волнуйтесь, милорд. Я уже слышала эту историю. Это именно я подсказала миледи написать вам письмо. – Лицо Милли довольно сморщилось. – Как вы повеселитесь, миледи! Вы снова будете королевой бала!

Алисия искоса взглянула на лорда Уиндема, наблюдая за его реакцией. Он уставился на Милли с ужасом в глазах.

– Она шутит, – поспешила сказать Алисия. – Она сумасшедшая. В маразме. Действительно, она сейчас начнет смеяться.

Выражение ужаса исчезло с лица лорда Уиндема, оно стало задумчивым.

– Это могло бы сработать.

– Нет. – Алисия, как бы защищаясь, выставила вперед обе руки. – Совсем нет.

Он встал, низко поклонился.

– Миледи, не окажете ли вы мне честь стать… – Он остановился.

Алисия вжалась в спинку кресла, глядя на него смущенно, подавляя ужас. Выражение ужаса привело к тому, что маска на ее лице стала крошиться и падать, оседая на корсаже ее безобразного платья. О Господи! Должен же быть и другой путь.

Он любит свою родину больше жизни, но…

Он откашлялся.

– …честь стать моей любовницей?