В январе было столько дел, что ни у кого не оставалось времени ни на что, кроме работы. Пьер все дни напролет проводил на ферме и в мотелях, хотя Шарли и Леони взяли на себя обязанность помогать ему, радуясь, что можно подработать дома, а не искать временную работу в Акароа.
Марго нравилось, что в этом маленьком сообществе все делается вместе. Пьер и Франсуа дружно трудились на ферме Росиньолей и в Патридж-Хилле, используя общие сараи, инструменты и трактора. Пьеру помогали студенты из Линкольн-колледжа, а Жюстин и миссис Грендон великолепно справлялись с приготовлением пищи.
У Марго было полно дел в музее, а мадам совершенно расцвела, выглядела намного моложе и настояла, что сама будет водить посетителей в те дни, когда Франсуа, решив, что иногда надо отдыхать, отвозил всю семью искупаться или посмотреть спуск судна на воду. Фрэнсис Бодонэ поговаривал о том, чтобы в следующем году построить пару коттеджей для туристов между ручьем и холмом.
Марго и Мари высадили множество желтых и лиловых ирисов, а также фиалок, примул и подснежников. Это была идея Пьера, он считал, что гостям необходимо предоставлять не только отличное жилье, но и окружать их красотой.
Подавая Пьеру огромную стопку белья, которое выгладили Шарли с Леони, Марго спросила:
— Пьер, ты будешь по всему этому скучать, когда приедут твои родители и тебе придется вернуться к фермерству?
— Как хорошо ты меня знаешь! — усмехнулся он. — Да, я буду скучать, но, скорее всего, к нам переберутся из Хокс-Бей моя сестра Тереза с мужем. Они-то и будут присматривать за фермой, так что я смогу делать все, что мне заблагорассудится.
Будто огромная рука сжала ее сердце, и Марго быстро спросила:
— Ты собираешься вернуться в Англию?
Должно быть, голос выдал ее смятение, потому что Пьер бросил на нее проницательный взгляд и насмешливо произнес:
— А тебе будет жаль меня, мой единственный враг?
Марго покраснела и поспешно начала оправдываться:
— Просто я ненавижу перемены, а мы уже привыкли, работать вместе. Как одна большая семья. Вот и все.
— Разве так уж обязательно разочаровывать людей? Почему бы тебе не признаться, что ты будешь скучать без меня?
— Пьер, прекрати! — Марго прижала ладони к пылающим щекам. — Ты меня смущаешь.
— Приятно это слышать, — рассмеялся Пьер. — Куда же девалось твое хладнокровие!
Пьер взял у нее из рук стопку наволочек, на мгновение удержав ее ладони в своих. Марго попыталась мягко высвободить руки:
— Отпусти, Пьер, хватит говорить глупости.
— Ты считаешь, что должна держать дистанцию? Отлично.
— Отлично? Что ты хочешь сказать?
— Что ты наконец заметила, что я мужчина. Думаю, Джонатан уже перестал быть единственной звездой на небе.
Марго швырнула в него белье, села в свой «мини» и нажала на стартер. Машина не тронулась с места. Пьер положил белье на скамейку, открыл дверцу и нежно сказал:
— Марго, милая, машина заведется, если ты повернешь ключ в замке зажигания.
Он повернул ключ, легко поцеловал ее в щеку, захлопнул дверцу и исчез в мотеле, даже не оглянувшись. Марго чуть не рассмеялась. На Пьера невозможно сердиться, но ей следует быть осторожнее. Возможно, у человека, с которым так обошлась Лизетт, развился комплекс, и теперь он хочет разжечь в ней любовь, а потом бросить. Что ж, опыт учит осторожности и мужчин, и женщин, и она больше ни за что на свете не станет страдать так, как страдала из-за Джонатана.
Февраль оказался самым лучшим месяцем. Туристы приезжали без детей, потому что начались занятия в школах, в основном это были молодожены или пожилые пары. Каждый день школьный автобус отвозил Леони в Акароа, а Шарли с Бриджит переселились на квартиру в Крайстчерче.
— Пьер, может, у меня разыгралось воображение, но мне кажется, что у местных тополей ветви растут более перпендикулярно, чем в Англии.
— Совершенно верно, — подтвердил он. — Наши тополя выглядят так, словно их подстригли. Возможно, все дело в почве. А ты заметила, что в Англии нарциссы цветут дольше? У нас слишком много солнца и ветра.
— Я приехала сюда, когда нарциссы почти отцвели, так что у меня не было возможности сравнить. Кстати, помнишь ту дубовую рощу недалеко от детского домика на дереве? Туристы обожают там гулять. Ты не думал посадить там крокусы, нарциссы и колокольчики? Старая миссис Форсайт из Акароа говорит, что может дать свои. Ты, я и Жюль могли бы заняться этим. Франсуа сказал, что их надо сажать до конца марта.
Пьер взглянул на Марго в ее ярко-розовом халате с черными узорами, который она носила в музее, и сказал:
— Подумать только! Когда-то я был вне себя, обнаружив тебя здесь!
— Давай больше не будем об этим. Я сейчас очень занята, чтобы спорить.
— Не только спорить, мисс Честертон. Слишком занята, чтобы поехать со мной в театр в Крайстчерче. Разве не так? Думаю, ты просто боишься.
— Боюсь? Чего?
— Больше пятидесяти миль в темноте рядом со мной. Боишься, что я попытаюсь тебя поцеловать.
Марго быстро опустила глаза:
— Я не боюсь…
— Не лги, Марго. Я все равно тебе не поверю. Но тот факт, что ты боишься оказаться со мной наедине, означает, что ты наконец-то начинаешь забывать Джонатана.
Марго промолчала, и Пьер продолжал:
— Скоро я попрошу тебя доказать мне, что Джонатан больше ничего для тебя не значит.
Марш быстро повернулась и поднялась в мансарду. Она услышала, как Пьер рассмеялся, и порадовалась, что мадам не было рядом. Марго подошла к окну и увидела: он оперся рукой об ограду и перескочил через нее. Зачем, ведь ворота открыты? Вероятно, чтобы сжечь энергию, как сказала однажды Жюстин, рассказывая о его детстве. Она следила, как он быстро шагал по прибрежной полосе, насвистывая какую-то мелодию.
Марго не решилась анализировать свои мысли, но знала одно: она счастлива, и поиски отца отошли на второй план. И тут ей вспомнилась мелодия, которую насвистывал Пьер. Это была песня Роберта Бернез «Моя любовь, словно красная роза». Слова, которые ее отец написал на поздравительной открытке для своей жены Лоры, которая умерла, не успев сказать, что любила его и собиралась к нему уехать. И он живет где-то здесь, возможно всю жизнь неся в душе груз вины, считая, что, не будь он таким непреклонным Лора была бы жива. Тяжело нести такое бремя — он должен узнать правду. А она, его дочь, уже начала думать, что ее поиски не имеют смысла, потому что мужчина со смеющимися глазами встал у нее на пути и не хочет сказать, откуда начинать поиски, в какую семью прибыл из Канады человек по фамилии Найтингейл.
И вдруг Марго подумала; да, вначале Пьер был враждебно настроен по отношению к ней. Но теперь все изменилось. Почему бы, воспользовавшись подходящим моментом, не спросить его, где и когда он слышал о Франсуа Найтингейле. Не исключено, что Роксанна все ему рассказала, тогда он может знать это имя. А потому торопиться не следует. Пьер обладает проницательностью мадам. Один намек на то, что она использует его, и он замкнется в себе, а его гнев обрушится на голову Марго. Поэтому, когда семья обсуждала предстоящий церковный концерт в Крайстчерче и Пьер сказал: «Я с удовольствием пойду, хочется услышать пение детей, и возьму Марго», она тут же согласилась.
Пьер немного удивился и перед уходом, когда Марго готовила на кухне чай, предупредил:
— Послушай, не вздумай сказать, что с нами поедет кто-то еще. Я тебя знаю.
— Я и не собиралась этого делать, — безмятежно ответила Марго. — Разве я могу диктовать тебе, кто поедет в твоей машине?
Однако на следующий день появилась Шарли — накануне их неожиданно отпустили из колледжа, и теперь ей предстояло возвращаться обратно. Глаза Марго лукаво сверкнули, когда Франсуа произнес:
— Шарли, тебе повезло — у Пьера есть место в машине. Они с Марго едут в город.
— Ты довольна? — тихо прошептал Пьер. — Но уж домой-то мы поедем одни.
Но тут он ошибся. Марго тоже была расстроена — им редко доводилось оставаться вдвоем. Если в перерыве между встречей посетителей музея, гостей в мотеле и работой на ферме она попросит: «Пьер, я так хочу найти своего отца, хочу просто взглянуть на него, прошу тебя, скажи мне, кто он», он наверняка ответит отказом. Нет, он должен сказать это сам, и сегодня она сделает первый шаг, а через несколько недель Пьер, возможно, все ей расскажет.
— После концерта мы отвезем Шарли в ее квартиру. — Он быстро взглянул на Марго, ожидая возражений, и был удивлен, когда она молча опустила глаза. — Значит, ты больше не носишь траур? Все происходит так, как я предсказывал?
— Скажем, я уже не оглядываюсь назад, хотя не понимаю, что тебе за дело до Джонатана.
— Марго Честертон! — Пьер презрительно взглянул на нее. — Для меня это очень много значит.
— Ты рискуешь, Пьер. Другая девушка могла бы принять это за предложение. Советую тебе быть осторожнее.
Его глаза сверкнули.
— Марго, когда я сделаю девушке предложение, у нее не останется сомнений на этот счет. Но кому хочется идти на свидание с девушкой, которая в глубине души вздыхает по другому?
— Тогда почему ты выбрал меня? Ты бы мог найти девушку, которая будет с восхищением ловить каждое твое слово.
— Как кто, например?
— Ну как Бриджит хотя бы.
— Бриджит? Ты сошла с ума! Я для нее все равно что дедушка. Мне тридцать лет, а ей сколько? Семнадцать?
— Семнадцатилетние девушки обожают мужчин старше себя, — хихикнула Марго. — Ты разве не знал?
— Первый раз слышу. Теперь ты видишь, что я не типичный француз, за которого ты меня принимаешь. Может, поэтому тогда, я Англии, ты решила, что твой отъезд не будет иметь для меня никакого значения? Что ты всего лишь одна из многих других?
Значит, он все еще таит на нее обиду. А зря.
— Именно так я и думала. Мы встретились случайно, Пьер. И ты знаешь, тогда у меня были другие планы — и личные, и деловые.
— Черт возьми! Опять мы вернулись к Джонатану!
Пьер схватил тарелку с пирожными и выскочил из-за стола, забыв о Гортенз, которая в это время терлась о его ноги. Через мгновение Пьер уже лежал на полу, а крем и желе разлетелись во все стороны. Марго не могла удержаться от смеха. Вся семья бросилась в кухню и замерла в дверях. Гортенз в это время, блестя зелеными глазами, жадно лизала крем. Пьер сел, его жилет весь был заляпан кремом.
— Проклятая кошка! Вечно она путается под ногами. А во всем виновата ты. Марго!
— Правда? Каким же образом?
Пьер, не обращая на нее внимания, поднялся, Жюстин принялась вытирать скатерть, а Франсуа начал раскладывать крем на те пирожные, что еще остывали на подносе.
Говоря о своих планах. Марго имела в виду не Джонатана, а своего отца. Пьер мог понять ее переживания по поводу Джонатана, но только не ее желание отыскать отца. Неужели до него не доходит, насколько ей это важно? Что ж, она вступила в игру и будет ее продолжать, чтобы развязать ему язык и заставить сказать все, что ему известно. И к тому же… к тому же флирт пришелся ей по вкусу.
Марго оделась особенно тщательно, и Шарли высоко зачесала ей волосы, украсив бриллиантовой заколкой мадам.
— Детям нравится, когда зрители нарядно одеты. Тетя Элиза, когда у нас будет бал в честь окончания туристического сезона, Марго должна одеться Марией-Антуанеттой. Посмотри, как ей идет высокая прическа!
— Верно, милая, я тоже об этом думала. На ней должно быть парчовое розовое платье с кружевной нижней юбкой и золотые туфельки. И конечно же черная бархатная маска. На щеку мы приклеим тебе мушку. Кстати, у меня есть и подходящий веер.
— Это будет большой праздник? — заинтересованно спросила Марго.
— Очень, гости приедут лаже из Крайстчерча. Дорогая, тебе ужасно идет эта алая юбка. Кажется, она вполне современная, но на тебе все вещи сидят так элегантно, будто они вышли из другой эпохи.
— Согласен, — послышался голос Пьера, — и эта элегантность французская.
Марго почувствовала, что ее щеки заливает краска, и пожала плечами.
— Похоже, вы все мне льстите, — со смехом произнесла она и взяла плащ и сумочку.
Стояла великолепная ночь, и золотой диск луны отражался в море.
— Когда вернемся домой, луна будет уже высоко и станет серебряной, — заметил Пьер.
— А ты, наверное, рад, что домой вы поедете без меня? — лукаво спросила Шарли.
— Очень. Бухта Росиньоль место для встречи с девушкой один на один, а не в сопровождении третьего лица, — не стал спорить Пьер.
Шарли довольно вздохнула, а Марго промолчала.
Концерт состоялся в театре, откуда были видны огни на склонах гор, похожие на светлячков. Церковный хор пел вдохновенно. Это было настоящее волшебство. Пьер легонько коснулся руки Марго. Осторожнее, Марго! Это еще более странный человек, чем Джонатан. И более сложный, возможно, из-за своих смешанных корней: фанатично преданный, непосредственный, склонный к поспешным суждениям, сентиментальный в одних вещих и жесткий и непреклонный в других.
После концерта Пьер потянул Марго за рукав и разочарованно произнес:
— Подумать только! Нам навязался старина Джаспер. Всю дорогу он будет болтать об охоте на китов. Нам придется завезти его к племяннице, чтобы он взял какую-то сумку. Старик в восторге, говорит ему не придется платить за автобус.
Марго не удержалась от улыбки:
— Пьер, он же на пенсии: ты не должен вести себя так, словно он для тебя нежеланный гость. И мне нравятся рассказы Джаспера.
— Ты в любое время можешь пойти в бухту Тикао и послушать их. Марго, обещай мне одну вещь.
— Что, Пьер?
— Что ты приедешь сюда со мной на следующей неделе, мы поужинаем вместе, потом сходим в театр и никому ничего не скажем.
Марго со смехом согласилась.
Они высадили Шарли у начала подъездной аллеи, проводили ее до дверей квартиры. Обратно они возвращались по обсаженной деревьями дорожке. Над их головами склонялись ветви деревьев, в воздухе висел густой аромат цветущих магнолий. На их пути оказался маленький мостик, переброшенный через ручей. Сквозь листву слабо мерцала луна. Пьер остановился и крепко обнял Марго.
— У меня останутся синяки. Ты не знаешь своей силы.
— Я должен быть уверен, что ты никуда не убежишь. — Его губы легко коснулись ее щеки, потом прижались к ее губам.
В этот момент Марго совершенно забыла, что это «подходящий момент». Она была по-настоящему взволнована. Пьер оторвался от ее губ, но по-прежнему не разжал объятий. Она увидела, как в его глазах сверкнула улыбка.
— Даже старому Джасперу не под силу испортить этот миг, — сказал он, и они пошли дальше. — Я думал, что за пятьдесят миль в темноте мы получше узнаем друг друга. Но видно, не судьба. Давай договоримся на вторник?
Пьер сказал, что сначала отвезет Джаспера в Тикао, потом доставит Марго домой, но, когда они оказались в бухте Росиньоль свет в окне мадам все еще горел.
— Должно быть, она не пошла в усадьбу. Мне не хочется оставлять ее одну, Пьер! Она любит горячий шоколад в постели. И уже почти час ночи.
Пьер не возражал. Впереди у них был вторник.
В пятницу Марго была в Акароа у миссис Форсайт. Весь день она поработала в саду, выкапывая колокольчики.
— Мне нравится мой сад, — говорила Маргарет Форсайт. — Надеюсь, что смогу возиться в нем до самого конца. Правда, если я долго копаюсь в земле, у меня начинает болеть спина. Иногда из Крайстчерча приезжает внук, чтобы помочь мне, но я не хочу его затруднять — ему надо учиться.
Марго помогла ей собрать опавшие грецкие орехи и разложила их для просушки на сетке, расстеленной на веранде. Орехи из Акароа славились по всей Новой Зеландии. Миссис Форсайт отправляла урожай со своих шести деревьев на рынок.
— Мне нужны деньги, чтобы платить налоги. Когда Джок был жив, он много извлекал из этого сада: мы оба были на пенсии, а дом постоянно нуждался в ремонте — то надо делать новые рамы, то красить, конца этому нет.
Да, тяжело справляться, когда цены так поднялись, а миссис Форсайт, чувствуется, всегда, была независимой. Марго предложила:
— Может, мне вывезти эту траву на помойку? Пройдет вечность, прежде чем эти сорняки можно будет сжечь.
Похоже, это предложение навело миссис Форсайт на новую мысль.
— Послушайте, в прачечной полно всякого мусора. Может, и для него у вас найдется местечко? — спросила она.
— Конечно. Мистер Росиньоль настоял, чтобы я взяла грузовик. Он сказал, что даже несколько коробок с луковицами займут весь багажник моего «мини». Но позвольте мне самой осмотреть ваш мусор. То, что вам кажется старым хламом, может оказаться настоящим сокровищем для куратора музея!
Марго ехала домой улыбаясь. Ей удалось помочь миссис Форсайт, не обидев ее. Она с нетерпением ждала вторника. И не только для того, чтобы узнать про своего отца. Марго призналась себе, что ей очень хочется пойти на свидание с Пьером.
Но Пьер позвонил в понедельник и сказал:
— Марго? Прости, но наше свидание отменяется. Ничего не выйдет. Хорошо, что я еще не купил билеты.
Марго была разочарована, но постаралась не показать этого:
— Не волнуйся, Пьер, можно пойти и в другой день.
— Это последний день показа. Фильм идет уже давно. Мне надо было сходить раньше. Так хотелось его увидеть.
Марго ждала объяснений, почему не может пойти во вторник. Но ответом ей было молчание. Телефонные разговоры могут свести с ума, потому что нельзя увидеть выражения лица собеседника.
Повесив Трубку, Марго долго смотрела на телефон. Возможно, Пьер все объяснит за ужином. Но за ужином он не появился. Внеся на кухню аппетитный салат, украшенный ломтиками помидоров и дыни, Жюстин сказала:
— Пьер не придет ни сегодня, ни завтра. Похоже, он очень занят.
Марго надеялась, что никто не заметит ее грусти. Но во вторник вечером, после обеда, она не могла унять тревоги. Она помогла Жюлю разложить коллекцию марок, нашла для Леони несколько исторических дат, распутала клубки для Жюстин и проверила несколько цифр для Франсуа, который печально произнес:
— Ненавижу это время года. Приходится готовить отчет для моего бухгалтера. Ты мне очень помогла. Марго. Я закончу через полчаса. Кто-нибудь хочет сыграть в слова?
— Мистер Росиньоль, мне надо кое-что сделать в музее. Не возражаете, если я пойду? Вернусь к ужину. Вы ведь можете сыграть без меня?
— Конечно. Делай все, что хочешь, Марго.
Она вышла через заднюю дверь и обошла террасу, и тут к ней подошел Франсуа с Огастом.
— Этой ленивой собаке пора побегать. Я дойду с тобой до музея.
Марго была в смятении. Она не собиралась идти в музей, ей просто хотелось пройтись, чтобы успокоиться. Но очевидно, Франсуа не хотел, чтобы она одна заходила в темный, пустой дом. Так оно и было. Он шел впереди, зажигая свет.
— Ты выглядишь усталой, — заметил он, взглянув на нее. — Тебе правда нужно работать, милая?
— Не обязательно, но мне хочется.
Франсуа положил руки ей на плечи, повернул к себе и пальцем коснулся ямочки на подбородке.
— Марго, в чем дело? Ты места себе не находишь. Это на тебя не похоже. Мы принимаем как должное то, что здесь ты счастлива, и почти забыли, что до этого у тебя была своя жизнь. Тебя тревожит что-то из прошлого? Знаешь, ты для меня стала такой же любимой, как Шарли и Леони. Можешь рассказать мне, что случилось? Если дело в деньгах?..
— Нет, нет. Дядя Ноэль был достаточно обеспеченным человеком, и я получаю неплохую сумму от сдачи внаем дома в Остерли.
Франсуа вытащил трубку изо рта и пристально взглянул на Марго:
— Ты его не продала? Значит, ты думаешь, что еще можешь вернуться? Мы с Жюстин так надеялись, что ты поселишься здесь насовсем. Даже выйдешь замуж. Что же случилось? Вы поссорились с Пьером?
— Нет, но вы питаете напрасные надежды, мистер Росиньоль, — еле слышно прошептала Марго. — Мы с Пьером совершенно не интересуем друг друга. Не обращайте внимания на Шарли.
— Шарли молчит, как скала, — подмигнул Франсуа. — Мы сами заметили. Не буду совать нос в твои дела, милая. В настоящей любви не всегда все бывает гладко, уж мне ли этого, не знать! Но не принимай все близко к сердцу. Пьер вспыльчив, он может быстро выйти из себя и так же быстро попросить прощения. А примирение бывает таким сладким… Увидимся за ужином, Марго. — Франсуа отечески поцеловал ее, поднял улегшегося Огаста и зашагал прочь.
Марго понимала, что ей необходимо пройтись, чтобы взбодриться. Она выбрала путь через холмы. Физическая нагрузка поможет ей заснуть. Пьер не стоит того, чтобы из-за него не спать по ночам. Марго шла через дубовую рощу, где в субботу высадила множество колокольчиков. Девушка зашла уже далеко, но в этой окруженной морем гавани, где даже ветер был ее другом, она не ведала страха. Свет луны озарял тропинку, усыпанную белыми ракушками.
Вскоре она приблизилась к усадьбе Патридж-Хилл и бросила взгляд на дом. Шторы в гостиной не были задернуты, там горел свет. Она знала, что помощники Пьера уже ушли. Кто же тогда в доме? Марго взглянула в сторону моря, на освещенные окна мотелей. Может, спуститься вниз и попросить кого-нибудь пойти с ней? Но как же глупо она будет выглядеть, если окажется, что кто-то просто забыл выключить свет! В этой мирной бухте невозможны грабители. Да и какие грабители оставят раздвинутыми шторы и включат свет!
Марго бесшумно прошла по лужайке, на цыпочках проследовала по тропинке, вошла во дворик ив освещенном окне, как на экране, увидела: в глубоком кресле перед камином с книжкой на коленях, сидел Пьер Лаверу. Похоже, единственной причиной его отказа от свидания было нежелание ее видеть. Марго ужасно рассердилась и с шумом распахнула дверь. Пьер вскочил, книжка упала на пол.
— Итак, это и есть твое неотложное дело? Жюстин сказала, что ты не придешь к обеду, потому что уезжаешь. Почему ты солгал, Пьер? Почему бы не сказать что ты просто не хочешь сидеть со мной за одним столом? Не знаю, чем я провинилась на этот раз, но позволь сказать тебе: больше никуда я с тобой не пойду, даже если ты будешь молить меня на коленях. Ненавижу непостоянство! Какого черта ты вообще меня позвал и почему не выполнил своего обещания? Это ведь было обычное свидание, которое к тому же назначила не я. Может, ты боишься, что тебя заставят жениться? Неудивительно, что твоя Лизетт так долго колебалась. Ей несказанно повезло! Интересно, что такого я натворила, чтобы так оскорбить ваше высочество?
Пьер нисколько не смутился. Холодное и презрительное выражение его лица не изменилось.
— Неужели ты не догадываешься? Впрочем, ты не могла предугадать, что я все выясню. Так? Отвечай же мне!
— Отвечать?..
— В этот раз даже ты не сможешь найти оправдание, — гневно проговорил Пьер. — Ты провела меня в первый раз. Но знай, сейчас у тебя ничего не выйдет. Больше всего на свете ненавижу лжецов.
Гнев Марго погас, она удивленно смотрела на Пьера. Это еще больше разозлило его — он не кричал, а чеканил каждое слово:
— Думаю, ты этого не предполагала, но вчера утром я побывал у Мег Форсайт. После того как ты рассказали мне, как ей тяжело живется, я заехал к ней узнать, не надо ли ей помочь с дровами или починить изгородь. И она мне рассказала.
— Что рассказала?
Пьер презрительно махнул рукой:
— Опять пытаешься изобразить из себя невинность? Или тянешь время, чтобы придумать оправдание? Ладно, тогда я скажу тебе миссис Форсайт рассказала, что ты скупила у нее множество антикварных вещей за семьдесят пять долларов. Если ты заплатила такие деньги, то, вероятно, почувствовала выгоду. Наверное, эти вещи стоят в десять раз больше, особенно в Англии!
Марго пыталась что-то сказать, но не могла. Злость на лице Пьера сменилась усталостью и отвращением.
— Как ты могла? Впрочем, какая теперь разница? Ты просто лгунья и даешь обещания не моргнув глазом. Но завтра ты вернешь мне все эти вещи, а я заплачу тебе семьдесят пять долларов! Не знаю, как я смогу возвратить их Мег, но уверен в одном: ни ты, ни Роксанна Гиллеспи не получите ни цента. Завтра! Ты слышишь? И если ты не вернешь их мне, я расскажу все Росиньолям, которые считают тебя ангелом, а потом пойду в их дом и верну эти вещи.
Марго побледнела:
— Ты пойдешь и заберешь их сейчас. Сию минуту. Не завтра. И они не в доме Росиньолей. Они в старом сарае за гаражом Франсуа.
— Понимаю! — Пьер презрительно усмехнулся. — Ты не осмелилась отнести их в музей, потому что мадам, даже если она души в тебе не чает, никогда не позволит, чтобы вещи пересекли границу Новой Зеландии. Значит, ты их спрятала? Ладно, идем.
— Да, спрятала. А если ты не пойдешь, я сама притащу эти проклятые вещи и швырну их тебе в лицо!
— Есть одно преимущество: когда ты выходишь из себя, то начинаешь говорить правду.
— Верно, и если тебе не понравится эта правда, Пьер Лаверу, то я не виновата! Ты сам напросился.
Они молча спустились по склону холма. Марго споткнулась о корень, но Пьер не сделал попытки помочь ей, что вызвало у нее новый прилив ярости. Когда они подошли к сараю, Марго распахнула дверь, включила свет и указала на дальний угол, где несколько мешков укрывали груду каких-то предметов:
— Вот! — сказала она, — сокровища Форсайтов под ними.
Глаза Пьера превратились в две черные щелки, голос звучал язвительно.
— Конечно же спрятала, чтобы потом незаметно вывезти. — Он отбросил мешки в сторону и замер. Перед ним лежали: старая медная жардиньерка, мраморные часы без циферблата, набор ржавых каминных приборов, скребок, отвратительная желто-голубая ваза с изображением пустыни, деревянная форма для масла, треснувшая посередине, и переносная плита.
Пьер уставился на Марго. Она с вызовом встретила его взгляд. Наконец он обрел, дар речи:
— Ты заплатила миссис Форсайт семьдесят пять долларов за этот хлам? Я не понимаю…
— Ты никогда не понимал. Тут уж ничего не поделаешь, Пьер Лаверу. Ты всегда хотел верить, что я хуже, чем есть на самом деле. Поэтому и решил, что я ограбила старушку.
Пьер беспомощно переводил взгляд с мусорной кучи на Марго:
— Но почему? Почему?..
— Наверное, я покажусь тебе самодовольной, но только мне приятно было сделать доброе дело. Миссис Форсайт очень независима. Ее дочь вдова и не может помогать ей деньгами. Ей всегда было нелегко содержать дом, а теперь цены вновь поднялись. Я объяснила ей, что смогу найти покупателей на эти вещи, что они могут попасть в какой-нибудь колониальный музей, что я продам их для нее, и выписала eй чек. — Марго вскинула голову. — Надеюсь, ты не сказал ей, что ее обманули? Когда я уходила от миссис Форсайт, она была счастлива. Она может заплатить по счетам и кое-что оставить, себе, не трогая денег от продажи орехов!
Лицо Пьера изменилось. Он подошел к Марго и взял ее за руки.
— Марго, какой же я идиот! Милая, я беру все свои слова обратно. Думаешь, у нее еще есть подобный хлам? Я могу помочь? Слушай, если хочешь, разбей эту печку о мою голову, но только не стой и не смотри так на меня. Я раскаиваюсь… — Пьер со смехом наклонился и поднял тяжелую печку.
Но Марго посмотрела на него с презрением:
— Пьер, ты зря тратишь время. Поставь печку на место. Это единственная вещь, которую можно использовать. Когда-нибудь я воссоздам кухню колониального периода, и эта печка мне пригодится. С меня хватит. Ты так и не сумел преодолеть своего недоверия ко мне. Что ж, оно взаимно. Я больше не верю тебе. Будем встречаться, как обычно, у Росиньолей, чтобы они ничего не заподозрили, но больше я не желаю иметь с тобой ни каких дел. — В дверях Марго обернулась. — И не называй меня «милой»! Это могут позволить себе только мадам и мистер Росиньоль.